137 чудес маленькой истории. Возможно ли будущее?

Наруто Руссо

Двое не совсем обыкновенных братьев в ходе социального эксперимента переезжают в закрытый город – Джянховет, в котором они заводят друзей, учатся в школе, веселятся и отдыхают, но, самое главное и грустное, вырастают. Мир «снаружи» тоже меняется. Порой мелочи влекут за собой значительные последствия.

Глава 3. Я завещаю

Город Джянховет располагался в удивительном месте. По лазурному небу плыли белые корабли, бросая тени на пряничные домики. Большое приветливое солнце обнимало закоулки и широкие дороги, ласкало скамеечки и смеялось вместе с зелеными деревьями. Небольшие автомобили, но, в большинстве своем, велосипеды и скутеры гудели по городу, наполняя его негромким жужжанием колес. Из открытых окон, особенно по утрам, звучал бодрый голос радиоведущего местной станции. Ставили музыку на заказ и передавали срочные сообщения горожан. Кофейни на первых этажах домов благоухали. Каждое утро в небольших магазинчиках меняли яркие объявления на доске для мелков под вывеской. А тяжелая работа тянулась вдоль всего побережья. Начиная с парка развлечений, где вечно шумные дети считали себя непобедимыми, заканчивая огромной фабрикой, где сильные мышцы надрывались, а с тела бежал пот. От океана тянуло морозной свежестью. Ветерок, прилетающий далеко изо горизонта, щекотал.

Мисс Торо работала учительницей начальных классов. Ее длинный пушистый хвост вечно волочился за ней. Рыжая кошка, персидской породы, средних лет. Она носила круглые очки, а летом непременно надевала соломенную шляпку с маленьким голубым цветочком на ленте. Мисс Торо любила читать романы эпохи Возрождения. Особенно в свободные вечера, когда все тетради проверены, отчеты заполнены. Таких, к сожалению, выдавалось немного. Ни мужа, ни детей у нее не было. Родители тоже давно сгинули. Она приехала одна, зацепилась за кем-то. Так и устроилась сама по себе. Друзьями не обзавелась, уделяла время себе. Перед выходом мисс Торо обязательно брызгалась старыми французскими духами. Она накидывала легкий шарфик нежно-голубого оттенка, брала тяжелую сумку с работами учеников и неслась на всех порах на работу. В начальной школе только кажется, что легче. На самом же деле, все куда сложнее! Стоит один раз опоздать — выговор от родителей. Не дай бог, если вдруг на праздник вне школы придешь в излюбленном вечернем платье — а если увидят! Но мисс Торо не жаловалась. Она любила свою работу, да и дети ее обожали. Без реверса жизнь была бы скучна.

В один из свободных вечеров — это выпало как раз на конец учебного года, повсюду цвели растения, детишки уже умом отдыхали, а отчеты ждали начала лета — мисс Торо решила приготовить лимонад. Летом она всегда его готовила и потом засиживалась, слушая радио, на веранде, думая о своем. Заглянув в холодильник, мисс Торо разочарованно вздохнула. Лимонов не было. Только лед завалялся в морозилке, да пару мелких рыбок. Она в разочаровании хлопнула дверцей и уже пошла в прихожую. Впрыгнула в туфельки и посмотрела на себя в зеркало. Длинные усы тянулись в стороны, приятный рыжий светился на солнышке. Шляпка сидела идеально. Торчали ушки, по полу довольно возился хвост.

Вдруг зазвонил телефон. Трубка подпрыгивала. Мисс Торо рванула в гостиную. Рядом с креслом, на небольшом кленовом столике стоял домашний телефон нежно-зеленого цвета. Крученный провод уходил вниз, как хвост, тянулся далеко-далеко. Мисс Торо взяла трубку.

— Мисс Торо! — позвал ее взволнованный голос. — Мисс Торо!

— Да-да, я вас слушаю!

— Ваш ученик! Филип! Который остался после уроков!

— Как остался? — сердце пропустило удар. — Опять? И мне ничего не сказали?

— Ну, вы уже ушли. — Волнение в голосе на том конце провода становилось менее резким. — Ученики тоже. А этот вернулся и разбил горшок на крыльце! На глазах директора!

— Ох, Филип… — мисс Торо вздохнула и упал в кресло, протягивая лапы в стороны. Шляпка покосилась и упала на глаза, но это уже было не важно. Чип начал колоться в виске, и мисс Торо поправила его. иногда такое случалось. Их предупреждали об этом: вначале могут быть трудности.

— Так вот, мисс Торо, вы слушаете?

— Да-да, я вас слушаю, — уже менее оживленно ответила мисс Торо.

— Я еле нашел ваш номер! Поднял все справочники, все архивы! Еле нашел!

— Так вы об этом желали поговорить? Кажется, там что-то с моим учеником, с Филипом… — ее хвост вильнул, и снова мисс Торо на секунду стала похожа на коварную лисицу.

— Да! Да, точно… — голос растерялся, забыв мысли. — Надо срочно прийти в школу! Директор требует! Филипа не могут забрать, а вы же его учитель!

— Я сейчас приду.

Мисс Торо положила трубку на аппарат, посмотрела вдаль на стену с картиной, подаренной кем-то из родителей. Ее взгляд стал совсем безрадостный, даже немного тоскливый. Мисс Торо поднялась, поправила длинную юбку в мелкий цветок, блузу, шляпку и вернулась в прихожую. С детьми всегда что-нибудь случается. Мисс Торо посмотрела на свое отражение и сделала глубокий вдох, закрыв глаза. Подняв веки, она уже улыбалась. Теперь ей стало лучше. Она взяла с небольшой полочки у зеркала баночку французских духов и пшыкнула ими на шею. Посмотрев на себя еще раз, мисс Торо схватила сумочку и выбежала из дома, стуча по дорожке каблучками туфель.

У школы было совсем тихо, будто это и не школа, а кладбище. Ни одной живой души! Начальная школа Джянховета располагалась недалеко от центра города, но ее огромная территория, огороженная забором, стала будто бы звуконепроницаемой подушкой. Без детей это место превращалось в богемный сад. Ухоженные кусты, клумбы, красивые деревья. Особенно красиво было весной, когда расцветали яблони. На детской площадке иногда засиживались дети из средней или старшей школы. Они могли ждать младших или просто коротать время. Их никто не гнал, если они вели себя прилично. На стоянке для автомобилей персонала и детских автобусов — пустошь. Стрелки пробили половину пятого вечера — сонное время для школы. Здание в два этажа в форме квадрата с внутренним двориком песочного оттенка, где стояли столы и скамьи для обедов и отдыха, выглядело приветливо. Дети любили это место. Не потому, что оно им нравилось, а потому, что они ему нравились.

Поднимаясь по ступеням на второй этаж в кабинет директора мисс Торо жутко нервничала. Она не очень любила находиться в школе в вечернее время, хотя частенько засиживалась. Все из-за этой давящей тишины. Школа должна полниться детскими разговорами, вопросами и ответами, чем-то новым и увлекательным — но никак не тишиной. От нее прямо в дрожь бросало! На шкафчики падали косые солнечные лучи. От этого начинало клонить в сон. Полы сверкали от влаги — где-то рядом ходил уборщик. Мисс Торо дошла до кабинета директора и постучала перед тем, как войти.

Из-за стола выскочил Джейкоб Уилсон, енот. Он работал секретарем в приемной перед кабинетом и постоянно наводил панику с пустого места. Хотя, вернее, он слишком сильно переживал по пустякам. Стоило ученику зайти в кабинет директора — а это, безусловно, была не редкость — он звонил учителю, бегал к двери и подслушивал, иногда дозванивался родственником. Хотя, надо признать, благодаря его повышенной бдительности и тревожности Джейкоб Уилсон выполнял свою работу отменно! Он всегда носил брюки цвета хаки и каждый день надевал разные бабочки. В этот раз — в крупный красный горох. Выскочив из-за стола, Джейкоб Уилсон всплеснул руками и на секунду растерялся. Мисс Торо замерла перед ним, глядя на дверь в кабинет директора поверх очков.

— Прекрасно выглядите, мисс Торо!

— Благодарю, — послышался в ответ отстранённый ответ. — Филип еще в кабинете?

Быстро кивая, Джейкоб Уилсон отошел в сторону. Мисс Торо прошла к двери и постучала. Получив разрешение, она зашла в самый типичный кабинет директора: сухой, но с приятными мелочами вроде декоративного цветочка на подоконнике.

— Ох, мисс Торо, прошу-прошу!

Мисс Торо прошла и села в свободное кресло. Филип, склонив голову, сложив руки между бедер, болтал ногами. Суровый директор слегка смягчился. Щеки Филипа полыхали красным. Его светленькие волосы, как пушок птенчика, торчали в разные стороны. Мальчик выглядел прилично, никто бы так и не сказал, что регулярно, раз в месяц, он угождает в кабинет директора за какую-нибудь оплошность: то жвачку на волосы кому-нибудь приклеит, то записку какую-нибудь подкинет, то выбежит из кабинета во время урока. Либо его подстрекал на это кто-то, либо ему самому нравилось творить ерунду и потом получать за нее. А может, ему просто было скучно, и он думал, что в этот раз его никто не поймает и никто ничего не узнает. Только вот он был невезучим в этом плане, и каждый раз его ловили, и каждый раз все узнавали, и каждый раз его ругали и наказывали. Филип продолжал болтать ногами, а взгляд у него был хитрый, будто он в этот самый момент продумывал очередную проказу — прямо в кабинете директора!

— Знаете, что ваш опять учудил? Разбил горшок на крыльце! Мы, конечно, уже все убрали, но на камерах-то видно, — мужчина постучал ручкой по распечатанным снимкам. — Все видно! — повторил он, переводя взгляд на Филипа.

— Такого больше не повторится! — честно сказала мисс Торо. Она знала, что такого не будет. Будет что-нибудь другое. Каждый раз Филип выкидывал новую проказу. — Я вам обещаю!

— Кого вы пытаетесь водить за нос, мисс Торо? Я прекрасно знаю, что этот негодник вот уже целый учебный год регулярно приходит в мой кабинет! Думаете, я не помню?

И без того суровое лицо директора стало еще тяжелее и темнее. Он поправил огромной рукой галстук. Широкие плечи грузной тенью падали на Филипа и мисс Торо. Даже когда улыбался, директор выглядел устрашающе. Многие дети его побаивались, от того и не делали ничего плохого. А Филип словно специально пытался угодить в кабинет директора. Страшный мужчина с постоянно серьезным видом подходил только лишь для запугивания детей. Хотя не сказать, что он не любил свою работу. Облагораживание школы — его заслуга. Просто вид у него был… слегка неподходящий. Кем он был до Джянховета остается только гадать, и, чтобы не поддаваться первому впечатлению и не опираться на внешний вид, все закрывали на это глаза. Что было «до» — неважно. Важно то, что «сейчас».

— Понимаете, дети такие непослушные. Им хочется приключений. Они смотрят фильмы, читают и видят насыщенную опасностями жизнь. Я, конечно, понимаю, что вести себя деструктивно в отношении общества и порядка не есть хорошо, и ни в коем случае их не оправдываю, но ведь и их понять можно.

— Можно-то можно, — мужчина покивал головой с густыми черными волосами, — а надо ли, если они нас не понимают?

— Конечно надо! — мисс Торо поддалась вперед. — Мы же подаем им пример! Если мы не проявим себя с лучшей стороны, то чего ждать от них?

— С лучшей? — переспросил директор, смотря на учительницу. — Мне кажется, для них мы лишь дураки, которые ведутся на их врожденную детскую способность вызывать чувство жалости.

Мисс Торо открыла рот, чтобы ответить, но не нашлась, что сказать.

— Ладно, идите. Еще один раз и исключение. Ну да Филип уже все знает, мы с ним поговорили. Идите.

Директор махнул рукой. Мисс Торо пришла в себя первой. Она похлопала Филипа по коленке, вставая. Мальчик поднялся и направился к двери. Перед тем, как выйти, он смазано попрощался. Мисс Торо выбежала следом, нервно перебирая лямки сумочки. Сразу за дверью их встретил Джейкоб Уилсон. Он взволнованно прилизывал торчащий между ушек хохолок, только все тщетно. Филип переминался с ноги на ногу, на одном плече у него болталась сумка, почти пустая. Мисс Торо поправила шляпку и тяжело вздохнула, обреченно глядя за окно, на зеленые-зеленые листья. Лазурное небо дарило состояние блаженного умиротворения. Только сейчас было не до этого, и с тяжелым сердцем Мисс Торо оторвала глаза от окна. Она не злилась, не была в гневе. Даже разочарование ее обошло. Лишь покорная смиренность.

Ее взор упал на безразличного Филипа. Он водил пальцем по столешнице рабочего стола мистера Джейкоба Уилсона и, вроде бы, напевал под нос песенку из вечерней телепередачи. Секретарь не знал, куда себя деть. Он чувствовал напряженность, повисшую над ними. Ему хотелось достать ножик, повесить всем фартучки на шею и отрезать кусочек торта от воздуха, налить чаю и включить старенький граммофон, лишь бы все закончилось хорошо. Он судорожно поправил бабочку и манжеты, несколько раз порывался что-то сказать, да только не успевал.

— Иди домой, Филип. Я не стану звонить твоим родителям. Они наверняка уже устали от всех твоих выходок.

Мальчик кивнул и вышел. Мисс Торо смотрела на закрывшуюся за ним дверь еще несколько секунд. Джейкоб Уилсон повернулся к ящику рабочего стола, затем к кабинету директора и метался между двух огней. Мысли кружились в лучших традициях латиноамериканского танца.

— Может, я налью вам кружечку чая? — наконец, спросил Джейкоб Уилсон.

— Может, и нальете, — мисс Торо устало упала в кресло у стены рядом с входной дверью и положила сумочку рядом. — Может, так и надо, — сказала она тише.

Полный чайник начал нагреваться. Вода потихоньку закипала. Заварка испускала свежие нотки ароматов далеких теплых лугов. На секунду в кабинет залетел ворох насекомых, запели дикие птицы, качались цветы на стройных ножках, и приятный ветер игрался на солнышке. Они перенеслись из будничной рутины.

Когда Филип вышел на школьное крыльцо, он остановился. Дверь за ним с грохотом захлопнулась, но парень не пошевелился. Он смотрел на горшки цветов, где совсем недавно был ворох земли, листьев и осколков. Уже все убрали. С такой мелочью точно нельзя войти в историю. Филип не мог перестать глазеть на место преступления, сунув руки в карманы школьных брюк. Он изучал каждую деталь. Все выглядело гармонично и прелестно, словно еще одного горшка никогда не стояло рядом со своими братьями. С детской площадки кто-то побежал, крича. Филипу пришлось поднять взгляд, и он закатил глаза, когда понял, что к нему бежал Бобби Джонс, размахивая рукой, а другой держа портфель. Пиджак школьной формы раздувался, как и отросшие темные волосы. Чем ближе мальчик подбегал, тем неразборчивее и громче становились его слова. Филип выпустил воздух из легких и начал спускаться вразвалочку, надеясь избежать встречи с другом.

— Филип! — крикнул Бобби, задыхаясь. — Подожди меня! Пойдем домой вместе!

Ноги продолжали идти.

Бобби возник из ниоткуда. Он вырос из земли прямо перед Филипом, который чуть не упал. Бобби помог другу встать уверенней на ноги и отдышался. Филип не успел прийти в себя. Все случилось слишком быстро.

— Ну что, как там? — с горящими глазами спросил Бобби. — Пытали? Били? Наказали? Ты им ничего не сказал? Ничего-ничего? А протокол вели? А фотографии делали? А угрожали?

— Боб, ты — дурак, — Филип отмахнулся. — Пересмотрел своих боевиков, а сейчас к людям пристаешь, — вновь сунув руки в карманы школьных брюк, Филип пошел по дороге, выкидывая ноги вперед и задрав подбородок.

Бобби постоял с секунду и рванул за другом.

— Ну, хоть поругали?

— Поругали, — вальяжно ответил Филип. — Сказали: еще что-нибудь вытворю — исключат.

— Исключат, — протянул Бобби, будто пробуя на вкус каждую буковку. — А что еще сказали? — с новым дыханием и волной воодушевления спросил Бобби. — Пометку в личное дело внесут, да?

— Слушай, — Филип резко остановился и развернулся. — Если хочешь узнать — сам туда и попади. А я уже устал тебе столько раз говорить одно и то же. Или тебе слабо?

— Слабо? — Бобби выдвинул грудь колесом. — Не слабо! Захочу — хоть завтра попаду! Только мне это не надо, — он хитро сузил глазки. — Я на стороне добрых, а добрые закон не нарушают просто так!

— Ну, а не просто так — скучно.

Бобби замер, а Филип продолжал уменьшаться по мере удалении по залитой золотом дорожке. Он исчез совсем, когда свернул на перекрестке. А дальше пошли люди — один, два, пять, двенадцать, и Бобби понял, что уже слишком поздно. Солнце давно вышло из зенита и уже падало в кровать с облаками. Мальчик ухватился за ремень сумки, тяжелой от тетрадей, и рванул в сторону дома. Он не жалел, что подождал Филипа — так и надо поступать. Подумаешь, покачался на качелях вместо домашки по английскому языку, это не страшно. Бобби быстро бегал. Он хватал ртом воздух и пропускал через себя. Тянуло пряностями и свободой. Бобби чувствовал себя счастливым.

Забежав домой, он быстро скинул обувь, портфель и прошел в кухню, где вкусно пахло. Его мама стояла около стола и готовила полдник — очень важный прием пищи. Только чирканье ножа нарушало тишину. Бобби пригладил взъерошенные волосы и посмотрел на холодильник. Обычно его отец писал туда важные дела на день: заводил информацию в систему, и таблоид подсвечивался ярким синим огнем за час до события. Мама, как правило, все держала у себя в голове. Ее лицо всегда освещалось улыбкой. Даже уходя рано утром на работу или возвращаясь домой к вечеру, она не падала духом. Сильная женщина скрывалась за хрупкой фарфоровой маской. С новых пор Мэри всегда носила обручальное кольцо — здесь можно было не боятся, что за него убьют. Она всегда с легкостью на сердце проживала день за днем, и целый дом улыбался благодаря лишь ей одной.

— Дорогой, как дела в школе? — спросила Мэри, нарезая овощи для салата.

— Все хорошо, мам, — Бобби плюхнулся на стул и начал болтать ногами. — Можно сегодня погулять?

— С кем?

— С Роджером. До папы.

— Только если Роджер захочет, — Мэри улыбнулась.

Бобби вскочил на ноги и выбежал из кухни. Он поднялся на второй этаж и постучал в первую дверь слева. Почти тут же ему глухо разрешили войти. Бобби нажал на ручку и толкнул дверь, просовывая голову в щель:

— Ты не занят?

Роджер обернулся, сидя на стуле.

— А, это ты, — он вильнул хвостом. — Заходи.

Бобби прикрыл за собой дверь и присел на кровать. Он смотрел в пол, на мягкий розовенький коврик. Они молчали. Роджер что-то чертил за столом. Должно быть, делал домашнее задание. Из окна падали приятные оранжевые лучи. Они просвечивали уши Роджера и улыбались на стене. Занавески сдвинули в сторону, и чистое окно открывало прекрасный вид на ухоженный задний дворик соседей и такой же миловидный домик.

— Ты что-то хотел? — не отвлекаясь, спросил Роджер.

— Погулять с тобой. До папы. Как раньше.

Бобби затаил дыхание. Карандаш шел по бумаге вдоль длинной линейки. Стружка от ластика лежала рядом, между тетрадями и ручкой.

— Наверно, сегодня у меня получится. Ты ведь хотел о чем-то поговорить?

— Я тебе этого не говорил, — Бобби сдвинул брови. — Опять ты за свое.

— Прости. Я всегда знаю, о чем ты думаешь. — Роджер улыбнулся. — Собачье чутье.

Бобби соскочил с кровати и подошел к рабочему столу. Он встал сбоку и чуть поддался вперед. На листе бумаги получалось здание. Задание по черчению. Бобби не любил этот предмет. Он слышал, старшеклассники говорили, он сложный. Особенно учительница черчения, мисс Уикс, очень строгая и не дает ученикам спуска. Бобби следил, как сосредоточенно Роджер выполнял задание. Не сказать, что ему это нравилось, но он был очень ответственным, лучшим учеником в средней школе. Джонсы этим гордились, а Роджер не обращал на свои успехи должного внимания. Он всего лишь делал то, что от него требовали — так уж его воспитали. Усидчивость, послушность и сдержанность — качества, которые могли быть у каждого. Роджер не понимал, что такого сложного придерживаться их хотя бы в стенах школы, чтобы быть на хорошем счету у учителей.

— Мне еще немного. Не хочешь сделать пока свое домашнее задание?

— Мне еще немного задают, — Бобби хитро улыбнулся. — Успею. Вечером.

— Вечером ты опять сядешь смотреть телевизор с папой, а после устанешь и ляжешь спать. Тебе надо быть более собранным. Лучше ничего не упускай, это тебе пригодится.

— Ты скучный.

Бобби провел рукой по столу и вышел из комнаты, закрывая за собой дверь. Тем не менее, он сбежал на первый этаж, забрал портфель, поднялся в свою комнату и сел корпеть над математикой. Больше всех предметов в школе Бобби не любил чтение. Ему казалось, это безумно скучное занятие. Но по математике, как правило, задавали всегда больше. Мальчик старался не отвлекаться. Ему хотелось поскорее отдохнуть и не думать о школе, об уроках или о чем-то еще. Бобби хотелось гулять. Так приятно, когда ветер пролетает сквозь тебя, когда колышутся волосы, а уголки губ сами ползут вверх. Невероятно, когда солнечные лучи напоследок целуют в лоб и уходят на долгие часы, когда выходит ясный месяц и нежно обнимает за плечи, оберегая от кошмаров.

Наступало волшебное время. Отовсюду лился радостный смех, разбавляемой звучной мелодией. Ароматы холодного чая в жаркую погоду были благословением. Тихие разговоры о рутинной ерунде и вежливые замечания вместо комплиментов уносились высоко-высоко в небо. Не спеша парочки прогуливались вдоль улиц, проезжали скиры — экологические машины без дверей и с легким навесом, напоминающие машины для гольфа, они работали за счет первого закона термодинамики, и были довольно популярны в жару, когда в стенах — душно, а гулять — нет сил. Легкие платья и юбки, свободные расстегнутые рубашки, широкие шорты и накинутые шляпы и кепки во благо здоровья. К вечеру температура спадала. В центре города было жарче, чем на окраине: здания накапливали в себе тепло, а перед сном паром выпускали его.

Переодевшись в футболку и тонкие брюки, Бобби отправился на прогулку. Роджер шел рядом, неизменно поправляя солнцезащитные очки. Они ни о чем не говорили, но оба хотели, и напряжение, повисшее над ними темным облаком, лишь накаляло ситуацию. Асфальт стал мягким и прогибался от каждого шага. Впрочем, Бобби это только казалось. Он думал обо всем на свете, чтобы отвлечься. Мальчик ушел так глубоко в свои мысли, что чуть не попал под машину. Роджер одернул его и взволнованно посмотрел. Бобби тоже испугался. После секундного замешательства они оба сделали вид, что ничего не было. Роджер опустил лапу, а Бобби даже не стал одергиваться. Они пошли дальше. Спустились вниз по улице и свернули за дома.

Пляж. Это место всегда было особенном. На него почти никто не приходил в такую погоду в конце весны. Живущие рядом с океаном перестают это ценить. Не все, конечно, но большинство. Бобби снял ботинки и ступил на песок. На лице заиграла улыбка. Роджер смотрел на тихий и бессмертный океан. Он скучал по нему. Из-за школы, экзаменов, учебы в целом он сильно переживал и стал гулять гораздо реже, чем хотелось бы. Бывало, он ложился в кровать и понимал, что что-то забыл. Вспомнить ему не удавалось, ведь он этого и не планировал: повидаться со старым другом, океаном. Вода в нем всегда была чистая, приветливая. Свет весело играл с волнами. И целое подводное царство принимало в гости. Будучи еще щенком Роджер чуть ли не каждый день, когда позволяла погода, плавал. Он помнил, каким счастливым тогда был, и как громко лаял от радости, когда вновь выныривал из-под захлестнувшей его волны. А сейчас его стягивали обязательства, и хоть рубашка свободно раздувалась, а бриджи болтались, он понимал, что не мог все бросить и рвануть на встречу желаниям. Может быть, летом… Бобби оставил ботинки и побежал вдоль по пляжу.

Его небольшой силуэт то приближался, то удалялся, то поднимался выше, то опускался. Когда Бобби вдоволь набегался, спустился к воде и сел, прижимая к груди коленки. Роджер неспешно пошел к нему. Он снял солнцезащитные очки и повесил на нагрудный карман рубашки. Они помолчали. Приливные волны океана щекотали пальцы ступней. Роджер отодвинулся дальше. Бобби выводил рисунки пальцем, но тут же их стирал. Он посмотрел перед собой на дальний чистый горизонт.

— Здесь очень красиво, — казалось, Бобби сказал это неосознанно.

— Да, очень красиво.

— Здесь своя атмосфера. Весь город — другой. Это особенное место.

Роджер вновь кивнул в знак согласия.

— Ты понимаешь? Я хочу оставить что-то после себя. — Он прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. — Я чувствую свободу в этом месте. — Он посмотрел вокруг, обводя взглядом невероятный пейзаж с медленными переливами красок и игрой солнечных бликов. — Я хочу, чтобы наши предки тоже почувствовали это. Хочу сохранить это.

— Ничто не вечно.

— Ты слишком мрачный, — Бобби вздохнул и уронил голову на колени.

Роджер приобнял его за плечи и немного поддался вперед.

— Я понимаю, о чем ты. Твои дети обязательно придут на это место и почувствуют то же. Ты подаришь им это чувство.

Бобби улыбнулся уголком губ и вздохнул, подложив под подбородок ладони.

— Говорят, во внешнем мире все не так хорошо, как у нас. Я слышал, как мисс Торо рассказывала о своей старой жизни, — его взгляд с грохотом упал на дно океана. Бобби посмотрел на Роджера. — А я тоже тебя не понимал? Когда мы были там?

— Наверно. Я плохо помню, что там было. — Роджер посмотрел на океан серьезными черными глазами. — Помню, там было очень холодно.

Он притронулся к диоду. Некоторые снимали его на ночь. Например, Стив из его класса иногда снимал на перемену и подстрекал свою компанию делать так же: им не нравилось, что их мог подслушать их учитель. Некоторым возможность снятия диода дарила власть и комфорт, а кому-то внушало страх. Не страх силы, страх лишения. Роджер так боялся, что его не смогут понять. Казалось, без этого его жизнь полностью разрушится. Его семья перестанет его понимать — невообразимо! Роджер боялся этого больше всего на свете, поэтому, рискуя получить побочные эффекты, не снимал диод никогда. От воды он не портился, а других проблем и не было. Роджера нельзя было назвать общительным, он ходил серьезный и сосредоточенный, будто в своем мире. Молчать по возможности — одно, молчать по принуждению — совершенно другое.

— Нам пора идти, — сказал Роджер, поднимаясь.

Бобби встал следом. Он побежал за ботинками. Роджер подошел к нему, надевая очки. Мальчишка быстро обулся, встал и снова снял ботинки. Он сел на песок с недовольным выражением лица. Бобби вытряхнул песок из одного ботинка, потом из другого, только после снова надел. Он гордо поставил руки на бока и выкатил грудь колесом. На пляже все еще никого не было, и шум города терялся за песней океана. Бобби весело рассмеялся и поднял кулачок вверх, чтобы Роджер его отбил.

— Никогда этого не любил, — хмуро ответил он.

— Твой хвост говорит об обратном!

Роджер оглянулся. Его хвост действительно радостно и нетерпеливо вилял. Роджер стал мрачнее тучи, но все-таки отбил кулачок Бобби, и тот улыбнулся еще ярче.

— Я тоже знаю, о чем ты думаешь! — он высунул язык, а потом развернулся и рванул вперед.

Через тринадцать минут Роджер и Бобби добежали до работы отца. Его смена как раз закончилась. Кое-кто уже выходил на улицу и с чистым сердцем направлялся домой. Жара никак не спадала. Бобби подошел к забору из тонкой сетки и перевалился через него по пояс, смотря на сложные механизмы погрузки товаров на судно и каменистый берег океана. Сейчас в порту, находившемуся чуть дальше по береговой линии, никого не было, лишь несколько лайнеров и круизных яхт, но бывали такие дни, когда там стояли огромные корабли, способные увезти на себе целый город. Бобби восхищался ими. Каждый раз он останавливался, задирал голову и восхищенно смотрел на блестящие покрытия и непробиваемую мощь, скрытую в каждом миллиметре.

Через пять минут, когда вышли последние работники, показался и Грэг. Он закрыл служебный вход, обошел территорию фабрики, чтобы убедиться, что все в порядке, а затем поприветствовал Роджера. Они улыбнулись и пожали друг другу ладони. Бобби слегка испугался, когда к нему, завороженному портом, подошли со спины, но не собирался этого признавать, и все трое рассмеялись. Они пошли в сторону дома. Грэг нес легкий портфель, где болтались некоторые документы и пустой чистый контейнер из-под обеда. Он спрашивал своих сыновей о делах в школе, учебе и их планах на лето, но каждый не отвечал ничего конкретного, отмалчивался и делал вид, что не слышал, смотря по сторонам, на сладкие домики и благоухающие кафе. Тогда говорить начал Грэг.

По обыкновению, он рассказывал былые истории. Интересные случаи с работы, в основном. Как-то им доставили огромную фигурку малька, например. А сегодня Грэг стал свидетелем стычки между Патриком, попугаем, и Брендоном, антилопой. Они не поделили поставку металла. Сцепились из-за мелочи. Каждый защищал свою бригаду. Грэг просто проходил мимо, как раз возвращался с обеда, но не смог оставить все, как было. Вразумить враждебно настроенных всегда трудно, особенно если они могут кричать громче тебя. У Грэга уже давно выработалось качество, как говорила Мери, непобедимая харизма, благодаря которому его всегда слушались и, как правило, даже соглашались с ним. Грэгу нравилось делать добро. В том мире каждый был сам за себя: одному плохо, а тебе — хуже. Там выживали. В новостях этого не говорили, но каждый, кто в сознательном возрасте пошел на эксперимент, знал, что там до сих пор выживают. Открытый мир не открыт для счастья; оно давно изжило себя в тех краях.

Дорога сворачивала на тропинку — узенькую улочку между домов. На ней всегда было тихо. Иногда, совсем не часто, Грэг сворачивал на нее, возвращаясь с работы. Так было длиннее. В особенно хорошую погоду и с приятной компанией хотелось наслаждаться моментом, хотелось хвататься на блаженные чувства и окутываться ими.

В доме уж давно царил покой. Взрослым много не надо. Вернувшись из школы, мисс Торо не потеряла настрой на отдых. Она его заслужила. Она зашла по дороге в магазин и включила в кухне радио, распаковывая покупки. Нашла волну, где крутили песни местных музыкальных групп, что играли на улицах, в кафе и ресторанах. Некоторых из них даже приглашали в школу. Как-то перед Рождеством играла одна замечательная группа — «Кольца Радуги», мисс Торо она очень понравилось. Она даже купила их диск на ярмарке весной и включала временами. Новая жизнь в новом мире — то, что нужно всем. Вечерами мисс Торо выходила на веранду. Там стояло кресло и небольшой столик, висели небольшие огоньки, зажигающиеся сами, как темнело, а через открытое кухонное окно лилась музыка… И на душе было хорошо. Мисс Торо довольно улыбалась. Ей нравилась пустынная улица, по которой в такой час почти никто не ходил, лишь в слишком оживленные дни.

Конец ознакомительного фрагмента.