Мир женщин. Клятва

Надежда Сомерсет, 2022

Говорят, жизнь на земле похожа на ад, так ли это? То, куда тебя занесет после смерти – сродни калейдоскопу – мир, полный красок, но полный ли счастья и рай ли эта земля? Клятва, данная одному мужчине, может стать в будущем договором к свободе или проклятием. Как посмотреть! Да и что значит: он против расторжения договора? И что значит, что договор магический и расторжению не подлежит? Да и оказывается я – спасительница мира… Знаете, я свободная женщина и сама могу решить, куда мне идти, что мне делать и как мне жить! Так я думала, пока училась магии под руководством опытного наставника. Кстати, очень веселый мужик, правда, со своими тараканами, но в общем – веселый. Потом искала выход из ситуации, где каждый встречный мужчина пытался сделать меня своей женой… Видите ли я пророчество должна исполнить? Нет, я согласна на исполнение пророчества, но в части, где все жили долго и счастливо, а не где я должна стать матерью целого континента. Знаете, тяжеловата шапка Мономаха.

Глава 4

Помни, что жизнь — как езда на велосипеде: если тебе тяжело — значит ты идёшь на подъём! (Данте Алигьери)

***

Лина двигалась по улице, надеясь, что ее вид простой служанки из богатого дома не привлечет ничье внимание. Одеваясь утром, она выбрала платье цвета спелой сливы, мягкая юбка, закрытые руки и плечи, и вязанный черный воротник по горловине. Вокруг нее сновали женщины: в белых чепчиках, в косынках, с ведрами, с корзинами, с метлами, с цветами, в кожаных передниках, в высоких сапогах и даже с мечами на поясах, высокие, стройные, маленькие и седые, черноволосые и рыжие. Кто-то выносил стулья и столы из магазинов на улицу, кто-то расставлял цветы на лестницах, украшая лавки, кто-то раскладывал фрукты и овощи на импровизированных прилавках. Высокие женщины в мундирах стояли у кузницы и рассматривали щиты, мечи и копья, споря с хозяйкой и торгуясь. Лина прошла дальше, понимая, что никто не знает о том, что она хочет сбежать из этого городка, значит и бояться нечего. Покрепче взяв корзинку и поправив платок на голове, который закрывал ее волосы, сейчас убранные в тугую косу, она направилась дальше по широкой дороге, надеясь, что она ее выведет из города.

«Интересно — это столица или нет? Если это просто провинциальный город, то что здесь делает король? Этот мир красив и так разнообразен своей необычностью, цветы, небо — все другое. А то, что это мир женщин, навевает печальные мысли. Интересно было бы узнать этот мир лучше, узнать его не из рабского подчинения и уборки грязного белья, а узнать, так сказать, с вершины власти. Но попадать в милость к королям, да еще такому, не очень хочется, потому лучше буду узнавать его медленно».

Пока она думала о несовершенстве мира, в который попала, дорога привела ее на самые дальние улицы, где маленькие хлипкие домики ютились между деревьями под их тенью, невысокие деревянные покосившиеся заборчики и тишина.

— Девушка, что у тебя в корзинке? — Лина замерла, у калитки, почти развалившегося забора стояла невысокая худенькая женщина, лицо сплошная маска из морщин, руки тонкие и скрюченные артритом, волосы седые и убраны в косу, уложенную на голове в виде короны.

— Бабушка, вам помочь?

— Да, деточка. Вижу у тебя корзинка, может найдется что-то и для старухи, боль съедает меня, а за овощами идти в центр города сегодня тяжело и далеко, да и сил нет, — голос сухой, немного скрипучий, но слышались ласковые нотки, а когда она улыбнулась, сверкнули добротой выцветшие глаза.

— Конечно, я поделюсь, — Лина, отвернула платок укрывающий корзинку и достала оттуда ароматную булочку. — Вот возьмите.

— Доброе дитя. Спасибо. А куда идешь, дальше будет лишь дорога в леса.

— Не знаю. Иду, куда глаза глядят, — девушка улыбнулась и пожала плечами.

— Там лишь лес. Да и куда идти, если тебя найдут, то накажут. Лучше вернись, метка все равно не даст выйти с территории города.

Лина улыбнулась, протянула завернутый в платок сыр старушке и кивнула: — Я свободная женщина, иду туда, куда хочу. Но вам я помогу. Чтобы снять боли в костях: сделайте горячую ванночку с йодно-содовым раствором. Поможет снять боли.

Старушка улыбнулась и покачала головой: — Свободная женщина! В этом мире нет свободных женщин. Зайди девочка, поговорим, и ты мне все расскажешь, один день для тебя ничего не значит, а для меня встреча с тобой — благословение. Хоть я и прожила много лет, и может быть не видела в этом мире ничего кроме кухни и чугунков, но я могу тебя выслушать и может быть мои познания жизни железных чугунков и тебе помогут.

Лина улыбнулась: — Спасибо, — действительно один день ничего не решит, а поговорить и узнать этот красочный мир так и подмывало, уж если ее никто не просвещает.

Мир железных чугунков…

Домик, в котором жила старушка был маленьким, но уютным. Знаете таким, о котором хочется вспоминать и мечтать долгими зимними вечерами. Кресло у печки, дерюга под ногами и треск поленьев в тишине комнаты. Веселые занавески в цветочки, стол на кухне, покрытый белоснежной скатертью и море подушек с любовно вышитыми наволочками на стареньком диване. Лина задохнулась от чувств на нее нахлынувших: — Как же здесь хорошо.

— Вот и живи здесь. Сюда никто не приходит, за едой я хожу на базар, продавая свой труд, — женщина показала на лежащую на столе ткань, — ты не подумай ничего, я белошвейка, шью белье. Правда теперь мне сложнее, но руки помнят все, потому на жизнь мне хватает. Да и сколько мне уже нужно?

Лина провела рукой по нежнейшей ткани и кивнула: — Я не умею шить, зато я хороший доктор. Была.

Но старушка будто и не заметила ее слов: — Ничего, научу. Белье для женщины в нашем мире единственное средство подать себя, показать себя и заслужить толику любви.

— А вы здесь давно живете? — ставя корзинку на стол и присаживаясь на табуретку, спросила Лина, наблюдая за старушкой.

— Давно. Я уже и забыла, где я раньше жила. Здесь тихо и метка моего господина меня не беспокоит. Так что ты там говорила про свободу?

Лина покачала головой, наблюдая, как старушка присаживалась на стул у печки: — Даже не знаю, как сказать.

— А ты начни с самого начала. Иногда лучше выговориться, чтобы освободить сердце от печали, — старушка сложила руки на коленях, — меня можешь звать бабушка Бигор. Так что я слушаю.

— Хорошо, но и вы дайте мне слово, что мою историю никто не услышит кроме вас.

Бигор кивнула и подняла правую руку вверх: — Клянусь.

Лина кивнула: — Да и что рассказывать. Я умерла в своем мире и оказалась в этом. Но этот мир оказался еще хуже чем тот. Там где я родилась много света, тепла, но мало любви. Там правят деньги и желания и мир не так красив как этот, там зеленый лес и голубое небо, а здесь разноцветная земля и фиолетовое небо, там много бетона и железа, а здесь дерево и век металла, там свобода, а здесь рабство.

— Как ты умерла?

— Я замерзла в снегах. После смерти родных я сломалась, желание жить пропало, потому и выбрала тот путь, — Лина опустила голову, глядя на свои руки, теребящие подол платья.

Бигор покачала головой: — Тогда почему ропщешь? Если тебе так здесь понравилось, измени этот мир под себя, сделай его лучше, а если не можешь тогда измени себя, подстройся под обстоятельства.

— Как? Даже если я смогу родить мальчика, то он будет расти десять, двадцать лет. Эти годы не изменят этот мир. Не изменят жизнь женщин, не сделают их жизнь лучше, радостней.

— А ты думаешь, они хотят меняться? Разве? Этот мир — мир женщин, а женщины приспосабливаются намного лучше мужчин. Ты вот только что сказала, что этот дом вызывает у тебя ностальгию по своему миру. Так почему ты думаешь, что то, что сейчас происходит за дверью этого дома, не нравится живущим там? Я вот прожила долгую жизнь, но не родила ребенка, не построила дом и не вырастила дерево. Но зато я прекрасно знаю, как приготовить похлебку из овощей и сшить прекрасное белье из кусочков кружев. Ты можешь подумать, что мне одиноко, здесь в этом доме, где не слышен ни один голос. Но это не так. За свою жизнь я видела многих и сейчас готовя похлебку или работая с иглой, я вспоминаю их. Я не жалею о том, чего не было, я жалею лишь ободном, что я так мало прожила, так мало увидела. Я думаю, что многие в этом городе тебе позавидуют. Ты видела два мира, ты получила знания в одном мире и можешь их реализовать в другом. И ты сказала, что ты свободна, значит метки у тебя нет. Ты свободна в своих передвижениях, значит, ты свободна в мыслях и желаниях. Здесь, нас всех удерживает метка нашего хозяина, мы не можем покинуть территорию города, ну только если срежем ее с кожи. Но я о таких случаях не знаю. Значит, их и нет.

Лина кивнула: — Бабушки Бигор, вы правы, но куда мне идти? Что мне теперь делать? Я думала что уйдя от одного хозяина к другому, получила шанс, но потом поняла, что шанса у меня нет. Моя жизнь все равно будет зависеть от мужчин. Но я не хочу так жить. Там, в моем мире я была свободна, сама строила карьеру, свой дом и свою любовь. Здесь же за меня все решили.

— Я покажу, — старушка встала и подошла к окну, осторожно отодвигая цветастую занавеску, — иди сюда.

Лина стояла перед окном, за которым виднелась дорога, уходящая в поле, на котором росли желтые цветы: — Это дорога?

— Да.

— Но куда мне идти?

— Ну, ты же свободная женщина, а раз так, то и путь у тебя найдется. Но это не обязательно путь в никуда. Твой путь может быть другим, ты сама сказала, что ты хороший доктор, может ты сможешь стать кем-то именно здесь, помочь тем, кто в тебе нуждается именно здесь. В этом городе много женщин, и им требует помощь, твоя помощь. Осталось только понять, как им эту помощь предоставить и тогда путь найдется, дорога сама выберет тебя.

Лина посмотрела на стоящую рядом с ней маленькую старушку с такими добрыми глазами, и не понимала ее посыл: — Я просто убегала, а теперь вы предлагаете мне вернуться?

— А теперь тебе стало страшно?

— Очень, — Лина не сказала эти слова, она их прошептала. А Бигор уже гладила ее по руке.

— Это первая минута. Любой путь, любая дорога связана с тем, что что-то придется потерять и что-то приобрести. Если выберешь дорогу в никуда, может быть все потеряешь. Не будешь жалеть?

— Так что же мне делать?

— Я не знаю, — старушка развела руками, — это решать тебе. А пока ты будешь решать, давай выпьем чаю и ты мне расскажешь от чего же ты бежишь. Расскажешь как ты жила в том мире, что же ты за доктор и чем ты можешь помочь этому миру.

И вот Лина сидит перед госпожой Бигор и рассказывает о том, как она жила, училась, работала, в том далеком мире и кого встретила уже здесь. Как от одного хозяина перешла к другому, а потом как она сбежала от приставаний своих же хозяев: — Если подумать, то это не они ко мне приставали, а я к ним.

Бигор рассмеялась: — Сорвала с языка. Это ведь ты «случайно» заменила девушку, которая от стыда умерла в своей постели, это ведь ты придя в этот мир привнесла с собой свободу мышления, свободу действий и главное то, что ты видела так много мужчин, что их по сути не боишься. Мы же другие. Мы скованы правилами, скованы метками, скованы страхом быть отвергнутыми. По сути, мы боимся, что нас выберут, и боимся, что останемся не удел, что на нас никто так и не взглянет, не увидит нашу красоту, пусть и внутреннюю, но ведь красоту.

Лина спохватилась: — Бабушка Бигор, расскажите, как так получилось, что мужчин не осталось. Ну, совсем не осталось.

— Я знаю только легенду, и она о несчастной любви. Но мне кажется всё намного проще, — бабушка Бигор налила кипяток в маленькую красную чашку Лины и присела напротив нее, — знаешь, прожив такую долгую жизнь, я поняла только одно, что этот мир живой. Он настроен на наши чувства, наши мысли, наши желания. Может богиня, создавая эту красоту, забыла про то, что не красотой только един этот мир.

— Вы имеете в виду, что у всего есть душа?

— Да. У этого мира есть душа, я в этом уверена.

— И что вы верите, что сама земля такое сотворила? — Лина ахнула.

— Я не знаю чему верить. Я и так задержалась на этой земле, чтобы тебе рассказывать о том, как было, и как стало сейчас. Ты и сама видишь, что мир, в котором правят мужчины, стал несовершенным. Женщины заменили мужчин, став сильными, крепкими и отвергнутыми. Но благо ли это, я не знаю, потому что мне не с чем сравнить, я не знаю другой жизни.

— Я как врач могу сказать, что для того чтобы изменить данную систему деторождения придется ждать не малое лет сто.

— Ты права. Но давай не будем о грустном, — бабушка Бигор, встала, — оставайся у меня, поживи и прими решение, а пока я покажу тебе твою комнату.

Мир моих желаний…

Лина проснулась рано утром, былая привычка сказывалась и здесь, да и спать на кровати полной пружин, не то, что спать на мягкой перине господина Брица. Умывшись ледяной водой, с вечера приготовленной для умывания и причесав свои густые черные волосы, она открыла дверь и замерла. Маленький дом дышал тишиной.

«Неужели она еще спит?»

Лина обошла весь дом, но она была одна. Маленькая комнатка бабушки Бигор была пуста, даже кровать не была расстелена, хотя Лина помнит четко, что старушка заходила сюда и закрывала за собой дверь, улыбаясь ей.

— Бабушка? Может, на базар пошла? — выйдя на улицу, подняла голову вверх. — В такую-то рань? — в небе огромным желтый шар только поднимался из-за края земли, озаряя розовым светом верхушки лиловых шапок деревьев. Лина вернулась в дом, прошла на кухню, решив, что нужно позавтракать, а уж потом решать, куда ушла бабушка Бигор и где ее искать. Старушка так тяжело передвигалась, а рано утром просто исчезла из своей комнаты? Но такого просто не может быть.

Прошел день, Лина убрала комнаты, выстирала и повесила сушиться белье, да, пришлось вспомнить, как это делается руками, ибо в домике бабушки Бигор не было магического шкафа, сделала обед, потом ужин, но бабушка Бигор так и не вернулась домой. Решив узнать, что могло с ней случиться, но понимая, что как только она пойдет в центр города, то может встретить своих бывших нанимателей, собралась с силами и накинув на плечи платок, тронулась к маленькому домику стоящему неподалеку. Ее встретила старушка, которая держала за руку девочку лет десяти. Светлые кудряшки и перемазанное лицо в чем-то сладком у ребенка, заставили ее улыбнуться.

— Бабушка Бигор говоришь? Значит, преставилась старушка, скоро и мне пора будет, даже не знаю, что будет с моей внучкой потом.

— Но тела-то я не видела?

— А ты откуда такая несмышленая? Разве не знаешь, что матушка природа нам подарила долгую жизнь лишь с одним условием, что родим дитя, а если женщине так и не повезет, то она увядает и исчезает, растворяясь в этом мире. Знаете дети, — старушка погладила по голове ребенка так доверчиво держащую ее за руку, — помню, моя матушка мне рассказывала, что у каждого рожденного цветка на этой земле есть душа женщины, которая так и не познала любовь. Теперь это твой дом, раз бабушка Бигор тебя приютила, значит, доверяла тебе. Живи, пока не найдешь свое место в этом мире или тебя не найдет твой господин.

— Спасибо вам, — Лина поклонилась старушке и девочке в синем платочке повязанном вокруг ее шеи и смахнув слезу, отправилась обратно. Теперь это ее дом.

Войдя внутрь, она осмотрелась: деревянная кровать, дерюга на полу, еще недавно это ее не смущало, а теперь стало жутко. И не оттого, что она осталась одна, нет. Страшно от того, что ее жизнь может окончиться так же. Исчезновением.

«Нет. Так не должно быть. Не должно быть забвения, ведь у каждой из нас есть свои мечты, желания. Мы все верим в лучшую жизнь и любовь. Но здесь ее нет. Но ведь мы — женщины, значит, наше призвание дарить ее миру, мужчине, детям, — она присела на табурет и вся сжалась. — Я хочу помолиться богам. Завтра же иду искать богов этих земель. Да, надо достучаться до них. Нельзя чтобы тысячи женщин жили так, без памяти, без рода, чтобы умирали, просто растворяясь в мире цветов, рождая новую красоту. Для кого все это? Для чего мы живем? Для кого? Ответа на этот вопрос нет ни у кого. Мы рождаемся, растем, и умираем, так и не ответив на этот вопрос. Наши жизни тесно переплетены с жизнями людей идущих рядом с нами, с нашими детьми. Может, мы живем для того, чтобы утром было, для кого готовить завтрак? Может быть для того, что бы вечером было кого укладывать спать? Но если вспомнить, то мы — млекопитающие, по законам Дарвина, мы такие же звери, как и все на любой планете. Тогда чего же мы хотим? Боги дали нам разум чтобы мы создавали что-то или же разрушали? На этой планете сама природа всё взяла в свои руки, сама всё изменила. Но правильно ли это? Сколько оказалось несчастных женщин, мужчин? И теперь что она будет делать, чтобы все это исправить? И главное кто это будет исправлять?»

Такие мысли были у Лины, когда она встала, потом расстелила постель, чтобы забиться в ней, спрятаться от всего и просто уснуть, чтобы не разреветься от безысходности.

***

Фалк и Тебальт искали Лину уже вторые сутки. Стража прочесывала дома горожан, открывала лавки и контрабандные ямы. Все было тщетно.

— Где она может быть?

— Успокойся, мне кажется, здесь всё не так просто, — Фалк стоял у открытого окна дома Тебальта и осматривал с вышины третьего этажа ярмарочную площадь. — Уйти она не могла.

— Это почему? Метки у нее нет, значит, она свободна в своих передвижениях. Тогда почему мы еще не ищем ее за городом?

Фалк повернулся к другу и прошипел: — Потому что она еще здесь. Я чувствую это. Может это интуиция, может просто желание ее найти и неверие в то, что больше ее никогда не увижу, но она еще в городе.

Тебальт вскочил: — Тогда где она? Мы нашли даже работорговцев с девочками на продажу, но ее не нашли.

— Значит, ее кто-то укрывает. Значит, она спряталась так глубоко, что мы пока не можем ее найти, — крикнул в ответ Фалк.

Тебальт смирился, опускаясь обратно в кресло: — Что ты предлагаешь?

— Ты слишком оброс ленью, чтобы мыслить здраво, потому мне лучше сейчас уйти. Я приду завтра утром и если мне не изменяет память, тебе лучше принять приглашение короля.

— Он хочет жениться! Жениться! Сейчас? Этот тупоголовый думает что женщина, которую он нашел, сможет выносить ему сына! — Тебальт смеялся, а Фалк сложил руки на груди и молча за ним наблюдал.

— А если сможет? Тогда нам всем придется признать, что проклятие снято и склониться перед ним и перед ней, — процедил он сквозь зубы.

— Да, ни за что! В пророчестве сказано точно: только свободная женщина сможет родить сына, и лишь ее муж станет королем всего мира, объединив всех.

Фалк кивнул: — Я тоже думаю, что этой женщиной может стать Линария, но если о ней узнает кто-то еще — это станет для нее гибелью. Потому лучше молчи и про пророчество и про женщину. Да и ты склонился уже перед ним. Много лет назад мы все признали его королем, потому он и входит в наши дома как к себе домой, потому и может забирать наших женщин себе, выискивая лазейки, потому он и собрал вокруг себя всех, кому уже эта жизнь ни мила, чтобы контролировать таких как мы, которые еще пытаются барахтаться, чтобы не потонуть вместе с этим миром.

— Хочешь сказать, что мы у него как кость в горле?

— А, что не так? Этот город принадлежит Сотне, контролируется полностью нами. И так в каждом городе, но таких как наш город осталось немного. Практически все полностью подчиняются его власти, его законам. Налоги идут в его казну, самые красивые женщины тоже в его гарем, любой кто хочет жить хорошо, должен или подчиниться ему или же влачить такое существование, которое влачим мы. Ты знаешь, что казна города пуста. Почему у нас появились контрабандисты, потому что жители города не могут больше прокормить сами себя. Потому женщины и пошли на кражи, воровство, рабство. Они противопоставляют себя — нам.

— Я не знал, — выдохнул Тебальт.

— Тогда давай я расскажу, — Фалк стал напротив друга и продолжил. — Все просто, наш мир умирает. Женщины слабы, умирают рано. Пятьдесят лет, из них они работоспособны только до сорока, потом и силы уже не те. Деторождение при таком количестве мужчин слабо помогает, притом, что мы выбираем самых красивых, чтоб возлечь с ними. То, что ты видел у Ганара, где женщины за любовь с мужчиной, готовы перегрызть друг другу глотки, становится уже не таким и страшным. Мы считаем себя богами, но такие ли мы боги? Мы правим этим миром, но мы глубоко несчастны. Любимые, которых мы находим, умирают при рождении детей, дети умирают, не дожив до десяти лет. Сколько у тебя детей Тебальт?

— Я не помню, но знаю точно — они все девочки, — Тебальт покачал головой.

— И где они сейчас? Ты хоть помнишь одну из них? Ты хоть держал их на руках, приласкал? Нет, ты отсылал их матерей с ними подальше, только потому, что родились девочки.

— Замолчи, — Тебальт схватился за голову.

— Мои дети все уже мертвы, — Фалк закрыл глаза, выдыхая воздух. — Я больше не хочу хоронить своих детей, потому и не хочу больше отношений. Но с Линарией, с ней все по-другому. Она как глоток свежего воздуха, ее взгляд, ее голос, ее тело, все вызвало у меня те чувства, которые я похоронил в себе много лет назад. Она другая. Она будто не из нашего мира. Она знает себе цену и знает цену жизни, жизни других людей. И она не принадлежит никому из нас. И я думаю, она еще в городе, потому что хочет узнать наш мир, потому что она хочет его изменить, только пока не знает как.

Я сильная, я справлюсь…

Лина решила, что плакать и причитать по умершей ничего ни ей не принесет, ни по ком плачут, и решила, что жить нужно сейчас, а значит, страхам взглянуть в глаза и попробовать претворить в жизнь то о чем ей говорила бабушка Бигор: — Лекарственные растения есть везде, осталось узнать, что я могу предложить женщинам, которые ко мне придут за помощью, — для того что бы узнать где она может это узнать, а вернее у кого основы лекарственных растений этого мира, ей придется потревожить добросердечную соседку еще раз.

Лина осмотрела дом, который волею судьбы стал ее, и нашла муку, сахар, сушеные овощи, которые можно было использовать в приготовлении пищи. Все это подняло ей настроение, и она решилась приготовить сладости — маленькие пирожные с сахарной помадкой.

Постучав в дверь соседского дома, где совсем недавно ей приоткрыли маленький кусочек этого странного мира, она с улыбкой протягивала пакетик со сладостями старушке, которая открыла ей дверь.

— Опять пришла? За сладости спасибо. Ну что ж заходи чаю попьем и расскажешь, откуда ты такая взялась на мою голову.

Через час Лина знала, что в городе под таким звучным названием Нагне, есть два доктора, и одна лекарка-повитуха, правда в домах господ есть лекари женщины, которые могут определить беременность и помочь с женскими недомоганиями, но при серьезных случаях обращаются все-таки к лекарям и повитухам. Второстепенную информацию о мужчинах, метках и страстях между молодыми женщинами она пропустила мимо ушей и поблагодарив такую словоохотливую тетушку, двинулась искать именно повитуху. Докторам, притом, что один из них был мужчина, она не доверилась, а лучше повитух гинекологию знать никто не будет, а значит, ее знания именно там и пригодятся. Там же она собиралась узнавать и местные лекарственные растения, став помощницей.

Лекарку она нашла в обшарпанном домике недалеко от базара. Неказистый домик, выглядел угрожающе: покосившаяся крыша, обветшалые окна, которые кажется, сейчас вывалятся, разбрасываясь стеклами. Казалось, сильнее дверью хлопни и он сложится как карточный домик.

Лина постучала в покосившуюся дверь, стараясь производить больше шума, но с меньшими повреждениями для несчастного дома. Через некоторое время, перед ней предстала старушка: седые волосы паклями свисали вокруг лица, морщины были украшением самого лица, а глаза… Глаза смотрели прямо и строго, будто перед тобой совсем не старуха: цепкий взгляд, осторожный и в то же время оценивающий. Оглядев Лину, старушка покачала головой: — Аборт сама знаешь, запрещен законом, так что позовешь, когда рожать будешь, — и попыталась закрыть дверь. Но Лина была быстрее.

— Я пришла на работу наниматься.

Дверь с шумом открылась, домик затрясся, а старушка выпучила глаза и выпрыгнула к девушке, которая от страха замерла на хлипкой лестнице: — Наниматься? Покажи метку, чья ты такая шустрая? Откуда сбежала?

— Выгнали бабушка. За нерадивость выгнали, — потупилась Лина.

— Выгнали? — смех старушки был подобен скрипу телеги, катившейся под гору. — Скажи еще, что такая красавица не устроила барина в постели?

— Да, я вообще в постели бревно.

— Ну, если так, тогда заходи, покажешь свое искусство «нерадивости», — старушка сделала шаг в сторону, пропуская Лину и проводила ее долгим взглядом серых глаз. — Это же надо — выгнали! Придумает же такое, — когда за старушкой закрылась дверь, она прошипела, проходя мимо девушки. — Раздевайся.

— Что? — испугалась Лина. — Зачем это?

— Хочу посмотреть на твою метку. Сегодня у меня уже были гвардейцы, потом комендант. Все ищут беглянку. И тут ты «выгнанная». Так что или по-хорошему покажи метку, или проваливай на все четыре стороны. Мне не нужны проблемы. Я стара, так что боюсь лишь одного — умереть не на своей кровати, а в тюрьме, на пыточном столбе.

Лина опустила голову, потом ее подняла: — Я не принадлежу никому, так что меня не ищут. Я свободная женщина и метки у меня нет, — стянув платье в правого плеча, повернулась к старушке.

— Никогда такого не видела, — старушка очень прыткой оказалась, спрыгнув с табуретки на которую совсем недавно взгромоздилась, протянула руку к ее плечу и тут же отдернула ее. — Нет метки, ее нет, — шептала она, оглядывая Лину снизу вверх, а потом принялась приплясывать от радости. — Счастье вернулось на эту землю, счастье, — через пару прыжков она остановилась. — Но тогда тебя нужно спрятать, тебя нельзя показывать им, — она огляделась. — Нужно переправить тебя к ним. Нельзя тебя здесь оставлять, пропадешь.

— Тетушка, к кому к ним? Может, есть еще такие же свободные женщины?

— Нет, но там тебя не найдут.

— Но куда? Кто там меня ждет? Что это за место? И почему меня нужно прятать?

Старушка засобиралась, бегая вокруг Лины, она забросила в корзину хлеба, курицу и накрыла все это полотенцем: — Пойдем налегке. Я должна тебя довести до края, а там, дальше сама.

— Ничего не понимаю.

— Объясню по дороге, — она улыбнулась, оглядывая девушку с ног до головы и кивнула. — Моя жизнь прожита не зря. Богиня послала нам лучик надежды в твоем лице. Идем.

***

Фалк наблюдал, как бравые женщины гвардейцы проводили обыск в еще одном доме и вдруг почувствовал изменения в магическом фоне справа. Его обдало ветром: теплым, ласковым. Поворот головы, но вокруг никого, только старушка, идущая под руку с девушкой, в синем платке на голове. Фалк пригляделся: сгорбленная спина старухи, скрюченные руки вцепились в руку девушки, так что пальцы посинели. А рядом девушка: выцветшее черное платье, немного припадает на правую ногу, но может от того, что на ней висит старуха. Со спины и не поймешь кто перед тобой — это может быть и молодая девушка, а может быть и женщина. Он уже расстроено отвел взгляд, как налетевший ветер бросил ему в лицо щепотку песка. Фалк протер глаза и понял, что только что перед ним прошла Линария. Он знал, что магия штука капризная и сейчас именно ее магия очень не хочет, чтобы она уходила с этой старухой. И он побежал. Рывок и рука на ее плече, а клюка старухи бьет его под дых, отбрасывая от Линарии.

— Бежим, — шепот старухи слышно даже сквозь боль, которую он испытывает. Сейчас он может лишь смотреть, как Лина испуганно передвигает ноги, все время оборачивается. Смотрит как старуха и откуда у нее силы взялись, тащит девушку по дороге дальше, как разбегаются в разные стороны женщины, стоящие у торговых лавок, и пытается призвать свои силы, чтобы встать.

Но им далеко не уйти, гвардейцы увидели его маневр и теперь бравые женщины спешат ему на помощь, поняв, что беглянка убегает в направлении выхода из города. Фалк наконец встал: «Магический удар не сильный, но удар. Кости не сломала, но оглушила и остановила. Ничего, теперь я знаю тебя».

Рывок вперед и он нагоняет гвардейцев, которые остановились перед старухой, которая выставила впереди себя клюку и закрывая собой Лину, закричала: — Я ее не отдам. Она вам не принадлежит, она принадлежит ему. Уходите, иначе вам смерть.

— Ему? Бабушка, кому я принадлежу? — Лина удивленно смотрела на старушку, которая стукнула клюкой по тротуару и ответила.

— Моему господину. Ты принадлежишь ему. Потому и должна отсюда уйти. Я помогу.

— Но я не хочу никому принадлежать. Это мое право и моя свобода выбора. Я пришла к вам на работу устраиваться, а не искать спасения у еще одного мужчины в постели, — сказала возмущенная Лина и сделала шаг назад, разрывая между ними расстояние.

— Стой там, где стоишь, иначе тебя разорвет на части от портала переноса, — повернув к ней голову, закричала страшным голосом старуха.

Фалк слышал весь разговор, и понимая, что сейчас произойдет, бросился вперед, но увидел лишь вспышку, и потом чернота накрыла импровизированное поле боя.

***

Лина вообще ничего не понимала. Вокруг нее раздавались крики, кто-то звал на помощь, слышался скрежет металла, а она стояла в полной темноте и пыталась понять, что ей делать дальше. Когда ее кто-то дернул за руку, она закричала от ужаса, попыталась вырваться и упала, больно ударившись коленками о камни мостовой. И мир взорвался светом, от которого зарябило в глазах.

— Жива? — рядом с ней на корточках сидел Фалк и наблюдал за чем-то очень интересным за ее спиной.

— Кажется. А что случилось?

— Ведьма, слишком сильная. До сих пор борется с Сотней.

— Сотней? Солдат?

— Какая же ты глупая. А? И в каком ты мире жила до этого, что ничего не знаешь. Сиди здесь и только попробуй сбежать. Найду, верну и накажу с пристрастием, — Фалк так глянул на девушку, что она даже заикала. — Вот и правильно. Молчи лучше.

Лина смотрела, как мужчина встал, и быстро ретировался куда-то позади нее. Она проследила за ним взглядом: — Ай, ты ж боже мой. Это где вас таких набрали? — позади нее стояли мужчины, в камзолах, в домашних брюках, в халатах и в домашних тапочках. Кто-то очень высокий, светловолосый, стоял перед ними и командовал, а строй из этих «красавчиков», единогласно кивнул и взмахнул руками. И тут же впереди них раздался взрыв, потом женский крик и наступила тишина. К Лине бросился Фалк, откуда-то взялся Тебальт, все улыбались и сидели перед ней на коленях и гладили ее по плечам, успокаивали и рассказывали, как же они рады ее видеть. А Лина смотрела на всех и ничего не понимала. — А где старушка?

— Да, какая она старушка, так морок на себя набросила и ходила среди нас.

— Точно, но ничего мы ее успокоили. Тело уже унесли, в тюрьме она быстро заговорит.

Лина не слушала, что они говорили: — Она меня хотела порталом куда-то отправить. И эти взрывы из ваших рук. И темнота, из которой ты меня вытащил. Что здесь вообще происходит?

Фалк и Тебальт переглянулись, покачали головами и встали, заслоняя ее от идущего к ним высокого мужчины в тапочках и халате.