Не молчи

Надежда Лустина, 2019

Что ждёт жертву травли? Психологическая травма? Ком в горле на всю жизнь? Жертва молча сносит все обиды: оскорбления бывших друзей, придирки родителей, учителей и полное равнодушие остальных. А если человек окончательно загнан в угол, на что он пойдёт в попытке выжить? Книга «Не молчи» перевернёт ваше сознание. Она о жизни, без прикрас и вранья. Вам откроется мир подростковых джунглей с главным вопросом: поддержать изгоя или присоединиться к cтае, жаждущей расправы?

Девочка с дредами

Алина Арбузова @arbuzovaalinab

— Что, дочуля? Что опять?

— Ничего, — стиснув зубы, опрометью мимо меня в ванну.

Звук пущенной воды. Замираю под дверью, прислушиваюсь: всхлипывания. Опять, опять травля…

Из-за двери захлёбывающийся вскрик:

— Где замок в ванной?!

— Разболтались шурупы, я дёрнула, он и выпал, — сбивчиво объясняю через дверь.

А сама радуюсь, что отвинтила вчера щеколду, сняла замок, чтобы нельзя было закрыться изнутри в ванной. Боюсь, боюсь за дочь. Да что же они взъелись? Ведь до шестого класса всё было нормально. Да, она всегда была полной девочкой. Но всё же шло хорошо. Были подружки, друзья. Даже в школьных спектаклях играла, правда, то пчёлку, то репку. А сейчас повзрослели, заневестились, стали шарахаться от неё, как от чумной. Это всё Катерина Заварзина, раньше всех повзрослевшая, молодая да ранняя. Конечно, ей сейчас в компании с нашей Алёнкой и оказаться стыдно. Давно уже все диеты и способы похудения перепробованы — бесполезно. Заварзина с подружками — прямо модели, на гламурных красоток из Инстаграм равняются. Мало Заварзиной игнора дочери, так она ещё издевается, смеётся. А за ней и остальные девчонки, лишь бы Заварзиной угодить, лишь бы она их не отшила. Тогда внимание парней, которые за Заварзиной увиваются, и им перепадёт. Чем утешить, чем помочь, поддержать? В голову приходит бредовая мысль.

— Доча, — осторожно скребусь в ванну, — дочь, а хочешь, дреды заплетём? Помнишь, ты говорила, что тебе нравится?

— Мама, мне сдохнуть понравилось бы!

— Доченька, хочешь, я поговорю с ними?

— О чём? Попросишь их полюбить розового поросёночка? Мама, свиней режут на скотобойне!

Звук текущей воды прекратился. Дверь открылась. Лицо красное, заплаканное.

— Поехали плести дреды. Свинка с дредами, это же весело. Вдруг кого-то развеселю, Заварзину, например.

— Едем.

Выходит от мастера и улыбается. Боже, как я люблю эту улыбку. «Солнышко», — это не я сказала, это она сказала.

— Мама, я теперь большое круглое солнце.

— Да! Да!

Смешные лучи дредов прыгают, едва доходя до плеч. Смешные ямочки на щёчках, и характер ведь смешливый. Как можно такую гнобить?

— Может, всё-таки наладится?

Ночь после следующего дня…(о дне и рассказывать не хочу).

— Мама-а-а!

Вскакиваю с постели, бросаюсь в дочкину спальню. Тапок один теряю в коридоре.

— Что случилось?!

Дочка сидит в одеяле как в коконе.

— Доченька, что случилось?

Немигающие глаза на мягком любимом лице дочери смотрят строго.

— Смотри! — сбрасывает с головы одеяло, потоки слёз на неподвижном лице.

— Чш-чш-чш…

Укрываю её с головой, прижимаю к себе, качаю. Глажу по обглоданным, торчащим во все стороны клочкам остриженных под корень волос. Ножницы валяются рядом с кроватью. Тут же, как погибшие змейки, валяются обрезанные дреды.

— Ты сказала, что это поможет, — кивает она на усеянный дредами пол. — Ничего не поможет, ничего, понимаешь!

Глажу и качаю, качаю и глажу. Плачу в ватное одеяло беззвучно, чтобы дочка не слышала, чтобы думала, что я сильная, что я знаю выход. Встаю, собираю мёртвых змеек, хочу скорее их убрать.

— Нет! Не выбрасывай, сожги.

Подхожу к камину. Чиркаю спичкой. Огонёк. Маленький, робкий. Сейчас задохнётся, потухнет.

— Держись, не гасни!

Загадываю: если разгорится, то всё будет хорошо. Дрова сырые. Огонёк совсем маленький.

— Нет, не потухни, тебе нельзя!

Бумага! Чёрт, где бумага?! Салфетки со стола — в огонь.

— Так, молодец. Ещё, ещё немного, огонёк, сейчас ты окрепнешь, и будешь жарко полыхать. Ты сможешь обогреть весь дом, согреть замёрзших, накормить голодных. Ты сможешь спалить весь дом, если разозлишься. Ты очень сильный и очень красивый, ты весёлый и смелый, только поверь мне и дай возможность тебе помочь.

Бегу к письменному столу. Старые бумаги. Некогда разбираться в них — в камин! Дочка берёт с полки школьные тетради — в огонь! Он спасён, горит ровно, надёжно, занялось полено. Бросаю в пламя дреды. Извиваются, корчатся, как от боли, рассыпаются в золу. Всё. Будет. Хорошо. Заглядываю в лицо дочери: «Поверь ещё раз. Всё будет хорошо».

Утром едем с дочкой в салон.

— Коротко. Да, как можно короче.

Парикмахер умница — ни одного вопроса. По дороге домой заезжаем к моей подруге. У неё дочь в пятом классе.

— Атлас по географии есть? Возьмём ненадолго.

Дома раскрываем атлас, находим карту России.

— Кто будет выбирать? Ты или я?

— Я, — говорит дочь, закрывает глаза, пальчик путешествует по российским просторам. Палец замирает. — Здесь.

— Сахалин.

Жесть. Вспоминаю, что когда-то мечтала стать геологом. Отлично! Где, как не на Сахалине ходить в походы: сопки, гейзеры, грязевые вулканы, Татарский пролив. Отлично! Конечно, Сахалин.

Спустя полгода провожаю дочку в очередной поход с её новыми одноклассниками. Толстовка с капюшоном, кроссовки, рюкзак. Они будут сидеть на берегу Татарского пролива.

«А почему в Южносахалинске так много белых машин?» — спросит моя дочка.

«Я читал, что щедрые, великодушные люди предпочитают белый цвет», — это, конечно, Стас скажет. Он у них самый умный.

«Ребята, значит, мы такие. Прикольно. Молодец, Стас, хорошо аргументировал», — это Женчик, с ним не соскучишься.

«А что, у вас белых машин было мало?» — спросит, смешливо прищуриваясь, Даринка.

«У нас почему-то серые, синие, чёрные были, — ответит моя дочка. — А может, мне так казалось».

У них будет гореть костёр. Большой, сильный и очень красивый, такой, как я тогда у камина загадала. И жизнь у моей дочери будет такая же яркая. Теперь мы обе знаем это точно.