Assassin's Creed. Последние потомки: Участь богов

Мэтью Дж. Кирби, 2018

Более тысячи лет назад датский воин Стирбьорн Храбрый возглавлял поход против короля Харальда Синезубого. Именно поля сражений викингов хранят тайну местонахождения зубца преданности – последней части могущественного артефакта, известного как Трезубец Эдема. Два других зубца, страха и веры, уже в руках тамплиера-отступника Исайи, и если он соберет все части Трезубца, то станет непобедимым. Временное хрупкое перемирие между ассасинами и тамплиерами заключено, но будет ли этого достаточно, чтобы опередить врага? В любом случае действия Оуэна, Хавьера и остальных членов невероятного союза подростков навсегда изменят мир вечных противников…

Глава 7

Шон лежал в постели, и хотя солнце еще не взошло, он уже несколько часов как не спал. Он просто не мог спать в комнате, которая ходила ходуном и качалась, будто он все еще был на борту корабля в сознании Стирбьорна. У кораблей викингов, кренившихся под опасным углом под натиском волн и течений, был куда более мягкий ход, чем Шон думал раньше, и все же они были относительно малы, и море с легкостью швыряло их туда-сюда. Ощущение, которое он испытывал в «Анимусе», до сих пор не покидало его подобно эффекту крови. Шон размышлял о том, сможет ли снова получать удовольствие от еды. Возвращение в симуляцию — единственное, что наполняло его облегчением.

За высоким окном комнаты зачирикала птица, предупреждая, что утро уже близко. Скоро за ним придет Исайя. Шон понял, что больше не уснет, и сел, затем с легкостью переместился с постели в инвалидное кресло. Сила в верхней части тела была единственным, что авария не отняла у него. За окном возвышался тис — этот вид открывался ему каждое утро последние несколько дней. Они покинули комплекс Эйри и переместились сюда, в старый монастырь в богом забытой глуши, окруженный массивными зелеными горами с длинными каменными стенами. Шону это напоминало Англию или Шотландию, но когда он спрашивал, где они, Исайя отвечал, что ему не стоит об этом беспокоиться. Шон был в безопасности. Родители знали, где он, и гордились работой, которой он был занят. Это было все, что ему положено было знать. И Шон верил Исайе. Верил в свою миссию. Его работа в симуляции должна привести к последней части Трезубца, и когда они найдут ее, они получат возможность навсегда положить конец войне между тамплиерами и ассасинами. Они будут в силах навести порядок во всем мире.

Шон оглядел свою маленькую комнатку и представил благочестивых монахов, занимавших эту келью на протяжении веков, и то, какие трудности им приходилось переносить до тех пор, пока современный мир не привнес сюда отопление и электричество.

Птица запела снова, но на этот раз ее голос звучал как будто издалека. В этот момент раздался стук в дверь.

— Шон, ты проснулся? — спросил Исайя.

— Да, сэр, — ответил Шон.

— Могу я войти?

— Да, сэр.

Дверь открылась, и Исайя, нагнувшись, зашел в комнату. Он казался слишком большим в этих слишком близко расположенных друг к другу стенах.

— Вижу, ты готов. Великолепно. У нас много дел.

— Да, сэр.

Исайя обогнул кресло, чтобы встать позади него. С тех пор, как Шон смог сам передвигаться в коляске, он ненавидел, когда кто-то вез ее. С верхней частью тела у него было все в порядке, и ему было важно знать, что он сам может добраться, куда захочет. Однако он был не против, когда Исайя вез его кресло.

— Тогда идем, — сказал Исайя, вручая Шону энергетический батончик. Шон взял его, и кресло поехало. Они покинули комнату и двинулись по безмолвным коридорам монастыря, минуя окна с цветным стеклом, лишь слегка подсвеченным лучами восходящего солнца, и внутренний двор, в котором тут и там были разбросаны клумбы с цветами.

— Как самочувствие? — спросил Исайя.

— Я устал, — ответил Шон, откусив от батончика. Он никогда еще не чувствовал себя настолько усталым, как теперь. Истощение проникло в самые укромные уголки его сознания, тем не менее что-то заставляло его вставать и бодрствовать, но как будто не по своей воле.

— Я знаю, что ты устал, — сказал Исайя, — но твои усилия будут вознаграждены. Я хочу, чтобы ты был сильным. Я хочу, чтобы ты сообщил мне о моменте, когда тебе покажется, что частица Эдема попала в руки твоего предка.

— Да, сэр.

Они подошли к парадному входу монастыря, где их, не заглушая двигатель, уже ожидала одна из машин «Абстерго». Она выглядела как «Хаммер», если бы этот «Хаммер» защитил докторскую диссертацию по аэрокосмическому конструированию и компьютерным наукам. Это был прототип, захваченный Исайей. Шон называл его Ботаником, чтобы снизить градус пафоса. Теперь поездка на машине стала привычной для Шона, поскольку единственной постройкой во всем монастырском комплексе, достаточно вместительной для «Анимуса», была часовня, расположенная на вершине холма. Довольно неудобно было бы добираться туда в инвалидном кресле.

Исайя подкатил кресло к Ботанику, и из открывшихся задних дверей автоматически выдвинулся трап.

— Добро пожаловать, Шон, — четко произнес Ботаник роботизированным голосом.

Исайя завез Шона в салон и зафиксировал кресло в задней части машины, а сам прыгнул на переднее пассажирское сиденье. На месте водителя, как обычно, никого не было.

— Этим утром снова едем в капеллу? — спросил Ботаник.

— Да, — ответил Исайя.

— Хорошо, — произнесла машина. — Мы прибудем приблизительно через четыре минуты и тридцать две секунды.

— Спасибо, Ботаник, — ответил Шон.

— Пожалуйста, Шон, — отозвалась машина.

Транспортное средство двинулось с места, взяв курс, просчитанный до дюйма.

Исайя покачал головой.

— Не могу представить ничего более бесполезного, чем проявление вежливости в общении с машинами.

— Может, и так, — сказал Шон. — Но когда машина сама рулит, я бы лучше подстраховался.

Когда они въехали на холм и плавно остановились, несколько агентов «Абстерго» поприветствовали их и помогли Шону выбраться из машины. Исайя забрал с собой десятки сотрудников из Эйри, и еще многие присоединились к нему после. Они служили в качестве охраны, технических специалистов, выполняли разные другие работы.

— Все готово? — спросил Исайя у Коул, толкая коляску с Шоном к капелле.

— Да, сэр, — сурово отозвалась она. В Эйри Коул была начальником охраны. — Думаю, они закончили настройку пару минут назад.

Один из агентов отворил тяжелую деревянную дверь капеллы и держал ее открытой, пока Исайя не завез Шона внутрь. Старинные скамьи была составлены вместе, чтобы освободить место для «Анимуса» в центре зала. В воздухе пахло землей и сыростью, но запах нельзя было назвать неприятным. Наверху простирались толстые деревянные стропила, и большая часть пространства между ними оставалась в темноте. Эта церковь была не похожа на ярко освещенные храмы, все состоящие из витражей, которые Шон видел в кино. Это место было больше похоже на крепость с узкими окошками, пропускавшими внутрь лишь немного света и оставлявшими углы часовни во мраке.

Техники установили «Анимус» под единственным существенным источником света — массивной металлической люстрой с лампочками без плафонов, к которой по каменным плитам тянулись провода. Исайя подвез Шона к аппарату и помог ему переместиться в конструкцию, закрепив застежки. Затем Исайя достал шлем и надел его Шону на голову. Тот уже почти привык к боли, которую приносил париетальный ограничитель при подключении к воспоминаниям предка. Почти. Так или иначе, все происходило быстро, и Шон чувствовал себя легко и естественно, когда синхронизировался с уже знакомыми потоками сознания Стирбьорна.

Он сидел в зале у Харальда Синезубого, за одним столом с датским королем. Сестра Стирбьорна, Гирид, сидела рядом с ними и, похоже, хорошо себя чувствовала в качестве королевы. Однако прежде, чем стать королевой датчан, она была принцессой свеев, и была столь же мудрой и хитроумной, сколь Стирбьорн был сильным.

— Тебе стоит направить корабли к берегам Готланда, — сказала она. — На запад, через озеро Меларен. Там много тех, кто любил нашего отца, и некоторые из них до сих пор втайне не любят Эрика. Если наши союзники увидят, как ты идешь вдоль берега в самое сердце Свеаланда, они укрепятся в намерении вступить в битву во имя Стирбьорна Сильного.

— Сильного? — спросил Стирбьорн.

— Ты разве не слышал? — Гирид перевела взгляд с брата на Харальда, чье лицо внезапно сделалось красным. — Новость о твоей битве с моим мужем разлетелась повсюду. Говорят, ты обладаешь силой десятерых…

Харальд стукнул кружкой с элем по столу.

— Это слишком рискованный план. Мои люди и корабли под твоим командованием, да, но я не позволю посылать их в самую морскую пучину. Меларен — это ловушка. Есть только один вход в озеро и один выход. Если Эрик прикажет их закрыть…

— Ты говоришь так, будто уже планируешь отступление, — перебил Стирбьорн.

— Я обычно планирую то, как я вступаю в бой и как выхожу из него, — ответил Харальд.

— Поэтому, наверное, ты и проигрываешь, — заметила Гирид, и датский король еще сильнее покраснел.

— План королевы мне нравится, — сказал Стирбьорн. — Пойдем через Меларен, потом по водам Фирис, а затем маршем на Уппсалу.

Харальд помотал головой, а его зубы скрипели так сильно, что, казалось, он готов молоть ими камни. Но он не произнес ни слова возражения, да и что он мог сказать? Он проиграл бой против Стирбьорна и сдался на глазах у своих людей. Но Стирбьорн заметил огонек в глазах у зятя, и заметил также, что тот все время держал руку неподалеку от рукоятки занятного кинжала, что висел у него на поясе. Шон тоже это заметил по ходу воспоминания, но пока зубец не попал в руки его предка, Шон ничего не мог поделать.

Ярость Харальда забавляла Стирбьорна, и он решил еще немного раздуть угли.

— Что-то тебя беспокоит, Харальд?

Мгновение датский король смотрел прямо на Стирбьорна, а затем улыбнулся, обнажив гнилые зубы.

— Какому богу ты служишь?

— Никакому, — ответил Стирбьорн. — Для меня все они одинаковы.

— Ты их не боишься?

— Нет.

— Чему ты служишь тогда? Женщине?

— Нет — покуда у меня нет короны, чтобы жениться на королеве.

— Не нашел женщины, достойной тебя? У меня во дворце есть дева-воительница, ее зовут Тира. Она красивая и сильная. Может…

— Нет, — ответил Стирбьорн.

Харальд вытащил небольшую нитку из вышивки, украшавшей его одеяния.

— Ты, несомненно, предан своим людям.

— Я рад сражаться вместе с йомсвикингами, но я не приносил им клятв, и они мне не присягали. Они идут за Палнатоки, с которым мы встретились в бою, и он сохранил честь, хотя и потерпел поражение.

Этими словами он хотел задеть Харальда и пристыдить за то, что он быстро сдался.

— Старым ритуалам приходит конец, — сказал Харальд. — Их важность сходит на нет.

— Среди датчан — может быть, — пожал плечами Стирбьорн. — В конце концов, твои люди, кажется, остаются верны тебе.

— Король — это нечто большее, чем его победы, — Харальд выдержал паузу, глядя на Гирид. — Ты, видимо, предан своей сестре?

Когда-то Стирбьорн был предан сестре, а она — ему, но теперь она сама вступила во власть и надела корону. Харальд Синезубый никогда не сможет ею управлять, ибо она всегда была хозяйкой своей судьбы и своего достоинства. Теперь пришло время Стирбьорна.

— Я предан сам себе, — ответил он. — И больше никому.

Брови Харальда поднялись, и он кивнул, будто бы только что понял что-то.

— Кажется, я понимаю.

— Сомневаюсь, — Стирбьорн допил остатки эля из кружки. — Решено. Пойдем через Меларен. Вести разнесутся, люди будут сходиться под мои знамена, Эрик падет.

Он говорил так, будто его слова способны изменить мир просто потому, что были произнесены.

Во время воспоминаний, подобных этому, Шон чувствовал, как его переполняет мощь Стирбьорнова сознания, и чтобы синхронизироваться с бесстрашием и силой воли своего предка, ему нужно было самому стать сильнее. Что-то подобное он испытывал в Нью-Йорке и Лондоне, когда проживал воспоминания другого своего предка, Томми Грейлинга.

— Мои корабли ждут твоего приказа, Стирбьорн, — сказал Харальд. — Как и мои люди. Я буду ждать новостей о твоей победе…

— Ждать? — Стирбьорн взглянул на Гирид. Она бросила тяжелый взгляд на Харальда.

— Конечно же, муж мой, ты будешь биться рядом с моим братом.

Для Стирбьорна, как и для Гирид, было очевидно, что Харальд не собирался идти в Свеаланд. По правде сказать, Стирбьорн и сам не хотел, чтобы Харальд шел с ним, но он знал, что датчане будут сражаться лучше, если их поведет король, хоть и исполняющий приказы свея, победившего его в бою. Харальд Синезубый снова дотронулся до кинжала, частицы Эдема, и на несколько мгновений его взгляд остановился на предке Шона. Затем он отвернулся, и, казалось, в этот момент он был растерян и разочарован.

— Я пойду с тобой, — сказал Харальд.

Стирбьорн кивнул, но Шон кое в чем успел удостовериться. Он был уверен, что Харальд попытался использовать силу кинжала против Стирбьорна. Он припомнил, что это было уже дважды. Шон поднял голову над ватерлинией Стирбьорнова разума и заговорил с Исайей:

— Харальд знает, чем обладает.

— Похоже на то, — сказал Исайя. — Источники данного периода свидетельствуют, что Харальд сумел объединить под своим началом всю Данию и Норвегию. Он был очень влиятельным человеком.

— Все так, но почему кинжал не работает со Стирбьорном? — спросил Шон.

— Харальд точно пытался его использовать?

— Да.

— Ты уверен?

— Думаю, да.

— Если твой предок мог сопротивляться действию кинжала, мне необходимо понять, каким образом. Стирбьорн делал что-то, чтобы защититься?

— Нет. Похоже, это происходит автоматически. Как будто у него иммунитет.

— Держись, — сказал Исайя. — Я прерву симуляцию, чтобы проанализировать…

— Нет.

Исайя выдержал паузу.

— Что ты сказал?

— Не прерывайте. Оставьте меня здесь, — Шон звучал более уверенно, чем сам того хотел, и это его удивило. Но он пока был не готов вернуться в собственные тело и разум.

— Такие решения принимаю я, Шон, — Исайя говорил тихо и четко. — Не тебе говорить мне, что делать.

— Тогда я прошу. Оставьте меня в симуляции. Пожалуйста.

— Нет. У меня другие приоритеты.

— А как насчет моих приоритетов?

— Твоих?

— Да, — Шон уже знал, откуда исходит эта уверенность.

— Шон, мои приоритеты — это и твои приоритеты. У тебя нет собственных приоритетов.

— Нет, есть, — ответил Шон.

— В таком случае, предлагаю тебе быстренько от них избавиться. Принципы и приоритеты имеют свою цену, и я сомневаюсь, что ты способен ее заплатить.

— Думаю, об этом я способен судить самостоятельно.

Шон чувствовал себя так, будто был в симуляции своего собственного разума, слушал, как говорит другой человек, и ждал, пока он замолчит.

— Это моя симуляция, и если я захочу в ней остаться, я…

Что-то ударило в его череп, сжало его сознание в кулак, а затем вырвало его из тела. Симуляция вокруг него задрожала. Он почувствовал, что сам дрожит, что когти отрывают от него куски и слои, пока не остается вообще ничего, что он мог бы назвать собой. Он стал единственной мыслью, парящей в бесконечном ничто. Затем ничто заменил ослепляющий свет, и он открыл глаза.

Перед ним стоял высокий зеленоглазый человек. Шон моргнул и узнал его. Исайя держал ведро возле головы Шона.

— Сюда, — скомандовал Исайя.

Шон повиновался и свесился, словно марионетка, с каркаса «Анимуса». Его сознание все еще было нечетким.

— Это было глупо с твоей стороны.

— Что именно? — спросил Шон. Он оглядывался назад и все еще не мог объяснить, откуда что взялось. Также он не был уверен, что сожалеет о чем-то, кроме жесткой десинхронизации.

— Глупо меня провоцировать, Шон, — Исайя склонился ближе к нему. — Я знаю, что ты желаешь «Анимуса», желаешь его отчаянно, но ты, похоже, забыл, что я контролирую твой доступ к нему, как я только что продемонстрировал.

— Но вы меня не отключите, — сказал Шон уже не так уверенно, как говорил из «Анимуса». — Я вам нужен, чтобы найти кинжал.

Исайя отстранился.

— Ты так ничего и не понял.

Шон заметил, что все технические работники «Абстерго» ушли из часовни. Он был наедине с Исайей, и их голоса эхом отражались от стен.

— Что я не понял?

Исайя вышел из освещенного пространства и отошел в темный угол. Спустя несколько мгновений он вернулся, неся с собой что-то длинное и тонкое, похожее на копье. Нет, не копье. Это был трезубец с двумя зубьями, третий отсутствовал. До сих пор Шон видел эту реликвию только в виде кинжалов с оторванными кожаными рукоятями. Теперь же они выглядели так, как и должны: как части смертельного оружия. Исайя соединил их и прикрепил к окончанию рукояти.

Трезубец Эдема.

Исайя поднес его к Шону и направил на него.

— Сейчас, — сказал он, — я заставлю тебя понять.