Град разящих мыслей

Мыслящий Процессор

Произведение в афоризмах содержанием и стилем продолжает направление философии жизни, начатое Фридрихом Ницше, исследуя самые разные вопросы и детали через увеличительное стекло безжалостной критики в попытке найти заветное совершенство бытия. Сегодня, когда человек и бездна неотрывно смотрят друг на друга, только вновь обретённый смысл и непоколебимая вера в собственные возможности могут уберечь нас от духовной гибели и наделить достаточной силой, чтобы выдержать взгляд пустоты. Я обращаюсь ко всем, кто намерен превзойти самих себя, кто ищет вдохновения и хранит надежду. Мы пойдём вслед за мечтой. «Град разящих мыслей» – это произведение в движении, переменчивое и опасное. Здесь память о прошлом, неуловимость настоящего и влечение к будущему. Здесь вся человеческая жизнь.

Культура, искусство

Смысл культуры — надуманное превосходство «земли обработанной» над «землёй нетронутой». Вера в несовершенство природы и неумолимое притяжение к пересозданию её в улучшенном виде.

Противопоставление культурного природному есть не что иное, как хорохорство человека своими способностями. Но кто наделил его ими?

Обратное же стремление к совмещению, к примирению следует понимать как снискание прощения.

Исконная культура вершится, когда творимое человеком является продолжением природы, а не заменой.

Культура есть окольный путь проживания. Ибо прямые дороги нас унижают.

Мы познали свои сложности и сделали их предпочтительными, заклеймив оскорбительную простоту.

Полагать, будто культура служит нам фиговым листком, в корне ошибочно, поскольку собственно стыд вскормлен культурой.

Достижение культуры не в том, что человек одет, а в том, что у него появилось лицо.

Культура — это пик людского единения, это хор индивидуальностей.

Искусство не принадлежит культуре. И ране, и ныне. Но культура замалчивает, приписывает, нагло обманывает. Более того, если прямо нырнуть в неё, набрав полную грудь воздуха, окажется, что дно культуры целиком выложено искусством. Добровольно ли, хочет ли оно, свободное и строптивое, такого отношения? Культура, как и религия, были вдохновениями искусства.

Но не принадлежит оно и природе, будучи ему тем же вдохновением. Тогда, может, правом на него владеет человек? Что вы! Это искусство владеет правом на человека.

Я не чувствую Культуры — лишь какой-то вакуум с плавающими случайностями.

Арабо-мусульманский мир, будучи оазисом действующей культуры сегодня (хоть и страдающей от стадности), день ото дня испытывается всесторонним угнетением пустыни и, к сожалению, уступает изнутри.

Места затоптаны, виды рассмотрены, реликвии залапаны. Наследие облеплено саранчой, имя которой — турист.

Когда ценности дешевеют до потребностей, люди встают на четвереньки.

Культура с обломанными шипами обречена на гибель от самых слабых.

Если ценности не излучают опасности и прикосновение к ним не ограничено, если осквернение не преследуется карой — культура не достойна жить.

В условиях культурной пассивности главенствует плебейский уклад. Ни запрета, ни святости, ни долга.

Почему, чтобы познакомиться с культурой, мне советуют музей?

Культура рождается в прошлом, даже если и волочится до сих пор.

Культурой становится обработанное эхо. Сам голос занят жизнью.

Я рекомендую боль и наслаждение для тех, у кого серьёзные культурные запоры.

Если под моралью — свод критериев оценки, то под культурой — плоды его применения. Культура — это рассказ морали о самой себе.

Субкультура — это результат детского недомогания.

Слова в нас плавают рыбами в безбрежных водах контекстуального океана. Так сумеем ли понять, что выловили?

Если не вкладывать в слова собственный смысл, то и детей надобно иметь приёмных.

Язык не подходит для общения. Ввиду того, что становится личным, никому более не доступным.

Если язык не подчиняется никак, что проще — свой создай!

Так послушай, бездарь, как можешь ты создать, коль даже освоить-то не смог?

Текст — одна из сложнейших субстанций. И чем глубже её постигаешь, тем сложнее она становится.

Искусство ни на йоту не облагораживает человека. Но даёт ему повод возомнить.

Технологии столь тесно переплелись с искусством, что для воспроизведения ему вскоре не потребуются люди. Его будут оплодотворять запрограммированные машины.

Уже давно искусство спит в постели научных достижений.

Как ни парадоксально, но человек вовсе не ревнует, а наоборот — всё больше стремится к самоустранению. Куда же подевалась его гордость?

Развитие средств выражения, наделение их возрастающими полномочиями обусловлено желанной попыткой людей малоимущих в таланте и духе заявить о себе как о ком-то способном… претендующем на равенство с великими мира сего. Ведь чем проще предмет выражения — кисть, к примеру, или грифель, — тем огромней разверзается пропасть меж светилом и тусклым бликом.

Искусство не только выражение, но и в равной степени мастерство. И чем больше преодолевает, чем сложнее в освоении, чем требовательней и беспощадней, тем значительней становится результат. Нечто должно быть испытано, чтобы называться Искусством.

Меня очаровывает искусство боя с мечом. Оплошность наказывается кровью, ошибка карается смертью. Лезвие — дух, рассекающий воздух, дух, рассекающий плоть.

Возможно ли мастерство чрезмерное?

Здесь человек покидает свой край, недосягаемое простирает руки навстречу.

Если искусство хочет жизни, однажды должно подчиниться смерти. Нет участи горше, чем бальзамирование.

Засохшие краски — трагедия живописи.

Искусство затерялось в своих определениях. Мы в большей степени думаем о нём, нежели ощущаем его. Каждая мысль вырастает высоким деревом, заслоняющим солнце — искусство тихо бродит в дремучем лесу, оплакивая свой утраченный курс, свою прямоту, свою ясность.

Конец ознакомительного фрагмента.