Дневники принцессы

Мэг Кэбот, 2000

Миа Термополис – обычная четырнадцатилетняя школьница из Нью-Йорка. Все, что ее волнует, – это двойки и отсутствие личной жизни. Она влюблена в старшеклассника Джоша Рихтера и мечтает, чтобы он пригласил ее на танцы. Но жизнь Мии меняется с ног на голову, когда к ней внезапно приезжает отец и признается в том, что он принц маленькой европейской страны Дженовии. А это значит, что Миа – принцесса.

Пятница, 3 октября, на продленке

Когда я проснулась сегодня утром, за окном громко курлыкали голуби, живущие на пожарной лестнице (Толстяк Луи наблюдал за ними, сидя на подоконнике, точнее, на подоконнике находилось то, что там уместилось), вовсю светило солнышко. Я встала вовремя — даже не пришлось лупить по будильнику семь тысяч раз, — приняла душ и ни разу не порезалась, когда брила ноги, и нашла на дне шкафа относительно немятую блузку, и даже причесалась так, что волосы выглядели вполне сносно. Настроение было отличное. Пятница же. Это мой любимый день, не считая субботы и воскресенья. Пятница означает, что впереди у тебя два восхитительных спокойных дня, полностью свободных от алгебры.

Я зашла на кухню и увидела маму, освещенную розовым утренним светом. Она была в своем лучшем кимоно и готовила гренки. Ради меня она вместо яиц взяла яичный порошок, хотя я уже давно снова начала есть яйца, поскольку поняла, что в магазине продаются диетические, из которых в любом случае никто не вылупится.

Только я открыла рот, чтобы поблагодарить ее за такую заботу, как вдруг послышалось шуршание.

За обеденным столом (ну вообще-то за обычным кухонным, у нас и столовой-то нет, чтобы поставить там обеденный стол) сидел папа и читал «Нью-Йорк Таймс». Он был в брючном костюме.

В костюме. В семь часов утра.

И тут я вспомнила. Как я могла такое забыть?!

Я же принцесса.

Господи! Отличное настроение и прекрасный день вылетели в трубу.

— А, Миа! — сказал папа.

Я поняла, что все плохо. Обычно он говорит «А, Миа!», когда собирается прочитать мне лекцию.

Папа аккуратно сложил газету и опустил ее. Он всегда аккуратненько-аккуратненько складывает лист к листу, чтобы все было ровно. А мама никогда не складывает, она переворошит, перепутает все страницы и так и бросит на кушетку или возле туалета. Это приводит папу в бешенство — мне кажется, на самом деле они только из-за этого и не поженились.

Мама поставила на стол наши лучшие тарелки с голубыми полосками и зеленые пластмассовые стаканы в виде кактусов, купленные в «Икее». А на середину стола пристроила желтую вазу с искусственными подсолнухами — все, чтобы порадовать меня, я поняла. Она даже встала пораньше ради этого. Но я, наоборот, только еще больше расстроилась.

Потому что — спорим? — во дворце в Дженовии не выставляют к завтраку зеленые пластмассовые стаканы в виде кактусов.

— Миа, нам надо поговорить, — сказал папа. С этих слов всегда начинаются его самые отстойные лекции. Правда, сегодня он вдруг отвлекся и как-то странно уставился на меня. — Что с твоими волосами?

— А что?

Я осторожно потрогала голову. Мне казалось, что сегодня мои волосы для разнообразия выглядели почти прилично.

— Все нормально у нее с волосами, Филипп, — вмешалась мама, которая всегда старается избавить меня по возможности от папиных лекций. — Садись, Миа, завтракай. Я подогрела тебе сироп для гренок, как ты любишь.

Я была очень благодарна маме. Правда. Но я не собиралась обсуждать свое будущее в Дженовии. Еще чего. Так что я быстро сказала:

— Ой, спасибо, супер, но мне уже надо бежать. У нас сегодня тест по истории мировой цивилизации, и мы с Лилли договорились вместе все повторить перед уроком.

— Сядь.

Ого. Оказывается, папа, когда захочет, умеет разговаривать командным голосом, как капитан звездолета перед галактическим собранием.

Я села. Мама положила на мою тарелку несколько гренок, я полила их сиропом и даже откусила один из вежливости. На вкус как картон.

— Миа, — начала мама. Она все еще надеялась обойтись без лекции. — Я знаю, как ты расстроена, но на самом деле все не так плохо, как тебе кажется.

Ага. Вы мне как снег на голову сообщаете, что я принцесса, и что? Мне теперь прыгать от счастья, что ли?

— Я уверена, — говорила мама, — что большинство девочек были бы счастливы узнать, что их папа принц.

Я с такими девочками незнакома. Хотя нет, неправда. Лана Уайнбергер наверняка была бы рада. Да она вообще по жизни принцесса.

— Только представь, сколько у тебя будет всяких прекрасных вещей, когда ты переедешь в Дженовию! — Мама с сияющим лицом принялась перечислять все эти прекрасные вещи, но ее голос звучал как-то ненормально, как у мамы из телесериала. — …Например, машина! Ты сама знаешь, как сложно ездить на машине в большом городе, но в Дженовии, как только тебе исполнится шестнадцать, я уверена, что папа купит…

На это я заметила, что Европа и без моей машины страдает от загрязнения атмосферы. Выхлопные газы — одна из основных причин истончения озонового слоя.

— Ну хорошо, но ты ведь всегда мечтала о лошади, правда? В Дженовии у тебя будет лошадь. Такая симпатичная, серая, в яблоках…

Она попала по больному.

— Мама, — проговорила я, чувствуя, как глаза против воли наливаются слезами. Их невозможно было сдержать, и я вдруг снова разревелась. — Что ты делаешь? Ты что, хочешь, чтобы я уехала жить к папе, да? Я тебе надоела? Или ты хочешь, чтобы я переехала к папе, чтобы вы с мистером Джанини могли… могли…

Я не договорила, потому что начала рыдать в полный голос. Но тут мама тоже заплакала, вскочила со своего места и, подбежав, принялась меня обнимать, приговаривая:

— Ну что ты, милая! Как ты могла такое подумать! — Наконец-то она заговорила как нормальная мама, а не из телесериала. — Я ведь только хочу как лучше для тебя!

— Я тоже, — недовольно вставил папа. Он сидел, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди, и с раздражением смотрел на нас.

— А для меня самое лучшее — остаться здесь и закончить среднюю школу, — сказала я. — А потом я присоединюсь к «Гринпис» и буду спасать китов.

Папа совсем рассердился.

— Ты не присоединишься к «Гринпис», — заявил он.

— Присоединюсь. — Мне было трудно говорить из-за плача, но я все-таки продолжила: — И еще я поеду в Исландию спасать бельков.

— Даже и не думай! — Папа не просто сердился, он был в ярости. — Ты поступишь в колледж. Это будет Вассар, я думаю, или, может быть, Сара Лоуренс.

Я еще сильнее залилась слезами, но не успела ничего сказать — мама вскинула руку.

— Филипп, прекрати, — сказала она. — Это так не делается. В любом случае сейчас Мие нужно в школу. Она уже опаздывает…

Я тут же вскочила, оглядываясь в поисках рюкзака и куртки.

— Мне еще нужно положить деньги на проездной, — сказала я.

Папа издал свой фирменный французский звук — что-то среднее между фырканьем и вздохом, такое: Пфуй! — и буркнул:

— Ларс тебя отвезет.

Я сказала, это ни к чему, потому что мы с Лилли каждый день встречаемся у метро «Астор-Плейс» и садимся на шестой поезд.

— Ларс подвезет и твою подружку.

Я оглянулась на маму. Она смотрела на папу. Ларс — это папин водитель. Он везде следует за папой. Сколько лет я знаю папу, ну вообще-то всю свою жизнь, у него всегда был водитель — какой-нибудь могучий качок, который раньше охранял президента Израиля или другую важную персону.

Только сейчас до меня вдруг дошло, что все эти водители были на самом деле телохранителями.

Жесть.

Вот уж чего я точно не хочу, так это чтобы меня возил в школу папин телохранитель. И как я объясню это Лилли? «А, Лилли, не обращай внимания, это просто папин водитель». Ну да, ага. У нас в школе имени Альберта Эйнштейна есть только одна ученица, которую возят в школу на машине. Это до неприличия богатая девочка из Саудовской Аравии по имени Тина Хаким Баба, ее папе принадлежит большая нефтяная компания. Все смеются над этой девочкой, потому что ее родители страшно боятся, как бы ее не похитили между Семьдесят пятой улицей и Мэдисон-стрит, где находится наша школа, и Семьдесят пятой улицей и Пятой авеню, где она живет. Ее повсюду сопровождает телохранитель, он ходит за ней даже из класса в класс и переговаривается по рации с водителем. Это все-таки перебор, согласитесь.

Но папа уперся с этим водителем и ни в какую. Видите ли, раз я официально стала принцессой, о моем благополучии теперь надо особенно заботиться. Еще вчера, оставаясь Мией Термополис, я преспокойно разъезжала себе на метро, а сегодня, став принцессой Амелией, могу забыть об этом навсегда.

Короче, спорить было бессмысленно. Это было еще не самое плохое из всего, о чем мне предстояло переживать. Например, в какой стране я скоро буду жить.

Папа вызвал Ларса, чтобы тот провел меня от нашей мансарды прямо до машины. Было ужасно неловко, но, выходя из квартиры, я услышала, как папа говорит маме:

— Ладно, Хелен. Так что там за Джанини, о котором упомянула Миа?

Упс.

ab = a + b

вычислить b

ab — b = a

b (a — 1) = a