Дар ведьмы в наследство 4

Надежда Викторовна Ляхова-Люлько (2024)

4 часть приключений ведьмы и её друзей. История о двух подругах, одна из которых случайно получила Дар светлой ведьмы и теперь учится им управлять. На страницах этой книги вас ждут весёлые приключения, юмор, бытовая магия и многое другое!

Опять к нам гости

Домой мы добрались также без происшествий, да и вообще вся следующая неделя выдалась на редкость спокойная. Друзья у нас не собирались, молодильное дерево скинуло последние листочки до следующего сезона, так что, можно сказать, что у нас была тишь да гладь, да Божья благодать.

Наташа возилась со своим огородом, затем пару раз наведывалась с проверкой в свой фейский мир, в общем, полным ходом готовилась к предстоящей зиме.

Мы с Гошей наслаждались теплом и солнышком в нашем круглогодично тёплом дворе, периодически плавая в своём бассейне и радуясь жизни. Время от времени Наташа, видимо от зависти к нашему весёлому времяпрепровождению, выгоняла меня в лес собирать нужные травки и корешки, изучать новые практики, углублённо читать Гримуар и варить зелья. Так как она, в случае отказа, обещала лишить меня довольствия, то мне приходилось нехотя соглашаться.

Но сегодня она проводила последнюю зачистку своей теплицы и ей было не до меня, и я весь день проболталась у бассейна. Иногда повторяя различные лечебные пассы и упражнения по набору энергии, но, в основном, конечно, просто валяясь в купальнике на лежаке.

Так я и лежала никого не трогая, никому не мешая, когда в калитку настойчиво постучали. Я была не очень довольна гостям, так как забор показывал мне явившихся в гости двух старушек, одну из которых, а именно Спиридоновну, я откровенно недолюбливала, так как она была местной сплетницей, да к тому же часто меня при встрече обзывала рукозадой ведьмой.

— Ну чего тебе надобно, старче? — открыла я калитку и уставилась на них.

Старушки в ответ уставились на меня. Ещё бы — у них лил дождь, дул холодный ветер, и вообще, была пренеприятная погодка градусов так всего восьми тепла. А у меня во дворе — лето, двадцать восемь градусов и я в купальнике.

— Вот, разбирайтесь сами! — пробурчала Спиридоновна, приходя в себя, и пихая вторую старушку к нам во двор.

— В каком смысле — разбирайтесь? — удивилась я, разглядывая вторую худую замызганную старушку.

— Я её на Купчинском рынке нашла, она там в мусорке для овощных отходов ковырялась. Я её как увидела, сразу поняла — что это к вам!

— Зачем — к нам? — не поняла я.

— Ну я её к себе привести не могу, у меня семья там, мал-мала-меньше! А вам-то чего — вон какие хоромы отгрохали! Не на мусорке же её оставлять? Уже холодно. Да и ливни пошли. Вон смотри как трусится! — Спиридоновна подтолкнула смущающуюся старушку ко мне в тепло и дала дёру, чуть не роняя галоши на бегу.

— Ну заходите что ли. — пробормотала я, закрывая калитку в холодную осень.

Я закрыла калитку и направилась в беседку, в которой Наташа опять варила свой любимый борщ на говяжьей косточке с вкусными кусочками мяса. Ммммм.

— Наташа! — рявкнула я ей в ухо и она чуть не подскочила на месте.

Вытащив наушник она уставилась на меня и стала машинально поднимать руку с половником вверх. Я благоразумно отскочила подальше.

— Ты чё, ошалела? — рявкнула она, опуская половник на подставку и вынимая второй наушник.

— К нам соседка какую-то бабусю притащила! — показала я ей в сторону бабуси и Наташа застыла.

— Опять какая-то помощь нужна? — нахмурилась подруга. — Чего к тебе вечно всяких старушек притягивает?

— Может это само Мироздание посылает их ко мне? Типа как самые незащищённые слои населения? — задумалась я.

Наташа тяжело вздохнула.

Старушка меж тем так и стояла у калитки, прижимая к груди потёртый целлофановый пакет и мелко трясясь.

— Чего она трясётся? Боится что-ли? — поинтересовалась Наташа, и я пожала плечами.

— А чё бы ей не трястись, на улице холодно, мокро, а она в тапочках и замызганном халате, платок вон вообще совсем промок, вот она и трясётся. — пожала я плечами.

— Топи баню! Я сейчас! — гаркнула Наташа и кинулась к старушке.

Я, понимая, что теперь старушка — точно наша проблема, схватив со стола кусок пирога с яблоками понеслась в баню. Там, положив пирог на тарелку, я обрисовала проблему баннику и тот велел вести скорее старушку к нему, а он тут ужо поддаст жару.

— Ты сильно-то не увлекайся. — предупредила я его. — Смотри, чтобы не перегреть старушку, а то ещё ей плохо станет! А в деревне свидетели есть, что её к нам приводили!

— Обижаешь! — пробурчал банник. — Я свою работу знаю! Сейчас хорошенько её пропарю, чтобы ажно косточки прогрелись, но не до ихфаркту, а до согрева! Не сильный жар пущу, а местно, так сказать, буду прогревать, веничком!

— Ага, а если старушка тебя застесняется? И не станет париться? — нахмурилась я. — Ты же всё ж таки мужчина.

— А что же тогда делать? — растерялся банник.

— А давай мы на тебя платье нацепим и платок? — предложила я.

— Ты что, совсем тю-тю! — не согласился, видимо, банник.

— Ну тогда иди отсюда, я в своей бане сама разберусь! — пробурчала я и приглашающе открыла дверь на улицу.

— Ладно, давай своё платье! — пробурчал банник и я стремглав кинулась домой к нашему гардеробу.

Выхватив оттуда Наташино платье, какое было не жалко, я захватила ножницы и кинулась обратно.

Нацепив на банника, который был ростом мне по пояс, платье, я быстро отрезала лишнее и это лишнее намотала на голову банника на манер тюрбана и отошла в сторону. Нуу, что сказать — издалека можно принять за девушку. Если слабое зрение. Скорее всего у старушки такое и есть, так что сойдёт.

— Ну шо вы там копаетесь? — распахнула дверь в баню Наташа и уставилась на банника и меня с ножницами. — Это что, платье из моего летнего ан-сам-бля?! — по слогам произнесла подруга, не веря глазам своим, и выделяя третий слог.

— Да это же платье из прошлогодней коллекции! — отмахнулась я от неё, забирая из её рук старушку и слегка прикрываясь ею, двинулась в душевую.

Обернувшись перед входом я увидела Наташины глаза, буравящие мою спину и поняла, что могут быть жертвы. Я тяжело задышала и поскорее закрыла дверь на крючок.

— Вот, располагайтесь! — усадил банник старушку на лавочку и дал в руки мочалку с мылом и шампунь и сделал мне знак освободить помещение.

Ага, а как? Когда с другой стороны двери я слышала Наташино сердитое дыхание, напоминающее мне дыхание быка перед корридой.

— Я тебе новое куплю! Из новой коллекции! — прокричала я в щель и прислушалась — дыхание не изменилось.

Я загадала — чтобы"на Наташу упали самые красивые, самые модные, от самых-самых известных дизайнерских домов, десять платьев"и может тогда, пока она будет из них выгребаться, я успею сбежать. Услышав шум, я поняла что мне пора и рванула за дверь. В несколько прыжков я преодолела расстояние до двери на улицу и распахнув её, занесла ногу.

— А туфли? — рыкнули мне вслед и тут же рядом с вымогательницей упали туфли.

— Вот это другой разговор! — счастливо заметила Наташа, радостно выходя с ворохом вещей из бани.

— Блииин! — пришла мне в голову запоздавшая мысль. — Надо было сразу баннику платье наколдовать и всё!

— Как хорошо, Ляшкина, что ты тормоз! — радостно хмыкнула подруга и, обернувшись к бане, прокричала баннику — Смотри мне! За старушку головой отвечаешь!

Я, понимая, что на нас свалилась какая-то очередная серьёзная проблема, медленно, опустив голову вниз, шла за Наташей, которая тащила своё выбитое шантажом добро к себе в комнату, и уже, похоже, напрочь забывала о старушке. Повесив аккуратно платья на вешалки и закрыв шкаф с вещами на ключ, Наташа показала мне профилактический кулак, и мы направились обратно к беседке. Не успели мы выйти во двор, как услышали громкие стуки в калитку.

— Кого там ещё принесло? — пробурчала Наташа, с психом распахивая дверь.

— Вот — тут калоши, халат и панталоны! — сунула Наташе в руки какой-то свёрток незнакомая старушка.

— А?? — вырвалось из Наташи.

— А зимнее Семёновна с Калашниковской обещалась! — крикнула Наташе уходящая старушка.

— Вот — сапоги, рейтузы и пальто! Ты не смотри, что молью побитое, оно теплююющее!

— Шуба, ну какая есть, зато тепло!

— Шапка, тапки, носки, гетры. Две капусты.

— Мешок картошки. Шерстяной платок.

— Курица (живая).

— Валенки! Если большие — газеты на пятки напхаете! Мука и семечки.

— Платок, два халата, рейтузы, гамаши!

— Вашу мамашу! — пробурчала Наташа, закрывая дверь за очередным посетителем, принёсшим нам что-нибудь, для найденной на помойке старушки. — Может, напишем объявление — что нам ничего не надо? — с надеждой уставилась она на меня.

— Давай лучше сделаем вид, что нас нет дома! — предложила я и, не обращая внимания на стук в калитку, мы двинулись на цыпочках в беседку.

— Кидайте сверху! У них сухо! — раздался зычный голос Спиридоновны, и к нам через забор опять полетели вещи для старушки.

— А комбинашка и чулки вот ей зачем? — пробурчала Наташа, собирая вещи в общую кучу на расстеленное на земле покрывало.

— Ты что, это ж фильдеперсовые! — хмыкнула Марго, пришедшая к нам на помощь и притащившая ещё мешок добра.

— Вот и забирай их себе! — буркнула Наташа, и Марго, оглянувшись по сторонам, засунула их себе в карман.

После обеда, когда мы уже и пообедали и пополдничали, а старушка всё ещё спала в гостевой комнате в бане, и поток вещей сверху прекратился, я осторожно приоткрыла калитку и выглянула на улицу. Осмотревшись, я с тяжким вздохом подняла и переставила во двор ведро моркови, сетку лука, свеклу и два арбуза. Ещё две юбки и рейтузы аккуратно остались висеть на калитке.

— Снимай их скорее! — прошипела Наташа. — Перед соседями опозоримся! Висят тут как флаги!

— Столько добра, нам пора уже приют для бабушек открывать. — пробурчала я, снимая вещи и набрасывая на своё плечо.

— Типун тебе! — рявкнула подруга. — И без этого обойдёмся! Ты лучше сделай какой-нибудь подарок им в ответ! Чтоб не зря принесли.

— Они же от чистого сердца! — пробурчала я.

— И ты от чистого сердца сделай! Только так чтобы, значит, инкогнито, а то узнают и побегут тогда к нам все!

Я задумалась и пожелала всем, кто нам помог, чтобы они получили то, чего им сейчас очень не хватало. Но только чтобы они не могли об этом никому рассказать.

На следующий день к нам в калитку молча постучали, молча же вывалили во двор несколько мешков овощей со своих огородов, под чутким руководством Спиридоновны и молча же ушли.

— Благодарим, значит, за ваш подарочек! — на прощание пробурчала насупившаяся Спиридоновна. — Только больше ни-ни, а то мы обидимся! Всё ж от чистого сердца!

— Вот и делай после этого добро. — пробурчала я вслед грозной бабусе и закрыла калитку покрепче.

Уже ближе к ночи мы собрались расходиться спать, но боялись за старушку — как она будет себя вести когда проснётся, кто её покормит и тому подобное, поэтому зевали, но держались до последнего. Спас нас снова банник, который деловито отлил в большую миску нашего борща, подхватил хлеб и сметану и отправился обратно к себе.

— Проснётся — покормлю! — буркнул он, и дёрнул ногой, отлепляя от платья зацепившийся репей.

— Тогда всем спать! Всё остальное — завтра! — скомандовала Наташа и мы с радостью бросились по постелям.

Утро нас встретило тишиной и смущающейся старушкой, скромно сидящей на лавочке в беседке и опять прижимавшей к своей груди потертый целлофановый пакетик.

— Доброе утро! — поприветствовали мы с Наташей её, а Гоша сделал вид что он обычный кот, чтобы не нервировать лишний раз старушку.

— Доброе! — отозвалась та и смущенно сжалась, хотя сжиматься было уже некуда.

Наташа быстро приготовила завтрак, я принесла тарелки-чашки, мы быстро разложили завтрак на тарелки, пододвинули одну тарелку поближе к старушке и стали есть. Старушка сначала робко, а после того как банник, ставший ей уже вроде как не чужим, подложил в её тарелку ещё блинчиков, уже смелее, накинулась на завтрак и быстро смела всё, даже при условии того, что её протезы были где-то утеряны, а своих зубов осталось мало.

— Ну что ж, давайте знакомиться! — предложила Наташа и представилась первой — я — Наташа.

— Я — Любовь Степановна. — смущённо пробормотала старушка.

— Я — Даша. — представилась я.

— Я — Акинфей! — представился банник и мы с Наташей выразительно уставились на него, а Гоша покрутил пальцем у виска.

Акинфей хлопнул ладошкой себя по рту и, нервно поправив тюрбан, добавил — Акинфеевна. Любомира!

— Ну хоть так. — тихонько пробормотала Наташа и повернулась к старушке. — Вы как на помойке-то очутились?

— Да-к я давно там, с лета. Там очень часто выбрасывают разную еду, так я её наберу и тем и питаюсь.

— Так там же вся еда испорченная. — покачала я головою.

— Ну, иногда бывает что испорчен только один бочок, а остальное — хорошее. А иногда вообще почти хорошее, но уже чуть попахивает. Зато не голодно. — ответила старушка.

— Ну а жили вы где? Где-то же вы обитали? — посмотрела Наташа на старушку, которая уже была отмыта начисто и переодета в подаренную соседями одежду.

— Да на рынке и жила, ночевала под прилавками на коробках, купалась и вещи стирала под краном для техничек.

— Сторож, получается, вас не гонял?

— Гонял! Ещё как гонял! — встрепенулась старушка, видимо сообразила, что может подставить сторожа.

— Понятно! — вздохнула я, представив жизнь старушки. — А до этого вы где жили?

— Да-к квартира у меня своя была. Трёхкомнатная! — с гордостью сказала старушка и заплакала.

— И куда делась квартира? — нахмурилась Наташа уже представляя себе какую-нибудь мошенническую схему.

— Так сын у меня в аварию попал, пол года в коме лежит, и сноха сказала, что шансов никаких — бесплатно его на ноги не поставят, нужны большие деньги и вот. — расплакалась старушка.

— Что — и вот? — уточнила я, пока старушка ещё не разревелась во всю мощь.

— Подписала я бумаги, которые мне невестка принесла, оказалось — что генеральную доверенность на неё на распоряжением имуществом — чтобы она продала квартиру, а что делать, если Тёмушка мой так и не выходит из комы, собрала вещи и стала ждать — когда невестка оплатит Тёмочке лечение и на оставшиеся деньги купит мне какой угол — может маленькую квартиру, может комнату.

— И долго ждали? — глубоко вздохнула я, понимая уже весь расклад.

— Где-то недели три. А потом приехали какие-то люди и выгнали меня. Сказали — что это теперь их квартира. Кинулась я к Людочке — она к матери переехала, а она меня на порог не пустила, сказала что Тёмушка из комы никогда не выйдет, а ей свою жизнь устраивать надо, и чтобы я не совалась к ней больше, и не вздумала в полицию заявлять, а то она заявление напишет, и Тёмочку отключат от аппарата. А Тёмочка мой, он же такой добрый, такой ласковый был, он меня так любил! Всё мне говорил — мамулечка, не переживай, я тебя никогда не брошу, и вот.

Старушка собиралась снова разрыдаться, но банник незаметно накапал ей в чай каких-то капель от Маргоши, и дал старушке выпить. Та глотнула чаю, вздохнула и сладко уснула.

— Ты ей не навредишь своими снотворными? — заволновалась я. — Вчера поил, сегодня!

— Да это не снотворные! — надулся Акинфей. — Это лёгкие успокоительные!

— Так а чего она тогда вчера весь день дрыхла, сейчас уснула? — не поверила я.

— Так ты представляешь, сколько времени она нормально не спала? Сначала сын попал в аварию, потом без жилья осталась. На рынке-то спать — такие себе удобства! Да ещё и постоянное чувство вины — и сыну не помогла и без жилья его оставила — вдруг он выживет, а идти ему некуда. Да и ещё — а вдруг действительно понадобятся деньги на лекарства, а у неё их теперь — нет. О себе-то она не так беспокоится, а сын у неё — вишь! — грустно вздохнул банник.

— Да — свой ребёнок — в любом возрасте — ребёнок! Конечно, все её мысли о нём. — вздохнула Наташа.

Конец ознакомительного фрагмента.