Последний сон

Мёрфи Кларк, 2023

По настоянию сестры Делайла Адиссон отправляется навестить свою соседку – учительницу, которая вышла на пенсию. Одинокая женщина демонстрирует гостье самое ценное, что у неё есть – семейный фотоальбом, где запечатлены счастливые моменты её некогда большой семьи. Делайла сбита с толку – у её семьи нет ни одной фотографии, а истории о прошлом никогда не звучали в стенах её дома. Почему же у них нет того, что является столь обыденным для других людей? И что важнее: почему после визита к соседке стало сложнее отличить сон от реальности?

Глава 11

Солнечные лучи пробиваются сквозь небольшое пространство между шторами, время от времени меняя угол падения. Проходят минуты, часы. Уже, наверное, обед, а я даже не выходила завтракать. Тело побаливает от избытка сна, но сил встать у меня нет. Рядом на полу лежит медицинская энциклопедия. Вчера я решила прочитать об утопленниках; что с ними происходит в воде и можно ли спасти того, кто долго пробыл без кислорода.

В воде человек может сделать лишь два или три вздоха, при этом биться в судорогах от адской боли. Сюзет Бранч провела под водой около часа, а мозг утонувшего погибает через пять минут. Её невозможно было спасти, за такое время погибает не только мозг, но и тело.

Я столько лет пыталась выведать хоть что-то у родителей, узнать о наших родственниках, услышать историю нашей семьи, начиная с прабабушек и прадедушек, но вчерашний день омрачил все мои наивные стремления. Мне хочется отмотать время назад и сделать так, чтобы я никогда не брала в руки эту газету. Но пути назад уже нет — я запустила механизм, готовый зажевать целиком, попробуй только его остановить.

В дверь стучат. Я чуть приподнимаюсь и откидываюсь на спинку кровати.

— Я приготовила тебе обед, Дел, — говорит Дженис, просунув голову в дверной проём.

— Я не голодна.

Сестра проходит в комнату и садится на кровать. Я же накрываюсь одеялом с головой.

— Знаю, из-за чего ты грустишь. Я уже поговорила с Приамом. Он сказал, что отвезёт нас на могилу отца, как только достанет бензин.

Я стягиваю одеяло с лица.

— Правда?

— Да! — улыбается Дженис. — Может быть, даже сегодня. Но с одним условием…

— Съем я твой завтрак, — говорю я, — Голодной не останусь.

— Вот и прекрасно, — она встаёт. — Я приготовила крем-суп из моллюсков. Всегда мечтала это сделать! Жду тебя внизу — мне нужен твой отзыв.

Я закатываю глаза. Практически во всех Дженис видит потенциальных дегустаторов. Как-то раз в детстве я поздно пришла домой, а сестра застала меня с поличным. За исполнение просьбы не говорить маме, она заставила меня испробовать все разновидности приготовленных ей пончиков. После мне было так плохо от количества съеденного, что я не могла выпить даже воды.

Я спускаюсь вниз за обещанным обедом и застаю такую картину:

Дженис стоит, облокотившись о косяк двери и смотрит, как Роки достаёт из багажника канистру с бензином. Её руки, сложенные на груди, опускаются, она срывается с места и бросается в его объятия. У меня сердце щемит от этой сцены. Думаю, даже неуклюжий Роки хочет, чтобы его любили не за канистру бензина, а просто так.

Я с трудом осиливаю завтрак, который сопровождается монологом Роки о том, что он часто рыбачит с отцом на Гамильтон пул и что прежде никогда не видел озеро такой красоты. Когда он собирается уезжать, Дженис любезно провожает его, не преминув сказать, что она может составить им компанию в следующий раз. Она всегда хватается за возможность сбежать отсюда — с пустыми карманами мы можем лишь ухватиться за поезд, который едет мимо. Безбилетникам остаётся надеяться только на удачу.

Приам, мрачно бубня себе что-то под нос, заливает бензин в бак. Я сажусь на заднее сиденье, а Дженис на переднее. В руках она сжимает букет дороникума, я же отдала предпочтение цветам купальницы. Сестра одолжила у мамы небольшую ленточку, чтобы мы могли обвязать ей цветы. Ехать с нами мама отказалась, потому что у неё «много работы».

— Отлично, — отзывается Приам, глядя на наши букеты. — У меня в кармане два доллара. Вряд ли хватило бы на цветы из магазина Холли.

Холли — это одноклассница Приама, у неё свой магазин цветов, и стоят они по нашим меркам недёшево.

— Не будем же мы вечно носить одни и те же цветы? — спрашивает Дженис, округлив глаза. — Не может быть, чтобы у тебя не было пяти долларов на цветы.

— Если бы у меня было пять долларов, Джен, я бы заплатил за бензин!

Кладбище Форт Хилл находится на другом конце Уестфорда. Ехали мы минут тридцать, но даже после того, как Приам остановил машину и убрал ремень безопасности, Дженис продолжает сидеть на месте в попытках собраться с духом. Я выхожу из машины и распахиваю её дверь.

— Приехали, сестрёнка.

Пока Дженис выползает из машины, я подношу букет купальницы к лицу и вдыхаю успокаивающий запах.

— Ненавижу такие места, — бурчит она. — Здесь всё так мрачно.

— Это кладбище, — констатирует Приам, который идёт впереди нас. — А не ярмарка.

— Спасибо, успокоил, — язвит сестра.

— Всегда пожалуйста, — он оборачивается и подмигивает.

Мы находим протоптанную тропинку, которая ведёт к ржавой калитке, и это вместо того, чтобы подняться по грунтовой лестнице и войти через главные ворота, как все нормальные люди.

На кладбище никого, многие могилы заросли сорняками так, что те даже перекрывают имена покойников. Приам находит могилу папы и жестом нас подзывает. Я подхожу ближе, и невнятная надпись на надгробии, выведенная белой краской, складывается в знакомую череду букв: Кеннет Адиссон.

Букет белоснежных лилий лежит на могиле отца. Если судить по внешнему виду — цветы ещё не потеряли своей живости. Их, скорее всего, принесли не раньше, чем вчера.

— Видимо, кто-то из соседей проходил мимо и решил почтить память, — пожимает плечами Приам.

Лилии подрезаны так, что невооружённым взглядом можно определить — они побывали в руках мастера своего дела. В Уестфорде они не так популярны, как в других городах. Я видела прекрасный сад с белыми лилиями только в Эхо. Бабушка их очень любит. И только она умеет срезать цветы с ювелирной аккуратностью и точностью, которую я сейчас наблюдаю.

— Здравствуй, папа, — я наклоняюсь и кладу купальницу рядом с лилиями.

Дженис, которая ровняется со мной, не спешит класть свой букет. Она нервно теребит лепесточки и начинает отрывать их один за другим. В этот миг я понимаю, что вряд ли когда-нибудь расскажу своим брату и сестре о том, что узнала вчера. Они никогда не были такими же любопытными и никогда не интересовались всем, как я. Может, они не хотят знать? Что-то мне подсказывает (наверное, здравый смысл), что я должна уважать их решение.

Боковым зрением я замечаю, что мы больше не одни. Группа людей входит на территорию кладбища через главные ворота. Один из них — сторож. Это я поняла по его одежде: соломенного цвета хлопковая рубашка и изношенные темно-серые брюки. Я видела его на похоронах отца, он был в той же одежде, изменилась лишь одна деталь: сегодня на его лицо падает тень от шляпы.

Трое мужчин в костюмах следуют за ним до сторожки и ждут, пока он что-то там ищет. Я не слышу, о чём они говорят, но замечаю, как сверкнул значок на груди одного из них. Через минуту сторож выходит с лопатой в руках, и они вместе направляются к одной из могил.

— Дел, ты в порядке? — спрашивает Приам.

— Да, вы идите, я сейчас приду, — отвечаю я и склоняюсь к могиле отца, чтобы убрать небольшие сорняки. Если дать им прорости как на других могилах, избавиться от них будет очень тяжело.

Дженис и Приам уходят тем же путем, которым мы пришли. Я вырываю последний сорняк и поднимаюсь на ноги. До моего уха доносится звук врезающейся в землю лопаты. Я невольно поворачиваю голову и вижу, как сторож, орудуя лопатой, откапывает чью-то могилу. Мужчины в костюмах, окружив его, наблюдают за процессом.

Один из них, будто спиной почувствовал мой взгляд, оборачивается и смотрит в ответ. Я словно оказалась свидетелем того, чего мне видеть не стоило. Желание подойти и взглянуть на этот процесс поближе пробуждается во мне, ровно как и ощущение, что пора отсюда сматываться.

Не знаю, кого мне жалко больше: родных того, кого откапывают, или же самого покойника, которого решили потревожить. Я предвижу заголовки Уестфордских газет, где все будут тянуть из стороны в сторону историю о трупе, который ни с того ни с сего решили откопать, словно это какая-то заначка на заднем дворе. По пути домой машина начинает барахлить: дергается вперед, то замедляется, то ускоряется.

— Что за черт? — недоумевает Приам. Достает из бардачка носовой платок и вытирает пот со лба и шеи. — Когда приедем домой помоги мне с ремонтом машины, Дел. Будешь подавать инструменты. Завтра я уезжаю на вахту, отсрочку мне не дадут.

Дома я переодеваюсь в потрёпанное старое платье на случай, если придётся делать «грязную» работу во время починки машины. Пока спускаюсь по лестнице, слышу какой-то странный шум из кухни. Я ожидала увидеть Дженис, которая крутится у плиты в попытках приготовить что-нибудь необычное. Но это не она, это Приам пьёт чай.

— Я готова помогать, — заявляю я.

Тишина. Он даже не смотрит в мою сторону.

— О чём задумался? — я подхожу к столу и смотрю на него в упор.

Никакой реакции.

— Приам? — я машу рукой перед его лицом. — Ты меня разыгрываешь? Не игнорируй, иначе уйду и больше не спущусь!

Его стеклянный взгляд не меняется ни на толику. Он берёт чашку, подносит к губам и отпивает немного. Когда кладёт обратно на стол, я забираю её и держу подальше от него. Через несколько секунд его рука пытается нащупать чашку, но не находит её. Я обхожу стол и кладу руку на его плечо.

— Приам, — зову его я. — Ты меня слышишь?

Я пытаюсь повернуть его лицо к себе, но он сопротивляется.

— Ты же видишь меня, да? — я сжимаю его плечо со всей силы.

Но он всё также не реагирует. Брат берет со стола ложку и стучит по деревянной поверхности, затем встаёт и идёт в гостиную. Я следую за ним. Приам ложится на диван и включает телевизор.

Совершает привычные действия. Неосознанно.

Через минуту спускается Дженис.

— Я голодная, — протягивает она.

— Завидую твоему аппетиту, — я одариваю её угрюмым взглядом. — Твой брат впал в ступор.

Она зевает, потягивается, смотрит на лежащего на диване Приама и переводит взгляд на меня.

— Он просто смотрит телевизор.

— Он ни на что не реагирует, — отвечаю я. — Нужно вызвать врача.

— У нас нет денег на врача, Дел, — говорит Дженис.

— Мы не можем оставить всё так. Ему необходимо срочное обследование!

— Ты просто сходишь с ума. Я думала, что с возрастом ты оставишь эту склонность преувеличивать всё, но стало только хуже.

— Ты тоже не изменилась, — говорю я. — Но я от тебя ничего и не ожидала.

— Послушай, Дел, — начинает Дженис.

— Это ты послушай, — говорю я, превозмогая головную боль. — Хватит говорить мне, что я ненормальная, хватит называть меня чокнутой фантазёркой! — я прерываюсь, чтобы сделать пару глубоких вдохов и выдохов. — Я просто беспокоюсь за вас.

— Хорошо, — она вскидывает руки в успокаивающем жесте, который я просто ненавижу. — Давай мы вместе сядем на кресло и будем наблюдать за ним.

Я киваю и сажусь на одно из кресел. Она хотя бы согласилась понаблюдать — это уже прогресс.

— Тебе не стоит так переживать за нас, Делайла, — продолжает Дженис. — Мы оба взрослые люди, и сами разберёмся со своими проблемами. Всё это — только в твоей голове. Тебе нужно научиться отличать реальность от этого параноидного бреда.

Не проходит и пяти минут, как Дженис начинает его звать. Приам по-прежнему не откликается.

— Слушай, братец, давай не будем доводить нашу младшую сестрёнку до нервного срыва и поговорим? Ответь же наконец!

Тишина.

— Придурок, — бормочет она.

Проходит час, и Приам засыпает на диване. Дженис ёрзает в кресле и громко вздыхает. Она притащила тарелку с мясным рагу, потом приготовила нам кофе и каждую минуту шелестела обертками от конфет.

— Иди уже. — говорю я, — Дальше одна посижу.

— Тебе лучше тоже пойти отдохнуть, — сестра собирает с кресла фантики от конфет. — Сидеть здесь и пялиться на него просто бесполезно.

Стараюсь держать глаза открытыми, но усталость берёт верх, и я проваливаюсь в сон. При пробуждении первое, что чувствую — это боль в теле после нескольких часов в неудобной позе. Я выпрямляюсь и осматриваюсь. Диван пуст. Приам куда-то ушёл. Я подскакиваю и окликаю его. Слышу какой-то шум во дворе и выбегаю на крыльцо.

Приам, орудуя гаечным ключом, что-то вкручивает под машиной. Услышав шаги, он выкатывается и расплывается в приветственной улыбке.

— Эй, доброе утро. — он поднимается на ноги и оттряхивает рабочие брюки. — Я видел, ты уснула на кресле. Это же чертовски неудобно.

— Теперь ты решил со мной поговорить? — спрашиваю я, скрещивая руки на груди.

— Ну да, — недоумение на его лице почему-то вызывает у меня гнев. — Мне нельзя говорить со своей сестренкой?

Приам берет канистру с бензином, которую привёз Роки и заливает остаток в бак.

— Вот как ты заговорил? А вчера был не очень разговорчивым.

— Подожди-подожди, — он издает нервный смешок и жестом руки меня останавливает. — В чём дело? Я что-то сделал не так? Всё же было хорошо, мы съездили и почтили память отца, вернулись домой и играли в карты на кухне. А потом я пошёл спать. Что такого я мог натворить, пока спал?

— Мы не играли в карты, — я качаю головой. — О чём ты говоришь? Не было никаких карт.

— Делайла…

— Я знаю, что говорю, — выпаливаю я. — Вчера ты попросил меня помочь тебе отремонтировать машину, когда приедем домой. Я переоделась в своё рабочее платье и спустилась вниз, а ты сидел за столом, пил чай и не реагировал ни на что, будто меня не существует! Ты… — я пытаюсь проглотить вставший в горле ком. — Потом ты разлёгся на диване, включил телевизор и не реагировал даже на Дженис.

Я знаю этот взгляд. Приам смотрит на меня, как на умалишённую, но в то же время он обеспокоен. Может быть, эта тирада напугала его, но я не могу больше молчать.

— Хорошо, — он облизывает обсохшие губы и кивает. — Зови Дженис, пусть она подтвердит твои слова.

Дженис уже проснулась, но не спешит спускаться вниз. Приам моет руки под уличным краном прежде, чем зайти в дом.

— Что тут у вас? — отзывается наконец Дженис, сбегая вниз по лестнице.

— Приам хочет, чтобы ты подтвердила то, что произошло вчера.

— Да легко, — Дженис засучивает рукава своей салатовой рубашки. — Ты развалился на диване, смотрел телевизор и ни с кем не разговаривал.

— И всё? — вскидывает брови Приам.

— И всё.

— А в карты мы вчера играли? — допытываюсь я.

— Нет, — Дженис качает головой. — У нас есть карты?

— И все было нормально? Ничего странного с ним не происходило? — не унимаюсь я.

Дженис закатывает глаза.

— Ладно, — Приам глубоко вздыхает и устало улыбается. — Ночка выдалась тяжелой. Видимо, сон приснился, и я просто перепутал его с реальностью. С кем не бывает? Что же, время поджимает, мне пора бежать.

Он заходит в дом и скрывается за дугообразной лестницей. Я поворачиваюсь к сестре и говорю:

— Тунец, который ты приготовила позавчера, на самом деле был отвратительный.

— Зачем ты это говоришь? — она обиженно хмурится.

— Да просто хочу, чтобы в этом доме был хотя бы один человек, который говорит правду!

Несколько секунд Дженис молча смотрит на меня в ответ, разворачивается и уходит. Я плетусь на кухню, завариваю себе кофе потемнее, чтобы взбодриться. По только что включённому сестрой телевизору крутят песню «Мост над бурными водами», которую исполняет дуэт Саймона и Гарфанкеля.

Когда Приам спускается, я допиваю кофе. Он одет в тот самый серый костюм, который я сдавала в химчистку неделю назад. За братом появляется и мама — она выписывает чек, даёт пару наставлений и уходит. Дженис машет ему рукой и снова приковывает своё внимание к телевизору. Я же бегу за ним к его машине.

— Тебе не стоит ехать, — говорю я. — Давай сначала померим тебе давление, температуру, съездим к врачу? Приам, это не займёт много времени…

— Хватит уже! — он открывает дверь машины и оборачивается, — Я проходил медосмотр две недели назад, когда босс нам велел. Я здоров и психически, и физически. Перестань делать меня слабым, прошу тебя! Что бы ты там не думала, ты вовсе не врач. Хуже всего осознавать, что твоя сестра думает, что ты тронулся умом. Здоровых не вылечить, Делайла. Смирись с этим.

Не дожидаясь моего ответа, он захлопывает дверь и тут же выезжает со двора.

Приам — единственная наша опора. Не удивительно, что ни он, ни Дженис не хотят даже думать о том, что с ним что-то может случиться. Я вижу, что он обеспокоен, но пытается отогнать эти мысли от себя.

Я гляжу ему вслед, пока туман пыли не рассеивается. Даже если бы он стоял и ждал моей реакции, ответом было бы молчание.

В этой схватке я проиграла.