Двадцатый год

Надежда Гладкая

Эту книгу создал человек, запертыйкарантином «под крышей дома своего». Один, удалённый от всех работ, героически пытался приблизиться хотя бы к одной из них; и творчески выразил и запечатлел то, что видел, слышал и чувствовал в то безумное время.

Улечу

Уйди, боль-хворо́бушка!

Уйди, ненавистная.

Уймись, вьюга-зло́бушка,

Я не ваша, я чистая.

Не каркайте, во́роны!

Улечу — не догоните,

На четыре на сто́роны,

Мою душу не тронете!

Там во осени — все́ святы,

Как плоды до́бры-пра́ведны.

В саду Божьем они цветы,

Веют благоуханием.

Во зиме — Матерь Божия,

Покро́вушка светлая.

Господне подножие,

Надежда заветная!

Во весне — Господь Батюшка.

Он встречает, сияет Весь.

«Измаялась, матушка?»

«Ох, Родимый, измаялась!»

Уведёт в красно ле́тице,

На ясное солнышко,

Где всё кругом светится,

И ни боли, ни зло́бушки!

Шансон

Вновь пылит дорога за моим порогом,

Говорят часы мне — снова в путь пора!

Стойте, подождите! Меня не торопите,

Дайте постоять мне тихо у двора.

Дайте попрощаться с тем, что было домом,

Куда я возвращалась много долгих лет.

Но опять настало время собираться,

Видно мне приюта в этом мире нет.

Я уеду, уеду, уеду,

И никто не догонит меня.

Крылья подставлю попутному ветру,

Сердце доверю путеводным огням.

За окном мелькают города и сёла,

Там любовь и радость, в окнах тёплый свет.

Ну а мне в сторонке погрустить осталось.

Видно мне приюта в этом мире нет.

Для чего дорога? Кара иль награда?

Новый путь придётся снова выбирать.

Постою немного, помолюсь я Богу,

И часы прошепчут: выходить пора.

Я уеду, уеду, уеду,

И никто не догонит меня.

Крылья подставлю попутному ветру,

Сердце доверю путеводным огням.