Семья нежеланная

Мэри Эго, 2020

Раздался звуковой сигнал – это подошёл лифт, разъехались створки. В глаза сразу бросились: чёрные хвостики, красное платье. В углу лифтовой кабины спиной ко мне, стояла девочка лет семи. Ещё одна местная аномалия. Как не зайдёшь, вечно вот так стоит, уткнув нос в угол. Ни на что не реагирует, всё время молчит и никогда не выходит из лифта, даже на первом этаже…

Моя Таня — она совсем маленькая, хрупкая. Лопатки, ключицы, скулы — у неё всё хрустальное, плечи округлые, в ладонях тонут, а глаза синие, как море из воспоминаний детства. Мы с ней встречались уже пять лет, звали друг друга мужем и женой, хотя вопрос о свадьбе она просила не поднимать, по крайней мере пока детей не будет. А дети нас стороной обходили.

Года тянулись, вместе с ними натянулись струной и наши отношения.

И вот, сегодня лопнули.

— Я так больше не могу! — кричала трубка голосом моей Тани. — Ты совсем меня не понимаешь! Только о себе думаешь! На работе допоздна сидишь, лишь бы меня не видеть!

Мне хотелось швырнуть телефон об асфальт, но я терпел, слушал, ждал момента, когда у Тани закончится запас обвинений и можно будет поговорить нормально.

Это был поздний сентябрь, на улице в десять вечера уже стояла такая темень, что если бы не фонари, я бы собственных рук не разглядел. И хотя снег ещё не захватил землю, ветер уже отрастил ледяные зубы и теперь кусал мою ничем не прикрытую шею. Добежав до подъезда и приложив магнит, я открыл дверь и заскочил внутрь.

Пока шёл до лифтов, повстречал наших соседей: молодую пару с семилетним сыном. Едва меня приметив, родители перехватили ребёнка за руку и заулыбались так яростно, словно рекламировали отбеливающую зубную пасту.

— Здравствуйте, — сказал я, не опуская телефона, в котором что-то продолжала шипеть моя Таня.

— И вам добрый вечер, — кивнула мамаша. — Ещё не нашли своё счастье?

— В поисках, — пробормотал я, закрывая ладонью микрофон, чтобы Таня не услышала. Ещё решит, что мне плевать на её чувства.

— Ничего, найдёте. Или, скорее, оно само вас отыщет, — и, проходя мимо, добавила тише: — Ещё не будете знать, что с этим счастьем делать.

Я проводил парочку долгим взглядом. Ребёнок шёл, точно робот, глядя себе под ноги. Родители так и улыбались во все зубы, пока не скрылись из виду.

Странные у нас собрались соседи, что и говорить. Какие-то надсадно счастливые, улыбчивые до судорог. Многие из них рассказывали, будто долго не могли семью создать. У кого-то муж не находился, у других детей не получалось дождаться, но вот сюда переехали и дождались.

Голос из трубки стал громче. Таня то кричала, то плакала, то шипела, как обезумевшая гидра:

— Мне отношения нужны серьёзные, — говорила она со слезами в голосе. — А серьёзно у нас не получается! Ты до конца ничего не можешь довести! Берёшься и бросаешь на первом же препятствии! Так и с детьми… Думаешь, дети просто так приходят? Они выбирают, понимаешь. А нас выбрать — не хотят! Сам подумай, мы же переехали с этой целью, а ничего не помогает!

— Господи, Таня… — мой голос звучал устало, бесцветно.

Затянувшаяся ссора выпила из меня соки, оставив лишь пожухлую кожуру. Я дошёл до лифтов и зло вдавил кнопку вызова. Выбирают, не выбирают… — что за чушь?

Таня моя верила во всякую оккультную ерунду. Бывало, я этому потакал, ради спокойствия в семье. Например, как с этим переездом, якобы в место, где люди своих детей находят. Но мы — не нашли.

— Что за чушь, — сказал я. — Мы же всё решили. Ты хотела ЭКО попробовать…

— Я хотела! Я! Вот именно! Чувство такое, что ребёнок только мне нужен, а тебя и так всё устраивает!.. Этот дом, он особенный. Правду Макаровна говорила! Тут у всех есть дети. Даже у безнадёжных!

— Господи, это просто дом! Обычная новостройка. Или до сих пор веришь в россказни о том, будто он в аномальной зоне стоит?

— Я точно это знаю! Чувствую!

— Ну-ну…

— Не понимаю только, почему не выходит ничего. Я же всё делала, как Макаровна говорила, — голос Тани перешёл в помешанный шёпот. — Она предупреждала быть осторожной, просить только ночью, тихонько, чтобы зло не услыхало. Я так и делала, просила подарить дитя. Но не вышло. Я теперь уже во всеуслышание кричу. И всё равно не выходит!.. Знаешь, думаю не получается, потому что тебе не надо. Потому что ты в дом не веришь! Потому он и не работает. Может… может, ты и детей на самом деле не хочешь!

— Неправда.

— Разве? Тебе, по-моему, вообще никто не нужен. Я уже как неделю съехала, а тебе хоть бы что! Даже не поинтересовался, где я!

— Разве ты сама не просила дать тебе время?

— Да, но я надеялась… Какой же ты бестолковый! — плакала моя Таня.

Наша ссора напоминала мне грызню собак, если убрать слова и оставить лай — смысл не поменяется.

Раздался звуковой сигнал, это подошёл лифт, разъехались створки. В глаза сразу бросились чёрные хвостики, красное платье. В углу лифтовой кабины спиной ко мне стояла девочка лет семи. Ещё одна местная аномалия. Поколебавшись секунду, я всё же зашёл внутрь, нажал на кнопку этажа. Из трубки продолжал литься поток обвинений, но я не слушал, а косился на девочку в углу, пытаясь вспомнить, когда видел её в последний раз. Вроде раньше всё время вверх-вниз каталась. Как не зайдёшь, вечно вот так стоит, уткнув нос в угол. Ни на что не реагирует, всё время молчит и никогда не выходит из лифта, даже на первом этаже.

Два года назад мы переехали в этот дом по совету одной чокнутой бабки, знакомой Таниных родителей. Я решил: хуже не будет, да и Таня после переезда воодушевилась, ожила, стала ждать чуда. Ребёнок стал её навязчивой идеей.

Чуда не случилось. Да и странно ждать его от обычной многоэтажки. По мне, кроме чересчур улыбчивых соседей, единственная местная странность заключалась в этом ребёнке, что вечно раскатывал в лифте. Первое время я очень ему удивлялся, а потом девочка пропала. Или я просто перестал её замечать? Теперь и не вспомнить. Например, была ли она в лифте утром? Кажется, нет, но если порыться в памяти, то словно красное платье мелькает на задворках сознания.

— Тебе все безразличны! — тем временем обвиняла трубка. Таниному голосу было тесно в маленькой кабине лифта. — Эгоист! Ни во что не веришь! Тебе семья не нужна! Не нужен ребёнок! — каждая фраза ощущалась удавкой на шее.

— Нужен, — придушено выдавил я, отворачиваясь к стальным створкам и делая звук на телефоне тише. Связь была готова оборваться, слова моей Тани с трудом прорывались через пелену помех.

— Ну… кх-онечно!

— Слушай, как я устал! Ну чего ты от меня хочешь? — не выдержал. — Я, что ли, детей у Бога выписываю? Мог бы, так и сделал бы! Но не происходит так, как ты думаешь! Дети никого не выбирают! Знаешь, может тебе к мозгоправу сходить? Ты словно помешалась!

— К мозгоправу?.. Помешалась? Ты смеёшься надо мной?

— Всё! С меня хватит! Сил больше нет! — разозлился я. Меня вдруг перекосило, перечеркнуло, будто перешёл грань, увидел, как оно будет дальше. Там оказалось одно сплошное ничего. Усталость вгрызлась в виски: — Знаешь, ты права, это конец.

— Подож… — пискнула трубка, но я уже зажал кнопку отбоя и держал до тех пор, пока не потух экран.

«Вот и всё», — подумал, и в груди стало так пусто и одновременно так тяжело, что захотелось немедленно напиться. Почему-то ныли зубы, видимо, слишком сильно сжимал их, пока слушал мою Таню.

Нет. Больше не мою.

Лифт жужжал как брюхо огромной пчелы, медленно поднимался, в воздухе витал запах машинной смазки, кислого пота и горькой хлорки. Я дышал сквозь зубы, как вдруг вспомнил про девочку, обернулся.

Она, как прежде, стояла в углу, в шаге от меня. Но в её позе что-то изменилось. Голова была чуть повёрнута, словно ребёнок прислушивался.

— Уши греешь? — строго спросил я, но девочка не шелохнулась, только скосила на меня чёрный глаз. — Ты знаешь, сколько сейчас времени? Уже полдесятого, долго будешь в лифте раскатывать? — с непонятной мне самому злостью спросил я. Словно девочка была виновата в моей потере.

Она молчала, и от этого я злился только сильнее. Злился на медленный лифт, который словно завис между этажами, злился на Таню и детей, что никак не желали нас выбрать, злился на себя. А тут ещё эта девочка, слушает, смотрит. Ей, наверное, смешно. Любопытно. Чего она здесь ошивается целыми днями? Где её родители?.. А ведь холодно, а она в одном платье, даже колготок нет, сандалии на босу ногу, простудится ведь.

Конец ознакомительного фрагмента.