История нашего времени

Надежда Цыбуля, 2016

Главная тема этого романа, действие которого происходят в наши дни, – поиск любви, настоящей искренней любви, которая рождается в сердцах людей – иногда вопреки всему. Человек часто стоит перед выбором: сохранить свою любовь, свою душу или же предать их, а значит, и свои самые заветные мечты и стремления. А настоящая любовь, как известно, способна преодолеть все препятствия, интриги, зависть и недоброжелательство… Автор пишет в традициях психологической прозы. Для неё характерно чуткое внимание к душевному состоянию своих героев и жизненным ситуациям, в которых им приходится проходить проверку, – на стойкость характера, любовной привязанности, преодолении или отстаивании своих жизненных принципов. Это настоящий современный женский роман (разумеется, в лучшем значении этого слова).

Глава 5

Шокирующая правда

Она, счастливая, побежала на работу, нетерпеливо дожидаясь обеда. Татьяна Александровна подтвердила, что он в пятницу круги наматывал вокруг склада, желая с ней увидеться.

В обед Саша зашёл с накладной на отгрузку продукции. Надя быстро собрала всё необходимое по списку и отдала ему.

— Пойдём, я тебе одно место покажу, — чуть слышно сказал он, мотнув головой к выходу.

Она переглянулась с Татьяной Александровной, та только кивнула в сторону двери. И Надя, быстро скинув халат на стул, вышла из склада. Он передал коробку напарнику, который, увидев Надю, сразу заулыбался, приветственно качнув головой, и забавно спросил:

— Ну, как у вас? Любовь-морковь?

— Ты поосторожнее со словами, — Саша хлопнул по плечу товарища.

— Так я что, уже весь цех говорит, как бы до бабушки не дошло.

— Твоё дело не слухи распространять, а работать, а с остальными я сам разберусь.

Саша повернулся к Наде, взял её за руку и повёл к стоящему рядом зданию маленького склада с покатой крышей.

— Пойдём, я нашёл место, где нас никто не увидит, — заговорщицки произнёс он.

— Ты что, всё продумал? — удивилась она, покорно следуя за ним.

— Так хватит уже повод для сплетен давать. Хоть сегодня не о чем будет говорить, — он провёл её по узкой тропке вверх, на крышу. Запрыгнул сам и за руку легко поднял её. Там действительно было всё закрыто, но если высунуться, то всех было видно. От чёрного рубероида шло тепло, и они уселись на него, даже ничего не постелив.

— Здорово ты придумал. А как об этом месте узнал? Я почти год работаю на этом складе и даже не догадывалась, что есть тропинка на крышу.

— Кто ищет, тот всегда найдёт, — довольный собой сказал Саша, усаживаясь на рубероид. — Можешь ко мне на колени сесть.

— Спасибо, конечно, но я как-нибудь здесь, с краю, — уселась она рядом, стесняясь его. Ведь сейчас они были совсем одни, и их никто не видел.

— Смотри, можно лечь и наблюдать за всем, что происходит внизу. Никто даже не догадается, что за ними следят, — он лёг на живот, чуть подтянувшись к краю крыши, и Надя легла рядом с ним, поглядывая вниз.

— Но нас всё равно видно, если выглядывать, — расстроилась она, что лучше не показываться, а то уж точно слухи пойдут, что они вдвоём на крыше. Она отодвинулась от края, продолжая смотреть на Сашу. Они лежали рядом друг с другом, раскинувшись так, будто загорают. Тем более что солнце сегодня пекло очень сильно.

— О какой бабушке говорил твой напарник? — вспомнила она. Ей так хотелось хоть что-то узнать о нём. А то всё загадки да недомолвки.

— О твоей начальнице, — легко сказал он, а она только распахнула широко глаза от неожиданности.

— А что с ней? — бабка была очень строгая, и её все боялись, но Надя мало с ней контактировала, поэтому даже не думала бояться.

— Она моя дальняя родственница…

— Что-о-о? — совершенно опешила Надя. Как всё с этим Сашей непросто! Везде знакомые и родственники, с его появлением о ней пошли сплетни и слухи. А теперь ещё не хватало с бабушкой поссориться. Так выгонят с работы, если кто-то с три короба наврёт ей, а она поверит. И никакой Саша не поможет.

— Ну да, по маминой линии. Очень дальняя, — продолжал спокойно он, повернувшись на бок и опершись на руку, чтоб было удобнее рассказывать. — Если до неё дойдут слухи, то она всё расскажет маме.

— А маме нельзя говорить? — не могла найти связь Надя.

— Я хотел сам ей всё рассказать, красиво, без слухов со стороны, понимаешь?

— Так почему не расскажешь? — ей показалось, будто он не с мамой живёт, раз она ещё не в курсе его влюблённости.

— Я хочу быть уверен, что не ошибся в выборе, — серьёзно и уверенно сказал он.

Наде сразу стало стыдно и обидно за своё поведение. В голове заметались мысли — с кем остаться, но обманывать человека, который искренне показал, что его отношение к ней настолько серьёзно и он готов её принять в свою семью, было ужасно тяжело. И он так быстро определился, а она… Сколько будет морочить ему голову и пользоваться его влюблённостью? Надо было сказать всё сейчас. И, взглянув в его чистые и счастливые глаза, она поняла, что должна это сделать.

— У меня есть другой, — тихо прошептала она и опустила глаза. Хотелось убежать, чтоб не видеть продолжения своего падения в глазах Саши.

— Ну, я не слепой, — как будто бы он уже знал всё. — А что, ты его любишь? — сразу решил определиться Саша, раз пошла эта тема.

— Да, — посмотрела она ему в глаза и поняла, что это конец только что начавшегося романа. Он сел напротив неё, пристально глядя ей в глаза. Ему так не хотелось в это верить. Он так боялся это услышать, и казалось, лучше бы не спрашивал, но уже всё произошло. Но почему тогда билось сердце, лишая покоя и сна, почему с ней так хорошо, как с родным человеком, и отчего она была с ним и ни разу не остановила его порывов? Может, там всё не так серьёзно, как она хочет показать, и ей нужна его помощь?

— А он тебя? — решился задать он вопрос.

— А он меня — нет, — поджала она губки, пытаясь не зареветь, потому что уже достаточно настрадалась от неразделённой любви, и казалось, что там все старания напрасны и бессмысленны.

— Господи, — поднял он глаза к небу, выдыхая тревогу, которая пронеслась по его телу. И понимая, что сможет стать её мужчиной, прижал её крепко к своей груди. — А я уже решил, что у вас всё серьёзно, — он провёл нежно горячей ладонью по её щеке, по которой катилась слезинка, и прижался губами к её волосам, радуясь, что всё обошлось.

Она сама сильно испугалась, что сейчас закончится сказка, а врать желания не было. И слёзы катились даже больше от страха потерять надежду на счастливое будущее, чем от воспоминаний о прошлом.

— Так у нас на самом деле всё серьёзно, — шептала она, осознавая, что период её влюблённости достаточно длительный, чтобы забыть всё сразу.

— Да перестань ты, — уже всё решил для себя Саша, не веря её словам, продолжая крепко прижимать к груди и гладить по голове, целуя волосы. Она прижалась к нему, как к спасителю, слыша удары его сердца. — Тебе просто надо его забыть.

Столько ещё хотелось ему рассказать и поплакаться, но она молчала. Она поняла: всё, что касалось Лёши, было пустое. Теперь всё зависело от Саши — забудет она свою прежнюю любовь и будет любить его или… О плохом больше не хотелось думать. Казалось, что других вариантов просто не может быть. Она затихла в его крепких руках, прогоняя все мысли, просто чувствуя его тепло, нежный запах духов, слыша стук его сердца и чувствуя прочность его объятий. С ним любые вопросы решались легко, быстро забывались трудности. Она даже была рада, что пережила душевные волнения от правды и не предала такую добрую душу.

А он, обнимая её, уже продумывал, как вычеркнуть из её жизни другого мужчину и помочь его забыть. И как сделать так, чтобы она стала его девушкой. Ведь чувствовалось, что он и вправду не ошибся с выбором, раз она повела себя так честно с ним и не побоялась сказать правду.

— Эй вы там, голубки! — послышался крик снизу. — Слезайте уже.

Саша посмотрел, кто посмел нарушить их покой, а Надя, наоборот, притихла и затаилась, лишь бы её не увидели.

— Что орёшь? Что хотел? — грозно спросил Саша, увидев внизу напарника и Татьяну Александровну.

— Обед уже кончился, — улыбалась Татьяна Александровна.

— Пойдём давай, — крикнул напарник, махнув рукой, чтоб тот слезал.

— Сейчас спущусь, только не ори на весь завод, — так же грозно предупредил Саша. — Давай руку, — нежно посмотрел он на свою девушку, помогая встать, и, пока их не видели, сказал: — Вечером обязательно увидимся.

Как, где и во сколько, она уже не уточняла, потому что была уверена, что он опять всё продумает, ей просто достаточно согласиться.

— Хорошо, — улыбнулась она.

Они вышли из-за склада и разошлись со своими коллегами по рабочим местам.

Татьяна Александровна не приставала с вопросами, но вела себя настороженно, словно пытаясь о чём-то предупредить, но не решалась испортить отношения.

Около пяти раздался звонок по внутреннему телефону, Татьяна Александровна передала Наде трубку.

— Я не успеваю к пяти, — расстроено говорил Саша, — ты сможешь меня подождать, чтобы мы пошли вместе домой?

— Наверно, смогу, только мы склад под охрану должны сдать, — задумалась она над тем, что хочется и с Сашей провести вечер, и где его подождать, не знает.

— А ты приходи ко мне в кабинет.

— Но я не знаю, где у тебя кабинет.

— Пойдёшь дорогой, как в столовую. А на развилке асфальтированных дорог свернёшь налево. Там двухэтажное здание. Я тебя увижу через окно и встречу. Договорились?

— Хорошо, — согласилась она, ведь всё было понятно, а уверенность, что он действительно о ней не забудет и встретит, не покидала.

После окончания смены она неторопливо закрыла склад, попрощалась с Татьяной Александровной и пошла в сторону столовой. Проходящие знакомые выражали удивление, что она идёт в противоположную сторону, но никто ничего не говорил и не спрашивал. «Как он смог так всех утихомирить?» — удивлялась Надя. Она не верила, что у обычного мастера могут быть такие связи или власть, которые заставляли людей молчать, да и он казался добрым и мягким человеком. Хотя она не исключала возможности, что доброжелательным он был только с ней. Потому что ни бывшему мастеру, ни напарнику он спуску не давал.

Пока она медленно шла, всё пыталась понять — её этот мужчина или нет. И постоянно чувствовала беспокойство, что в серьёзные отношения с ним вступать безрассудно, пока он всё о себе не расскажет. Но он от любых вопросов так искусно уворачивался, словно где-то этому учился. Поэтому она ловила себя на мысли, что не получится между ними серьёзных отношений, несмотря на все его ухаживания. Ведь чтобы считать его надёжным спутником жизни, Саше необходимо было стать более честным и открытым.

Она только увидела здание и подумала, где его здесь искать, как он тут же появился в рабочей одежде: светлых джинсах и обтягивающей все мышцы чёрной футболке.

— Молодец, что пришла. Я ждал, — заулыбался он, взял её за руку и повёл за собой в холодное здание, в свой кабинет на первом этаже.

Кабинет был просторный, но прохладный и тусклый. За окном почти весь свет загораживали сирени. Два стола: его около окна, а напарника — вдоль стены. И много стульев для подчинённых. Играло местное радио с такой же заезженной музыкой, как у неё на складе.

— Ты пока присмотрись, а мне осталось с бумагами закончить — и пойдём, — он сразу принялся за раскладку серых листков с записями на столе.

— И куда мы пойдём? — она начала прохаживаться по кабинету и разглядывать всё вокруг. Ведь рабочее место многое могло сказать о хозяине.

— А куда ты хочешь? — сегодня он дал ей право выбора.

— Я бы хотела посмотреть всё твоё здание, — решила использовать она подвернувшуюся возможность. — Это же твоё здание?

— Хорошо, я тебе покажу, — согласился он. Она была довольна. Ей всегда нравилось узнавать что-то новенькое. Пригодится или нет это в жизни, но тяга к познаниям была у неё в крови. Она села на стул напротив него; по аккуратно собранным стопкам видно было, что он уже заканчивает. Такой мужской прокуренный кабинет сразу натолкнул её на вопрос:

— А ты куришь?

— Нет, — спокойно ответил Саша, продолжая торопливо записывать в журналы слова. — Здесь мужики курят, поэтому такой запах.

Она смотрела, какой он трудолюбивый и все дела доводит до конца, не оставляя ничего на завтра, аккуратный и соответствует своей должности: строгий, правильный, умный. Он услышал музыку по радио про Эсмеральду и стал чуть слышно подпевать: «И после смерти мне не обрести покой, я душу дьяволу продам за ночь с тобой…», потом, закончив с бумагами, собрал барсетку и одежду, взял связку ключей, продолжая петь и поглядывать на Надю, словно посвящая слова ей.

«…Святая Дева, ты не в силах мне помочь. Любви запретной не дано мне превозмочь. Стой! Hе покидай меня, безумная мечта. В раба мужчину превращает красота. И после смерти мне не обрести покой. Я душу дьяволу продам за ночь с тобой», — он выключил радио, подошёл к Наде, которая заслушалась его пением, и, желая слышать подтверждение своих чувств, спросил:

— Да?

— Ну, тебе видней, — Надя не знала, что ответить. — А у тебя красивый и нежный голос. Я бы слушала и слушала. Мужчины редко поют. А точнее, можно сказать, вообще не поют.

— Влюблённые мужчины поют, — не согласился он, закрывая дверь на ключ. — Ну что, пойдём, покажу тебе всё, — он посмотрел на неё, поняла ли она его чувства к ней, и, убедившись, что она услышала его, повёл по ступенькам вверх, не дожидаясь очередного вопроса. — На втором этаже у меня спортзал, сауна и раздевалки. А на первом — кабинет, комната для отдыха, красный уголок.

— У тебя свой спортзал? — удивилась Надя, поднимаясь по широкой лестнице и рассматривая всё по сторонам.

— Да, собранный своими силами. Что-то осталось от прошлого мастера, а что-то я привёз из дома. Ну, сейчас всё сама увидишь, — он открыл ключом белую дверь и пропустил девушку вперёд, закрывая дверь на замок.

Комната была просторной и светлой, прохладной и проветренной. Сирени внизу не доходили до окон, поэтому всё пространство освещалось дневным светом. Помимо прикреплённой к стене лестницы слева здесь расположились турники, тренажёры со штангами, гири и гантели разного веса, маты на полу, скакалки висели на крючках, несколько обручей и тяжёлых баскетбольных мячей. Настоящий спортивный зал.

— Ух, ты, как много всего, — Наде хотелось всё потрогать и попробовать. А Саша уже уселся за тренажёр и качал ноги, рассказывая, что у него есть.

— Этот тренажёр для жима ног, можно прокачивать икры, — он встал и пошёл дальше, демонстрируя несколько раз каждый тренажёр, — эта скамья для жима штанги лёжа. Можно менять вес с помощью гантелей. Есть самые маленькие, от 1 килограмма до 50. Этот тренажёр для мышц спины. Это для бицепсов. Это верхняя тяга. А на этой скамье можно качать пресс. Причём чем выше ставишь, тем сложнее.

— Я думала, что пресс можно только на полу качать, — удивилась Надя. Саша засмеялся.

— А ты попробуй, — предложил он ей лечь, и она легла на скамью под уклоном в 45 градусов, тем более что в брюках могла себе это позволить. — А теперь руками обхвати плечи и качай пресс. Ну, как?

— Тяжело, — сказала с трудом Надя, сделав несколько раз.

— Здесь всё зависит не от количества повторов, а от угла наклона. А можно и на турнике. Тогда достаточно будет нескольких раз. Причём не только прямо наклоняться, но и скручиваться, — он повис на турнике вниз головой, обхватил плечи руками и несколько раз показал, как качать пресс. А потом легко спрыгнул.

Надя встала со скамьи и пошла дальше, увлечённо слушая своего экскурсовода.

— Это груша для отработки силы удара. А вон та — пневматическая, для отработки быстроты удара. Некоторые занимаются в перчатках, я так, — с размаху он ударил по груше кулаком, предварительно приняв стойку для удара, и раздался звонкий щелчок.

— Это сколько в тебе силы-то? Откуда? — удивилась она.

— Я боксом занимался, — ещё раз чётко ударил он по груше, она отлетела выше, чем в первый раз, и поймал её.

— А теперь не занимаешься? — она не верила своим глазам, что может быть в мужчине такая сила.

— Списали по состоянию здоровья, — огорчённо сообщил он.

— Это как?

— Сердце не выдержало бы следующего боя. Поэтому тренер запретил профессионально заниматься боксом и участвовать в боях, — объяснил он.

— Ты участвовал в боях? — уселась она на тренировочную скамью, чтобы послушать его рассказы о себе.

— Да. У меня отлично всё получалось. Почти каждый бой — победа, в своей весовой категории. А потом один неудачный удар — и всё, конец карьере!

— Это же больно, когда тебя бьют.

— Там всё защищено: перчатки, капа, в любительском — ещё и шлем. Ну, а если словил удар — сам виноват, надо было уклоняться, отходить или ставить вовремя защиту, — он сразу показывал, что такое уклон, отход и защита.

— А тебе не страшно было? И вообще, как так можно — бить другого человека?

— Помимо физической подготовки, перед боем всегда идёт психологическая. Выходишь на ринг и ничего, кроме глаз соперника, не видишь. И отрабатываешь всё, чему тебя учили. Это даже интересно. Иногда попадаются хорошие соперники, которых можешь просчитать только на третьем-четвёртом раунде.

— Тебе нравилось? Переживаешь? — заметила Надя, как он увлечён боксом и рассказом о нём.

— Всему своё время, видимо, — не печалился он.

А Наде стало его жаль: он мог бы стать звездой бокса с его силой, стойками и чёткими ударами. Хотя, может, они все там такие профессионалы? Она просто никогда этим не интересовалась.

— Вот так я каждый день прихожу в зал, чтоб поддерживать себя в физической форме, — заключил Саша, садясь на корточки напротив неё.

— Каждый день? — удивилась она.

— Да, после работы или в обед иногда успеваю.

«Так вот почему никто с ним не спорит и против ничего не говорит, — догадалась она. — Просто его коллеги знают, какой он силой обладает, и понимают, что лучше лишний раз не нарываться».

— А ты здесь один занимаешься?

— Чаще один, а так — иногда мужики заходят позаниматься. Ключ всегда у меня в столе, поэтому — кому надо, подходят и берут.

— Так вот почему тебе сильно не противоречат, — вслух поделилась она своим предположением.

— Ну, у кого есть голова, они стараются ею думать, — улыбнулся Саша.

— А как же ты женщин успокаиваешь? Тоже кулаками? — забеспокоилась она.

— Умные — сами понимают, а глупых — ничем не успокоить, наоборот, надо дать выговориться, — улыбнулся он тому, что она пыталась его подцепить на крючок, приблизился к её ногам и обхватил руками колени. Она бессознательно положила руки на его плечи, чтоб почувствовать крепкие мышцы, и слегка погладила их.

— Сегодня уже никто мне ничего не говорил о нас. Так странно. А ещё недавно все сплетничали.

— Ну, будем надеяться, что мы работаем с умными людьми, — улыбался он, и от его улыбки опять в душе стало так хорошо и легко. — Ну что, пойдём? А то ведь нас могут и не выпустить из проходной. В восемь часов ночная смена заступает.

— Пойдём, конечно, — спохватилась она.

Надя даже не задумывалась о времени и о режиме на предприятии. Она почувствовала себя глупой, малоопытной и наивной по сравнению с ним. Он был целеустремлённым человеком, который много в жизни повидал, даже участвовал в боях. А ещё он был выдумщиком и романтиком, который умел воплотить фантазии в реальность и всегда найти подходящий ответ, поэтому с ним было приятно находиться и общаться.

Они спустились вниз, где из кабинета он забрал свою барсетку, закрывая все двери, и вышли на безлюдный тротуар. Ведь уже все сотрудники разбежались по домам.

— Ну, как тебе экскурсия? — поинтересовался он.

— Впечатляюще. Мне даже захотелось походить в спортзал.

— Что, правда? — обрадовался он.

— Правда. Мне хочется, чтобы мои ноги были красивыми и накачанными.

— Так ты вроде и так стройная и красивая, — подарил он комплимент.

— Но я стесняюсь надевать юбки, потому что ножки слишком тоненькие, — раскрыла она перед ним секрет. Видно было, что он готов ей помочь и поддержать, и подбодрить, и найти любое общее дело, чтобы чаще быть вместе.

— Ну что ж, если ты так считаешь, постараемся проработать мышцы ног. Ты бери завтра удобную форму, и можем начать после работы. Конечно, если не произойдёт ничего непредвиденного.

— А что может произойти? — она испугалась, что у него проблемы с сердцем или он может с кем-то подраться.

— Так хоть что. Человек предполагает — Бог располагает.

— Ну да… А то я уже подумала, что с тобой что-то может произойти…

— И со мной, и с тобой. Вот возьмёшь и передумаешь идти. Ведь может быть такое?

— Теоретически — да. А вообще, хотелось бы очень.

— Это меня радует, — он взял её крепко за руку, и они улыбнулись друг другу мило и ласково.

Как-то вдруг обоим ни о чём не хотелось говорить. Идти, дарить друг другу улыбки, чувствовать тёплые ладони, наслаждаться красивой природой, тёплой и солнечной погодой, и остановить время. Просто встать вот так, здесь, сейчас и навсегда. Куда исчезают все мысли и люди, когда ты счастлив?

Пройдя через проходную, они долго ждали автобус на остановке, но, казалось, лучше бы он совсем не приехал. Лучше бы вообще их никто не тревожил, пока так хорошо вместе. Он не делал первый шаг и не торопил её ни в чём, понимая, что навечно она поселилась в его душе и жизни и он правильно сделал выбор. А она не хотела думать ни о прошлом, где было много страданий, ни о будущем, которое было страшно представить без него. И ошибиться, если останется с ним. Ей было так хорошо в настоящем, что она молчала, боясь нарушить тишину или всё испортить.

— Поехали ко мне домой, — предложил он, не желая с ней расставаться, когда они зашли в автобус и сели на свободные места.

— Сейчас? — очнулась она, даже не зная, что ответить.

— Ты не хочешь? — смотрел он пристально на неё, пытаясь понять и почувствовать её желания.

— Может, завтра? Сегодня уже поздно, — пыталась оттянуть она время.

— Ты всё хочешь перенести на завтра, но ведь завтра, может, жизнь что-то более интересное преподнесёт.

— Ну… если только не надолго.

— Хорошо, — широко улыбнулся он, довольный согласием. Это означало, что ещё один вечер они будут вместе.

— А с кем ты живёшь?

— С мамой, батей и братом.

— А собаки у тебя есть?

— Да. Две. Ты любишь собак?

— Я их боюсь. Нет. Я не поеду к тебе, — сразу передумала она.

— Они добрые, умные и во всём меня слушаются.

— А что за порода? — она надеялась, что хоть порода окажется нестрашная.

— Французский бульдог.

— Я даже представить себе не могу, о ком идёт речь. Я очень надеялась, что будет такса или пудель, — расстроилась она.

— Да ты их видела, такие маленькие, пухленькие, крепкие и вечно хрипят…

— А как вы спите? Они не мешают? — удивилась Надя, зачем такое существо терпеть дома.

— Я не слышу. А вообще, закрываем двери на ночь. Они живут в коридоре, — объяснил Саша. — Нам выходить.

Это оказалась та остановка, на которой вчера Саша в магазине доставал мягкие игрушки. И Надя поняла, что он ещё вчера хотел пригласить её к себе домой, чувствуя при этом, как он серьёзно настроен.

— Пойдём зайдём в магазин, — предложил он, кивая туда, где они были вчера.

— Ты вчера, получается, был рядом с домом и поехал меня провожать. Зачем?

— Мне это было приятно, — спокойно ответил он.

— Ты настоящий джентльмен. Не бросишь даму в беде, — была тронута она его поступком. А он в это время уже опустил пятак в автомат и снова достал белого мягкого зайчика с розовым носиком и добрыми глазками.

— Держи. А теперь можно идти дальше, — с улыбкой вручил он ей зайчика, довольный собой.

— Спасибо, — обрадовалась она его подарку. — Ты умеешь дарить радость. Я как ребёнок, радуюсь каждой твоей игрушке. Мне кажется, у меня маленькой столько игрушек не было, сколько ты мне даришь.

— Были, были. Ты просто забыла. Надо иногда напоминать, — радостно светился Саша, снова соединяясь с ней руками.

Они неторопливо прогуливались по тропинкам к дому, а она вспоминала эти места.

— Ты здесь всегда жил?

— С рождения.

— Я в твоей школе окончила музыкальную студию. Семь лет мы учились в одной школе и ни разу не пересеклись, пока не встретились на заводе, — печально произнесла она.

— Так ты в какую смену там училась?

— У нас не смены были. У нас были вечерние занятия, после школы. А ты был когда-нибудь там на третьем этаже?

— Конечно. У нас там уроки проходили. Мы и видели, и слышали, как там постоянно играет то фортепиано, то гитара, то аккордеон, — ему было приятно вспомнить школьные годы. — Хорошо играешь?

— Да. Я была хорошистка. По всем предметам четвёрки. Как бы ни пыталась изменить оценки, всё равно ставили четыре, — вспоминала она.

— Хорошо, что хорошистка, а не удовлетворительница, — пошло пошутил он, а Надя даже не сразу сообразила.

— Ты чего, — пихнула она его в бок, чтоб привести в чувства. — Ну и шуточки, а я-то думала, ты хороший, воспитанный мальчик.

— Я уже давно не мальчик. А ты что, ещё девочка? — завёлся он как школьник, и было даже странно и необычно видеть, как из ответственного строгого мастера, любящего мужчины он неожиданно превратился в мальчишку.

— Саша, — остановилась она, — опомнись. Что вдруг на тебя нашло? Такие шутки в школе можно услышать, но никак не от тебя.

— Молчу, молчу, — постукал он себе по губам. — Что, не смешно? — сдерживал он улыбку.

Она взяла его за руку, смотрела, как он еле сдерживает смех, и сама расхохоталась. А он сразу подхватил её, дав волю эмоциям.

— А что, у вас в школе так парни не шутили? — успокаивался он.

— Они только лифчики пытались расстёгивать в пятом классе, а в седьмом курили всякую дрянь, — вспоминала, веселясь, Надя.

— Вот так? — дёрнул за застёжку лифчика Саша и побежал.

— Блин, — спохватилась Надя, взмахнув руками, и побежала за ним. — Ну я тебя догоню…

— И что? — уклонялся, как в боксе, он, веселясь и заигрывая, пытаясь завести подругу на соперничество.

— Ну… я сначала догоню, а потом что-нибудь придумаю, — не могла она его поймать, такой он был изворотливый и ловкий.

— Хорошо, — остановился резко он, и она наткнулась прямо на его грудь, а он её обнял и прижал к себе, чувствуя её учащённое дыхание и сердцебиение, — ты меня поймала. И что теперь?

— Ну, защекочу, — попыталась она щекотать его бока, но он даже не дёрнулся, потому что умел контролировать ощущения.

— Не получится, — стоял он как памятник и крепко держал её руками.

— Ну, буду щипать, — щипала она пальчиками осторожно его щёки и плечи.

— Так мне это даже нравится, — улыбался он.

— Ну не умею я делать неприятно людям, — обиженно сказала она.

— Может, поднимемся ко мне и ты мне сделаешь приятно, — опять принялся он за пошлые намёки и получил хороший сильный щелбан в лоб от раздосадованной Нади.

Сразу убрал руки и схватился за лоб, сгибаясь пополам, показывая, как ему больно. Надя перепугалась и начала разнимать его руки, чтоб посмотреть, остались ли следы от щелчка. Но он крепко держал руки и отворачивался от неё, всё ещё представляясь.

— Саша, тебе больно? Прости, пожалуйста. Я не знала, что так сильно получится…

Он внезапно схватил её за талию, довольный тем, что услышал, что его девочка обладает состраданием, и начал кружить от радости и счастья. Она только кричала и крепче держала его за шею, от неожиданных порывов и от того, как сильно он её кружил.

— Мне не больно! Мне хорошо с тобой! Моя девочка! — поставил он её рядом с собой, не отпуская рук. И теперь уже слово «девочка» звучало ласково и нежно, а не вызывающе. Они подошли к подъезду высотного панельного дома, счастливо улыбаясь, и поднялись по ступенькам к лифту.

На своём этаже Саша позвонил в дверь. Открыл его брат — высокий худощавый брюнет, совсем не похожий на Сашу. Надя даже не могла определить, кто из них старший, а кто — младший.

— Привет, — сказал брат с порога, — ты чего так долго?

— С работы я, — показал Саша на подругу и заулыбался, заходя в прихожую и открывая вторую дверь.

— Твои псы уже давно просятся гулять.

— Так чего не погулял? — строго спросил Саша.

— Так твои же псы.

— А если бы я не пришёл, ты бы ждал, когда они нагадят по всей квартире? — казалось, что они сейчас подерутся из-за пустяка, так быстро разгорались страсти. — Давай одевайся и иди. Ты видишь, я не один.

Брат ничего не сказал и зашёл в комнату, а Саша начал играть с белой и чёрной радостными собачками, которые пыхтели, хрипели и цокали коготками по линолеуму, то подпрыгивая к хозяину, то кружась около его ног.

— Хорошие мои, соскучились по папе, да ты мой маленький, да ты красавец, — он начал руками их толкать, воспитывать и пробивать на злость. Они рычали на него и злились, но всё ещё быстро виляли маленькими хвостиками. И когда совсем их разозлил, громко приказал: «Место!» — и они послушно побежали на коврик возле двери, где стояла Надя. Она только успела отскочить, всё ещё не веря, что это добрые существа.

— Да не бойся ты их, они знают своё место, — успокоил он её и придержал за руку, помогая снять туфли, проводя на кухню.

— Есть будешь? — по-хозяйски вёл себя Саша, а Надя села на табуретку. Кухня была широкой, но заставленной гарнитуром, холодильником, большим кухонным столом и новой стиральной машиной.

— Нет. Спасибо.

— Может, чай? — он уже достал кружки и грел чайник.

— Ну давай, — ей было дискомфортно в новом месте.

— А это новая машина, вчера купил. И стирает, и отжимает, и сушит. Закидываешь вещи, достаёшь, и можно надевать, — похвастался он.

— То-то я смотрю, ты частенько ходишь в белом. С такой машиной можно каждый день в белом, — заметила она.

— Да, мне очень нравится белый цвет, — согласился Саша.

— Тебе он очень идёт. Ты загорелый, отлично смотрится. А ещё вещи в обтяжку очень подчёркивают все твои мышцы, — расхвалила она его, он только заулыбался довольно.

Налил воду в кружки, бросил пакетики, достал сахар и конфеты в вазочке и сел рядом за столом.

— Я тебе в другой раз покажу квартиру, мама с папой уже отдыхают, — объяснил он, заметив на входе, что комната родителей уже закрыта.

— А что, уже спать пора? — она пыталась взглядом найти часы на кухне. Взглянула в окно — там было темнее, чем вчера, когда они возвращались. Она забеспокоилась: — Саша, мне уже надо домой. Я даже не заметила, как быстро время пролетело.

— Сейчас допьём чай, и я тебя провожу.

— Может, только до остановки? Ведь тебе как-то надо обратно ещё возвращаться.

— Я доеду. Давай только сначала выгуляем собак, — беспокоился он за своих любимцев.

Она подумала над тем, что это будет ещё позднее, но раз он её проводит и ещё и сам доберётся, то, скорее всего, беспокоиться не о чем, и она согласилась:

— Хорошо.

Он улыбнулся, ему нравилось, что она во многом с ним соглашалась, ему это льстило. Наконец-то он чувствовал, что не один, что есть у него подруга, с которой время летит незаметно, с которой легко и весело.

— Ты что, сладкое любишь? — увидела она, как Саша уплетает конфеты, оставляя фантики на столе. Она обычно ела по одной-две, но не горстями.

— Люблю, — кивнул он.

— Странно, я думала, что мужчины не едят сладкое.

— Почему?

— Не видела никогда. Мой папа всегда отдавал мне.

— Да тут на всех хватит. Маме на работе постоянно разные шоколадки приносят. Давай коробку какую-нибудь откроем.

— Ой, давай лучше пойдём, я правда беспокоюсь, чтоб успеть на автобус, — отказалась она, представляя, что выгул собак — это дело нескольких часов.

— Я ж сказал, успеем, — строго напомнил он, но сам убрал кружки в раковину и пошёл переодеваться в более свободную одежду. Оказалось, что спортивные штаны тоже на нём смотрятся отлично, обтягивая и подчёркивая мышцы.

Надя надела туфли. Саша надел поводки на собак, и они вышли из квартиры.

— Ну как тебе у меня? — поинтересовался Саша. Надя уже привыкла к собачкам, тем более что они слушались хозяина и крутились только около него.

— Я вообще-то только кухню видела, — улыбнувшись, напомнила она.

— Я обязательно тебе покажу всю квартиру, как я живу. Просто сегодня пришли немного поздно, — оправдывался он.

— Да я всё понимаю, говорила же, лучше завтра. А тебе не терпелось сегодня, — напомнила она, передразнивая его.

— Завтра мы идём в спортзал, — радостно напомнил он, поднимая брови, — ты ещё не передумала?

— Ещё нет, — улыбалась она.

Саша освободил собак от поводков, чтобы они могли быстро сделать свои дела в кустах. А сам взял Надю за руку, и они пошли за дом, где, хоть и не было фонарей, но зато хватало травы, чтобы побегать собачкам.

— Будем завтра тебя учить, как убегать и догонять, — вспомнил он игру, в которую они играли перед домом, и снова дёрнул замок на лифчике, убегая от неё.

Надя, не задумываясь, побежала за ним, чтобы поймать обидчика, а за ней сорвались с места Сашины защитники. Он боковым зрением уловил, как его собаки несутся за ней, и оглушительно заорал: «Место!». Схватив подругу на руки, поднял её как можно выше, но чёрный пес подпрыгнул и цапнул зубами её за туфлю.

— Место! — снова крикнул он. Собаки притихли и сели, послушно глядя на хозяина.

Он взглянул на Надю, которая не успела понять, что произошло, только почувствовала, как клацнули собачьи зубы около её туфель, и поставил её на землю, не сводя глаз с собак. В его груди бешено колотилось сердце, и он попытался оправдаться:

— Я совсем упустил из виду, что они защищают своего хозяина, а ещё и ревнуют. Подожди, я отведу их домой.

Она боялась пошевельнуться и открыть рот, чтобы произнести хоть звук, глядя на его защитников, мысли которых невозможно было угадать. Они поступали так, как их запрограммировал хозяин, который не мог предугадать все возможные ситуации. И она так и не понимала: всё ещё они считают её врагом и могут броситься при любом движении или возгласе или уже присмирели, считая её другом.

Он пристегнул поводки, дёрнул их за собой и строго взглянул на подругу:

— Жди меня здесь. Я быстро!

Он моментально скрылся за углом. Она оглянулась по сторонам. За домом шумели проезжающие машины, один фонарь между домами освещал небольшую территорию двора, вокруг несколько деревьев, пятиэтажки, в которых горел свет, и тишина. Ночная тёплая тишина в самом дворе. Все уже давно со своими семьями дома, отдыхают или спят, как его родители. А она одна здесь, её только что чуть не разорвали собаки, и она бы даже не успела ничего сделать и сказать, если бы не Саша, его сильная хватка, его то ли интуиция, то ли способность улавливать движения. Она не понимала, как он смог почувствовать, что за ней гонятся собаки. Приходя в чувство от перенесённого стресса, она не смогла сдержать слёз. Обхватила себя руками, то ли пытаясь согреть себя, то ли спрятаться, стоя на месте и крутя головой по сторонам в поисках закрытого или защищённого места, где бы ей ничего не угрожало. Сейчас Надя почувствовала себя такой беззащитной и уязвимой, что постепенно ощущала, как тревога заполняет всю её душу.

Быстрые шаги за спиной привели её в чувство, она обернулась, увидела всё ещё раздражённого Сашу и бросилась к нему на шею, вытирая слёзы на щеках.

— Прости! Я не подумал, что такое может произойти. Ты напугалась? — прижал он её к себе, чтобы вселить спокойствие, ладонями помогая осушить щёки.

— Я ничего не поняла, — затихала она, — только когда ты ушёл, я сообразила, что произошло. Если бы не ты… — снова обняла она его за шею, благодаря за спасение, а он стал гладить её по спине, успокаивая.

— Всё позади. Не думай уже. Я больше такого не допущу, — обнял он её за плечи.

— Я говорила же, боюсь собак, — напоминала она, когда они уже пошли в сторону остановки.

— Так они это чувствуют. Не бойся никогда. У них слабое место — это нос. Сразу бей в нос — и всё, собака убежит, поджав хвост, — на будущее учил он её, как действовать в таких ситуациях.

— Хорошо, у тебя удар сильный, а у меня? — заулыбалась она. — Она даже не почувствует. Я как комарик…

— Вот завтра и будем отрабатывать удары, — посоветовал Саша, забывая о случившемся и крепко прижимая подругу к себе, чтобы ей стало совсем не страшно. — Да? — игриво задел он её по носу, подбадривая.

— Ну что ты опять, — возмутилась она, улыбаясь.

— Не вешай нос, — объяснил он свой жест. — Вообще, я сам испугался очень. У них смертельная хватка в 200 кг. Во что вцепятся, уже не расцепить, пока не убьёшь. Я сам пробовал: брал палку, пёс подпрыгивал, хватался за неё зубами, и его можно было на ней крутить, пока у самого руки не отпадут. Это добрая порода к тому, кто добр к хозяину, но от врага они защищают хозяина на смерть. Видимо, тебя приняли за врага, раз ты за мной побежала.

— Глупые. Не могут отличить, где враг, а где любимая девушка, — обиженно сказала она, вспоминая, что он влюблён в неё.

А он понял, что она догадалась о его чувствах, и, считая себя после этих слов её мужчиной и защитником, гордо и злобно сказал:

— Я им вечером объясню. Поверь, всыплю им так, что сидеть не смогут месяц.

— Ты чего! Даже не вздумай. Они же тебя защищали. Не надо из-за этого собачек бить. Они тебя так любят.

— Но они должны знать своё место. Чтоб такого не повторилось, всё равно их надо проучить.

Наде, конечно, очень хотелось, чтоб такого не повторилось, но ещё было жалко маленьких беззащитных собачек.

— Давай лучше я больше к тебе домой не пойду, — предложила она.

— Да ты что? Из-за собак? Больше такого не повторится — они с первого раза у меня поймут всё, — гневался он.

На остановке сразу пришёл автобус, они вновь продвинулись в конец салона. Народу опять было много.

— Куда так поздно все могут ехать? — возмущался Саша.

— Туда же, куда и мы — домой, — предположила Надя.

— Так чего не спится-то? Короче, надо покупать машину, — бесила его обстановка, и он принял мысленно решение.

— А какую ты хочешь?

— «Ауди 100».

— Иномарку, что ли?

— Конечно, только иномарку.

— А почему «Ауди»?

— Потому что это германец, с бензиновым двухлитровым двигателем, пятиступенчатой коробкой передач на механике и максимальной скоростью двести двадцать километров в час. Понятно?

— Только про максимальную скорость. Я думаю, что это быстро, — заулыбалась Надя, не совсем улавливая, чем «Ауди» лучше других машин.

— Это очень быстро! Как только я её куплю, так ты первой поедешь на ней.

— Так я не умею водить, — размечталась она, что он хочет ей доверить руль.

— Так пассажиром тоже интересно, — заулыбался Саша. — А почему ты не хочешь научиться водить машину?

— Почему не хочу? Очень даже хочу! Я вообще брежу машинами. У меня в планах на этот год получить права.

— Хорошие планы, и когда собираешься учиться?

— С сентября.

— А на какой машине потом будешь ездить?

— Главное, получить права, а машина найдётся, — сообразила она, потому что все, кого она просила поводить авто, ей не отказывали.

Автобус приближался к остановке, и Саша потихоньку начал Надю продвигать к выходу. Она опять не обращала внимания на происходящее. Зато он был начеку и держал всё под контролем. Он спустился первым по ступенькам и подал ей руку, помогая спрыгнуть и подхватывая как бабочку. Она легко выпорхнула из дверей автобуса, приземляясь на асфальт.

— Ты такой сильный, — ей было приятно ощущать его крепкие руки.

— Это ты лёгкая, — улыбался он, прижимая её к себе.

— А как ты почувствовал, что собаки бегут за мной? — хотелось поверить ей в его сверхъестественные способности.

— Профессионально. У боксёров зрение развито почти вкруг, для того чтобы не пропустить удар. Тот, кто бьёт — об этом не предупреждает, — засмеялся он. — Ты должен чувствовать и предугадывать по глазам его намерения.

— Ничего себе. Как мне с тобой сегодня повезло. Нужная вещь, пригодилась, — размышляла Надя.

Они опять шли мимо школы, только сегодня уже было темно и редкие фонари освещали их тропинку. Как сейчас ей спокойно от того, что рядом с ней идёт такой сильный защитник, который видит «почти вкруг».

— А ты, может, ещё и в темноте видишь? — хотелось ей узнавать о его способностях, которые он получил, занимаясь боксом, и которые пригождались ему в жизни.

— Только если включить фонарь, — засмеялся он, имея в виду, что фонарь можно ещё под глаз поставить.

Она поняла его шутку и рассмеялась.

— У тебя очень приятный голос, такой успокаивающий и родной, — прижимал он её крепче к себе, потому что вокруг ничего не было видно. Они проходили самый опасный участок, который освещался только лампами из окон редких квартир, в которых не спали.

— Спасибо. А моей учительнице по музыке он не нравился, — вспомнила она.

— Почему?

— Слишком тихий и глухой. Она меня постоянно терроризировала, чтоб я пела громче и звонче. И никогда не слышала, когда я пела в хоре. Другие голоса меня всегда заглушали, — рассказывала она о своих студийных мучениях.

— Ну, там хватало голосов, что ей не нравилось? Зато мне очень нравится, — улыбнулся он, и она увидела его улыбку, когда они завернули за угол дома, выходя на освещённую местность.

У подъезда стояла её мама, и Надя сразу испуганно убрала Сашину руку со своей талии и сжала в кулаке:

— Это моя мама стоит, — кивнула она ему в сторону женщины невысокого роста, сразу насторожившись.

— Надя, ну где ты, бессовестная, так долго ходишь? — закричала она громко, только заметив дочь и, не дождавшись ответа, продолжала: — Я беспокоюсь, места себе не нахожу, а ты неизвестно с кем шляешься по тёмным улицам.

— Добрый вечер. Я тоже за неё беспокоюсь, поэтому и проводил до дома, — быстро сообразил, что ответить, Саша, отпуская её руку и передавая маме.

— А вы кто? — не унималась мама, прищурившись, глядя на неизвестного парня.

— Мама, пойдём. Я тебе дома всё объясню, — взяла Надя мать за руку и кивнула Саше, чтоб тот уходил.

— Нет, я хочу знать здесь и сейчас, — настаивала она на удовлетворении своего интереса, но Саша уже развернулся, чтоб идти, понимая подругу.

— Мам, у него тоже родители беспокоятся. Пусть идёт. А мы дома поговорим, — сообразила Надя, беря мать за руку и заводя в подъезд. Так и не успев нормально попрощаться с Сашей.

Вечер был испорчен материнскими нравоучениями и мыслями о смертельной опасности, которая подстерегает дочь на каждом углу. Всем мужикам от неё нужен секс, а она безголовая дурочка, которая не знает, чего хочет:

— И вообще, звонил Лёша и спрашивал, когда ты будешь дома. А я не знала, что ответить.

Саша удачно добрался до дома и спокойно лёг спать, когда все его домочадцы уже смотрели сны. От усталости и пережитых эмоций голова отключилась сразу, как только почувствовала подушку. А Надя долго не могла уснуть, оттого что ей было неудобно перед Сашей за сцену, утроенную матерью, оттого, что наслушалась о себе разных неприятных высказываний и оттого, что почти поверила, что она такая тварь, что играет на два фронта. Потому что когда услышала от мамы, что ей звонил Лёша, сразу вспомнила о нём, что, может, сейчас наконец-то через ревность в нём проснётся любовь к ней. Но в это уже слабо верилось, да и не хотелось, чтоб что-то в нём просыпалось. Ей было хорошо и спокойно с Сашей, и она видела своё хотя бы недалёкое будущее с ним: совместные походы в тренажёрный зал и вечерние прогулки.

«Да не на два фронта я играю, — объясняла она себе. — Вот если бы с обоими секс был — тогда да. Но с Лёшей мы даже видимся редко, а Саша для меня пока только друг, и ему совершенно не надо от меня секса. А если надо было бы, то он уж давно бы добился, с его постоянными подарками и сюрпризами. Любая бы ещё вчера отдалась».