Черные полосы

Настасья Карпинская, 2020

Это не любовь… Не страсть… Это даже не болезнь… Это мое персональное безумие… И я без капли страха, не сомневаясь ни секунды, шагаю в него уверенно. Сгораю, словно в лихорадке, от болезненного невыносимого желания. Ибо, если и взлетать, то стремительно, а если падать, то феерично и с треском.Содержит нецензурную брань.

Глава 7

− Привет, мой хороший, — мама, как обычно, зачем-то вышла во двор, как только увидела в окно мою машину. − Ты зачем так поздно? Темнеет уже рано.

− Мам, как ты? — выйдя из машины, приобнял её, направляясь к дому.

− Хорошо. Данька заезжал вчера, продуктов зачем-то привёз. Я бы и сама сходила. Зачем ты его гоняешь?

− Не надо тебе сумки таскать тяжёлые. А ему полезно, хоть делом занят будет.

− Ну, какие же они тяжелые. Что мне много надо? Булку хлеба и молока пакет, а остальное-то всё есть. Ты мне весь холодильник забил продуктами. Зачем, Андрюш? Тратишься так. Я же одна столько не съедаю, потом всё на помойку. Жалко ведь.

− Глупости не говори, нашла траты. Как здоровье?

− Хорошо всё, не беспокойся. Лучше расскажи, как у тебя, как на работе? — мама уже поставила тарелку с домашними булочками на стол и принялась разливать по чашкам чай.

− Мам, я знаю, что у тебя давление высокое было на днях, — всё скрывает, ничего не говорит. Приходится всё у её подруги, тети Сони, вынюхивать: и про давление, и про скорую в субботу, и про то, что колено опять беспокоит.

− Ну, что ты прицепился к моему давлению? Оно в моём возрасте у всех высокое. Таблетки пью, что врач прописал. Всё у меня хорошо. Кушай.

− Где тонометр?

− Андрей, ну, прекращай, — покачав головой, нашёл тонометр и усадил её рядом. Давление, и правда, было в пределах нормы.

− Видишь, всё хорошо, ты зря волнуешься, — за чашкой чая мама делилась своими новостями, рассказывала про подруг, спрашивала про работу.

− Мам, давай дом продадим, тяжело же уже, — очередной раз предложил в контексте разговора. Пытался пробить её броню и уговорить на переезд. − В квартире полегче будет. Купим рядом с моей, там и поликлиника, и сквер. Всё в шаговой доступности: магазины, рынок, всё, что твоей душе угодно.

− Андрей, мы с тобой это не раз обсуждали. Пока руки, ноги работают, ни в какую квартиру я жить не пойду. Этот дом твой отец строил. Это память о нём. Да и привыкла я на земле жить. Что я буду в этих ваших скворечниках делать? Тут вон, помидорки, рассада, цветочки. А там что? Пыль, грязь и коробка бетонная. Туда только, если помирать.

− Мам, ну сколько можно?

− Всё, Андрей. Я это обсуждать больше не буду. В этом я не уступлю. Ты мне лучше скажи, ты в пятницу заедешь? — в пятницу будет мой день рождения, который я не очень-то люблю отмечать. Но к матери в это день приезжаю обязательно.

− Конечно. Только ты не готовь ничего. Я всё привезу с собой, — предупредил сразу, а то опять полдня на ногах у плиты проведёт.

− А котлетки или курочку в духовке? Не надо меня совсем бесполезной делать.

− Мам, ну перестань. Ты самая нужная, полезная и любимая женщина в моей жизни, — протянул руку, накрыв её ладонь.

− Сынок, когда ты женишься? Внуков хочу застать, — если я упорствовал с переездом, то её вечной темой была моя женитьба.

− Мам… − она прервала меня, сжав мою руку.

− Послушай меня. Я же понимаю, что возраст уже поджимает, не девочка я давно, да и тебя поздно родила. Бог так дал. Дал бы ещё внуков застать, понянчить хоть чуть-чуть, — маме было шестьдесят девять, и я прекрасно понимал, что все эти разговоры− это возрастное. Но от них мне дурно становилось до липких ладоней. Сижу тут взрослый, здоровый мужик, а меня от разговоров матери крутит. — Ну, не вечная я, Андрюш. Не тяни, сынок.

− Мам, ну что мне любую хватать и в постель тащить? Ну, что ты, честное слово.

− Ну, всё, не заводись. Но подумай, а то всю жизнь бобылем проходишь.

Мать была всегда деятельной, активной, живой, но со смертью отца её неиссякаемая энергия стала медленно затухать. Пять лет прошло, а мне кажется, она всё там, в том дне, в последнем дне его жизни. Наблюдать, как силы постепенно покидают родного и дорого для тебя человека, как тускнеет её взгляд, было невыносимо. Постоянно уезжал из этого дома с тяжёлым сердцем, и сегодняшний день не стал исключением. Попрощавшись с мамой, сел в машину и направился в клинику. Работа отвлекала. Помимо управления и административных дел, я всё ещё активно занимался практикой. Брал по максимуму, забивая график плановыми и внеплановыми операциями. Хороший хирург− это практикующий хирург, в какой бы специализации он не работал. Это было вбито в подкорку ещё во время учебы в медакадемии, и я был с этим полностью согласен. Можно отлично знать теорию, но хорошим специалистом ты при этом не станешь.

Всё ещё находясь мыслями в доме матери, переоделся, накинул халат и пошёл в ординаторскую, принимать дела на ближайшие восемь часов. Заодно олухам своим лещей раздам за про*бы.

***

Утром сев в машину, обнаружила на заднем сиденье незнакомую папку с документами. Приоткрыв её и пробежав глазами по первому листу, поняла, что это Ширяева. Какие-то доки по медицинскому оборудованию. Так как начало дня меня уже не впечатлило, матерясь, свернула на парковку клиники. Объяснила администратору, что я знакомая их начальника, и мне бы лично увидеть его персону. После телефонного звонка, наконец, была допущена в святая святых, и даже вооружилась тайным знанием номера его кабинета. Ну, а что? Надо же себе настроение поднять. Сейчас Ширяева потроллю, и на работу ехать можно со спокойной душой.

− Доброе утро, Андрей Степанович!

− О, исчадие ада пожаловало. Зря только на свечи в церкви потратился, — улыбка тут же расплылась на его небритом лице.

− Не помогло, да? — села напротив его стола, закинув ногу на ногу, отмечая, как Ширяев тут же скользнул взглядом по моим ногам в чулках. Вот же, тварина похотливая.

− А что поможет? Святая вода?

− Нет.

− Распятие?

− Нет

− Осиновый кол?

−В ж*пу себе его запихни, хоть будет чем тебе заняться целый месяц.

− Почему месяц?

− Занозы вытаскивать будешь.

− Научись меня не цеплять, а то я тебе в попу кое-что другое запихну, и уже нам двоим будет чем заняться.

− Фу, Ширяев, озабоченная ты скотина. Моя попа не создана, чтобы туда что-то пихать. Там другой физиологический процесс предусмотрен, обратный впихиванию, − Андрей, проведя ладонью по лицу, то ли заржал, то ли простонал.

− Чего припёрлась?

− Сказать, старче, что тебе не только от ревматизма надо таблеточки пить, но и от деменции. Ты свою папку с доками в моей машине на заднем сиденье забыл, — протянула её Андрею.

− Спасибо. Кланяться в ноги не буду. Можешь не ждать, — улыбаясь, отложил документы в сторону. Выглядел он уставшим настолько, что даже ирония сегодня была слабой, и не бесила, как обычно.

− О чём ты, дорогой? У тебя сразу перья твои павлиньи из ж*пы бы выпали. Я даже не рассчитывала на это. Мне вот интересно другое, с чего бы это твоя забывчивость? Это подкат такой идиотский? Или просто соскучился? Так сказать, чтобы чаще виделись.

− Упаси, Боже. Завтра ещё раз в церковь зайду: свечей поставлю, Псалом куплю, и соли на порог насыплю. От нечестии, говорят, помогает.

− Мелом круг начерти вокруг клиники и Библию почитай.

− Поможет?

− Нет. Но я бы на это посмотрела, вместе с врачами из психбольницы,− улыбнувшись, поднялась. — Поехала я. Пора нести в мир п*здюли и оплеухи, а то, кроме меня же, некому.

− На каком кругу ада ты работаешь?

− Иногда возникает чувство, что на самом еб*нутом.

− Баева, — окликнул меня у самой двери. Обернулась. — Спасибо за документы.

− На здоровье. А таблеточки для памяти всё же попей.