Последний сон

Мёрфи Кларк, 2023

По настоянию сестры Делайла Адиссон отправляется навестить свою соседку – учительницу, которая вышла на пенсию. Одинокая женщина демонстрирует гостье самое ценное, что у неё есть – семейный фотоальбом, где запечатлены счастливые моменты её некогда большой семьи. Делайла сбита с толку – у её семьи нет ни одной фотографии, а истории о прошлом никогда не звучали в стенах её дома. Почему же у них нет того, что является столь обыденным для других людей? И что важнее: почему после визита к соседке стало сложнее отличить сон от реальности?

Глава 1

1978 год.

Странное воспоминание из детства внезапно пробудилось сегодня утром: отец иногда называл маму чужим именем. Никак не могу вспомнить, каким именно, но точно знаю, что оно не принадлежит кому-либо в нашей семье. Мои размышления прерывает голодный желудок — нужно спускаться к завтраку. Одна ступенька на лестнице скрипучая — она и знаменует мой приход. Я замираю на месте, рассматривая открывшуюся моему взору картину: сестра, склонившись над столом, старательно осыпает запеканку натёртым сыром. Она поворачивает голову, глаза её расширяются, словно я удачно попалась под руку.

— Отнесешь запеканку мисс Блейнт? — улыбается Дженис и, прежде чем я успеваю ответить, добавляет. — Я ничего не успеваю. Роки сейчас заедет за мной, мы собираемся на пикник и вернёмся только вечером, к тому времени она испортится.

Мисс Блейнт — это наша учительница биологии, которая ушла на пенсию после того, как её сестра умерла в прошлом году. У неё нет ни детей, ни мужа, поэтому она осталась одна в сером домике через дорогу, выходит только за покупками и даже не общается ни с кем из наших общих соседей. Сестра время от времени носит ей всякие вкусности, говорит с ней о чём-то часами и возвращается домой с вязанными свитерами, которые часто надевает поверх рубашек в холодную погоду.

Я спускаюсь, придерживаясь за поручень.

— Хорошенько её упакуй, чтобы она не выпала как в прошлый раз, — дотрагиваюсь до тарелки рукой и в ту же секунду отдёргиваю и машу ей. — Горячо! И как я её понесу?

Дженис хмурится.

— Она только из духовки, балда!

Я смотрю на нее и обречённо вздыхаю:

— Не хочу никуда идти.

Она упирает одну руку в бок.

— Правда откажешь сестре? Я ведь так редко прошу тебя о чем-то.

— Я не говорила, что не пойду, я сказала, что не хочу.

Дженис вручает мне обернутую в пищевую бумагу запеканку.

— Я тебя обожаю! Зайди и обязательно поболтай с ней, она это любит.

Я обхватываю горячую тарелку по краям, чтобы не повторить свой печальный опыт. Взгляд Дженис такой мягкий и теплый, что я невольно сменяю недовольное выражение лица на сносное. Светлые волосы, завязанные в хвост, струятся по её плечам, обрамляя шею. Зелёное кримпленовое платье в клетку чуть выше колен, двигается в такт её движениям, готовое унести свою хозяйку на очередное свидание.

Говорят, что мы с Дженис не можем быть сестрами, так как между нами нет ни капли сходства — мои волосы вобрали в себя самый тёмный оттенок из всех существующих, а цвет глаз я унаследовала от отца (у него они настолько яркие, что напоминают весеннюю зелень).

Всё же когда люди видят наших родителей, понимают, что мы просто копии одного и другого. Даже цвет глаз Дженис унаследовала от мамы: этот тёплый карий, напоминающий поздний закат, часто становится предметом восхищённых вздохов.

Сестра заученным движением приглаживает волосы и оборачивается на звук подъехавшей машины. Раздается сигнал. Приехал Роки. Она так быстро обегает меня, хватает сумочку и шляпку с дивана и выбегает на улицу, сверкая балетками, что я даже не успеваю пожелать ей удачи. Хлопок двери и визг шин приводят меня в чувство — запеканка же остынет!

Когда раздается второй хлопок входной двери, я уже тяну ногу к первой ступеньке. За уехавшей машиной поднимается вихрь пыли, которая делает жизнь в Уэстфорде в разы сложнее. Секунду я гляжу им вслед и продолжаю шаг.

Каждый день дома в нашем городе покрываются толстым слоем пыли. Всякая проезжающая машина будит спящего «песочного человека», который ослепляет прохожих, словно туман. Вот и я сейчас пересекаю дорогу сквозь летающую пыль и вскидываю ладонь к лицу в попытках защитить глаза. В этой ситуации удобнее всего запеканке — обернутая со всех сторон, она даже не подозревает, что её несут, глотая пыль.

Когда пыль немного оседает, мой взгляд скользит в сторону двигающихся фигур: люди выходят в сад, срывают сорняки, стригут деревья и кусты, кто-то чистит москитные сетки и намывает окна, которые все в разводах после майских дождей. Вот и причина, по которой приезжие именуют Уестфорд «городом пыли».

Едва я ступаю на территорию мисс Блейнт, она распахивает дверь и, поправив очки, окидывает меня взглядом.

— О, Делайла, это ты? Заходи, дорогая! Как же ты меня напугала, я думала, снова соседские псы…

Внутри ничего не изменилось. Дом совсем маленький, но, когда попадаешь внутрь, понимаешь — это кладезь воспоминаний. Кажется, эта женщина ничего не выбрасывает, а хранит, как подтверждение жизни, которую прожила. Например, ракетка для большого тенниса стоит в углу на самом видном месте. Грамота о победе в конкурсе учителей года за 1956 год стоит в рамочке на комоде у входа в гостиную. А разрисованная тарелка, привезённая из Парижа в качестве сувенира, неизменно располагается на маленьком чайном столике. Из стеклянного шкафа виднеются куклы и шкатулки, которые, по моим предположениям, являются музыкальными.

Я оборачиваюсь и вижу, как мисс Блейнт суетится над кухонным столом, стараясь заполнить его чем-нибудь съедобным. Запах жаренной курицы быстро распространяется по душному помещению.

— Мисс Блейнт, не стоит вам, правда. Я совсем не голодна.

Не важно, что я даже не завтракала, мне достаточно знать, что каждый цент для неё на счету.

— Как я могу упустить возможность пригласить тебя на чай? — она хлопает рукой по деревянному стулу. — Давай, садись. Тебя я вижу редко, в отличие от твоей сестры. Чудесно, что ты пришла! Как знала, что будут гости — купила куриную грудку на четыре унции больше, чем обычно.

Мисс Блейнт принимается раздвигать шторы, чтобы впустить немного света в мрачное помещение. Маленькими шажками она передвигается из одной части кухни в другую. Одна нога буквально становится на носок другой, когда она ступает.

— Я всегда говорила, что этому дому не хватает людей, которые делали бы его живым. Если есть ради кого раздвигать шторы по утрам, значит, есть ради чего жить.

Не отрывая взгляда от пара, который струится над чашкой чая, я опускаюсь на стул и кладу запеканку рядом с тарелкой с жаренной курицей.

— Дженнис передала вам запеканку. Она очень спешила, поэтому не успела занести. Хотите помогу вам развернуть её?

Мисс Блейнт, которая бегает туда-сюда, вдруг останавливается и садится за стол напротив меня.

— Я слышу эти визжащие шины почти каждое утро, Делайла, — её губы растягиваются в улыбке. — Думаю, у неё теперь не будет времени ни на кого из нас.

После завтрака мисс Блейнт отводит меня в гостиную, чтобы рассказать о том, как она получила грамоты и что тарелка из Парижа разрисована художником, который предлагал ей выйти за него замуж. Но она была не готова остаться в Париже, её ждала работа и ученики, которые отправляли весточки с просьбой поскорее вернуться. Романтические чувства чужды ей, если она и любила что-то всем сердцем, то только школу.

— Подожди-ка, — мисс Блейнт бросает спицы, которые схватила, как только села в кресло. — У меня есть кое-что, что я давно никому не показывала. Хранится в шкафу в спальне, придётся за ним сходить.

Через минуту она возвращается, отряхивая пыль с толстого блокнота. Выглядит он так, будто его заполнили множеством иллюстраций. Никогда не видела, чтобы записные книжки пичкали таким количеством рисунков, обычно главную роль в них играют тексты.

— Это ваш личный дневник?

Мисс Блейнт поправляет очки и качает головой. Она семенит ко мне и опускается рядом.

— Давай, открой его.

Цветочная обложка того, что я назвала блокнотом, шелестит под моей рукой.

— Это мой отец, — с улыбкой произносит мисс Блейнт, указывая на улыбающегося мужчину, который держит на руках темноволосую девочку, — а это я у него на руках. Дальше интереснее, фотографии Мишель намного милее моих.

Я начинаю листать фотоальбом то туда, то обратно:

— Да, вы правы. Боже, их так много, да здесь вся ваша семья!

Мисс Блейнт поднимает голову и пристально разглядывает моё лицо. Может, она думает, что я совсем глупая, раз удивляюсь чему-то, что является элементарным в её понимании? Не знаю, что внутри меня кипит сильнее — стыд или неловкость, но я стараюсь не выдать себя.

— Хочешь сказать, что никогда прежде не видела семейный альбом?

Я киваю, и мисс Блейнт принимается рассказывать, что такие альбомы есть у каждой семьи, даже самой неблагополучной. Они пересматривают эти фотографии и вспоминают молодость, родных, которые слишком рано их покинули и ту жизнь, где не было одиночества. Черно-белые фотографии из альбома, словно фильм, показывают счастливую молодость мисс Блейнт. С изображений на нас глядят её сестра и мать, а сама она предстаёт на фоне загородного дома, который, по её словам, продали после смерти матери. Улыбка учительницы потухает — её задумчивый взгляд наталкивает меня на мысль, что она, возможно, очень скучает по прежней жизни.

— Разве они есть у всех? — спрашиваю я, не отводя взгляда от застывшего на глянцевой поверхности отца мисс Блейнт. — Эти альбомы.

Облюбовав последнюю фотографию, я захлопываю альбом, наблюдая за пылинками, которые устремляются в разные стороны. В душу закрадывается чувство, что я упускаю что-то очень важное. Оно щекочет нервы, проникает под кожу и вылезает где-то в области лба в виде рассекающей морщинки.

— Это атрибуты семейной жизни, — произносит мисс Блейнт. Она снимает очки, протирает их носовым платком и водружает обратно. — Хочешь-не хочешь что-то да откладывается, а потом пылится в шкафу или затеряется где-то в доме, но для членов семьи оно бесценно.

Я предлагаю ей поставить этот альбом на самое видное место, но она отказывается, объясняя это тем, что крайне редко его достает, так как тяжело осознавать, что людей с этих фотографий больше нет. Именно поэтому она убрала все рамки со снимками, которые были расставлены по дому.

Попрощавшись с Мисс Блейнт, я возвращаюсь домой и принимаюсь готовить завтрак отцу. Уже девять. Он, наверное, проснулся и ждёт. Не хочу, чтобы он думал, что о нём забыли. Если бы не запеканка, которая норовила остыть, я бы управилась намного раньше. Судя по зашторенным окнам, мама ещё не спускалась. Значит, у меня есть время до того, как она заметит, что я опоздала с завтраком для отца. Её недовольство ложится тяжёлым грузом на плечи, а это последнее, чего я хочу.

Приготовив яичницу, принимаюсь нарезать свежие овощи. В доме царит тишина. Если бы не Роки, который почти каждый день мучает шины в нашем дворе, соседи бы думали, что здесь никто не живёт.

Я раньше не сравнивала нас с теми обычными счастливыми семьями, которые живут по соседству, которых показывают нам по телевизору по вечерам, когда уставшие после работы люди садятся смотреть мелодрамы. Но сейчас я словно впервые в жизни решилась высунуть голову из панциря, осмотреться и найти наконец, с чем можно сравнить нынешний порядок вещей в нашей семье. Хоть я и задавалась этими вопросами даже будучи в начальной школе, сравнить мне было не с чем.

Например, я всегда считала, что в жизни не может быть той любви, которую показывают в кино, и что соседи просто стараются выглядеть идеальными перед гостями. Уестфорд — небольшой город, каждая семья хочет хорошую репутацию для своей фамилии. Но сегодня, разглядывая фотографии из альбома мисс Блейнт, я задержалась на одной из них, где её родители, взявшись за руки, склонились над полевыми цветами. Они выглядели счастливыми. Это была неподдельная радость, которую я научилась распознавать с тех пор, как Дженис начала прятать за улыбкой очередную ссору с Роки. Пытаясь подобрать правильное слово, на пару секунд я даже перестаю резать овощи. Безмятежность. Это была безмятежность, про которую в этот раз мне не пришлось читать в книгах или выискивать у главных героев мелодрам.

Ещё одна фотография, которую я наскоро пролистнула, вспыхивает в памяти. Огромный стол, окружённый по меньшей мере дюжиной гостей. Мисс Блейнт стояла за спиной одного из них, как величественная хозяйка дома. Возможно, в сердце просто закралась обида, поэтому меня так задела эта фотография. В нашем доме никогда не было гостей, за исключением Роки и нескольких моих подруг, которые заглядывали к нам на праздники.

Бабушка, что живет загородом, никогда не навещает нас. Когда я была маленькой, мама отправляла меня к ней, чтобы не мешала ей шить одежду для клиентов, которые заказывали что-то вычурное. Иногда она срывалась на мне, потому что машинка могла зажевать ткань, когда я отвлекала её своей болтовнёй. Мама нередко шила яркие и миниатюрные платья для меня и Дженис, свитера и утеплённые брюки для Приама, но больше всего она любила шить шторы в гостиную и менять их каждый сезон.

В тридцати футах от дома отец построил небольшое помещение (в качестве кладовой). Сейчас оно принадлежит маме — она принимает там клиентов, снимает мерки и отдаёт заказы. Мы называем её мастерской.

Всего раз отец попросил её сшить для него костюм, но она будто не слышала его. Его слова и просьбы разбивались о её равнодушие и никогда не были сказаны вновь. Честно говоря, я даже не помню, когда она в последний раз называла его имя.

Не знаю, любит или ненавидит маму отец, но он прекрасно её знает. Он знает, как она любит роскошь, как мечтает о том, чтобы каждая мелочь в её доме приобреталась за крупную сумму у авторитетных владельцев своего бизнеса, как она грезит наяву иметь то, чего нет у других. Несмотря на это, отец отдал наследство, которое оставил ему дедушка, на благотворительность, и построил дом с самыми дешёвыми материалами, которые только нашёл на строительном рынке.

Я помню, как он скрылся за дверью чердака и, вновь появившись в проходе, заявил: «Ваши с братом спальни больше не будут протекать. Отнесите тазики и вёдра вниз». Но их с мамой спальня осталась прежней, всё так же сырая, холодная, с капающей с потолка дождевой водой и жёлто-серыми пятнами, что остались после протечки.

Иногда рано утром я просыпалась из-за грохота — только распахнув глаза, мама обычно дотрагивалась до насквозь промокшего одеяла и разбрасывала постельное бельё по всей комнате. Так проходил каждый сезон дождей.

За завтраком она снова и снова заводила разговор о том, что её спальня ещё протекает и с этим нужно что-то делать. Отец, не поднимая взгляда от тарелки, отвечал, что он уже сделал всё, что мог, а плотник, которого мама в тайне от него пригласила домой, не только не улучшил ситуацию, но и украл одну из дорогих ваз, что была частью её приданного.

Приам уже предлагал продать этот дом и купить другой, поменьше, одноэтажный, но я отказалась, и Дженис тоже. Она не хочет жить в тесноте, а я не хочу покидать место, в котором столько воспоминаний. К тому же вряд ли мы заработаем достаточно денег, чтобы построить ещё один такой. Не тогда, когда опустились на новый уровень бедности, не тогда, когда отец слёг от болезни и больше не может работать. Поэтому я не хочу терять единственное во всем мире родное для меня место. Дом не маленький, в него вложено много усилий.

С тех пор как папа заболел, а брат начал работать на вахте, у нас почти не бывает совместных завтраков. Маму и Дженис это, казалось бы, не волнует. Но есть кое-что более странное и обидное — у нас нет семейного альбома. И я сомневаюсь, что найду даже подобие его, если обыщу все шкафы в доме.

Семья может рассыпаться, как ожерелье с бусами, нанизанное на непрочную нить, сказала мне мисс Блейнт, когда я уходила от неё, нет ничего ценнее наших родных, береги себя, береги Дженис и маму, передай им, что я всегда буду рада видеть их в своём доме.