Танец с тенью

Нани Кроноцкая, 2021

Могущественные и прекрасные, страстные и откровенные – они живут не в сказочных мирах и других измерениях. Они рядом с нами. Присмотритесь внимательнее: может, ваш сосед дядя Миша из Рязани – ведьмак, а симпатичная девушка, каждое утро стоящая на остановке напротив – лисица? Драконы и маги, дриады и гномы, демоны всех мастей и калибров и оборотни – среди нас. Живут себе тихо и мирно, лишь время от времени спасая этот мир. Не верите? Тогда читайте и ничему не удивляйтесь.Цикл: "СемиСветики" Том 1.

4. Зверь по дороге домой

18.05. Ночь. Москва-Санкт-Петербург

"Человек, в сущности, дикое, страшное животное. Мы знаем его лишь в состоянии укрощенности, называемом цивилизацией, поэтому и пугают нас случайные выпады его природы."Артур Шопенгауэр

Уже выйдя из кабинета начальства, Лер понял, что идея «махнуть хвостом», обернувшись росомахой на выходе, была весьма эффектной, но не практичной.

Если бы он собирался покинуть Москву прямо сейчас, то самый короткий путь лежал через стационарную портальную в подвале Инквизиции. Портальная сеть была удобным изобретением иных, не требовала энергии для погружения в Сумерки, гарантировала быстроту перемещения, безопасность и точные координаты прибытия. Только в условиях ее использования был целый список: «С целью безопасности». И животная ипостась азеркинов¹ в нем не значилась.

А это значило, что придется либо топать через всю Москву домой на четырех лапах, там одеться прилично, собраться и возвращаться на Лубянку, либо пройти через портал «в чем мать родила» и разгребать проблемы по мере поступления.

Первый вариант был практичным и правильным. Второй — безумным и неприличным. Само собой разумеется, Лер выбрал именно его. Не из-за тяги к эксгибиционизму, конечно — оборотней вообще не напрягал их обнаженный вид. Просто ему не хотелось оставаться в Москве больше ни минуты.

Прочь отсюда как можно дальше и быстрее.

Ноги сами несли его в подвал. Бетонный пол, окошко дежурного. Как назло, дежурила новенькая девушка — практикантка, судя по тонким чертам лица и неокрепшей душевной организации — ведьма. Судя по растерянному виду — только что заступившая на дежурство в портальной.

Голый, потный, волосатый молодой мужчина, оттиравший мокрое лицо от прилипших к нему темных завитков собственных волос, громко чертыхавшийся (судя по тону) то ли на греческом, то ли на латыни, практически до обморочного состояния ее впечатлил.

Закрыв лицо руками, нервно всхлипывая, она придвинула к нему журнал «Техника безопасности портальной сети», ткнув тонким пальчиком в графу «Инструктирован». Гуло поставил в потертом журнале широкий взмах подписи, хищно улыбнулся практикантке, чем вызвал еще более громкий всхлип: «Подглядывает, чертовка!» — и шагнул за зеркальную дверь портала, мельком взглянув на свое по-звериному могучее, покрытое россыпью синяков и ссадин тело.

«В Питер. Настроение как раз подходящее». Скрипнула дверь, заискрил контур портальной.

Переступая через порог выхода, Лер снова обратился. Его зверь был огромен и темен. Лишь редкие рыжие искры украшали черную шкуру росомахи.

Высшие антропоморфы физически многократно превосходят обычных, «тотемных» зверей своего вида. Гуло в своей животной ипостаси был размером с очень крупного волка.

Выскользнув из здания Управления Уголовного Розыска на проспекте Римского-Корсакова, в котором Питерское отделение Инквизиции занимало весь обширный подвал и первый этаж, Лер двинулся в сторону Васильевского острова. Его путь лежал по улицам «культурного центра Северной столицы», но жителей этого города так просто не удивить банальной черной тенью, бегущей по сумрачным линиям улиц.

Пора белых ночей еще не наступила, город был непривычно пустынен и темен. Санкт-Петербург — город Сумерек.

Накрапывал дождь, нестерпимо пахло асфальтом, крысами, бензиновым духом автомобилей и черемухой. Северный май. Гуло снова пожалел, что предпочел путешествие зверем. Лапы ныли от соприкосновений с асфальтом, шкура намокла. Звуки спящего города, не тревожащие человеческий слух, росомахе казались нестерпимо громкими. Прогрохотал новый трамвай. Шарахнулся неурочный прохожий, выводивший на ночную прогулку свою трусливую мелкую дворняжку, еще долго терзавшую слух Гуло писклявым лаем в спину.

Последний мост он пролетает широким галопом, успев поймать несколько вспышек телефонных камер из проезжающих мимо машин. Горожанам будет что завтра утром обсудить. Если не забудут.

Набережная, крутой поворот в сквер. Теперь можно скрыться в дебрях Васильевского острова, двигаясь дворами и проскальзывая в ниши подворотен.

* * *

Васильевский остров был его вторым домом. Давно, уже очень давно Венди пришла в голову шальная идея, радостно поддержанная Ладоном, и они рванули в Питер «учиться в Университет».

К его величайшему изумлению, поступила тогда не только она, Гуло тоже прошел бешеный конкурс, пусть одним из последних по списку, но был зачислен.

Зачем?

Ди вообще постоянно училась, следуя, скорее, импульсам интуиции, нежели руководствуясь разумом. Вот захотелось ей тогда. И непременно на геофак.

Романтика, глубокие знания, новые друзья. А он, как всегда, был рядом. Поначалу все именно так и было. А дальше их закрутил водоворот студенческой жизни, галимая, голодная романтика смутных лет. Когда выживали, торгуя сигаретами, моя подъезды и разгружая вагоны со спиртом. Весело, оглашенно, не оглядываясь.

Именно тут впервые в жизни Гуло увидел полные любви девичьи глаза, смотревшие на него, как на центр вселенной. Никогда до тех пор никто так его не любил. Первая красавица факультета, редкая умница по имени Надежда. Чуть не половина мальчишек курса была в нее безнадежно влюблена. Вторая половина была лучшими друзьями Нади.

Яркая, веселая. Она все умела, никогда не унывала. Что эта девушка нашла в смуглом, вечно сутулящемся, словно скрывая могучий разворот широких плеч, неразговорчивом Гуло? Об этом знают лишь Мойры.

Рядом с ним она и сама замолкала, словно гасла. Лишь старалась находиться ближе да беспомощно заглядывала в глаза своими серыми глазами, как само питерское небо. Он всегда отводил взгляд. Она человек. Сильная, смелая, смертная. Достойная любви. Которую он не мог ей дать. Не принадлежа себе и будучи лишь Тенью.

Ди не понимала, что с ними происходит, удивленно наблюдая за Гуло и не пытаясь вмешаться.

Она сама давно привыкла быть в центре внимания. Будучи практически полной противоположностью Надежде — спокойной, уверенной в каждом своем слове и движении, женственной и невозмутимой, — Ди быстро нашла с ней общий язык, они сразу подружились. У них даже масти были контрастны — темноволосая, сероглазая Надя и Ди с ее кипенно-белой копной непослушных вихров и фиолетово-темными миндалевидными глазами — отголоском древнего Синташта́.

Жили девушки в одной комнате общежития, на втором этаже, в самом конце длинного, темного коридора. Две кровати, стол с настольной лампой, два стула, пирамида из «гостевых» табуреток, собранных однокурсниками, зеркало на стене, старый шкаф и рейка с крючками на входе — вот и весь нехитрый скарб их маленького дома.

Комната номер тринадцать, конечно же. Разве Венди могла поселиться по другому адресу?

Тот факт, что в Университет они с Венди поступали по документам на одну фамилию, снимал все возможные вопросы и недомолвки. Брат, просто брат. И забота о Ди была совершенно естественной и привычной. Непривычна для него была своя жизнь, вдруг заигравшая яркими красками.

Свои друзья, настоящие, надежные, проверенные временем и невзгодами. Верные, лишних вопросов не задающие. Девушка, всегда встречающая его улыбкой и светом в глазах. Любого: уставшего, грязного, несчастного, пьяного, голодного, — его всегда там ждали и любили. И ничего не просили взамен.

Был ли он счастлив тогда? Бесконечно. Сидя на крыше пятиэтажного дома на Васильевском с гитарой в руках и в компании себе подобных, горлопаня лихие песни на весь район, а потом идя через огромный город босиком, неся на плече Венди, сбившую о камни мостовых босые ноги.

Полевые практики и вскоре последовавшие за ними экспедиции. Самолеты, вертолеты, вездеходы, палатки и спальники. Алюминиевые кружки и пластиковые миски. Обязательный прямоугольник сидушки на поясе, именуемый нежно «напопником» — удобное изобретение двадцатого века, ставшее опознавательным знаком среди «своих», тех, кто видел мир за пределом незримой сети улиц. Протертые до дыр сапоги и кеды, застиранная до белизны энцефалитка и северный загар. Связки сушеных грибов и рыба, вялявшаяся прямо в палатках. Запах человеческого пота и дыма, невыветриваемый и несмываемый месяцами.

У его счастья было именно это лицо.

* * *

Надежда была рядом. По-своему счастлива. Он позволял себя любить, ничего взамен не обещая и не возвращая.

За годы жизни у него было немало женщин. Секретом для Венди это не было, зачем? Он же зверь, оборотень, молодой, полный сил и желаний. Да, с непростым характером, но с великолепным хищным телом молодого самца. Девушкам этого было достаточно, большего он никогда и не предлагал. Наступало утро, ночная история заканчивалась, и его след простывал вместе с чувствами ушедшей ночи. Никогда не оглядываясь, только вперед.

С Надей все было иначе. Ей он не мог позволить быть несчастной, а потому мягко, но твердо пресекал все попытки сближения. Все, что она могла, — это быть рядом. Никаких прикосновений, только взгляды. Никаких надежд. Дружба. Только отчего так паршиво было ему на душе?

Когда лучший и главный друг Лешка Лебедев, сидя утром на крыльце очередного барака и разгоняя тяжкое похмелье, вдруг поведал ему о своей неразделенной и давней любви — Надежде, Лер дрогнул.

А извечная интриганка Ди, которой он поведал о неожиданной своей проблеме, тут же вдохновилась этим захватывающим сюжетом.

Лешка был надежным, талантливым, умным, добрым. Он походил на былинного русского богатыря: могучий, русоволосый, светлоглазый и красивый. Как выяснилось, Лебедев любил Надю уже много лет: за ней пошел в универ, за ней мотался по всему свету. Все понимал, «сердцу не прикажешь».

На друга Леша даже не сердился. И не ревновал, лишь грустно констатировал: «У нас даже не треугольник любовный с тобой, а неопределенный многогранник».

— Лель², ты к ней совсем никак?

Они болтали вдвоем с Ди, закрывшись на черной лестнице факультета, у самого чердака, в своем личном, потаенном месте. «Курилка Дианы» — так сокурсники называли это место. Друзья знали: если вдруг эта парочка исчезла, можно смело искать их на ступенях лестницы. И то, что Дивины не курили, ничего не значило.

Азеркины на дух не переносили эту странную человеческую болезнь — курение. Запах, ощущения, в конце концов, расходы на нелепую привычку. Но «перекур» был не просто актом пристрастия к курению. Это был ритуал. «Курилка Дианы» была алтарем этого обряда. Вот и сейчас, пока остальные обедали, у Дивиных был «перекур» между парами и очень серьезный разговор.

— Никак, Ветерок. Совсем. Даже не пытайся меня сбагрить.

— Меня бы так кто полюбил. Я бы, наверное…

— Что? — Его голос прозвучал вдруг странно, будто осип, короткий вопрос был произнесен почти шепотом. — Наверное — что?

Ди вдруг растерялась. И правда, что бы она? Вдруг бросила все и ушла на край света? А если сердце молчит? Вот и ответ: ничего бы она и не сделала. Вдруг поняла, посмотрела на стоявшего к ней спиной друга.

Лер словно взвалил сейчас себе на плечи неподъемный груз, тяжело дышал и даже больше обычного горбился. Повернулся. Блеснул в полусумраке глазами. Вздохнул, потер двумя пальцами свой выдающийся нос. Ди хорошо знала этот его жест. Он злился.

— Не сердись, Лель. Хоть помечтать я могу? — постаралась выдавить улыбку.

— Это не вредно, пернатая. Только не привыкай к процессу, потом ломает.

— Ты у нас просто ледяной принц. Бесстрашный и бессердечный.

— Да? — шагнул ближе, пристально глядя в глаза. — А если нет?

— Ты же сказал, что никак… — Ей вдруг стало не по себе. Нехорошо, неправильно. Кольнуло, мысли скреблись: «Если нет? Это как? И к кому, это кто же — она?»

— Вот так. Должны и у прекрасного меня быть недостатки. Хотя, Ветерок, ну какой из меня герой-любовник. Ледяной принц? Именно. Только непонятно, почему принц. Так, подкидыш.

— Ну. Я же принцесса… — Вот в этом утверждении она никогда не сомневалась.

Лер усмехнулся.

— Нелогично. Тень принцессы не может быть принцем. Согласен на графа. Почти Монте-Кристо. Так зачем ты меня сюда притащила, за вручением титула? Явно же нет.

Он снова стал тем самым Гуло, какого она знала. От сердца даже отлегло. Показалось.

— Граф, ну раз ваша светлость не возражает, предлагаю план по осчастливливанию двоих отдельно взятых прекрасных людей.

— Мелко играете, принцесса. Отчего не весь мир сразу?

— Отрабатываю навыки. Впереди вечность, мир подождет. А эти несчастные двое как раз под рукой оказались.

В сумраке лестницы Ди ярко блестела миндалевидными, цвета чернослива глазами.

— Они будут счастливы. Ну конечно. — Лер фыркнул, тихо рассмеявшись,

— Заставим. Не сомневайся. По рукам?

— А что мне остается, пернатая? Отказаться, чтобы ты потом и меня поволокла навстречу счастью, в крепком клюве, строго и принудительно? По рукам.

Она протянула ему изящную, словно точеную ладонь с длинными пальцами, украшенными тонким серебряным колечком — оберегом от воров-карманников. Он вдруг потянул ее на себя и медленно поцеловал руку, прямо глядя в глаза. Ди изумленно вздрогнула, уставившись на друга, и услышала шепот: «Привыкай, Ветерок». Сказал и исчез. Как и не было.

Он помнил этот их давний разговор, как вчерашний. Отлично все помнил.

Хулиганская затея Дивиных в полной мере удалась.

Леша с Надей были осчастливлены, сосватаны, поженены, хорошо пристроены, и вот теперь Гуло спешил в гости к самым лучшим своим друзьям. В тот дом, где его всегда ждали. И неважно, что три часа ночи и дождь. Главное — в этом мире есть место, где непременно тебя ждут.

Десятая линия между Средним и Малым проспектом. Их дом, их окна. Лер проскользнул массивной тенью в подворотню их двора. Поколдовал с домофоном. Двор-колодец, последний этаж. Узкая лестница, бывшая когда-то черным ходом. Массивная стальная дверь.

Осторожно поскребся. Еще раз. Старый такс Ларс, на полставки работавший собакой четы Лебедевых, тихо зарычал под дверью. Гуло не любил собак, те непременно отвечали ему взаимностью. Но с Ларсом у них было заключен давний и взаимовыгодный договор о сотрудничестве. Они друг друга по-мужски уважали. Такса громко втянула воздух в щель двери и ушла, звучно топая когтями по ламинату. Звонить не хотелось, а свой комплект ключей Лер оставил на крючке, за дверью, в коридоре своей московской квартиры.

Спустя несколько минут раздались тяжелые шаги, сопровождаемые топотом толстых таксячьих лап. Дверь открылась. На пороге стоял огромный и заспанный детина, облаченный в синие трусы семейного покроя. Щурясь от света тусклого подъездного светильника, он несколько секунд внимательно разглядывал огромного черного хищника, понуро стоявшего прямо перед его дверью. Пес, стоявший рядом, молча вилял хвостом.

— Эк тебя, парень. Совсем все несладко? Заходи, можешь не разуваться.

Лер осторожно, стараясь не цеплять когтями звонкий ламинат, вошел в квартиру. Хозяин приглашающим жестом приоткрыл дверь в ванную, кинул полотенце на раковину.

— Сейчас принесу, что надеть. Уж извини, с моего плеча. Не шуми, Надя только недавно уснула, тяжело она ходит, плохо спит.

Закрыл дверь ванной за проскользнувшей туда росомахой и ушел, сопровождаемый вездесущим коротконогим другом.

С наслаждением запрыгнув в ванную, Гуло обратился. Ноги ныли, голова раскалывалась, синяки и ссадины, полученные в бою с суккубом, не спешили заживать, вопреки всем законам антропоморфной регенерации. Его потряхивало, давно не кормленный желудок ворчал в животе.

В приоткрывшейся вдруг двери возникла мужская рука, бросив на пол новые трусы, спортивные штаны и тапочки. «Все, что смог найти, уж прости, остальное завтра. Жду тебя на кухне». И рука добродетеля исчезла.

Самозабвенно смыв с себя всю грязь, реальную и воображаемую, надев раздобытую другом Лешей одежду, Лер пригладил пятерней непокорные вихры мокрых темных волос и взглянул на себя в зеркало. Синяки под глазами, густая щетина, унылый взгляд. Являться к Лебедевым в подобном виде уже стало недоброй традицией.

На небольшой уютной кухне горел свет настольной лампы. Друг разогрел остатки обеда в микроволновке, наделал целую гору бутербродов, поставил на стол личную чашку Лера, налил горячего, ароматного чая. Внимательно посмотрел на гостя и достал из холодильника бутылку водки, прихватив с полки пару хрустальных стопок.

Гуло поднял глаза на друга и согласно кивнул. Остаток ночи они провели за самым серьезным разговором в их жизни. Разговором, в котором не было произнесено ни слова. В словах просто не было нужды.

Под утро, когда Алексей собрался и ушел на работу: «Не могу я сегодня, экзамен. Пора идти издеваться над студентами», — а Лер только было прикорнул на диванчике в гостиной, появилась Надя, опухшая, растрепанная и тяжело беременная. Увидя Гуло, она вдруг дернулась всем телом, застонала и закрыла лицо руками.

Он сразу все понял. Удивительная женщина. Испугалась того, что разочарует его, не понравится. Впервые он видел ее не привычно-красивую, ухоженную и спокойную, а вот такую. «Брюхатую».

— О женщины. Хорошо, что обожающий Надю муж не стал свидетелем этой невероятно глупой сцены. Создатель, дай этому мужественному человеку сил и терпения.

Лер встал, подошел, отнял ее руки от лица, не отпуская и не отступая.

— Посмотри на меня, Надя.

Она прятала глаза, продолжая дрожать, такая щемяще… беззащитная, худенькая, с огромным животом, в махровом халате.

— Пожалуйста, посмотри.

Поймал взгляд. Она замерла, что-то в нем разглядев, и немного расслабилась.

— Ты очень красивая. Почему дрожишь? Кто посмел испугать эту лучшую женщину во вселенной? Рыбка, ничего не бойся. У тебя всегда есть мы. Твой могущественный муж и я, его верный оруженосец Валерий Дивин.

Рыбка. Ее милое прозвище. Так прозвали ее друзья: Надежда Рыбкина для них была чем-то схожа с золотой рыбкой — все проблемы ей близких людей эта Рыбка всегда «разводила руками». Весело и легко. А тут вдруг испугалась.

— Болтун. — Она улыбнулась и тут же заметно похорошела. Наде не шли грустные мысли.

— Никто еще не называл меня так. Ты несправедлива.

— Давно приехал?

Отобрала у него руки, присела на подлокотник дивана, привычно поправила волосы.

— Ночью. Мы с супругом твоим посидели. Прости, многое надо было обсудить. А я не спал почти три дня, ты позволишь продолжить? Иначе, боюсь, вы скоро меня потеряете.

— Спи, я постараюсь не шуметь. Если Ларс будет прессовать — гони нещадно.

Кинула пушистый плед, встала, напоследок задержав взгляд на бугристом торсе гостя, закусила губу и исчезла.

Лер тут же провалился в сон без сновидений, лишь успев подумать: «Коротконогий гад, он все же отобрал мою подушку». __________________________________

Азеркины¹, Иные (англ. otherkin, от other — «другой», kin — «род»), или иные — существа, имеющие, как минимум одну ипостась, в дополнение к биологической — человек обыкновенный (ангелы, древние боги, вампиры, ведьмы, демоны, драконы, духи, кицунэ, колдуны и маги, ликантропы, морфы (оборотни, перевертыши), полубоги, титаны, боги). Ведьмы, маги и колдуны считают таковой свое сумеречное преображение: боевое или бытовое.

*Олель — имя собственное происходит от древнеславянского имени «любимый» от («о» — около, рядом).