Завещание соседки

Надежда Васильева, 2020

Порой любовь играет с нами в прятки, но стремление найти ее разрушает все препятствия – и гордость, и предубеждения, и ложные представления о самом себе.

Старуха смахнула несуществующую пылинку с полки, на которой красовались аккуратно расставленные старинные игрушки — куклы с фарфоровыми личиками, тряпичные выцветшие клоуны, лошадки на колесиках, бравый трубочист, потрепанная обезьянка на велосипеде…

— Хлам… — проворчала она. И усмехнулась, коснувшись пальцами плюшевого медвежонка, которым играли дети в начале прошлого века. Взяла косолапого в руки, опустилась в кресло. Потом поднялась, открыла один из ящиков комода, выудила из-под пачки квитанций несколько фотографий, но, чуть помедлив, не глядя вернула их на прежнее место.

— Тьфу ты! Совсем расклеилась. Погода, видно, меняется…

Неодобрительно взглянув в окно, за которым сквозь кружево начавшей желтеть листвы виднелось серое небо с грозно нависающими тучами, она снова взялась за тряпку и полироль.

Деревья за окном пестрели зеленым с редкими вкраплениями желтого, но этим утром выглядели тускло. Небо было отчаянно серым. Свинцовые тучи повисли, как нарисованные. Ни туда — ни сюда. Противно. К тому же довольно холодно. И это — только третье сентября. А потом целая вечность — дожди и холод, снег и слякоть, когда деревья превратятся в чудищ из мертвого леса.

Ужасно. Впрочем, северный циклон, краски за окном и сезоны скорее всего не причем. Главное — климат в душе. Здесь собака зарыта.

Обыкновенное утро. Не начало, не кульминация, не развязка.

Все как всегда. Скука.

Вера оторвала хмурый взгляд от окна и проследовала в ванную. Из большого круглого зеркала на нее уставилась очень мрачная, точно обиженная, физиономия: нахмуренные темные брови, сощуренные серые с зеленью глаза, опущенные уголки бледного рта. И над всем этим копна пепельных, нечесаных волос.

— Красавица, — процедила она сквозь зубы и, открыв кран, сделала воду теплой, потом — почти горячей. Сбросив великоватый на ее фигуру махровый халат нежнейшего розового цвета, как в бой, шагнула под душ.

А что, собственно, произошло? Вот. Вспомнила. Смех и только. Сон приснился дурной. Это была паутина, которая скорее привиделась, нежели приснилась. Паутина как кокон оплетала ее постель, а нити, из которых она была соткана, напоминали корабельные канаты. Вера, не дыша, с ужасом ожидала появления гигантского паука, но его нигде не было. Одна лишь страшная угроза, к которой даже нельзя прикоснуться. Именно это ощущение неизвестно откуда грозящей опасности и не хотело покидать ее наяву…

Она вышла из ванной согретая и немного примирившаяся с серым днем за окнами. Теперь — кофе, просушиться, причесаться, немного разукраситься и — вперед.

Сегодня нельзя сидеть дома.

Раздался резкий телефонный звонок. Надо прикрутить этого горлопана. Телефон всегда вызывал у нее раздражение. Особенно по утрам.

— Доброе утро! Ты уже проснулась, или я разбудил?

Ну конечно, Игорь. Как всегда бодрый и в отличном настроении. Уже успел, небось, пробежаться по набережной.

— Утро, как утро, — мрачно рявкнула она.

— Ты снова не в духе, — огорчился голос на другом конце провода, — почему? Ты в отпуске, помнишь? Что может быть лучше? Отдыхай и наслаждайся!

Прямо-таки щенячья простота. Не за что даже зацепиться, чтобы душу отвести.

— Знаешь ведь, что по утрам я ведьма, — неохотно признала она.

— Ты ведьма всегда, — отозвался Игорь. В голосе его прозвенело неприличное восхищение. — Я, собственно, хотел пригласить на завтрак. Отметим третье сентября, пойдет?

Вера поморщилась, но постаралась, чтобы ответ прозвучал дружелюбно:

— Простенько, но сойдет. Я бы хотела в какой-нибудь кабак. Не кафе, не ресторан, ни всякое там суши, понял?

— Все, что пожелаешь, — радостно откликнулся Игорь.

Ах ты, Господи!

Да, они встречались, это правда. Все потому, что нужно жить разумно. Так, как живут другие и как советуют друзья. Беда же в том, что, когда она начинает жить разумно — внутри закипает бешенство. У нее нет сформулированных аргументов против. Только почва уходит из-под ног.

Вот ведь как разумно было бы в отпуск отправиться туда, где море, пальмы, солнце палит. Вера так и хотела сделать. Не получилось. Получая зарплату, она тут же отправлялась по магазинам, покупая всякие мелочи, без которых любой смог бы обойтись, а она — ни в какую. Да ладно. Она давно смирилась с тем, что разумная экономия — это не про нее. Так уж получалось, что последние дни перед зарплатой даже приходилось напрягаться. Не совсем, конечно. Ведь у нее есть Игорь. Завидный, прямо скажем, жених. Состоятельный, упертый, «слепой» на все ее выходки. Словом, мечта Полевой Мыши, но кошмар для Дюймовочки.

Она лениво закончила свой туалет. Теперь в зеркале отразилось вполне себе симпатичное лицо. Синева под глазами почти скрыта тональным кремом, под тяжелыми, черными ресницами мерцают чуть-чуть раскосые глаза. Персиковые румяна легко оттеняют скулы, такая же помада… Улыбнулась своему отражению.

Нет, не то. Это просто злой оскал какой-то.

Еще раз: посердечней, теплее. Плиззззз!

Черт, да улыбнись ты, кикимора!

Нет, сегодня что-то не срастается. Ладно.

Надела эластичное, облегающее стройную фигуру короткое платье с теплым цветочным принтом и прямым вырезом, купленное в бутике. Ну да, на распродаже. Пятнадцать тысяч — это со скидкой в семьдесят процентов! Все-таки не всегда она покупает только никчемные мелочи. Платье игриво сползало то с одного плеча, то с другого. Вере это нравилось.

Она небрежно распустила по плечам пепел волос и надела туфли без каблуков. Еще раз взглянув на окно, вздохнула, взяла новый бархатный кардиган, и, наконец, вышла из квартиры.

Игорь ждал уже минут пятнадцать. Терпеливо стоял возле черного, сверкающего модным никелем джипа, не сводя глаз с арки, ведущей во двор дома. Коротко стриженые каштановые волосы, голубые глаза, лицо с правильными, хотя и простоватыми чертами. Одет так же: правильно и просто. Преуспевающий бизнесмен. По убеждению Веры, он немного слишком гордился, что торгует не водкой и сигаретами, а компьютерами и прочей техникой. «Скажите, пожалуйста, — несколько магазинов в крупных торговых центрах, да еще в интернете». Он рассказывал, что одним из первых открыл интернет-магазин. Во всяком случае, сам до этого дошел, а «не срисовал». В общем, Игорь «отрывался», он был в порядке, и, главное, стремился выше.

До встречи с Верой он считал себя вполне успешным человеком и никогда не испытывал неуверенности. Напротив. В какой-то момент, правда, появилось странное чувство неудовлетворенности. Хандра какая-то. Родители и друзья сразу рассудили, что ему пора обзавестись семьей. Тут он сделал открытие: в душе царила пустота.

Он не знал женщины, которая могла бы ее заполнить. Осмотрелся. И неожиданно потерял интерес к роскошным блондинкам, точеным брюнеткам, рыжим красоткам — длинноногим и уступчивым, вездесущим и неутомимым, которые прежде отлично помогали скрасить досуг. Внутри возник неясный образ. А потом… Правду говорят, нужно быть осторожнее с желаниями.

Вера появилась в его жизни на одной из вечеринок у общих знакомых. И он сразу сказал себе — стоп! Все в ней завораживало, вызывало чуть ли ни благоговейный трепет. Какой поворот головы, какая улыбка, небрежность… и изящество. В ней было что-то особенное, неповторимое. Такая может быть только одна, ни подражать, ни подделать — невозможно.

Он посмотрел на часы. Нельзя сказать, что Вера всегда опаздывала. Вовсе нет. Она приходила как получится. Но больше всего он боялся, что однажды она не придет совсем.

Наконец из подъезда вынырнула знакомая фигура. Она нарочно приостановилась любезно поздороваться с соседками, сидящими на лавочке, и, явно не торопясь, устремилась к машине.

С облегчением вздохнув, он распахнул перед ней дверцу:

— Привет!

Она снисходительно кивнула, устраиваясь на переднем сиденье.

— Не будь ты букой! Улыбнись! — ласково попенял он, устраиваясь за рулем.

Вера поморщилась, потом чуть-чуть улыбнулась.

Когда они подъехали к «Разгуляю», женщина нахмурилась.

Когда вошли в зал и администратор бросился к ним, чтобы проводить до столика, Вера уже полыхала праведным гневом.

— И это, по-твоему, кабак? — угрожающе прошипела она сквозь зубы.

Игорь широко улыбнулся:

— Самый кабачный ресторан. Прости, дорогая, но у меня нет машины времени, чтобы пригласить тебя в Москву Гиляровского.

— Ох! — насмешливо пискнула она и плюхнулась в красное бархатное кресло. Взглянув на лежащее на столе меню, она даже не взяла его в руки.

Он смиренно устроился напротив.

— Что будем заказывать? — Игорь старался сохранять благодушие: чутье подсказывало, что сегодня с любимой нужно поосторожнее. Легко с ней в общем-то никогда не было, но иногда казалось, что прямо-таки по минному полю ходишь.

— Вкусное что-нибудь, — она праздно глазела по сторонам, неодобрительно уставилась на огромную, вроде бы хрустальную люстру, «прямиком из какого-нибудь провинциального театра».

— Если тебе здесь не нравится, можно сгонять куда-нибудь на Пятницкую, — предложил Игорь.

Вера не ответила. Она нервно потянулась за бокалом с апельсиновым соком. Иногда хорошо, что твой парень не психолог. Сейчас она обрела вид натянутой струны. А взгляд всего лишь скользнул по столикам слева, где в нескольких метрах от них сидели две пары. Один из мужчин, с минуту назад весело развлекавший свою компанию, теперь тоже изменился в лице. Глаза его словно погасли, рука, в которой была зажата сигарета, заметно дрогнула.

Вот так встреча!

Им хватило доли мгновения, чтобы увидеть и узнать друг друга. Оба тотчас отвели глаза и сосредоточили усилия на том, чтобы никто ничего не заметил. И даже в голову не пришло задуматься, что главное — произошло, и изменить этого нельзя. Они друг друга заметили, увидели, встретили снова. Замкнуло. И остальное теперь уже совсем не так важно.

Время текло, как тесто из кастрюли. Его хотелось запихнуть обратно, во мрак и небыль, до той минуты, с которой нормальная жизнь превращается в нелепое приключенческое шоу.

Она сидела как кукла, отражаясь в многочисленных зеркалах, украшавших вызывающе бордовые стены. Разве что из фарфоровой превратилась вдруг в ватную. Улыбаясь, благосклонно внимала своему спутнику. Даже проглотила пару кусочков отличных блинов с икрой. И это странно.

— Что-нибудь не так? — неуверенно поинтересовался Игорь. С чего это она так притихла, присмирела? Куда подевалась особенная прелесть ее неприступной независимости, дразнящего высокомерия?

— А… ты говоришь…

— Что с тобой? — он осторожно коснулся ее руки, — тебе здесь не нравится? Мы можем слетать куда-нибудь еще.

Вера смотрела не мигая, впрочем, и не видя. Но со стороны это было незаметно.

— Может быть…

Игорь просиял:

— Хочешь, придумаем что-нибудь… особенное?

— А именно?

— Ну, такое можешь придумать только ты. Хочешь, поедем в какую-нибудь деревеньку и поселимся в домике из бревен на день или на неделю? Сейчас полно таких классных мест в глухомани… А потом — в Италию? Или на Мальдивы. Хочешь?

Мальдивы — да, было бы супер. Не затащи он ее сегодня в этот глупый ресторан.

Неожиданно ей стало немного жаль его. Но что делать, как справиться с собой? Невозможно.

— Я хочу домой. Извини.

Как просто. Бедный Игорь расстроился, и это написано у него на лице. А еще он растерян. У него всегда все на лице написано. Это ее ужасно забавляло. Прост, как деревенька с домиком из бревен.

— Извини, — повторила она, — мне что-то не по себе. Из-за погоды, наверно. Домой хочу. И обещаю подумать насчет деревянного домика, — это, конечно, ложь. Очередной приступ малодушия. Порой оно очень мешает жить.

Зал наполняла приятная сентиментальная мелодия какой-то популярной, душераздирающе-любовной песенки. «Все в дурном вкусе», — подумала Вера, решительно поставив на стол пустой бокал.

Краем глаз она увидела, что молодой человек за третьим столиком слева в глубине зала встал и направился к ним. Нервы напряглись до странной вибрации. Когда он остановился рядом, Вера снова пила сок, или делала вид, что пьет.

— Здравствуйте, — сказал он, лучезарно улыбаясь.

Игорь поднял голову и молча рассматривал незнакомца так, как если бы перед ним появился столп огня или говорящий муравей. Когда он нетерпеливо шевельнулся и медленно произнес: «Кажется, мы не знакомы?», Вера сочла необходимым вмешаться:

— Знакомы-знакомы. Здравствуй. Игорь, это — Денис. Мы с ним еще в школе учились. Познакомьтесь.

Игорь быстро заглянул ей в глаза. Она ласково улыбнулась и напряжение ослабло.

— Что ж, очень приятно. Извините, что…

— Пустяки, — Денис снова посмотрел на нее. На нем были синие джинсы и такая же куртка, одетая поверх ярко-оранжевой футболки. — Удивительно, да? Сколько же лет прошло, как мы виделись в последний раз?

— Не могу припомнить.

— Может, присядешь к нам? — неуверенно предложил Игорь.

— Боюсь, что это неудобно. Я здесь с девушкой.

Лицо Игоря просияло:

— Можно с девушкой…

— Дорогой, ты забыл, — вмешалась Вера поспешно, — мы уже хотели уходить. И кое-что обсудить, помнишь? Или нет?

«Дорогой» и едва заметная игривая нотка в голосе любимой снова пошатнули мир в голубых глазах Игоря. Все его спортивное тело напряглось. «Чертовщина какая-то. Или все-таки…». Но он не стал додумывать. Надо уносить ноги, — настоятельно порекомендовал внутренний голос.

— Конечно! Если вам не хочется пообщаться…

— Хочется, ужасно хочется, но… Но сейчас… не подходящее время.

— Тогда оставь мне ваши координаты, и мы встретимся как-нибудь, поболтаем, — очень непринужденно, совсем по-светски предложил Денис.

— Отлично! — и не успела Вера раскрыть рта, как Игорь нацарапал пару телефонных номеров на салфетке и вручил ее школьному товарищу.

Денис, вернувшись за свой столик, провожал «знакомую пару» внимательным взглядом.

— Эта женщина, кто она? — с любопытством спросил его приятель.

— В школе вместе учились. — он на автомате повторил то, как только что его представила Вера, и обнаружил вдруг, что ни с кем не хотел бы говорить о ней, тем более здесь и сейчас. — Знаете, у меня сегодня парочка срочных деловых встреч…

— Но ты не говорил об этом! — воскликнула красивая девушка с длинными рыжими волосами и обиженно надулась. — Может, у тебя просто изменилось настроение?

— Может быть, — Денис решительно поднялся и подозвал официанта. Иногда быть любезным и уступчивым себе дороже. А тянуть лямку вежливости сегодня он просто не мог, и не желал. Прощаясь, он все же мило чмокнул девушку в щеку. — Не надо дуться. Я правда занят. Погуляйте без меня. До встречи, Оля. Родя, ты тоже не забывай о работе. Пока.

По дороге домой Вера не переставала удивляться. Почему вдруг деревья стали зелеными, словно умылись волшебным, чистым дождем? Почему все так оживлены и бегают в суете? Может быть, скоро какой-нибудь праздник, а она не знает?

Ну конечно, не знает. День города. Вон — на каждом столбе по несколько флагов. И растяжки через каждые сто метров. Только не в этом дело, если честно.

Сначала она собиралась поругаться с Игорем из-за того, что он, не посоветовавшись, дал Денису их телефонные номера. Но пока они выходили из ресторана и садились в машину, гнев улетучился. В конце концов, зачем все так драматизировать? Как будут развиваться события зависит, в любом случае, только от нее. Нет нужды прятать голову в песок, как страус. Или скрываться, будто она преступник в розыске. Может быть, в этом вообще нет никакой нужды. Просто она растерялась от неожиданности.

Услужливая память раскрутила перед мысленным взором самые яркие картины из далекого-далекого прошлого. Все они были замешены на юности, такой безумной и категоричной… Любовь? Да просто детские выдумки девочки, обожающей романтические сказки. Впрочем… Любовь? Вера помнила ее, как беспощадное южное солнце. Оно могло подарить красивый загар, а у нее случился ожог, и тепловой удар, и что там еще бывает по глупости и неосторожности.

С тех пор, конечно, немало воды утекло. Годы, годы. Ну, не то, чтобы вечность, но все-таки. Это ведь что-то значит. Разумеется, поначалу было очень больно. До безумия. Но Вера считала себя сильной, во всяком случае, пыталась быть такой. Она пережила, перешагнула и все такое. Да, на первый взгляд, она сбежала и скрылась. Но беда в том, что это только на первый взгляд. Иллюзия. Хуже того, самообман. Надо признать, он легко нашел бы ее, если бы захотел… Ах, опять не то! Не мог он этого хотеть. Он сам решил прекратить их отношения. Их бесконечную войну друг с другом за обладание какой-то другой любовью, большей и лучшей чем та, которую довелось завоевать.

Вера тряхнула блестящим каскадом волос и посмотрела на Игоря. Брови его были сдвинуты, что свидетельствовало о напряженной работе мысли. Рот чуть приоткрыт, взгляд сосредоточен на оживленной трассе. Она взяла сигарету.

— Знаешь, я чего-то не понял, — проговорил он вдруг, не глядя в ее сторону, — этот школьник, он что-то еще значит в твоей жизни?

— Ничего.

— И я что, должен поверить?

— Как хочешь.

Он наконец повернул к ней лицо, стараясь одновременно контролировать дорогу.

— Вера, ты же знаешь, я только хочу, чтобы тебе было хорошо.

Вера заглянула ему в глаза, и где-то внутри шевельнулось неприятное чувство, может быть, вины. Но с чего бы? Впрочем, другое удивительно. С каждой встречей Вера обнаруживала в его глазах что-то новое, такие чувства или мысли, в которых прежде напрочь ему отказывала. Ведь кто он, Игорь? Просто мужик с бабками. Машина — как положено ребятам его круга — агрессивный черный монстр, два мобильника, один из которых — коммуникатор новейше-крутейшей модели, непрерывно вызванивают дурацкие мелодии, демонстрируя деловую активность абонента (слава Богу, он послушно перестал вести переговоры в ее присутствии.). Фирма процветающая, большая квартира, дом за городом и т.д. Но и только! Конечно, он страшно доволен собой. Победитель, ничего не скажешь. Само собой, Вера с самого начала не собиралась строить с ним серьезных отношений. И объяснилась прямо: ничего не обещаю, ничего не чувствую. (И с какой стати? Тоже мне, Ромео!) Тогда он подумал, а потом кивнул с самым серьезным видом: «Я понимаю. Прости. Все будет, как ты захочешь. А я постараюсь, чтобы тебе было хорошо».

Ясно, что между ними было мало общего, разве что… Неожиданно он оказался до неприличия искренним и милым. Ну, может быть, не только это… В общем, ей нравилось встречаться с ним, и ногти об него точить тоже нравилось. И вот теперь она, не переставая удивляться, видит, как он меняется, и почему-то у нее нет сомнений, что все это только для нее. Неужели книжку какую прочел? Смешное что-нибудь, псевдопсихологическое. С него станется. Казалось, он все время старается к чему-то прислушиваться. Понять, чтобы вовремя среагировать, отступить, если надо. Отскочить. Он стал осторожен, как если бы находился внутри стеклянного домика.

Да ладно, ерунда. У Веры не было желания анализировать поведение любовника. Особенно сегодня. Она им не дорожила, и этим сказано все. А удивиться слегка — это пустяки.

— Ладно, Игорь. Спасибо за завтрак.

— Может быть…

— Нет, — она прервала его с заметным нетерпением, — я позвоню. Если хочешь.

— Конечно, хочу. Но ты ведь никогда не звонишь первая.

Она улыбнулась. Это правда, не стоит обещать. Хотя порой нет другого выхода.

Вера распахнула дверцу машины, затормозившей у ее дома.

— Тогда ты позвонишь.

— Когда?

— Когда захочешь.

Игорь кивнул со вздохом.

— Ну, пока, — она немного поколебалась, но все-таки потянулась к нему с чуть заметной снисходительной улыбкой. Игорь с благодарностью принял этот разрешающий жест и… не успел почувствовать вкус ее губ. Однозначно плохи дела.

Когда Вера зашагала к дому, он еще подождал чего-то, провожая ее взглядом. Признать, что в сердце поселилась любовь? Вообще-то… звучит почти дико. Как дурная болезнь. Впрочем, это еще не все. Игорь чувствовал больше. Внутри него открылось неведомое прежде пространство — дали, дали и дали. Необъяснимо и странно. Упрямо ускользающая женщина будто околдовала его. Он сразу понял, что с ней нельзя, как с другими. Как с ней говорить, чем удивить, что подарить? Все совершенно непонятно. Все наперекосяк. Он помнил первый визит в Дом музыки, куда пригласил ее на концерт знаменитого тенора. Она тогда удивилась и спросила насмешливо: у нас культурная программа? Программа — не программа, но и музыканты, и художники, вся красота мира — все это, конечно, проскочило бы мимо, если бы не она. Пустота преобразовалась в пространство. Он осознал со всей ясностью, что можно просто жить, а можно — Жить, с любопытством заглядывая за каждый поворот времени, злиться, желать, дарить и… да, любить. Оно того стоит. Просто не все об этом знают. Не бывали, не испытали.

Вера прошла через арку к своему дому. Когда до слуха донесся звук отъезжающей машины, она вздохнула с облегчением. Наконец-то! Это так неприятно, когда кто-то пялится тебе вслед. Аж ноги заплетаются. Теперь она почувствовала невероятную свободу и радость. Даже приостановилась перед подъездом, чтобы насладиться этими приятными чувствами. В душе запрыгали и застрекотали какие-то шаловливые кузнечики. Подняв голову, она глубоко вдохнула и снова посмотрела вокруг. Да, теперь деревья стали зелеными, небывало яркими, это точно. И небо понемногу проясняется. И зачем ей идти домой? Книгу почитать?

На лавочке перед подъездом сидела старушка, и смотрела на нее улыбающимися глазами. Вера тоже улыбнулась и подойдя поближе, присела рядом:

— Как поживаете, Зинаида Борисовна?

Та с радостью встрепенулась:

— Хорошо, по-стариковски. А вы, Верочка, сегодня прямо светитесь.

— Да ну?

Вообще-то эту старушку никто в округе не жаловал. Другие бабульки никогда не присаживались с ней посудачить. И со стороны смотрели косо, с каким-то брезгливым осуждением. Вера немного знала историю этих отношений. Дело в том, что целый год у нее была собака, терьер по имени Бой, которого приходилось выгуливать утром и вечером. К несчастью, совсем юный пес подцепил какую-то самую скверную инфекцию и вскоре скончался, чем причинил Вере ужасную душевную боль. Но за период своей короткой собачьей жизни он успел перезнакомить хозяйку чуть ли ни со всеми соседями — лично или понаслышке. Прежде она и по лицам с трудом их различала.

Объясняется это тем, что большую часть детства и юности она жила у бабушки, тут же, неподалеку. А кроме того, в отличие от других детей, не росла «во дворе». Строгие родители так расписывали и распределяли ее детское время, чтобы ни минута не пропадала даром: музыка, Дом творчества с художественным кружком, а вместо «пустых прогулок» — занятия в спортивной секции на свежем воздухе. Конечно, Вере, как и любому другому ребенку в ее положении, это не нравилось. Она изощрялась в изобретении способов увиливания от чрезмерного множества родительских затей. Ей казалось даже, что все болезни в то время были результатом ее собственных волевых усилий. Но кое в чем она преуспела: это наука ценить и защищать собственную независимость. Потом был университет. Впрочем, все это не имеет значения. Так или иначе, до появления в ее жизни очаровательного Боя, Вера почти не знала соседей.

Зато утренние и вечерние собачьи прогулки в окрестностях дома явились для нее чем-то вроде путешествия в сопредельные миры. Выяснилось, что она легко контактирует со словоохотливыми бабушками, получая от этого необъяснимое удовольствие. От них исходит, казалось Вере, какое-то приятное тепло человеческого участия. Пусть не всегда желательного, не очень деликатного, не это главное. С нашими московскими старушками ты не один в пустыне, ты — под пристальным вниманием участливых глаз.

Так вот. Все эти старожилы лавочек и скамеечек очень не любили Зинаиду Борисовну. Она, со своей стороны, относилась к ним с насмешливым презрением. И тому было несколько причин. Во-первых, Зинаида Борисовна совершенно одинока. Это значит, что подавляющая масса тем для разговора с соседками у нее отсутствовала. Ей были неинтересны проблемы отношений родителей и детей, внуков и бабушек, детские и старческие болезни и достижения. Во-вторых, она была одинока по собственной воле, прервав всякие отношения с единственной внучкой, давно оставшейся без родителей. Если верить сплетням, Зинаида Борисовна оказалась скупой до неприличия, одержимой идеей защиты своего внушительного добра от всяких посягательств. Это и явилось причиной разрыва с внучкой. И наконец, в-третьих, Зинаида Борисовна категорически не желала признавать свой почтенный возраст и общаться с соответствующей возрастной группой. Зато она не скрывала своего стремления то ли сохранить, то ли вернуть некое подобие молодости. Волосы ее были окрашены веселой золотистой краской и неизменно завиты. Лицо, прорезанное глубокими морщинами, всегда тщательно покрыто густым слоем светлой тональной пудры, губы — розовой помадой. Руки свидетельствовали о регулярном маникюре. Это был настоящий вызов времени и всем тем, кто ему покорился. В общем, со всех сторон, говорят, у «старой молодицы» наисквернейший характер.

Да, вот еще. Год назад, или более того, с Зинаидой Борисовной случилось несчастье. Она упала и сломала ногу. На время сердобольные соседки забыли о своей неприязни к больной и оказали ей всестороннюю хлопотливую помощь. Однако по выздоровлении несносная старуха снова оттолкнула всех своей черной, глубоко возмутительной неблагодарностью. Ею во всеуслышание было объявлено, что помощь оказывалась в расчете на ощутимое материальное вознаграждение, то есть в корыстных целях. Такое добрые бабушки уже никак не могли простить. Короче, с того моменты Зинаида Борисовна уже, казалось, навсегда осталась жить-поживать в полном одиночестве.

— Хороший сегодня день, — скрипучим голосом поведала старушка.

Вера широко улыбнулась:

— Да, а сначала мне так не показалось. Наверно я давно не мыла окна. Через них все выглядело таким серым и холодным.

— Я регулярно драю окна, — самодовольно заявила Зинаида Борисовна, — не реже раза в неделю.

— Да ну?! — Вера с неподдельным удивлением окинула взглядом маленькую сгорбленную фигурку. — Вы сильная женщина.

— А куда еще мне силы девать? Только мою и вычищаю все с утра до ночи. Еще телевизор смотрю, но он постоянно ломается.

Неожиданно Вера прониклась острой жалостью к одинокой бабульке. Ну да, у нее жуткий характер и какие-то психические проблемы. Но она — вот ведь, живая. Иными словами, человек. Кто знает, откуда и через что она пришла к такой жизни? Может и Вера тоже не ангел. Ну да, далеко не ангел. Скорее наоборот. А вдруг… Вера передернула плечами.

— Хотите, приведу к вам мастера, он починит?

— Спасибо, — в глазах старухи мелькнуло то ли удивление, то ли испуг, — не надо пока, до пенсии.

— Все услуги бесплатно, потому и предлагаю, — возразила Вера как можно беспечнее. Она с некоторым опозданием сообразила, как может истолковать ее любезность этот Кощей в юбке.

Морщинистая рука с утолщенными суставами вдруг поднялась и коснулась пепельных волос Веры осторожно, даже трепетно:

— У меня в молодости был такой же цвет. Все восхищались. А я, дура, стала красить. Теперь смотрю — так красиво! Вы вообще девушка красивая.

— Бог с вами, Зинаида Борисовна.

— Да-да, очень красивая. И ухажер ваш видный мужчина, — тут она сразу заметила, как изменилось лицо собеседницы, и поспешила перевести разговор на другие рельсы. — Да ладно, все они одинаковы. Женщины — нет, другое дело. А родители ваши где сейчас, не в Москве?

— Нет, в Штатах, работают.

— И получают наверно хорошо?

Вера пожала плечами:

— Наверно.

— А вы ведь — переводчица?

— Ну… да, — она окончила факультет романо-германской филологии и предполагала заниматься каким-то интересным делом, хотя каким именно — даже не задумывалась. За литературные переводы сначала взялась с энтузиазмом, потом энтузиазм улетучился. Просто работа, как любая другая. Впрочем, может быть, она сама виновата в том, что пассивно следует по течению.

— Тоже живете независимо?

— Это да.

Они немного помолчали. В это время Вера лихорадочно соображала, куда бы ей податься. Домой не хотелось. Она отдавала себе отчет в том, что боится и нестерпимо ждет одного телефонного звонка. Звонка, который снова осложнит ей жизнь. Сейчас вот все хорошо. Не вообще, а в эту самую минуту. Мир ярок, она питает теплые чувства даже к этой, всеми отвергнутой старой грымзе. И все потому, что на горизонте возникла сиреневато-розовая дымка… любви. Любви, или памяти о ней, или, может быть, тоски по чему-то самому исконному, заветному… Какая чушь. Кто бы мог подумать… Хотя ладно. Ведь речь идет всего лишь о дымке, призрачном сиянии звезд и легком дуновении сладкого аромата… Полная ерунда, к тому же совершенно безобидная.

И все-таки Вере хотелось продлить эту волшебную минуту, сделать ее своим жилищем. Потому что, как ни крути, из серого, неженского дня она перенеслась в очаровательную сказку, где на вершине зеленого холма возносился к небу высокими башнями и разноцветными флажками воздушный замок мечты. Надо же, стоит до сих пор… Прелесть какая. А что будет дальше? Не хочется даже думать.

На этот раз старушка коснулась ее руки:

— Мне кажется или что-то у вас не так?

Вера словно очнулась и просияла:

— Не знаю, Зинаида Борисовна. День какой-то… чудесный.

Зинаида Борисовна кивнула своей золотистой, чуть подрагивающей головкой и лукаво улыбнулась: помню еще, дескать, как это бывает…

— А не зайдете ко мне, чайку попить? Я немного замерзла тут, на скамейке. Странно, да? А мы, старики, частенько мерзнем, готовимся, наверно…

— Да будет вам, Зинаида Борисовна! Какая старость? Вас она не догонит.

Бабка довольно рассмеялась скрипучим смехом. И Вера подумала, что ей совсем не стыдно за эту грубую лесть. Почему не сделать человеку приятное?

— Так как насчет чая, Верочка? Хорошо бы войти в дом с гостьей, надоели мне эти холодные стены.

Вера колебалась. Наслышана она была про Зинаиду Борисовну. Не ровен час, испортит бабка настроение. И словно со стороны услышала свой ответ:

— С удовольствием. Мне почему-то не хочется идти домой.

— Очень хорошо! — с удовлетворением крякнула старуха, неожиданно резво поднимаясь со скамейки, — у меня и варенье есть. Я отличное варю варенье. А потом, к лету, выбрасываю…. И снова варю.

Зинаида Борисовна на удивление бодро и легко стала подниматься по лестнице.

— А нога у вас не болит? — участливо поинтересовалась Вера.

— Нет, я и забыла уже.

Веру снова охватили сомнения. Стоит ли идти к старухе? Может быть, это очередной опрометчивый поступок, грозящий затяжными проблемами? Ведь может и привязаться потом. А сама Вера постоянством, прямо скажем, не отличалась. Все зависит от настроения — категории весьма изменчивой. То ты ласковый котенок, то сумасшедшая тигрица. Не стоит идти, пожалуй…

Злясь на собственную неспособность принять без дурацких колебаний хоть какое-нибудь решение, она сделала шаг мимо ступеньки. Нога подвернулась, и Вера чуть не упала, громко ахнув. Старушка ответила испуганным эхом и ухватила девушку за руку:

— Ну что же вы так неосторожно?

Убедившись, что все обошлось, она пытливо заглянула Вере в глаза. Потом торопливо поднялась на лестничную площадку и принялась быстро отпирать свою дверь.

Вера могла только подивиться, сколько замков было врезано в эту железную крепость. Они щелкали и лязгали целую минуту, не меньше.

— Может быть, я причиняю вам беспокойство?

— Нет, даже не думайте! — с жаром воскликнула старая соседка. — Не обижайте меня!

Наконец дверь нехотя, с противным визгом распахнулась, и Вера вошла в квартиру следом за хозяйкой.

Большая трехкомнатная квартира Зинаиды Борисовны напоминала нечто среднее между кладовкой старьевщика и лавкой древностей. Определиться точнее было совершенно невозможно из-за фантастической захламленности территории всевозможными мелкими предметами от крошечных фарфоровых статуэток всех времен и народов, до множества картин и подушечек с булавками и иголками. У Веры зарябило в глазах и закружилась голова.

— Садитесь, располагайтесь, — Зинаида Борисовна старалась не суетиться, убирая с кресла какие-то тряпки и лоскутки, — еще не до такого может докатиться человек, к которому никто никогда не заглянет. Иногда я специально все разбрасываю, чтобы потом собирать.

Одно было бесспорно. Нигде среди статуэток или затейливо расставленных в застекленных шкафах редкой красоты сервизов не было ни малейшего намека на пыль. Паркет, выглядывающий по краям толстого восточного ковра, сиял благородным восковым блеском. Видно, натирала его хозяйка чуть ли ни ежедневно. Вера сразу подумала о своем, благоразумно покрытом лаком, и наскоро протираемом влажной тряпкой никак не чаще, чем раз в неделю. Крепкое, однако, старое племя. «Богатыри, не мы», — признала она с легкой иронией.

Когда Зинаида Борисовна вернулась из кухни с подносом, на котором красовались прелестные чашки из тончайшего, невесомого фарфора с кружевной позолотой, чайником и молочником, от гостьи не укрылся орлиный взгляд старушки, которым она окинула комнату. Но сегодня Вера была слишком благодушна. Она подумала только, что бедную женщину, наверное, немало обманывали, так что она начисто потеряла доверие к людям.

— Я вам помогу.

Вера взяла поднос из рук Зинаиды Борисовны и поставила его на низкий столик. Тем временем хозяйка подала несколько вазочек с вареньем и сахарницу.

— Так что же с вами сегодня такого случилось чудесного? — спросила Зинаида Борисовна, садясь напротив и протягивая гостье чашку.

— Вроде как и ничего, — ответила Вера вполне искренне, — но бывают ведь такие необычные дни, когда кажется, что чудеса могут случаться на свете…

— Разве? — недоверчиво фыркнула старуха. — Чудес я не видала. А прожила немало, дай Бог каждому. Мне уж за восемьдесят.

— И ни одного чуда?

— Совершенно ничего похожего.

Вере снова стало жаль соседку. Ну право, что за глаза, что за душа, которые ни разу за всю жизнь не увидели чуда? А ведь у нее был сын, потом родилась внучка. Они появились и росли на ее глазах, весны приходили вслед за зимами, снежинки таяли на ладони, даже первый телевизор появился, когда она была зрелой женщиной. И ни одного чуда? Серьезная установка.

Вера попробовала варенье. Оно и вправду было очень вкусным.

— Это из чего?

— Терн с лимоном.

— Прелесть.

Она снова огляделась. Стены были сплошь увешены картинами, картинками и фотографиями.

На специальных полочках красовались аккуратно расставленные игрушки — современные мягкие и старинные, вперемежку.

— Вы коллекционируете игрушки? У моей подруги тетка этим увлекается. У нее уйма старинных кукол и зверьков. Прямо чудо, — сказала Вера и чуть не поперхнулась. Чудес ведь не бывает.

Старая женщина засмеялась:

— А вы восторженная девушка. Впечатлительная. Трудно вам, должно быть, жить на свете.

— Что-то всегда осложняет жизнь каждому человеку, — философски заметила Вера, сделав глоток ароматного чая. Она начинала нервничать из-за того, как ловко Зинаида Борисовна отметала любую тему, на которой можно построить пустопорожнюю беседу. Как будто услышав ее мысли, старуха поднялась с места:

— Хотите посмотреть? Сама я уже почти не замечаю это барахло, — и она подошла к полкам с игрушками, жестом приглашая Веру к тому же.

Девушка с интересом рассматривала старинные экземпляры кукол и белочек. Почему-то они вызывали у нее грусть. Эти смятые локоны, фарфоровые лица и нарисованные глаза, поблекшие платьица и перья. Прикоснуться к экспонатам она не рискнула. В комнате было мало света. Зинаида Борисовна жила на втором этаже, окна затеняли деревья, а тут еще драпировка из тюля и не до конца раскрытые тяжелые портьеры. Вера вздохнула и улыбнулась:

— Очаровательно… Но я засиделась у вас, Зинаида Борисовна. Надо идти. Спасибо за гостеприимство, и извините.

— Да за что? — в глазах старушки мелькнуло смятение, — вам, конечно, скучно со мной?

— Совсем нет. Но я чувствую себя неловко. Так запросто ввалиться к вам…

— Мне бы хотелось, чтобы вы почаще делали это!

Старуха на мгновение опустила взгляд и вдруг, словно ее озарила какая-то давно искомая мысль, схватила с полки плюшевого мишку неопределенного возраста, и с непонятным злорадством протянула его гостье:

— Возьмите, пожалуйста.

— Что вы?! Ни за что! — Вера даже испугалась такой вспышки щедрости со стороны человека, на всю округу прослывшего редким скупердяем, никогда не погрешившим ни человеколюбием, ни радушием. — Нет, спасибо, но…

— Не обижайте меня, Верочка, — снова попросила настырная старушка, — сами подумайте, какого черта мне все эти игрушки? А вы посмотрите и подумаете: «что это я давно не забегала к старой соседке». И заглянете. И мне это будет в радость. Возьмите его, не упрямьтесь!

Вера поднялась на свой этаж, держа престарелого медвежонка под мышкой. Зря, конечно, она потащилась в гости к сумасбродной старухе. Что-то странное проникло в душу, а что — так сразу и не поймешь. И не объяснишь. Точно на старом закопченном полотне никому не известного, Богом и людьми забытого мастера, вздохнул ветерком темный лес, и где-то в глубине чирикнула крошечная птаха.

Отпирая дверь, она все еще прислушивалась к странным ощущениям внутри, и вдруг услышала резкий стрекот телефона. Точно скачок во времени. Стараясь держать себя в руках, не торопясь, повернула ключ в замке и медленно вошла в квартиру. Звонки прекратились, и она вздохнула с облегчением.

Комнату заливал яркий свет и, по сравнению со старушкиной, она казалась просторной как стадион, и точно совсем из другого времени. Взять, хотя бы вон тот ноутбук или батик собственного изготовления… Беспорядок, конечно, налицо. Вера, даже не раздеваясь и не снимая сумку с плеча, нетерпеливо взяла с комода в прихожей ворох рекламных листочков и клочков бумаги, на которых имела обыкновение записывать всякую оперативную информацию, телефонные номера и прочую ерунду. Бегло просматривая их, она комкала ненужные или неподдающиеся расшифровке записки, переходя на кухню, к мусорной корзине.

Наконец, вернувшись в комнату, удовлетворенно кивнула: небольшой, но заметный вклад в дело чистоты и порядка сделан. Теперь можно и отдохнуть. В эту минуту снова зазвонил телефон.

Вера тут же почувствовала предательскую дрожь в коленках. Внутри разлилось противное горение, которое, как она знала по опыту, парализует разум и грозит вылиться в достойные сожаления поступки. Но не отвечать на звонки — трусость. Это не выход. Похолодевшей рукой она подняла трубку и хрипло ответила.

— Веруша, что с тобой, ты заболела? — с беспокойством зазвенел голос подруги.

— Ах, Настя… Привет! — Вера прокашлялась и плюхнулась в кресло, одновременно сбрасывая сумочку на пол.

— А кого ты ждала? — с любопытством спросила Анастасия.

— Никого. Но я в разладе.

— Ты только что проснулась, или тебя не было дома?

— Я завтракала с Игорем в каком-то ресторанчике.

— Прелестно!

— И… — Вера недолго колебалась, но ведь у них не было секретов друг от друга. Не получалось. — Представляешь, мы наткнулись там на Дениса.

— Это еще кто?

— Напряги мозги, Настя. Де-нис.

— Ну — на — до — же… — медленно, с опаской протянула Анастасия, — и что?

— Ничего, совершенно ничего, — беззаботно ответила Вера. — Он был с девицей и еще какой-то парой. Завтракали.

— С аппетитом? И ты тоже ела?

— Конечно.

— Сомневаюсь, что припомнишь меню! Ладно. По крайней мере понятно, почему хрипишь в трубку. Военные действия начались или пока только спланированы?

— Не фантазируй. Ты придаешь ерундовому факту слишком большое значение.

— Лицемерка. Бедный Игорь!

— Зря я тебе рассказала.

— Ты собрала чемоданы?

Вера только что заметила, как впилась ногтями в плюшевую головку ни в чем не повинного медвежонка.

— Тебе весело? — раздраженно спросила она, готовясь к возможной перебранке.

— Верка, ты же знаешь, я просто начала беспокоиться, — ссора явно не вписывалась в планы Анастасии, и она сбавила обороты. — Просто вам лучше бы никогда не встречаться, раз не можете быть вместе… по-человечески. Правда, мне стало неспокойно. Может быть, приедешь ко мне, подруга? Или встретимся в Нескучном, погуляем? Потом, ты ведь обещала сходить со мной в MediaMarkt, выбрать пылесос. Заодно, посидим где-нибудь, съедим чего-нибудь вредного… К тому времени ты проголодаешься. Я пухну с тоски.

С чего это все такие активные сегодня? Магнитная буря? Взрывы на солнце?

Впрочем, Настя уже несколько месяцев сидит без работы. Никак не может выбрать достойное предложение на рынке труда, особенно если учесть, что завтра, возможно, появится что-нибудь более заманчивое.

— С удовольствием, только чуть попозже.

— По — нят — но…

— Ты меня всегда понимаешь. Я перезвоню, ладно?

Грохнув трубкой, Вера наконец сняла жакет и прямиком направилась к зеркалу.

С ума сойти!

Она редко нравилась себе. Более того — изредка. Вот сейчас как раз тот самый случай. Лицо изменилось, оно обрело искру, жизнь, смысл, или Бог знает что еще. Может быть, вдохновение. Тьфу! Ужасно. Глаза стали огромными и призывно мерцали таинственным зеленым светом. Черты утончились. Розовые губы… Такое не спрячешь. Срамота.

Надо что-то придумать. Надо. Она нервно защелкала пальцами.

Снова зазвонил телефон, точно гром грянул. Веру подбросило, как на пружинах. Она метнулась к трубке, быстро подняла и прижала к уху. Будь, что будет!

— Извини, но это я.

Вера разочарованно вздохнула. Игорь. Конечно, Игорь. Вот только сказал он что-то странное. Это ирония или показалось?

— Неужели соскучился?

— Я позвонил сразу, но ты не отвечала. Уходила? — как бы невзначай поинтересовался он.

— Не то что бы… — Вера почувствовала раздражение. Вот на ком можно отвести душу. — А почему бы тебе просто не позвонить на мобильный? Мне ведь это только кажется, что ты следишь за мной?

— Да с чего ты взяла? Просто набрал домашний номер, хотел узнать…

— Что узнать?

— Все ли в порядке?

— Все в порядке. Не стоит беспокоиться.

— Еще раз извини. Может, увидимся вечером?

— Нет. Я поеду к подруге.

Игорь замолчал. Понял, что лучше не нарываться. А Вера, окончив разговор, могла бы слегка пожурить себя за излишнюю агрессивность. Игорь знаком и с Настей, и с Эриком. Ее достоинство вряд ли пострадало бы, скажи она ему куда собирается. Но Вера отчаянно сопротивлялась малейшему ущемлению своей независимости. Отчитываться? Ни в коем случае. А то еще нафантазирует себе невесть что. Спать вместе — это еще ничего не значит. Завтракать вместе — тоже.

Вот только… что вообще «значит»? Если это «что-то» может делать невозможным все остальное?

Она вконец запуталась с рассуждениями и поняла, что психует. Скользнув на кухню, щедро плеснула в рюмку валериановой настойки и с надеждой выпила. Села, обхватив голову руками. Почему один человек из всех способен так все изменить? И почему, если это любовь, она такая неудачная?

Как бы то ни было, сейчас она не в состоянии соображать трезво. Значит…

Выдернув телефонный шнур из розетки и выключив сотовый, Вера снова накинула жакет, взяла сумочку. Взгляд упал на медвежонка. Она подхватила его за ухо и открыла дверь.

На лестничной площадке, прислонясь спиной к перилам, стоял Денис.

Увидев ее, он отшвырнул сигарету и с минуту молча разглядывал лицо, платье, ноги, губы. Потом улыбнулся:

–Ну привет! — и шагнул навстречу.

Их отношения всегда вызывали недоумение у посвященных. Они действительно учились в одном классе, но по-настоящему все началось уже после окончания школы. И развивались эти отношения очень бурно. Вера и Денис были влюблены и совершенно противопоказаны друг другу. Каждый хотел быть первым, главным, и вся война сводилась к одной цели — определению пределов прочности… чего-то там. Они изводили и изводились показным пренебрежением или заведомо завышенными требованиями. Несколько раз навсегда расставались и снова бросались друг другу в объятия. Потом приблизились к самой опасной черте — привлечению к боевым действиям сил со стороны. Попытки с помощью ревности добиться от партнера капитуляции и кончились катастрофой. Ни Вера, ни Денис не ожидали, насколько разрушительными и серьезными могут оказаться их стратегические разработки. Просто они еще оставались детьми. Но, нанеся друг другу пару сокрушительных ударов, оба почувствовали усталость и что-то еще, очень болезненное и непоправимое. Столкнувшись с откровенной изменой Дениса, Вера наконец решила ретироваться. Полностью и навсегда. Она исчезла. Впрочем, он и не стал ее искать. Сделал пару контрольных звонков и смирился. Потом… прошли годы.

Она уезжала к родителям в Штаты, его тоже где-то носило. Ну а время, как водится, шло своим ходом. Дни, недели, экзамены, лыжные каникулы, годы, вечеринки. Вот только… Она пыталась изжить из души детские сказки, постыдную сентиментальность, не вписывающиеся в окружающую реальность. Она хотела быть другой. Сильной и независимой, уверенной и неуязвимой, без глупых бредней.

И вот сегодня — случайная встреча.

Вот он — на пороге.

Вера отступила и вернулась в квартиру, оставив дверь открытой. И Денис вошел.

Тот же сияющий взгляд ярко-карих глаз и упрямый подбородок. Только вместо непокорной шевелюры короткая стрижка. И все-таки совсем другой человек, не тот, который как-то напугал ее насмерть, поднявшись на крышу, чтобы на веревке спустить к ее окну сорванные с клумбы тюльпаны. И совсем не тот, который завалил собственное поступление в РУДН, потому что торчал перед МГУ, где она сдавала экзамены. А на следующий год поступил туда же. Теперь он, конечно, другой. Но между ними когда-то было такое, что не повторяется, и что не с каждым происходит… Далеко не с каждым

Совсем другой… И все-таки, вместе с ним в доме появился необъяснимый пьянящий аромат, тот самый, от которого закружилась голова.

Она стояла и смотрела, как Денис ногой захлопнул входную дверь и сделал к ней шаг:

— Что за горилла был с тобой утром?

Ответить она не успела. Что за дурь? Казалось, все давно забыто и не может уже править бал, но… возможно, боли и не будет, — мелькнуло в ее взбесившемся сознании.

А еще ее осенило: что бы ни было потом, главное — это сейчас. Это — ее мгновение, ее страсть, жизнь, взрыв. Это «сейчас» она не уступит. Все потонуло в вихре первобытной и вечной стихии, которую не c чем сравнить, кроме как со смертью и рождением… Бешеная карусель поцелуя и буря ласки, бесцеремонно отсекающие весь прочий мир со всеми тяжкими, и бросающие в самое начало времен, когда не было еще ни грешников, ни праведников. Каждое прикосновение — наслаждение, каждый вдох — вселенная, мира нет вокруг. Только внутри. И нет ничего, что можно осознать.

Наслаждение и страх, и радость, и горечь, жестокость и нежность, и черт знает что еще, чему никогда не было названия. И на поверхности не всплывало ни одной мысли.

Так было всегда. Он всегда шел до конца, до полного изнеможения, переступал все пределы, А она чувствовала себя растерзанной, и блаженствовала как красавицы в триллерах, когда Дракула пил их горячую кровь.

Наконец Вере удалось остановить грохот и кружение вселенной. Она открыла глаза. Денис сидел на постели и курил, неотрывно глядя на нее глазами, в которых резвилось до боли знакомое пламя. В комнате было почти совсем темно. Только цветная подсветка, проникающая от рекламных огней с улицы, позволяла что-то разглядеть. Она поднялась и закуталась в просторный розовый халат.

— Так что за горилла был с тобой утром?

Вера напряглась:

— Он вовсе не горилла.

— Ну-ну. Не ожидал увидеть тебя в таком обществе.

Она щелкнула выключателем, и комната озарилась мягким розовым светом бра. Ей стало смутно и слегка тревожно. Что не так?

Ах, да. Все телефоны выключены. Это все-таки слишком. Она поспешно вернула вилку в розетку, потом включила сотовый.

— Ждешь звонка?

— Нет. Но позвонить могут, — она прошла в коридор, где взгляд упал на бедного косолапого. Мишка валялся на полу, подняв кверху все четыре плюшевые лапки. — Бедняжка!

Денис неслышно возник за спиной и обхватил ее сильными, горячими руками:

— Я не помню эту игрушку.

Потеревшись головой о его щеку, она засмеялась:

— Мне подарили его сегодня.

— Вчера.

— Ну да, вчера. — стало еще веселее. — Знаешь, я проголодалась.

— Я не решался на такую прозу.

Плюшевый мишка был усажен на холодильник, откуда по-детски добродушно поглядывал своими черными глазками-бусинками. Обидно, что Денис не интересуется этим странным подарком. И в душе опять всколыхнулось что-то похожее на тоску. Однако! — только не теперь, не сейчас. И она с энтузиазмом вылила взбитые с молоком яйца на ветчину, стрекотавшую на сковороде.

В прихожей резко зазвонил телефон, и Вера метнулась к нему, уронив миску на светлую плитку пола.

— Привет, это я, — прозвучал твердый, но какой-то бесцветный голос.

— В чем дело, Игорь? Ночь на дворе, — почти шепотом ответила она, чувствуя поднимающийся изнутри жар.

— Извини. Я разбудил?

— А ты как думаешь?

— Неважно. Если у тебя все в порядке…

— О господи! А почему за меня надо так беспокоиться?!

— С вечера и до этой минуты я не мог дозвониться ни на домашний, ни на мобильный…

— Я просто хотела отдохнуть и все отключила. Это, в конце концов, мое дело! — Вера попыталась говорить раздраженно, но это почему-то не получилось. Уши и щеки полыхали. Как же это… некрасиво.

— Конечно. Еще раз извини. Тебе ничего не нужно?

— Покоя.

— Ну, спокойного тебе остатка ночи. Целую.

— Пока.

Она положила трубку и присела на табурет. Денис, появившийся на кухне, уселся напротив.

Весь вечер Игорь волновался не на шутку. Он действительно звонил Вере каждые полчаса. Мобильный был отключен, домашний номер не отвечал. Когда настала ночь, набирал уже через каждые пятнадцать минут, и наконец непрерывно. Он утешал себя мыслью, что муж Анастасии отвезет домой его драгоценную, строптивую возлюбленную, но этого было недостаточно. Она такая неосторожная. Около двух ночи он подъехал к ее дому и продолжал звонить. Телефон по-прежнему не отвечал. Окна угловой квартиры на пятом этаже оставались темными. Подняться к ней он не решался. Вера не случайно всегда держала его на расстоянии. Она, в сущности, была свободна. И не ее вина, что он влюбился, как мальчишка. Даже намного сильнее. Потому что ничего подобного он не наблюдал никогда в жизни. Ни у мальчиков, ни у стариков. А художественная литература до сих пор была ни в счет.

Когда в окне Веры зажегся свет, он глубоко вдохнул, еще немного помедлил для порядка. Душу ледяными кольцами сжимала какая-то скользкая тварь. Вера не одна? Может быть.

Состоявшийся наконец разговор не внес никакой ясности, и уж точно не мог его успокоить.

Она не сказала, что была в гостях. Она просто отключала телефоны. Что же в этом особо криминального? Вера — необыкновенная женщина, вот и все. Он не станет пытливо вглядываться в ее окно на предмет посторонних теней. И следить за ней тоже не будет.

Игорь заставил себя не смотреть вверх.

— У нее все в порядке, — прошептал он и включил зажигание.

День проносился за днем. Вера и Денис беззаботно предавались вновь проснувшейся страсти, но по странному негласному соглашению оба избегали воспоминаний и разговоров о будущем. Они вообще мало говорили. Шутки, прибаутки, смех без причины — это пожалуйста. После памятного дня встречи Вера старалась встречаться с Денисом на его территории. Она видела, что это ему не особенно понравилось, и понимала почему. Но ведь каждый должен чем-то поступиться, не так ли? Его телефоны никогда не умолкали, были и ночные звонки, но Вера тактично не замечала этого. Он не обязан был жить отшельником все эти годы. Она вообще пыталась ни о чем не думать. У нее — отпуск. Окно в другой мир. И только от одной своей странной привычки, которую Денис раздраженно называл то капризом, то придурью, она не могла отказаться. Ежедневно, неважно утром или вечером, Вера возвращалась домой. Она не использовала минуты одиночества для копания в себе, но ей хотелось домой, и все тут. Здесь восстанавливалось душевное равновесие. И здесь звонил ее телефон. Не мобильный, а именно домашний.

С той самой ночи Игорь не появился ни разу. Однако ее не покидало ощущение, что он вовсе не забыл о ней, просто затаился где-то, до востребования. Она была уверена, что это он время от времени звонил и молчал, пока она не давала отбой. Ну кто еще способен на такой детсад? И все-таки странно.

Есть ведь женщины, которым все понятно, которые знают, что им нужно от жизни, — с досадой думала Вера. Оставалась надежда, что и у нее все прояснится в глубине души, и лучше не мешать текущему процессу бесполезными копаниями.

Вера подошла к подъезду дома и оглянулась по сторонам. Деревья уже начали разбрасывать по ветру желтеющие листья. Небо казалось тяжелым, плотно забитым темными тучами. Лишь над самой головой, из крошечного белого просвета между ними падали отвесные лучи рассеянного света. Быть дождю, и это славно. В такие дни самое лучшее — это посидеть с книгой в углу дивана, а потом посмотреть какой-нибудь фильм с Брэдом Питтом, например, таская чипсы из пакетика. И Вера с удовольствием устремилась в подъезд.

Дверь на площадке второго этажа открылась, когда она проходила мимо, и в образовавшуюся щель выглянула белокурая головка старой соседки:

— Верочка, как я рада! А вы совсем забыли меня?

«Можно подумать, когда-нибудь я ежедневно интересовалась ее здоровьем!» — с легким раздражением подумала Вера. Вслух она ответила предельно откровенно:

— Я загуляла, Зинаида Борисовна. Да и беспокоить вас попусту не хотелось. Как вы?

— А вы зайдите, я и расскажу.

Этого Вере как раз и не хотелось. Но и обижать одинокую каргу тоже было не с руки. Как ни глянь, в прошлый раз старуха была с ней очень добра.

— И я не помешаю вам? — со скрытой надеждой пробормотала она.

— Ну что вы, Верочка! Разве вы не поняли, что я буквально стерегла вас у дверей?

Надо же. Удивленная и растерянная, Вера шагнула в квартиру старухи, широко распахнувшей перед ней свою нерушимую дверь в свою крепость.

Теперь Зинаида Борисовна улыбалась таинственной, заговорщической улыбкой, пропуская гостью вперед себя в гостиную.

Оказавшись в комнате, Вера ахнула, и, обернувшись, посмотрела на хозяйку большими, округлившимися глазами:

— У вас праздник, Зинаида Борисовна?

На маленьком столике был расставлен тот же, что и в прошлый раз, прелестный чайный сервис. Но главное, посредине стола возвышался небольшой, но сказочный по красоте торт, крошечный третий ярус которого венчала сахарная или еще какая, фигурка ангела.

— А вы подумайте, чей сегодня праздник?

— Не могу вспомнить. Да я просто не знаю!

— Еще чего!? Сегодня — тридцатое сентября, день вашего Ангела, Верочка. И примите мои поздравления.

Ошарашенная, Вера опустилась в старое, продавленное кресло.

— Правда, — прошептала она со смешанным чувством. Ей сразу показалось обидным, что такую приятную сердечность проявила к ней только эта едва знакомая старуха. Хотя, конечно, еще не вечер…

— Вот и будем гулять. Не скрою, Верочка, от тоски и одиночества я вдруг подумала днями: не может быть, чтобы поблизости не притаилось никакого праздника. И правда, кто ищет — тот всегда найдет! — Зинаида Борисовна с гордостью вытащила из шкафа бутылку с ликером. — Только не говорите мне, что вы сейчас торопитесь. У молодых впереди целая вечность.

— Я не тороплюсь, но мне очень неловко, — смущенно проговорила Вера, еще не придя в себя.

Тем временем старая соседка подала ей тонкую хрустальную рюмку с густым сладким напитком. Она даже раскраснелась от удовольствия. Вера подумала, что может быть, окрестные бабушки преувеличивали зловредность этой странной старухи. Наверняка преувеличивали.

— Как вам нравится моя конструкция? — Зинаида Борисовна ткнула скрюченным пальцем в сторону белоснежного торта с нежными розовыми и желтыми цветами из крема.

— Волшебно, Зинаида Борисовна! Сроду не видела ничего похожего! Теперь я понимаю, что варенье — это для вас ерунда. Неужели вы сделали это сами?

— А то кто? — самодовольно крякнула старуха. — Вы же не думаете, что у меня есть фея знакомая, — и добавила скрипуче, — у меня вообще никого нет. За вас, девочка!

Вера осушила свою рюмку до дна.

— У вас действительно никого нет? — спросила она, наблюдая, как Зинаида Борисовна разрезает торт дрожащими руками.

— Действительно.

— Извините, что я расспрашиваю.

— Валяйте. Приятно думать, что кто-то тобой интересуется.

— Мне казалось, что у вас есть внучка.

Старуха аккуратно положила кусок на тарелку и поставила ее перед гостьей. Но Вера заметила, как изменилось ее лицо. Добродушие как ветром сдуло. Жесткие складки от орлиного носа к уголкам тонких, накрашенных тусклой розовой помадой губ, пролегли особенно глубоко. В выцветших, некогда голубых глазках заметалась злоба.

— Я выгнала эту воровку.

Вера невольно вздрогнула от голоса, ставшего вдруг таким резким. Проницательные старческие глаза вонзились в нее, как иглы:

— Вам неприятно, что я так говорю о внучке? Мне тоже неприятно. Но иногда мне даже страшно становится, когда смотрю на нее. И не моя вина, что она выросла такой. Я всегда помогала семье сына, пока он был жив. И ей тоже. Но Инна — в мать. Такая же неблагодарная.

С минуту старуха смотрела перед собой, словно задумавшись. Потом встрепенулась, взяла свою тарелку с тортом и отломила кусочек позолоченной чайной ложкой. Она снова взглянула на гостью, которой явно было не по себе. Губы Зинаиды Борисовны скривила улыбка:

— Вы спросили — я ответила. Правда часто бывает неприятной.

Опустив глаза, Вера положила в рот кусочек воздушного торта. Про себя она считала до десяти, чтобы подавить возникшее в душе неприятное беспокойство. Однако нежнейший вкус опередил цифры. Она поспешила заговорить как можно беззаботнее:

— Потрясающе вкусно! Ради Бога, извините меня, Зинаида Борисовна. Я не хотела, чтобы вы вспоминали о чем-то неприятном.

— Я понимаю, — хозяйка сделала над собой усилие, чтобы смягчить выражение лица. — И я не хотела испугать вас.

Вера улыбнулась, но старуха остановила ее жестом и продолжила уже более бесстрастно:

— Становясь взрослой, Инна приходила ко мне только затем, чтобы вытянуть что-то. Да так неискусно, что меня прямо тошнило. Иногда я потворствовала, но чаще упиралась. Понимаете?

Гостья кивнула. И нужны ей эти семейные дрязги?

Однако Зинаида Борисовна, как видно, решила во что бы ни стало высказаться до конца.

— Однажды, месяцев пять тому назад, она пришла ко мне и торчала здесь долго. На нее это было не похоже. Я сразу насторожилась. И что вы думаете? Я уверена, что она подсыпала мне снотворного, и я уснула в кресле. Никогда со мной такого не было. Просыпаюсь — она здесь. Но я сразу поняла, что дело неладно. Я проверила, — старуха передернула худенькими плечами и сверкнула на Веру маленькими глазками. — И что вы думаете? У меня пропали драгоценности! Не все, чтобы было незаметно. Но такое! Негодница пыталась мне внушить, что это случилось раньше, когда соседки ухаживали за мной, ну помните, из-за ноги. Но я из ума не выжила. Знаю, что и когда происходит. Не знаю только, как она это унесла. Но у Варьки всегда парней было больше, чем мозгов. Мне побрякушек не жаль! На такие крюки только кольца пялить, — она вытянула руки перед гостьей, — но… противно, когда лицемерят и ждут твоей смерти, только чтобы заграбастать добро. Тьфу!

— Ради Бога, не волнуйтесь. Забудьте об этом! — взмолилась Вера. Слушать эту грязную историю было и впрямь невмоготу.

— Забыть?! Да один бриллиант был вот такой величины! — и старуха в гневе показала пальцами размеры небольшого грецкого ореха. — Забыть?

— Конечно! — воскликнула молодая женщина, не преминув про себя усмехнуться: «Ну, старуха хватила, однако», — Или заявите в милицию. Но не изводите себя вредными мыслями. Если вам что-нибудь понадобится…

— Да нет, Верочка. Я еще не побирушка, — гордо возразила хозяйка.

Тут она заметила нехорошую искру в глазах молодой гостьи и поспешила пойти на мировую.

— Я не хотела вас обидеть, милая. Я просто старая дура, и все испортила своими рассказками, да?

— Нет, — покривила душой именинница. — Я ведь сама спросила.

— Все равно, — вздохнула старушка. — Нас всегда отталкивают люди несчастные, даже если они в этом не виноваты. Я знаю, сама всю жизнь терпеть не могла нытиков, сирых и убогих.

Веру это покоробило. Впрочем, чего греха таить, старуха права. Вера не раз замечала, что вместе с острой жалостью испытывает к несчастным неприязнь. Может быть, не к самим людям, а к несчастью, как таковому. Но что это меняет? Она постаралась улыбнуться как можно сердечнее:

— Вы так категоричны.

— Это что! — с удовлетворением ответила та. — Меня никто не любит за то, что я все говорю в глаза.

— Кстати, как ваш телевизор? — Вера попыталась увести разговор в сторону.

— Не работает! — радостно откликнулась Зинаида Борисовна.

— Вызвать вам мастера? — весело спросила Вера, поднимая вновь наполненную рюмку.

— Если вас не затруднит, — с готовностью согласилась нелюдимая соседка. — Сейчас уже не засидишься на лавочке.

— Холодает. Жаль, правда?

— Еще не так жаль, когда не знаешь, наступит ли для тебя следующее лето.

Сердце Веры болезненно сжалось. Она подняла рюмку:

— За то, чтобы мы с вами были счастливы следующим летом!

Скрипуче рассмеявшись, Зинаида Борисовна последовала ее примеру. Мелодичный звон соприкоснувшегося хрусталя перебил вдруг резкий телефонный звонок. Дернувшись, Зинаида Борисовна не удержала свою рюмку, которая выпала из неуклюжих пальцев на ковер. Алая жидкость сразу впиталась в его высокий ворс.

Секунду помедлив, старая женщина встала и подошла к телефону. Голос ее зазвучал резко и неприязненно:

— Я еще не умерла, стало быть, и звонить нечего… Знаю-знаю я эти заботы. Ждешь — не дождешься. Бог простит, врунья! — и она с грохотом бросила телефонную трубку на уже неоднократно заклеенный скотчем старый аппарат.

Шаркая к своему креслу, старуха пыталась справиться с охватившим ее гневом:

— Все звонит! — ее взгляд упал на рюмку, которую Вера подняла с пола. Влажное пятно было накрыто бумажной салфеткой, впитавшей немного алого ликера. Глаза старухи расширились от ужаса. — Смотрите, как кровь на ковре!

Вере стало жутко.

— Успокойтесь, Зинаида Борисовна. Это ликер, всего лишь ликер. Хотите, я налью вам еще?

— Ах, за лето? — взгляд ее медленно прояснился. — Да что там… И так видно — не судьба. Не разбилась ведь рюмка… А свой — пейте. Вам впрок.

Она снова засмеялась, вскинув маленькую золотистую головку, и посмотрела Вере в глаза:

— Я кое-что приготовила для вас.

Зинаида Борисовна неспешно удалилась в другую комнату и через минуту вернулась, неся в руках большую старинную плоскую… вроде шкатулку.

Увидев ее ближе, Вера восхищенно ахнула.

Старуха, довольная произведенным эффектом, поставила вещицу на свое кресло, и, придвинув стул, села рядом. Потом открыла плоскую крышку, затейливо инкрустированную перламутром в изысканном орнаменте из серебра. С внутренней стороны крышки помещалось большое зеркало овальной формы, тоже в обрамлении серебряной рамы с перламутровыми лепестками. На чуть пожелтевшей атласной подкладке внутри ларца в отдельных углублениях покоились ручное зеркальце, щетка, гребешок, пудреница и маленькая шкатулка «для всякой всячины», сделанные в той же манере.

— О Господи, какая красота! — воскликнула Вера. — Потрясающе! Можно посмотреть?

— Конечно. И забрать с собой. Это подарок.

— Что вы, Зинаида Борисовна! — ужаснулась именинница. — Вы, может быть, не знаете, но эта вещь наверняка стоит целое состояние. И думать забудьте дарить такое! Это, наверное, семейная реликвия?

— Как же. Впрочем, может быть. Но только не моей семьи. Так, военные трофеи моего почтенного родителя. Отец был военачальником во время войны, — то ли с гордостью, то ли с иронией поведала странная старушка. — Уж не знаю, какой дворец выпал на его долю, но… Я не жалуюсь. Жила неплохо. Хотя… вещи эти никогда не любила. Вам — другое дело. Иное поколение. Войны не знаете. Разве эти бесполезные бойни. А у меня в войну мать погибла. И много всех…

— Вы не думайте, — она снова вызывающе вскинула голову. — Мы до войны тоже не нищими были. Отец и мать — из «бывших», как тогда говорили. Что-то да имели, хотя в революцию, сами понимаете, трудно сохранить было. А жили мы тогда в Смоленске. Да, — она засмеялась, словно вся трагическая история сложилась в этот миг в подобие забавной карточной игры. — Нас разорили, мы разорили. Весело жили люди в те времена. Широко.

— И жестоко, — прошептала Вера.

— Не то слово! Жизнь — игрушка. К ней лучше было не привязываться, — она задумалась, и будто нехотя продолжала, — лучше было ничем не дорожить. Так я думала. И уж постаралась никого и ничего не… полюбить. Не дорожить! И вот, жизнь прожила долгую. Вы думаете, наверно: ну и зачем такая жизнь? — она жестом остановила возражения. — А кто разве знает, зачем она вообще? Да нет, я не тоскую, не думайте.

— Вот здесь, — она, словно отряхнувшись от неугодных воспоминаний и дум, деловито повертела перед глазами гостьи маленьким ключиком на цепочке, — еще ящичек. Видите? Я положила сюда конверт, он запечатан. Посмотрите, — серый плотный конверт с надписью, которую Вера не успела разобрать, мелькнул на мгновение и вернулся в нижний, едва заметный ящичек серебряного туалета. — Забудьте о нем, до поры.

Теперь уже Вера испугалась не на шутку:

— Не возьму я у вас это, Зинаида Борисовна. Не просите, — твердо сказала она, делая попытку подняться из кресла, но старуха вдруг с неожиданной резвостью и силой сдавила ее запястье своими жесткими пальцами.

Глаза ее точно пронзили молодую женщину насквозь:

— Пожалуйста! Я ведь старалась. Я ничего не могу… сделать. Все всегда не так! — сбивчиво заговорила она. — Ну, пусть мне только показалось, что вы совсем другая, не такая, как все. Я вздорная? Глупости говорю? Но почему я не могу сделать вам подарок? Мне, что ли, в зеркала эти глядеться?

— Но у вас есть…

— Нет! — злобно прервала ее Зинаида Борисовна. — Знаю, что скажете. Может быть, я никого не любила в жизни, это ошибка, или наказание. Но прошлого не вернуть. Что-что, а я не дура. Я хочу сделать вам подарок, потому что, хотите вы того, или нет, но на душе у меня становится тепло, когда я вижу вас. Не отнимайте этого у старухи!

Вера беспомощно стиснула руки. Все так неправильно, странно. Но она никогда не могла проявить твердость, чтобы отказать, когда вот так вот просили… Впрочем, этого и не было прежде, вроде… Она тряхнула пепельной шевелюрой. Разбита по всем фронтам.

— Ладно… — устало проговорила именинница. — Спасибо вам, Зинаида Борисовна. Только не знаю, за что вы так добры ко мне. Но конверт?

— Ах, не думайте о нем совсем, пусть валяется. Не вскрывайте, обещаете?

— Обещаю.

Придя домой, Вера поставила царский подарок соседки на журнальный столик и села перед ним в кресло. Очевидно, совсем недавно серебро было тщательно вычищено. Перламутр мягко переливался нежнейшими цветами радуги. Вере казалось, что в жизни она не видела ничего красивее. Туалет был сделан с изумительным, изысканным вкусом. Цветочно-растительный орнамент выполнен из серебра, перламутровые пластины заполняли ровные поверхности, слева от зеркала красовалась античная фигурка женщины. Вера не была знатоком антиквариата, но всегда безошибочно отличала изделие ремесленника от настоящего произведения искусства, чем нередко удивляла знакомых. Сейчас перед ней было произведение искусства.

— Прелесть какая… — прошептала девушка.

Внезапно ей пришла в голову, как показалось, удачная мысль. Идея хоть как-то отплатить странной старухе окрылила Веру. Она быстро прошла в кухню и отсоединила от проводов маленький переносной телевизор “Sony”, подаренный матерью. Подхватив его на руки, Вера вышла из квартиры и спустилась вниз.

Увидев ответный подарок, Зинаида Борисовна охнула:

— Нет, даже не думайте! — резко произнесла она, нахмурив редкие брови и поджав тонкие губы. — Я знаю, что в этом пакостном мире все построено на «ты — мне, я — тебе»! Неприятно повсеместно наблюдать такой подход к жизни!

— Но послушайте, — воскликнула Вера, неловко стоя на пороге и чувствуя, как резко портится благодушное настроение, — когда вы делаете приятное кому-то, нет ничего странного, если человек стремится сделать ответный шаг. Хотя в данном случае все гораздо проще. Этот телевизор не идет ни в какое сравнение с вашим подарком. Вы же смотрите сериалы, вот я и подумала, что вам незачем пропускать их сегодня вечером! Возьмите эту бандуру, Зинаида Борисовна, иначе…!

— Тихо-тихо! — осадила ее старая соседка и неожиданно расплылась в жизнерадостной улыбке. — Вы такая же, как я — вспыльчивая! От такого характера одни неприятности, милая. Заходите.

Она посторонилась, освобождая проход, но Вера не могла так быстро переключиться на мирный лад. К тому же у нее возникло убеждение, что на сегодня с нее хватит вздорной старухи. Она только постаралась проконтролировать свой голос, который все еще вибрировал от гнева:

— Извините. Уже поздно. Он просто включается в сеть, — и она протянула телевизор старухе, которая с пониманием подхватила его за ручку.

— Ну спасибо, справлюсь, — и хитро улыбнулась девушке. — До завтра, Верочка?

— Да. Мы будем у вас в двенадцать, — все еще сухо ответила Вера, хотя внутри уже начала смягчаться: «Ну что с нее спросишь?! Вся округа знает, какая эта грымза чокнутая!»

Снова вернувшись домой, Вера поняла, что было еще кое-что, наполнявшее душу приятным волнением. Телевизионный мастер. Можно было вызвать его из ближайшей мастерской, но она хотела озаботить Игоря. Во-первых, так будет бесплатно, во-вторых… Ну, неважно. Вера взяла телефон и набрала номер. Абонент откликнулся немедленно.

— Здравствуй, это я.

— Наконец-то!

Ей почему-то стало приятно. Казалось, Игорь только и делал, что ждал этого звонка. С другой стороны, даже неудобно при таких обстоятельствах всего лишь обратиться с просьбой. Впрочем, если бы Вера отступила, это была бы уже не она.

— Честно говоря, Игорь, мне кое-что нужно, — проговорила она неуверенно.

— Все, что в моих силах.

— Когда ты так говоришь, мне становится неловко, — с досадой процедила она.

— Брось, Вера. Я понял, что есть вещи, на которые мы не можем повлиять. То, как я отношусь к тебе, нельзя изменить. Во всяком случае, у меня не получается, — в его голосе отчетливо различалась горечь. — И твое отношение ко мне — не твоя вина.

Вера упала бы, если бы не сидела в глубоком, очень комфортном кресле. Взгляд ее тупо упирался в поблескивающее великолепие старинного туалета. Ничего не попишешь, сегодня день сюрпризов.

— Игорь, — робко спросила она наконец, — это ты?

— Почему ты спрашиваешь?

— Ты заговорил в несвойственной тебе манере. Тихий какой-то, задумчивый.

— Неужели это все, что ты заметила?

— Ну хватит, Игорь, не надо. Я и так в полной растерянности.

— У тебя что-то не в порядке? — немедленно забеспокоился Игорь.

Перед мысленным взором проплыла большущая собака с невероятно преданными глазами. Сенбернар. Почему именно сенбернар?

— Да не совсем. Просто меня кое-что… Но это не важно. Я не для этого позвонила.

— Я весь внимание.

— Мне нужен твой мастер по телекам.

— Как? Ах, ну конечно! Сейчас прислать?

— Лучше завтра. Но это не то, чтобы мне. Телевизор не работает у моей старой соседки. Древний такой ящик. Поэтому вызывать кого-то из мастерской даже неловко. Если его нельзя починить, надо будет внушить ей, что можно продать запчасти, а потом впарить новый, как уцененный или подержанный. Что-то в этом роде, ладно?

— Нет проблем, я проинструктирую парня. Во сколько тебя устроит?

— К двенадцати.

— Хорошо. Вера?…

— Да?

— Ты не заглядывала в почтовый ящик?

— Нет. Неужели ты прислал мне письмо?!

— Да. Был еще курьер с утра. Но он не застал тебя дома. У соседки напротив он оставил цветы. С Днем Ангела, милая.

— О боже! Ты хочешь, чтобы я сошла с ума? — простонала именинница. Ну скажите на милость, что может быть хуже такого незаслуженного и, если подумать, не нужного внимания!

— Я только поздравляю.

— Извини, кто-то звонит в дверь, — солгала Вера. — Заодно сбегаю к почтовым ящикам.

— Хорошо, пока.

— Пока.

Положив трубку, она тут же пожалела, что не поблагодарила за… отзывчивость. Ладно, и так сойдет. Странно все-таки: почему-то резко повеселело на душе. Почему? Она встала и поспешила в подъезд.

В почтовом ящике действительно лежал конверт. Но там было не письмо. Вернее, не только письмо. Поднимаясь назад в квартиру, она на ходу вскрыла конверт, явно пришедший не по почте, и вытащила маленькую плоскую коробочку. На своей лестничной клетке позвонила в дверь напротив.

Появившаяся на пороге соседка расплылась в улыбке:

— Где ж ты пропадаешь, Верусь? Правду сказать, такой букет не скоро увянет, но получить его с утра было бы куда приятнее.

Вера с благодарностью забрала огромный букет из персиковых и белых роз и, наконец, вернулась к себе.

— Так, — громко сказала она, ставя цветы в вазу, — кажется, у меня сегодня праздник.

Потом извлекла из коробочки серебряный браслет с крошечными слониками. Конечно, Тиффани. А кто ж еще? «Вот дурень!» И без колебаний надела украшение на руку. Еще в конверте лежала фотография с той вечеринки, где они познакомились. Их случайно щелкнули танцующими вдвоем. На обороте было написано: «С Верой, Надеждой и Любовью».

«Вот это уже другое дело, похоже на Игоря», — подумала Вера с улыбкой. — Хотя «люблю»… Не слишком ли?» Она не припоминала, что б у них когда-нибудь шла речь о любви.

— Позвони, и скажи «спасибо», как хорошая девочка, — посоветовала она своему отражению в таинственной глубине старинного зеркала. Очаровательное лицо с кошачьими глазами ответило легкомысленной гримасой. — Ну, как хочешь, — махнув рукой, Вера прошла в спальню, включила телевизор и уютно устроилась в постели.

В тот вечер Денис не позвонил.

Он явился, громко и весело, в три часа ночи. Изумительная внешность, безбашенный нрав и потрясающая сексуальная энергетика всегда делали невозможными разборки между ним и женщинами. В результате наиболее радикальные из них просто бросали его, не нанося при этом ощутимых ран, другие пытались «остаться друзьями», что было чистейшей иллюзией.

Оставаясь во власти своей многолетней любви, Вера предала забвению «детали», из которых сложилась их разлука. Теперь они всплывали на поверхность, пугая своими до чертиков знакомыми очертаниями. И она с ужасом поняла, что снова не в состоянии справиться с этим. Обуздать, приручить Дениса невозможно. Даже тогда, когда они были почти детьми, и он любил впервые, с присущим юности максимализмом, он оставался совершенно непредсказуемым и неуправляемым. «Неужели жизнь так ничему меня и не научила? Я не стала ни умнее, ни сильнее? А он?» — и зеленые глаза пытались поймать взгляд лучисто-карих. Но он все время ускользал. Что-то было неуловимо. Как тогда. Господи, да ведь с ним просто не может быть иначе!

— Ты мог и позвонить, не правда ли?

— Я хотел застать тебя врасплох.

— Ну что ж, бери, — вздохнула она.

Денис жарко обнял ее, запустил пальцы в густые шелковые волны волос, припал к ключице, шее, плечу, взял руку и поднес к губам… Внезапно он отстранился, разглядывая новое украшение:

— Похоже, это подарили тебе сегодня?

— Да, — она машинально погладила его упрямый, колючий подбородок.

— Кто?

— Ты хочешь последовать разумному примеру?

— Прости. Сегодня был сумасшедший день. Поздравляю тебя, — он всегда быстро соображал, порой молниеносно. Снова прикоснулся губами к теплой шее, — честно, я весь день помнил, что у тебя именины. Просто замотался. Ты ведь не будешь дуться?

Вера высвободилась из объятий и прошла в комнату. Денис последовал за ней.

— Но от кого подарок?

— Какой? Взгляни сюда! — она с воодушевлением указала на журнальный столик.

— С ума сойти! Откуда? — Денис с любопытством уставился на серебряное великолепие туалета. Он открыл крышку и встретился глазами с собственным отражением, — ну и вид у меня сегодня! Слушай, а здесь как открывается?

— Мальчик, тебе понравился паровозик?

Он со смехом поднял голову и притянул ее к себе сильной рукой.

К разговору они вернулись значительно позднее. Точнее, рано утром, когда Денис, с неудовольствием потиравший щетину на щеках, получил из почти прозрачных рук Веры чашку кофе.

— Почему-то у меня нерабочее настроение. Сегодня не воскресенье? — и без паузы, — иди, убери зеркало из ванной, мне надо туда на минутку. Кстати, о зеркалах…

Взгляд его метнулся к подарку соседки.

— Что, там потайное отделение? Оно заперто?

— Это женский туалет, дорогой.

— Но там открывается?

— Конечно, — Вера демонстративно зевнула.

— А как?

— Ключиком.

— Золотым?

— Шел бы ты… на работу!

— Но ты не рассказала вчера, откуда эта штука? — Денис бросал на туалет хмурые настойчивые взгляды, торопливо глотая кофе.

— Ты не поверишь. Мне подарила старая соседка.

— С ума что ли спятила? — удивленно пропел он.

— Может быть.

Денис поставил чашку на комод и подошел ближе. От Веры не укрылся вздох облегчения.

— Не хилая у тебя знакомая. Забавница. А что там открывается? — он с азартом поковырял пальцем серебряный узор. — Вензеля какие-то…

— О Боже… — Вера решительно отправилась за сумочкой, где лежал ключик. Денис, похоже, не спешил расставаться с детством.

Когда она открыла плоский ящичек внизу туалета, он восторженно присвистнул:

— Смотри, а что там? Старый пергамент? Карта с жирным крестиком? Завещание?

Вера выхватила у него конверт.

— Старушка просила забыть о нем до поры….

— Ну точно, завещание!

Удовлетворив мальчишеское любопытство, он с милой улыбкой двинулся к озадаченной возлюбленной.

Прижимая серый конверт к груди, Вера отступала:

— Дорогой, любимый, единственный, я буду ждать тебя вечером, с нетерпением! — лучезарно улыбаясь, обещала она, пока не уперлась спиной в стену. — Очень жаль, что сейчас ты торопишься…,

— Да, да, да, — улыбка мужчины становилась все шире и шире, — я действительно тороплюсь. И только одно я не успею сделать в этой жизни: я не успею насладиться твоей улыбкой, даже если всю жизнь не буду сводить с нее глаз…

Уходя через два часа, он окинул ее критическим взглядом:

— Еще минута и ты растаешь в воздухе, самое розовое в мире привидение!

Закрыв дверь и капризно кутаясь в уютный халат, Вера вдруг ахнула, увидев в зеркале прихожей свое отражение. Потом, вздохнув, ласково улыбнулась:

— Бай-бай, зайка.

В полдень Вера наконец соскочила с постели, разбуженная резким звонком в дверь.

— Это мастер. Меня прислал Игорь Ковалев, — раздался из-за двери бодрый молодой голос.

— Да-да, я поняла! — крикнула Вера, наскоро приводя себя в порядок. «Господи! — состроила она забавную гримасу, — До чего же пунктуальный народ пошел!»

— Извините, что задержала вас. Я все на свете проспала, — она одарила парня очаровательной улыбкой, открыв, наконец, перед ним дверь.

— Не беспокойтесь.

Заметив, что мужчина боится поднять на нее глаза, она с любопытством взглянула в зеркало и усмехнулась. Все ясно. Немного слишком очевидно.

— Вы поможете моей старой соседке? — то ли спросила, то ли проинструктировала она, выйдя из квартиры и спускаясь на второй этаж.

— Постараюсь. Игорь Алексеевич все объяснил. Лучше над ящиком не колдовать, а технично поставить новый.

— Правильно.

Вера позвонила в нерушимую железную дверь Зинаиды Борисовны. Через минуту она еще раз настойчиво нажала на звонок, который оглушал пронзительной трелью весь подъезд, но в квартире, по-видимому, ни на кого не производил впечатления.

Она растерянно обернулась к парню, стоявшему позади с невозмутимым видом.

— Не понимаю в чем дело, — пробормотала она. — Подождите минутку, я попробую позвонить по телефону из своей квартиры.

Девушка быстро сделала пару шагов вверх по лестнице, но сразу остановилась. У нее же нет номера Зинаиды Борисовны. Она пожала плечами, и, вернувшись, позвонила в соседскую дверь.

Тревогу подняла медсестра, коловшая Меленцевой витамины. А тут еще Валентина из соседней квартиры добавила, что утром та не открыла Вере, приходившей с каким-то мастером. К вечеру всполошившиеся жильцы старого арбатского дома сумели разыскать внучку нелюдимой соседки, и вместе с участковым потерпели фиаско перед мощной железной дверью. После недолгого совещания и некоторых колебаний, ребятам из Службы спасения удалось проникнуть в квартиру Зинаиды Борисовны через соседний балкон.

Старая Меленцева была мертва. Она лежала ничком на ковре, возле кресла, где любила сидеть, и в котором недавно принимала гостью. Несчастная была убита сокрушительным ударом по голове одной из бронзовых статуэток, валявшейся на ковре рядом с трупом. Если бы Вера увидела ее там, она была бы потрясена вдвойне. И не только тем, что Зинаида Борисовна так скоро и жестоко рассталась с жизнью, но и режущим глаз совпадением: старуха лежала головой на впитавшейся в ковер крови. И кровь эта пролилась как раз поверх ликера, не выпитого ею накануне за наступление нового лета.

Однако Вера не видела мертвую Зинаиду Борисовну, и даже не знала о случившейся трагедии. Немного поразмыслив над утренней нестыковкой, она решила, что старуха перепутала время или забыла об их договоренности. Были, конечно и другие предположения, и где-то внутри вспыхивали странные сигналы тревоги, но Вера постаралась их прогнать. Не стоит зацикливаться на худшем. Ведь вчера старушка выглядела совершенно бодрой и полной сил. И она отправилась по магазинам, где вскоре обо всем забыла. В торговом центре к ней присоединилась Настя.

В тот день Вера с подругой чудесно провели время: сначала сходили в кино, потом посидели в милом, хотя и страшно дорогом японском ресторанчике, а потом еще прошлись по ГУМу, где обе приобрели очень даже симпатичные костюмчики. И классные мокасины.

Вернувшись домой довольно поздно, Вера замешкалась на площадке второго этажа. К ней вернулось утреннее беспокойство, которому, казалось, не было серьезных оснований. Старушка-то, кроме прочего, ей не родная. Что бы ни случилось, к ней, Вере, это не имеет никакого отношения. Тем не менее…

И тут она увидела белую бумажную полосу, склеивающую дверь с боковой стеной.

— О Господи… — сердце немедленно перешло на бешеный ритм. — Что же это с ней стряслось?

Справа распахнулась дверь, и на пороге своей квартиры появилась Ольга Дмитриевна, ближайшая соседка и заклятый враг Зинаиды Борисовны. Глаза ее возбужденно горели.

— Здравствуйте, Вера. Вы что-то зачастили к Зинаиде Борисовне, — резким голосом заговорила она, окидывая девушку подозрительным взглядам.

— Сегодня она не открыла мне дверь, когда я привела к ней мастера.

— Мастера?

«Какого черта она меня допрашивает!» — возмутилась Вера и сухо кивнула. Отвернувшись к двери Меленцевой, она прищурилась на бумагу, стараясь прочесть бледные каракули, нацарапанные шариковой ручкой.

— Ну теперь-то мастер никакой не нужен, — проговорила соседка медленно, продолжая враждебно разглядывать девушку.

Вера снова обернулась, наклонив голову:

— Что вы хотите сказать?

— Убили старуху! — Ольга Дмитриевна поджала губы и переступила толстыми ногами в мягких тапочках. — Вечером дверь открыли с милицией, а она лежит там с разбитой головой. Внучка ее здесь была, Инна.

— Убили?.. — прошептала Вера испуганно, поднося руку к побледневшим губам.

— Стукнули по голове. Я видела ее там, — соседка мотнула головой на железную дверь.

Вера медленно кивнула и, отвернувшись, медленно направилась вверх по лестнице.

— А вы вроде сдружились с ней в последнее время?

Вера не ответила, прикусив губу. И так тошно. Старая стерва.

Она поднималась по крутой каменной лестнице, едва волоча ноги. Пролет на четвертый этаж погружался в темноту. При подходе к своей квартире Вера уже почти ничего не различала. Наверху хлопнула дверь. Она схватилась за перила, осторожно нащупывая ногой следующую ступеньку. Впереди послышались встречные шаги. Кто-то быстро спускался вниз. Вера сжалась в комок, — налетят еще, чего доброго!

— Я держусь за перила! — громко предупредила она.

Две неясные фигуры молча прошмыгнули мимо. Вера вздохнула и уже более уверенно зашагала наверх.

Ключ в замочную скважину не вставлялся, зато дверь в квартиру неслышно распахнулась от легкого прикосновения руки.

— Что за черт?

Вера ступила на порог и включила свет в прихожей. Она ошарашенно огляделась по сторонам.

— Денис?

Никто не ответил. Она почувствовала, как страх холодными щупальцами охватил все ее существо. В лицо полыхнул жар, как из самого Ада. Она пулей выскочила на темную лестницу и судорожно перевела дыхание. Потом, торопясь, нажала на звонок в соседнюю дверь.

— Ах, Верка? — открывшая дверь соседка выглядела сонной, она удивленно посмотрела на испуганную девушку. — Что-то не так?

— Извини, Тамара. Я испугалась, моя дверь… она оказалась открытой…

Сон мгновенно улетучился из широко распахнувшихся голубых глаз женщины:

— К тебе кто-то вломился?

— Не знаю, но…

— Володя!!!

Когда Вера снова вошла в свою квартиру, благоразумно прячась за широкую спину соседа, ее продолжала бить мелкая, предательская дрожь.

В комнате все выглядело как обычно. Переливающийся серебряный ларец, возможно, немного сдвинут с места, но клясться в этом она бы не стала.

Сосед с любопытством настаивал на внимательном осмотре квартиры. Потом заинтересованно пощелкал ее входным замком.

— Ты его захлопываешь просто, когда уходишь?

— Да.

— Ну и глупо. Кто теперь такие замки имеет? Смени на нормальный, а сейчас поставь на собачку.

Вера кивнула:

— Извини, что разбудила вас. Я ужасно испугалась.

— Это ничего. А может, ты сама торопилась и плохо захлопнула дверь?

— Нет-нет! Хотя…

— Всякое бывает. Но это — не замок, — Володя презрительно фыркнул и посмотрел на нее с сочувствием. — С другой стороны, вишь ты, и никакая крепость не спасет, когда… Ну, я про соседку-то нашу: укокошили бабку!

— Это ужасно…

— Ну что у вас? — осторожно вошла в прихожую Тамара. — Обокрали?

— Кажется, нет, — ответил ей муж. — Но, видно, на дом наш кто-то зуб поимел.

В дверях он оглянулся, и, казалось, хотел еще что-то сказать, но передумал, и махнул рукой.

— Спокойных снов!

«Куда уж спокойней!»

Игорь удивился, когда Вера позвонила к нему почти ночью. Она пыталась говорить спокойно, лопотала что-то о благодарности за подарок, о цветах, что они офигеть как пахнут. Но он сразу почувствовал, что у нее что-то стряслось.

— Верочка, я могу тебе помочь? — спросил Игорь с нежностью, когда она замолчала.

— О чем ты? Я просто хотела поблагодарить за подарок, и… мастера, — голос ее дрогнул.

— Но мастер-то, вроде, ничего не сделал? — Игорь сидел перед телевизором в своей большой, холостяцкой квартире. Последнее время он познакомился с таким состоянием, как полнейшая апатия. Иногда на поверхности сознания всплывала мысль, что можно бы пригласить какую-нибудь бабу, но до дела так и не дошло. «В конце концов, никто за мной не гонится. И даже не подглядывает. Успею». Насчет «не гонится», он, пожалуй, был не совсем прав. Очаровательная юная секретарша на ресепшн в его фирме из кожи вон лезла, чтобы привлечь к себе внимание шефа. Но это ведь так нелепо! Он не желал утешать себя и иными, готовыми пойти навстречу кандидатурами. Время теперь текло иначе. Не по циферблату часов, а.… совсем иначе. Не в его пользу.

— Так он, вроде, ничего не сделал? Почему, кстати?

Вера замялась.

— Я хотела отвести его к старушке в нашем доме. Но… она умерла.

— Ах ты, Господи! — воскликнул Игорь. — Что за старушка? Она была тебе симпатична?

Вере ужасно хотелось рассказать ему все. И о том, как странно отнеслась к ней Зинаида Борисовна, и о ее подарках, и о той боли, что неожиданно пронзила ее при известии о жестоком убийстве старой одинокой соседки, и о недавнем своем испуге, когда перед ней тихо распахнулась незапертая дверь собственной квартиры… Но… она подумала, что делать этого, наверное, нельзя. Он может всполошиться и тотчас же примчаться к ней, ну и, быть может, столкнуться с Денисом. Денис.

— Алло? — тревожно позвал голос из телефонной трубки.

Взгляд Веры снова упал на серебряный подарок несчастной соседки и зацепился о крошечный ключик, вставленный в маленький плоский ящичек внизу шкатулки.

— Игорь…

— Да, любимая?

Его голос прозвучал так тепло и ласково, что Вера вздрогнула, а в глазах появились слезы. Эта интонация… что-то напоминала. Что? В душе нарастало смятение. Ей казалось, что она делает что-то не так, но что? Стоп! Нужно просто остановиться и подумать немного самостоятельно. Что за дурацкая привычка вешать свои проблемы на кого угодно, лишь бы сбросить с собственных плеч!

Ее голос оставался немного чужим, но зато обрел некоторую твердость:

— Извини, что взбудоражила тебя среди ночи. Не надо волноваться. Я очень мало знала эту старушку. Просто, понимаешь, когда это происходит так близко, поневоле задергаешься.

— Постарайся не думать об этом. Если бы… я приехал…

— Нет, — она даже засмеялась, и слезы почти сразу высохли. Видит Бог, это было бы как раз то, что нужно. Но ведь это невозможно! — Нет, я, понимаешь…

Игорь понял. Он снова взял себя в руки.

— Хорошо. Я только хотел как-нибудь помочь тебе. Мне кажется, ты немного не в себе.

— Ерунда. Извини. И спокойной ночи. И еще раз спасибо.

Надо же, какая вежливая.

— Эй, а как умерла старушка, от чего?

— Я толком сама не знаю, — поспешно ответила Вера. — Пока.

— Пока. Постарайся успокоиться и уснуть.

Куда там! Положив телефонную трубку, Вера облизнула сухие губы. Взгляд ее снова зацепился за шкатулку и ключик, вставленный в крошечную замочную скважину. Ее мучили сомнения, так ли все выглядело, когда она покидала квартиру днем? Затаив дыхание, Вера дрожащими пальцами повернула почти игрушечный ключ. Ящик открылся, она выдвинула его и замерла: внутри было совершенно пусто! Конверт, серый самодельный конверт Зинаиды Борисовны исчез!

Внучка Зинаиды Борисовны Меленцевой — Инна — легко составила для милиции список исчезнувших из квартиры покойной вещей. Однако он выглядел более чем поверхностным. В нем значились драгоценности, которые девушка затруднялась описать детально, старинный серебряный туалет бабки и пара игрушек. С кем общалась убитая и кого могла без опасений пустить в квартиру, Инна объяснить не могла. Она только рассказала, что у бабушки был очень неровный, вспыльчивый характер, и она ни с кем не ладила. Соседи это охотно подтвердили, прибавив также некоторые более суровые оценки нрава Меленцевой. Она, дескать, не просто никому не доверяла, а считала всех вороньем, кружившим над ее «несметными сокровищами». Инна даже слегка улыбнулась враждебности бабушкиных соседок и покачала головой с длинными рыжими кудрями: какие богатства? Было кое-что, но квартира бабушки — не пещера Али-бабы.

Она вернулась домой только ночью. Чувствовала себя разбитой, хотя скорбеть особо и не собиралась. Старуха ее просто ненавидела. Однако на душе было тяжело и тревожно. Как будто ей самой угрожала большая опасность. Если бы только кто-то был рядом. Такой, кому можно целиком довериться.

Лейтенант Галанин снова скользнул взглядом ясных серых глаз по материалам дела, аккуратно сложенным Лизой в стопку. «Неплохо наработано», — усмехнулся он. И это всего за несколько часов.

Дело представлялось совсем несложным. Хотя были здесь и некоторые сбои. Убийство с целью ограбления. Другие версии отсутствовали по определению. Но ограбление странное. Внучка убитой утверждает, что кроме драгоценностей пропала парочка игрушек из коллекции бабки. Ну на кой, скажите на милость, грабителю старые игрушки?! Еще одно представлялось Галанину странным: девушка не взялась составить перечень и подробное описание пропавших драгоценностей. Сказала, что просто не помнит, «никогда не интересовалась». Полный бред! Или есть тайный смысл покрывать кражу?

Убийцу покойница знала, иначе бы не пустила. Вот только… Кто это? Можно по пальцам пересчитать: внучка, медсестра… А соседи?

Что-то было сказано о молодой соседке, которая в последнее время общалась с Меленцевой. Вера… — лейтенант заглянул в бумаги. — Валевич. Ее не оказалось дома, хотя, как известно, именно она первая встревожилась по поводу старухи. Это было в полдень. Галанин набрал номер телефона. Почти сразу на другом конце провода ответил немного резковатый женский голос. Голос, повторивший «Алло», звучал, как ему показалось, испуганно. Но это ни о чем не говорит. Он ее не разбудил, это точно, хотя… Он взглянул на часы и — черт! — уже половина второго.

Следователь осторожно положил трубку.

— Ладно, девушка, завтра мы с вами познакомимся.

Он взял свои заметки, положил их в карман пиджака, спрятал дело в сейф и оглядел кабинет перед тем, как выключить свет.

Ночь Вера провела без сна. Ее мучили кошмары и нелепые страхи, стоило только закрыть глаза. То в памяти всплывало бледное морщинистое лицо Зинаиды Борисовны с ярко накрашенными тонкими губами и шелестящим шепотом: «Вот видите, лето для меня не наступит… Все кончено, Верочка»… То Вера снова видела расплывающееся на белой бумажной салфетке алое пятно сладкого ликера. Но это была кровь. Еще ей мерещился серый конверт с загорающейся изнутри бумагой. Ничего не скажешь, богатое воображение.

Тяжелым, тревожным сном ей удалось забыться только тогда, когда на улице окончательно рассвело, и стали слышны звуки проснувшегося города.

Но в девять утра в дверь позвонили.

Не успев подумать, кто отважился навестить ее в такую несусветную рань, она даже немного обрадовалась этому. Поднявшись с постели, поспешила к двери, на ходу натянув джинсы и свитер.

— Здравствуйте, — доброжелательным, но заметно официальным тоном произнес высокий мужчина в темной куртке, уверенно входя в комнату и протягивая ей удостоверение. — Я следователь, моя фамилия Галанин. Хотел поговорить с вами накануне, но так и не застал дома.

— Проходите, — растерянно пригласила Вера, понимая одновременно, что этот гость не особенно нуждается в радушном приеме.

Галанин сел в кресло и посмотрел на хозяйку внимательным взглядом темно-серых глаз. Потом, как бы невзначай огляделся и вдруг с удивлением уставился на старинный серебряный туалет, по-прежнему красовавшийся на журнальном столике прямо перед его носом. Не в силах оторваться от этого завораживающего зрелища, он лихорадочно соображал, что бы это могло значить. Ведь это, без всяких сомнений, та самая вещь, о которой говорила Инна Меленцева: антикварная сооружение из серебра с перламутром, пропавшее из квартиры убитой старушки! Вещь, которую предстояло искать, и одна из улик, по которой он надеялся найти убийцу! И эта самая штука нахально блестит сейчас перед ним, пленительно и невинно! Невинно, как и сама молодая Валевич.

— Какая красивая вещица. Фамильное? — он посмотрел на девушку снизу вверх, и отметил про себя ее необычную, волнующую красоту. Заметно было, что она провела тревожную ночь, может быть, совсем без сна. Под большими, раскосыми глазами цвета неяркой осенней зелени пролегли тени, веки чуть припухли. Лицо выглядело бледным и озабоченным. Теперь и она, не мигая, смотрела на переливающееся великолепие туалета, нахмурив темные брови. Конечно, ее что-то беспокоит.

— Нет, — ответила Вера, чуть помедлив. — Мне подарили ее совсем недавно. Третьего дня, если не ошибаюсь.

— Потрясающий подарок, — весело отозвался Дмитрий, продолжая изучать лицо девушки.

— Вы пришли по поводу?..

— Вашей старой соседки, Зинаиды Борисовны Меленцевой. Вы ее хорошо знаете?

Вера присела в соседнее кресло и посмотрела следователю в глаза.

— Я не очень хорошо ее знала. Но два раза бывала у нее дома. Первый раз — месяц назад, второй — третьего дня, когда она подарила мне этот самый туалет.

— Так это подарила вам Меленцева? — радостно удивился Дмитрий, — И эта штука называется «туалет»?

— Да. Вроде как. Или туалетный столик. Или несессер…. Посмотрите, — и она с готовностью подняла крышку.

— Извините, но при данных обстоятельствах я должен бы задать вам несколько вопросов, — вежливо сказал Галанин. Рассматривая «подарок», он невзначай открыл маленькую шкатулочку внутри и вытащил оттуда под удивленным взглядом Веры две сколотые скрепкой квитанции.

Глаза девушки округлились:

— Что это? — спросила она с тревогой.

— Вы не знаете?

— Уверена, что там не было никаких бумаг! Зинаида Борисовна показывала мне содержимое отделений и открывала эту шкатулочку «для всякой всячины», как она сказала. Там не было никаких бумаг!

— Не волнуйтесь, Вера Сергеевна.

Вера снова удивленно посмотрела в глаза следователю. Ну да, конечно, он знает, как ее зовут, и какого она года рождения, и семейное положение, иначе и быть не может. Неприятный холодок пробежал по ее спине. Она подумала, что должна, наверное, рассказать ему довольно странную историю ее знакомства с покойной соседкой. Еще надо рассказать о вчерашнем вторжении в ее квартиру. Но поверит ли он? Это так… необычно.

— Простите, а мне как обращаться к вам? — спросила она с прохладцей в голосе.

— Я разве не представился? Прошу простить. «Дмитрий Георгиевич Галанин», — он снова протянул ей удостоверение. — Вы расскажете мне о своем знакомстве с Зинаидой Борисовной?

Вера рассказала. Спокойно и не торопясь, она изложила все, что казалось ей существенным. Правда, она опустила известные ей причины размолвки покойной с внучкой, просто из тактичности. И не упомянула о плюшевом медвежонке, потому что это казалось ей лишним и незначительным. Когда Вера поведала о странном вторжении в ее квартиру накануне, лейтенант нахмурился.

— Вы уверены, что не могли случайно оставить дверь открытой? — спросил он с легким недоверием.

Она пожала плечами.

— Такого никогда не случалось.

— Но по обстановке в квартире вы не заметили ничего странного?

— Все было, как обычно. Только…

— Что?

— Сразу я об этом даже не подумала, но потом обнаружила, что из нижнего, плоского ящичка туалета исчез конверт, положенный туда Зинаидой Борисовной.

— Тот, который она просила не вскрывать?

Вера кивнула.

Галанин нервно потер подбородок. Это уже интересно. Он снова внимательно посмотрел Вере в глаза. Нет, не может быть, чтобы такая девушка… Но кто знает наверняка?

— Вы рассказывали кому-нибудь об этом подарке?

— Нет, — она покачала головой. Не хватало еще приплетать сюда Дениса. И потом, это действительно не имеет значения.

Лейтенант поднялся из кресла. Теперь он смотрел на девушку сверху вниз.

— Понимаете, в списке пропавших из квартиры покойной вещей числится этот туалет. Вы уверены, что все рассказали? Больше ничего вам не дарила соседка?

Вера растерянно посмотрела на следователя.

— Ну… Примерно месяц назад Зинаида Борисовна подарила мне маленького плюшевого мишку…

— Отлично! — воскликнул Галанин, — И это все? Могу я взглянуть на него?

Вера рассеянно огляделась. Потом прошла на кухню. Вернувшись, она несла в руках медвежонка.

— Он свалился за холодильник.

Дмитрий повертел игрушку в руках и пожал плечами.

— Вы ведь живете одна? Неплохо бы вам пригласить подругу или отправиться к родителям. Во всяком случае, звоните мне, если вспомните какие-нибудь детали… или вам что-нибудь понадобится, — он протянул Вере визитку.

Закрывая за лейтенантом дверь, она видела, как он звонит в соседнюю квартиру.

Вера устроилась в углу дивана, прижимая к груди плюшевую игрушку. В голове звенели басистые колокола, все тело ныло, как от простуды. Она подумала, что это даже хорошо, что Денис имеет обыкновение вдруг куда-то пропадать. Сегодня ей не по себе. А с другой стороны, где он? Неужели все начинается снова? И как теперь быть? Строить отношения на его условиях? Или настаивать на своих?

Ах, Господи, о чем она думает! Только что здесь был следователь, который обнаружил у нее вещи из квартиры убитой соседки. То, что серебряная шкатулка — подарок, он знает только с ее слов и еще неизвестно, верит ли этому.

Конец ознакомительного фрагмента.