Мороженое со вкусом лета

Морган Мэтсон, 2016

Со стороны жизнь Энди кажется идеальной. Да и как же иначе, если она дочь известного политика и всегда на виду. Девушку ждет престижная летняя стажировка. Ее окружают лучшие подружки. Она не обделена вниманием парней (и не важно, что все ее отношения длятся не дольше трех недель). Такой жизни можно только позавидовать! Все меняется, когда вокруг отца Энди разгорается публичный скандал. Теперь девушка вынуждена провести все лето в городе, подрабатывая в фирме по выгулу собак. Не о таком лете она мечтала! Но, похоже, мироздание приготовило девушке сюрприз. Это лето она запомнит навсегда!

Глава 3

На следующее утро мой телефон зазвонил в семь.

Я повернулась на бок, взяла его и, прищурившись, посмотрела на экран. Номер был незнакомый, однако по коду можно было определить, что это регион Балтимора.

— Алло, — ответила я сонным голосом.

— Доброе утро, — ответила женщина на другом конце. — Меня зовут Каролина, я звоню по поводу программы молодых ученых в Университете Джона Хопкинса. Могу я поговорить с Александрой Уокер?

— Это я.

Я на мгновение убрала телефон подальше от лица, торопливо откашлялась и села прямо. Одних только слов «молодые ученые» было достаточно, чтобы я ощутила волнение. Может, она звонит, чтобы в последний момент напомнить о чем-нибудь важном, или это официальное приветствие накануне программы.

— Вот как, — она кашлянула, и я услышала шуршание каких-то бумаг. — Простите за столь ранний звонок.

— Я уже встала, — соврала я, надеясь, что мой голос звучит убедительно. — Не могу дождаться завтрашнего дня и начала программы.

Повисла пауза, и на том конце снова зашуршали бумаги.

— Да, — сказала она, и затем я услышала, как женщина достаточно громко вздохнула, как бывает, если происходит что-то ужасное. — К вопросу об этом. Мне крайне жаль, но мы вынуждены отменить ваше зачисление на программу в этом году.

Дважды моргнув, я почувствовала, как холодею.

— Простите? — переспросила я, включив звук в телефоне на максимум и изо всех сил прижимая его к уху, предположив, что просто ослышалась.

— Да, боюсь… — на том конце снова зашуршали бумаги, и мое сердце вдруг забилось быстро-быстро, словно я выпила свою дневную порцию латте одним глотком. — Дело в том, что доктор Риццоли отозвал свое рекомендательное письмо, и, поскольку в вашем пакете документов не было другого, место было передано одному из студентов из листа ожидания.

— Что? — прошептала я, сжимая телефон так сильно, что костяшки побелели. — Я не понимаю, то есть хочу сказать… можно же сделать что-то еще?!

— Боюсь, что нет. Это место уже занято. Прошу извинить за столь позднее уведомление, но доктор Риццоли прислал электронное письмо только вчера вечером, — сказала она, и я услышала в ее голосе облегчение, словно с самой сложной частью она уже справилась и мечтала просто закончить этот разговор как можно скорее. — Ваш депозит и внесенная плата за обучение, конечно же, будут возмещены.

— Подождите, — сказала я, хотя мне совершенно нечего было на это ответить, но я чувствовала, что нужно как-то продолжить этот разговор, чтобы попытаться найти какой-то выход. Это сон. Это не может быть правдой.

— Еще раз приношу наши извинения, — сказала она, и я прямо-таки почувствовала, как ей хочется положить трубку. — Мы будем рады вашей повторной заявке в следующем году.

— Но… — проблеяла я, мечтая соображать быстрее, — я…

— Хорошего дня.

Секундой позже связь оборвалась, и я осталась в недоумении глядеть на свой телефон. Разговор, полностью уничтоживший мои планы на лето и, возможно, ставящий под угрозу мою будущую карьеру врача, занял две минуты тридцать три секунды.

Мое сердце продолжало бешено колотиться, и меня охватило чувство отчаяния и паники. Надо что-то делать, чтобы это исправить. Как угодно, но необходимо все вернуть на свои места. Я не верю, что все закончилось.

Я оглядела комнату. Лучи раннего утреннего солнца падали наискось сквозь жалюзи. Мой взгляд упал на чемодан, который я собрала накануне вечером, практически зазубрив раздел «Что взять с собой» из сопроводительных документов. Необъяснимым образом это усилило мою решимость: я уже собрала вещи. У меня были планы, все мое лето было выстроено вокруг этой программы. И какая-то женщина по имени Каролина не уничтожит все это двухминутным звонком.

Я открыла список контактов и пролистала его. Номера доктора Риццоли у меня не было — только почта, на которую я ему послала письмо с благодарностью. Это все наверняка из-за пресс-конференции. Не было другого объяснения тому, что он вдруг решил отстраниться от всего, что связано с моим отцом, — в данном случае от меня.

Но если он смог послать письмо, которое все разрушило, значит, может послать и другое, которое все исправит. В конце концов, еще есть немного времени: программа начинается только завтра. Мне просто придется убедить его, что отец тут совершенно ни при чем и он должен связаться с Университетом Джона Хопкинса и сказать, что то письмо было ошибкой: случайно отправилось из черновиков — что угодно, мне было все равно, что именно он им скажет. Но Риццоли был просто обязан все исправить.

И у меня было ощущение, что он не сможет мне отказать, когда я предстану прямо перед ним.

Я выскочила из постели и бросилась к шкафу.

Через двадцать минут я сидела в своей машине, припаркованной через дорогу от дома доктора Даниэля Риццоли. Он жил на Саунд Бич на первой береговой линии. Чем ближе к берегу, тем дома стоили дороже: красивые, огромные, пугающе роскошные. Дом доктора Риццоли не был исключением. В последний раз я была здесь на отцовском мероприятии по сбору средств. Ворота были широко распахнуты, вдоль дорожки горели фонари со свечами, парковщики в белых пиджаках сновали повсюду, принимая машины гостей.

Мой телефон, лежавший в подстаканнике, завибрировал. Я посмотрела на экран: сообщение от Палмер. Они с Томом собирались позавтракать в закусочной и интересовались, не хочет ли кто-нибудь присоединиться. Я понятия не имела, почему они встали так рано, но точно не хотела отвлекаться на переписку. Мне нужно было сконцентрироваться. Я положила телефон экраном вниз на пассажирское сиденье и опустила солнцезащитный козырек с зеркальцем, чтобы в последний раз проверить, все ли в порядке. Я хотела выглядеть компетентной и достойной рекомендации, но не слишком строгой — в конце концов, еще нет даже восьми утра. В итоге я остановилась на синих джинсах и рубашке, и поскольку не хотела тратить время на прическу, то просто завязала волосы в узел на затылке, добавила капельку блеска для губ, затем бросила его в сумку и подняла щиток.

— Ладно, — я вдохнула, задержала дыхание на семь секунд, а затем выдохнула в течение десяти. Это было единственное знание, которое я вынесла из реабилитационного лагеря: способ замедлить сердцебиение и успокоиться. Я всегда его использовала, находясь в стрессовых ситуациях. И к этому неприятному разговору я была готова. Всю дорогу я, выключив радио, репетировала речь. У меня были готовы аргументы на каждый довод доктора Риццоли. Я справлюсь.

Сделав вдох, я открыла дверцу машины и сощурилась от солнечного света. «Здравствуйте, доктор Риццоли, — репетировала я вполголоса. — Доброе утро, доктор Риццоли. Прошу прощения за беспокойство…» Я кивнула. Да, так я и скажу. Я расправила плечи и двинулась к дому.

На середине улицы я услышала громкий и радостный собачий лай, обернулась — и глаза поползли на лоб. По дороге, высунув язык набок, бежала огромная лохматая белая собака. За ней волочился поводок — его пластиковая ручка билась об асфальт. Похоже, собака была одна. Я с беспокойством огляделась по сторонам — хозяина поблизости не наблюдалось. Эта улица была не слишком оживленной, но мне все равно казалось, что оставлять собаку без присмотра — не слишком хорошая идея.

— Эй! — крикнула я, жестами подзывая ее к себе, уверенная в собственном успехе. — Иди сюда.

Собака остановилась и посмотрела на меня, а потом уселась посреди улицы, не самое удачное решение.

— Ну давай, — кричала я, продолжая жестикулировать, и сделала маленький шаг ей навстречу.

Собака вскочила и отбежала на несколько шагов, а затем снова уселась. Я видела, как она колотит по асфальту длинным хвостом. Похоже, она решила, что мы играем в игру, и ей это очень нравилось.

— Ладно, просто сиди на месте, — сказала я и начала медленно двигаться в ее направлении. Я была всего в паре метров от поводка, лежавшего на асфальте, — если мне удастся его схватить, можно будет решить, что делать дальше.

У меня почти не было опыта обращения с собаками: дома мы их никогда не держали, мои подруги — тоже. У Палмер были полудикие кошки, которые приходили и уходили, когда вздумается, а у Бри была Мисс Капкейкс, злобное кошачье отродье. Впрочем, у Натана Трентона, с которым я встречалась в десятом классе, была классная собака, которая мне очень нравилась. Он постоянно жаловался, что его пса я люблю больше его самого, — когда я осознала, что он прав, я его бросила.

Я осторожно подбиралась к собаке, которая продолжала стучать хвостом по асфальту и смотреть на меня, открыв пасть и свесив язык, и могла поклясться, что она мне улыбалась. Я медленно вытянула руку, глядя ей в глаза и продолжая аккуратно приближаться.

— Берди! — послышался громкий испуганный голос. Я обернулась и увидела несущегося по улице и лихорадочно оглядывающегося парня. Как только он заметил собаку, то сразу же расслабил напряженные плечи — это было заметно даже на расстоянии. Он припустил еще быстрее, а я повернулась к собаке, и в этот момент поняла сразу две вещи.

Во-первых, собака явно собиралась сбежать. Она, похоже, решила, что ее любимая игра набирает обороты. Во-вторых, на улице показалась машина, которая ехала в нашу сторону намного быстрее, чем было разрешено правилами.

Я бросилась к собаке и схватила поводок, а затем потащила ее прочь с дороги. Поначалу она сопротивлялась, но потом, решив, что это весело, побежала сначала рядом со мной, а затем обогнала меня и сбила с ног. Падая, я услышала скрип тормозов, а парень закричал: «Эй!». Машина резко развернулась и помчалась в обратную сторону, по-прежнему на большой скорости.

Пес принялся лезть мне в лицо своей мокрой мордой, и я оттолкнула его, садясь и все еще не выпуская из рук поводка, на случай если он — теперь мне было ясно видно, что кобель — снова попытается сбежать. Он был очень большим, с пушистой белой шерстью и розовым носом. Длинный хвост загибался вверх, глаза были черные с короткими белыми ресницами. Пес ни на секунду не остановился, то вскакивая, то садясь обратно и снова пытаясь облизать мое лицо, словно был невероятно счастлив оттого, как все обернулось, и его широкая улыбка была по-прежнему на месте.

— Успокойся, — сказала я, слегка ослабив хватку, стряхивая грязь с джинсов, а затем протянула руку и погладила пса по голове, несмотря на то, что он не слишком-то этого заслуживал. Его хвост застучал по земле еще быстрее, и он склонил голову, как бы намекая, что на самом деле я должна чесать за ушами.

— Берди! — парень бежал к нам, судя по крикам, почти задыхаясь. — Извините… вы в порядке? А пес? — он остановился и согнулся, уперев руки в колени и пытаясь отдышаться.

— В порядке, — ответила я, поднимаясь. Все обошлось — возможно, завтра на бедре образуется синяк, но не более того.

Пес посмотрел на меня снизу вверх, склонив голову набок, и я не могла не признать, что он был довольно милым. На мгновение я посочувствовала ему из-за дурацкой клички — Берди. Серьезно? Птенчик? Как вообще можно было так назвать собаку? Я отряхнула руки и еще раз почесала пса за ухом. Шерсть была мягкой, шелковистой, и ее было так много: казалось, промокни он, сразу же уменьшится в размере наполовину. Заметив металлический ярлычок на зеленом кожаном ошейнике, я прочла гравировку «Берти». Все же лучше, чем Берди, но не намного.

— Держи, — сказала я, передавая поводок парню, который все еще никак не мог отдышаться. Я не хотела грубить: от этого меня отучили много лет назад, сначала родители, потом Питер, — но и не пыталась быть вежливой с человеком, не способным уследить за питомцем. Кроме того, у меня были дела.

Парень выпрямился и улыбнулся мне:

— Спасибо.

Я непроизвольно отступила на шаг назад. Издалека парень показался мне старше — лет двадцати. Но сейчас я видела, что мы примерно одного возраста.

Он был всего сантиметров на пять выше меня, то есть примерно метр семьдесят пять, стройный, широкоплечий, с темно-русыми коротко подстриженными и аккуратно причесанными волосами и темно-карими же глазами; одет в черную рубашку с крупной желтой надписью «Тот дроид, которого ты ищешь». Мне это что-то смутно напомнило, но я не могла понять, что именно. На щеках у парня две глубокие ямочки. словно его улыбку взяли в круглые скобки, что притягивало внимание, поэтому я поспешила отвести взгляд. Он носил очки в оправе, сверху ровной, а книзу скругленной. Когда мы взглянули друг на друга, он заулыбался еще шире.

— Не за что, — ответила я, отступая еще на шаг.

— В самом деле извините, пожалуйста, — сказал он, глядя на пса. — Не могу понять, как так вышло, что он вырвался у меня из рук вместе с поводком.

Парень пожал плечами и засунул руки в карманы. Только когда Берти вздернул голову, парень сообразил, что в одной из них по-прежнему зажат поводок. Я заметила, что его щеки, а с ними и кончики ушей покраснели.

— Хм, — замялся он и откашлялся. — Я не очень умею управляться с собаками, — с каждым словом его голос становился все тише.

Я собралась возразить, что это довольно глупое оправдание, так как у него уже есть собака, но передумала.

— Ничего, — сказала я и улыбнулась напоследок, перед тем как снова повернуться в сторону дома доктора Риццоли. Я даже сделала несколько шагов в его направлении, когда поняла, что вся эта собачья драма разыгралась прямо перед его окнами. Велика ли вероятность, что он видел все, что произошло?

Пес рванулся ко мне, парень прикрикнул на него: «Берт!», оттаскивая в сторону, вслед за чем послышалось тонкое расстроенное поскуливание. Но мое внимание было занято совсем другим.

Я изучала фасад дома доктора Риццоли и постепенно теряла всякую надежду. Шторы были опущены. Нигде, насколько можно было разглядеть, не горел свет, не было машин на подъездной дорожке, и, что самое красноречивое, переднее крыльцо покрывал слой опавших листьев. Так что доктора Риццоли либо нет в городе, либо он довольно давно не выходил из дома. Почему я вообще решила, что он будет меня дожидаться в полной готовности исправить свою ошибку и позволить мне поехать на программу?

Я разглядывала дом, убеждая себя, что смогу решить проблему, что еще ничего не кончено. Можно достать его номер, позвонить ему, заставить передумать… Но еще только обдумывая этот план, я уже знала, что он не сработает. Эмоции, которые привели меня сюда, начинали проходить, и я осознала реальную ситуацию: доктор Риццоли послал письмо в Университет Джона Хопкинса, и меня исключили из программы. Он сделал это осознанно и вряд ли передумает, даже если я вежливо его попрошу.

Я почувствовала, как сейчас расплачусь, поэтому повернулась и пошла в другую сторону, к своей машине, скрестив руки на груди.

— Эй, ну так… еще увидимся? — крикнул парень мне вслед, и я услышала в его голосе волнение и надежду.

В других обстоятельствах я бы нашлась, что ответить. В конце концов, он был симпатичным, хотя и совсем не умел обращаться с собаками. Но не сегодня, когда вся моя жизнь разбилась вдребезги и лежала у ног.

— Думаю, нет, — сказала я, глядя вперед и открывая дверцу своей машины. — Я живу не в этом районе. — Я забралась в машину, но не завела ее — в первую очередь потому, что совсем не представляла, что теперь делать и куда ехать.

Парень повернулся и пошел обратно, вверх по улице. Я еще несколько секунд наблюдала за ними — Берти бросился бежать, и парень, спотыкаясь, тащился за ним в нескольких шагах позади.

Я заставила себя отвернуться и взяла телефон. Разблокировала и замерла. Если сейчас же не прекратить думать о последствиях для будущего, я сойду с ума. Нужно что-то делать дальше. Я посмотрела на экран, где все еще было открыто сообщение от Палмер, и Бри ответила, что она придет, если сумеет вытащить Тоби из кровати.

Я пока не знала, что собираюсь делать, но точно не стоило начинать, не выпив кофе.

Я

Я с вами. Буду через 15 минут.

Я медленно выдохнула и завела машину. Еще раз оглянулась, чтобы посмотреть, где парень и его собака, но они уже скрылись из виду.

Это место мы всегда называли просто «закусочная», хотя, если верить меню, у кафе было название: «Лучшие дни». Я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь так его называл, но это объясняло наличие песен Брюса Спрингстина в автоматических проигрывателях, которые стояли на каждом столике. Мы ходили сюда с восьмого класса, в те времена, когда нас еще не приглашали на вечеринки, а нам очень хотелось уйти из дома в субботу вечером. Мы были здесь завсегдатаями и прекрасно знали, кому из официантов мы симпатичны, а кто нас на дух не переносит, и какой из менеджеров самый симпатичный.

Здесь мы собирались, чтобы посмеяться, посплетничать или поругаться. На парковке перед закусочной я целовалась с мальчиком, от которого пахло молочным коктейлем и картошкой фри. Именно здесь мы встретились на утро после того, как Палмер впервые переспала с Томом, и обсудили каждую деталь над тарелками с блинами и вафлями.

В этот ранний час посетителей было мало, так что я смогла припарковаться прямо у входа. Я вскарабкалась по ступенькам, потянула за металлическую ручку двери и прошла мимо автоматов с леденцами и игровых автоматов. На одну из этих игр Бри два года назад просто подсела. Табличка была повернута стороной «Садитесь где вам угодно», так что я сдвинула солнцезащитные очки на лоб и осмотрела помещение. Наша любимая кабинка была занята какой-то семьей: дети вопили, а родители игнорировали их, увлекшись газетами. Я поискала глазами нашу запасную кабинку, увидела Палмер, сидевшую в одиночестве, и быстро направилась к ней, все еще чувствуя себя выбитой из колеи. Но возможность обсудить ситуацию с лучшей подругой наверняка поможет поправить положение.

— Привет, — сказала я, ныряя в кабинку и садясь напротив. Перед Палмер стояла наполовину съеденная тарелка с вафлями и ее любимая ванильная кола.

— Привет, — она с удивлением посмотрела на меня своими голубыми глазами. — Как ты быстро. Превысила скорость?

— Не совсем, — ответила я, взяла меню, но быстро закрыла, потому что и так хорошо знала, что завтраки, сырные палочки, бургеры, сэндвичи можно заказывать без опасений. А некоторые блюда нельзя употреблять в пищу ни при каких обстоятельствах. Палмер нравилось заключать пари, и в прошлом году она заставила Тоби заказать омара за семь долларов. Принесенное блюдо выглядело настолько подозрительно, что подруга немедленно прекратила спор, пока никто из нас не получил пищевое отравление.

— Я была на Саундвью, — начала я, — и…

— Привет, Энди, — сказал Том с улыбкой, подходя к столу, затем посмотрел туда, где сидела я, и улыбка исчезла. — Ты что, заняла место?

— Боюсь, что так, — сказала Палмер и похлопала ладонью по дивану рядом с собой: — Забирайся, солнышко.

У нас была четкая схема рассадки в закусочной: мы с Палмер садились напротив друг друга у стены, ближе всего к проигрывателю, Бри — рядом со мной, а Тоби — напротив нее. Если кто-то из нас отсутствовал, Том занимал место напротив Палмер, когда же все были в сборе, то он усаживался на табурет в конце стола, но никогда не проявлял недовольства — памятуя, что это правило появилось в нашей компании раньше него. За последние три года Том де-факто стал ее частью, но при этом всегда уважал наше единство и каким-то шестым чувством определял моменты, когда нам нужно было остаться вчетвером.

Том уселся рядом со своей девушкой и чмокнул ее в щеку, а затем посмотрел на полупустую тарелку.

— Хочешь блинов? — предложил он, но я помотала головой.

С Томасом Харрисоном я была знакома с третьего класса и никогда не обращала на него особого внимания. Тихий, опрятно одетый, он ничем особо не выделялся, в средней школе участвовал в каждом спектакле, получая в основном второстепенные роли, но был замечен и в главных. Не зная Тома, можно было бы подумать, что он гей, потому что никто никогда не видел его с девушкой.

На третий день учебы в девятом классе я стояла у шкафчика, пытаясь сообразить, куда засунула учебник по биологии, и тут Палмер схватила меня за руку.

— Кто это? — прошептала она более возбужденным, чем обычно, голосом.

— Где? — спросила я, заглядывая за спину Тому Харрисону, который аккуратно убирал книги в шкафчик, и пытаясь понять, про кого говорит Палмер.

— Да вот же! — прошептала она, впиваясь ногтями мне в руку, и тут я поняла, что она смотрит прямо на Тома, а ее щеки пылают. Через неделю они начали встречаться, и с тех пор не расставались.

— Так вот, — я наклонилась вперед, намереваясь рассказать им о случившемся. Всю дорогу мои мысли беспорядочно скакали, и я не могла сконцентрироваться ни на чем конкретном, что помогло бы понять, как действовать дальше. Я надеялась, что, пока буду им рассказывать, меня осенит. — Значит, в семь утра у меня звонит телефон, и…

Я резко замолчала, потому что заметила, что Палмер одета, как обычно, в джинсы и майку, а вот на Томе рубашка с воротником, который высовывается из-под узорчатого красно-белого рождественского свитера. И если в рубашке не было ничего необычного — он всегда одевался так, словно идет на торжественное мероприятие, то со свитером было что-то не так.

— Том, почему ты выглядишь как на рождественской открытке?

Он собрался ответить, но тут перед нами выросла Карли, одна из официанток, которая нас на дух не выносила, с карандашом и планшетом наготове.

— Готова заказать, куколка?

Карли всем давала прозвища. Тоби она называла «Веснушки», отчего та была вовсе не в восторге.

— Мне, пожалуйста, завтрак номер один с хрустящим беконом и диетической колой.

— Белый или ржаной? — ни секунды не медля, спросила Карли.

— Белый, слегка поджаренный. Даже скорее подогретый, чем поджаренный. И картофельные оладьи вместо картошки по-домашнему.

— Ясно, — Карли собралась уходить.

— Сделайте, пожалуйста, бекон очень хрустящим, — вмешалась Палмер, слегка наклонившись вперед. — Зажарьте его до такой степени, чтобы вам показалось, что его теперь его невозможно прожевать, — и это будет идеально.

— Хорошо, — ответила Карли тем же тоном, что на мои комментарии о степени прожарки тостов, поэтому я не была уверена, что она вообще что-то слышала.

— Спасибо, — сказала я Палмер, когда Карли ушла.

— Я просто пытаюсь сэкономить время, — ответила та с ухмылкой. — Помнишь историю с беконом в прошлом мае?

Том поежился:

— Я помню.

Я закатила глаза, потянулась к стакану с водой, стоявшему возле Палмер, и отхлебнула:

— Не было никакой истории, — и снова перевела взгляд на Тома: — Ну так почему у тебя Рождество в июле?

— Праздник не праздник без домашней ветчины! — серьезно сказал мне Том. — В этом году я хочу получить ее в подарок на Рождество.

Я уставилась на него:

— Ничего не понимаю.

— Это для прослушивания, — сказала Палмер с гордостью в голосе. Они оба поддерживали друг друга во всех начинаниях и до сих пор думали, что им невероятно повезло. Если бы это были не Палмер и Том, такое единодушие трудно было бы выносить. — В Нью-Йорке, — добавила она.

— Вот как, — протянула я, все наконец стало проясняться.

Том завел себе агента, когда прошлой осенью кто-то заметил его в постановке «С собой не унесешь»^[5]. С тех пор он довольно часто ездил в Нью-Йорк на прослушивания, нервно сжимая в руках лучшую фотографию, которую мы все помогали ему выбрать. Он даже попал в пару региональных рекламных роликов, но ничего стоящего ему пока так и не предложили.

— Но почему ты сейчас так одет? — спросила я. — Тебе не жарко?

— Немного, — сознался он, отхлебывая воду. — Но я хочу вжиться в роль, понять, почему для Дэвида — я решил, что его будут звать Дэвид, — так важна ветчина, что он хочет ее на Рождество. Может быть, в его жизни не хватает чего-то другого? Это ведь может быть правдой?

— И свитер тебе помогает найти ответы на эти вопросы?

— Уж точно не мешает, — сказал Том, делая еще один большой глоток.

— Ладно, — Палмер повернулась ко мне. — Твой телефон звонит в семь утра, и что дальше?

— Да, точно, — сказала я. — Я вижу код Балтимора и, конечно, поднимаю трубку. И…

— Мы пришли! — возле стола появилась Бри и за ней Тоби с мрачным выражением лица.

Том вздохнул:

— Я, кажется, снова лишился своего места.

— Боюсь, что так, — лучезарно ответила Палмер, и Том выбрался из кабинки и пошел искать стул.

— Привет, — поздоровалась Бри, забираясь в кабинку рядом со мной. — Простите, что так поздно. Тоби пришлось в буквальном смысле вытаскивать из кровати.

Я посмотрела на Тоби, которая тяжело привалилась к Палмер, и выглядела так, словно через пару секунд заснет.

— Эй, Тобс, — окликнула я.

— Чертовски рано, — простонала она, потирая глаза. — Почему ни у кого за этим столом нет кофе?

— Мы закажем тебе кофе, — быстро сказала Бри, уже оглядываясь в поисках официантки. — Ты прямо как ребенок.

— Детям не нужен кофе, — возразила Тоби, утыкаясь лбом в руку Палмер, которая рассеянно погладила ее по голове. — Потому что им дают поспать.

— Тебе все равно надо было вставать, — твердо сказала Бри. — Через час на работу, и я не собираюсь брать на себя ответственность, если ты там случайно заснешь и врежешься в Моне.

Я нахмурилась:

— Что-что?

— А вот и я, — Карли снова появилась у стола с моим заказом и колой, не придав значения тому, что за столом сидят два новых человека, а один из прежних гостей куда-то исчез. — Принести тебе что-нибудь, Веснушки?

— Кофе, — ответила Тоби, садясь чуть прямее. — И, может, еще вафли? — и вопросительно посмотрела на Бри.

Тоби почти никогда ничего не заказывала только для себя, а всегда предлагала разделить заказ с кем-нибудь, обычно с Бри, и часто спрашивала, не хотим ли мы взять что-нибудь «на всех».

— Да, вафли — это хорошая идея, — согласилась Бри. — И мне черный чай.

— Минутку, — сказала Карли и снова исчезла.

Я посмотрела на тарелку — бекон был почти черным, что меня несказанно обрадовало, — и поняла, что очень хочу есть. Только я подцепила на вилку немного яичницы, как появился Том, таща за собой стул с таким видом, словно последние силы оставили его.

— Простите, — сказал он. Его лицо покраснело в цвет свитера. — Я вернулся.

Бри недоуменно посмотрела на парня и указала на его одежду:

— Что вообще происходит?

— Это Дэвид, — ответила я, вгрызаясь в бекон, — и он хочет ветчину в подарок на Рождество.

— Праздник не праздник… — начал было Том, но Палмер его перебила.

— У Тома сегодня прослушивание, — сообщила она вновь прибывшим, а затем опять повернулась ко мне: — Энди собиралась рассказать нам о чем-то важном.

— Эй, подождите, зачем вообще хотеть ветчину на Рождество? — вклинилась Тоби, чей голос теперь звучал гораздо бодрее. — Это же очень странно.

— Именно! — воскликнул Том, наклоняясь в ее сторону. — Как раз об этом я и думал.

— Энди! — очень громко перебила Палмер, и все повернулись ко мне.

Я положила вилку, сделала глоток колы и поведала им обо всем, что произошло сегодня утром. Когда я закончила, яичница выглядела абсолютно остывшей, а подругам уже подали вафли.

— Не понимаю, как они вообще смогли это сделать, — проговорила Палмер, наклоняясь ко мне через стол. — Разве они имели право аннулировать твое участие по такой причине?

— Судя по всему, да, — ответила я и почувствовала, как сердце снова учащенно забилось. — Все планы на лето рухнули.

Внезапно в памяти всплыли слова Тофера. Месяц назад, когда он только начал поиски подходящего места для стажировки, хороших предложений уже не было. И это означало только одно — мои дела очень плохи.

— Этот доктор Риццоли — просто мерзавец, — сказала Тоби.

— Абсолютный, — поддержала Бри.

— То есть, — пробурчала Тоби, поддевая на вилку кусочек вафли, — он тебя даже не предупредил?!

— Не слишком вежливо с его стороны, — добавил Том со своего конца стола. — Кстати, ты собираешься доедать бекон?

Я подвинула тарелку в его сторону, размышляя о том, действительно ли он проголодался или просто пытается еще больше вжиться в роль любителя свинины.

— Подожди, но ведь это означает, что летом ты останешься здесь! — радостно вскрикнула Тоби. — Это же здорово!

Я сурово посмотрела на нее, и она поспешила исправиться:

— Ну, конечно не для тебя, а для нас.

— Ничего хорошего! — ответила я громче, чем собиралась, так что семья, занявшая нашу любимую кабинку, оглянулась на меня. — Все полетело к чертям. Сейчас я уже не найду ничего приличного, так что в моем резюме будет пробел. А лето — самое важное время, чтобы найти престижную стажировку!

Я прямо почувствовала, как стучит мое сердце, словно оттого, что я проговорила это вслух, произошедшее стало более реальным.

— У нее истерика, — прошептала Тоби.

— Я вижу, — тоже шепотом ответила Бри.

— Энди, — сказала Палмер, толкая под столом мою ногу, пока я не подняла на нее глаза, — расскажи лучше про того симпатичного парня с собакой.

— Это неважно! — взвилась я.

— Как он выглядел? — не отставала она, подаваясь вперед и снова толкая меня ногой.

— Не знаю, — буркнула я. Мне не хотелось вспоминать парня с собакой — у меня было много проблем, о которых стоило подумать в первую очередь. Похоже, Палмер пристала ко мне просто для того, чтобы отвлечь и заставить успокоиться, но, когда она особенно сильно пихнула меня, мне пришлось ответить — иначе бы она не отстала. — Ладно. Темные волосы. В очках. На футболке что-то про дроидов…

Услышав это, Бри и Том подняли глаза:

— «Звездные войны»? — заинтересованно спросила Бри.

— Он мне уже нравится, — решительно произнес Том.

— Давайте-ка сосредоточимся, — громко сказала Тоби. — Если Энди не уезжает, в кои-то веки мы все остаемся на лето в городе.

Я поглядела на друзей и поняла, что она права. В прошлом году Бри на месяц уезжала к родственникам в Индию, и страшно паниковала, что у нее начнется амнезия из-за побочного эффекта противомалярийных препаратов. Хотя мы тоже подлили масла в огонь: придумывали разные события, которые на самом деле не происходили, и притворялись, что она тоже должна о них помнить, а потом нарочито выражали беспокойство, когда Бри ожидаемо удивлялась. Стоит ли упоминать, что никаких сувениров подруга нам не привезла.

В позапрошлом Палмер в первой половине лета участвовала в социальной программе — строила дома для пострадавших от урагана в Новом Орлеане — и вернулась с местным акцентом, от которого не могла избавиться аж до ноября.

— Ты же понимаешь, что это означает? — спросила Палмер, многозначительно поднимая брови.

Я ненадолго задумалась, но потом расправила плечи, впервые за сегодня почувствовав, что в жизни есть что-то хорошее:

— «Охота за сокровищами»?

— Именно! — Палмер ударила ладонью по столу так, что зазвенела посуда.

Последние пять лет в августе Палмер, желая немного встряхнуться, организовывала игру «Охота за сокровищами». Это была старая традиция семьи Олден, и, как только мы все сдружились, Палмер создала свою собственную команду. В прошлом году я игру пропустила, лежа в постели с кишечным гриппом; друзья присылали мне фотографии, чтобы я могла хотя бы посмотреть, как им весело. А в позапрошлом отстала от победителя всего на одно очко, и до сих пор не могла успокоиться.

— Ты имеешь в виду мою величайшую победу? — с ухмылкой спросил Том. — На сколько очков я вырвался вперед?

— На девятнадцать, — хором ответили Тоби и Бри.

— Я уже начала составлять список на этот год, — сказала Палмер, обращаясь в первую очередь ко мне. — Будет круто.

— Ладно, — кивнула я, понимая, что это не станет полноценной заменой медицинской программе, но, по крайней мере, обещает быть весело. — А когда?

В своем проигрыше я винила неправильный подход, потому что потратила слишком много времени, пытаясь добраться до «дорогих» предметов, которые сразу приносили много очков, вместо того чтобы просто набрать больше легкодоступных «дешевых». Интересно, сохранился ли у меня где-нибудь тот список? Мне не терпелось начать разрабатывать стратегию.

— Пока непонятно, думаю, в августе, — сказала Палмер, улыбаясь Тому через стол. — Надо будет учесть расписание спектаклей.

— Да, точно, — кивнула я, и мое сердце снова упало. — Пьеса.

Я посмотрела вокруг и поняла, что подруги уже давно построили планы на лето… Бри, увлекавшаяся кино, устроилась на работу в кинотеатр. Тоби на волонтерской основе вела экскурсии в местном художественном музее Пирса (так вот к чему эта шутка про Моне). Том играл в любительском театре, а Палмер была там помощником режиссера.

— Так, значит, у всех, кроме меня, есть план, — подытожила я.

Впервые за всю жизнь я оказалась в таком положении и без малейших идей, как его исправить.

— Ты что-нибудь найдешь, — уверенно сказала Палмер, отхлебнув колы. — В конце концов все будет хорошо.

Это была классическая Палмер, всегда оптимистично настроенная. Казалось, она вообще не умела не думать о хорошем. У них в семье все были такие: не зацикливаясь на проблеме, они придумывали, как ее решить, делали парочку бутербродов и продолжали двигаться вперед.

— Так, ладно, — сказала я, садясь прямо. Возможно, мне стоит этому у нее поучиться. — Мне следует что-то придумать.

Нужен план, и неважно, хороший он будет или плохой, главное, чтобы конкретный.

— Надо что-то делать. Я же не могу болтаться без работы все лето.

— Если что, нам всегда нужны монтажники для сцены, — вклинился Том. — Это, конечно, бесплатно, и неплохо бы иметь соответствующий опыт, но я могу замолвить за тебя словечко.

— И все хорошие стажерские вакансии уже разобрали, — продолжала я, не позволяя себе отвлекаться. — То же касается волонтерских позиций и летних учебных программ.

— А мы здесь еще нужны? — шепотом спросила Тоби у Бри.

— Значит, мне необходимо что-то другое, — продолжала я. Мне очень не хватало ручки под рукой, чтобы начать мозговой штурм. — То, что само по себе может не выглядеть так уж престижно, но что при необходимости можно преподнести в лучшем свете…

— Нет, пожалуй, мы не нужны, — ответила Бри.

— А я тебе говорила, — Тоби покачала головой.

— Мне нужно… — я оглядела закусочную, словно надеясь найти в ней ответ, и с удивлением поняла, что это действительно возможно. У входа висела доска объявлений, на которую я особо никогда не обращала внимания. Она покрыта визитками, фотографиями пропавших животных и… буклетами «Нужна помощь».

— Бри, — сказала я, аккуратно подталкивая ее, — мне нужно выйти.

— Зачем? — спросила она, отклоняясь, чтобы я могла проскользнуть мимо.

— Можно я доем бекон? — крикнул мне вслед Том, когда я в буквальном смысле рванула к доске объявлений и принялась ее изучать.

Ничего многообещающего здесь не было, но некоторые объявления открывали определенные возможности. Я вытащила телефон и принялась фотографировать флаеры. «Ищем учителя на лето — требуется профессиональное знание французского». «ТРЕБУЕТСЯ КОМПЬЮТЕРНАЯ ПОМОЩЬ, ЗА $$». «Нужна помощь няни, 30 часов в неделю». Ничего из этого меня особенно не привлекало, и французский я бросила учить в восьмом классе, но это было уже что-то… Я собиралась убрать телефон, как вдруг мой взгляд зацепился за объявление в самом углу. «НУЖНА РАБОТА НА ЛЕТО? — гласил крупный заголовок. Я присмотрелась. — Достойная оплата! Гибкий график! Опыт работы, который будет выигрышно смотреться в любом резюме! СКОРЕЕ! Звоните или пишите!» Внизу указан адрес электронной почты и номер телефона.

Я прочитала объявление еще раз: может, я пропустила то место, где упоминались должностные обязанности? Но объяснений не было, и меня это несколько насторожило, напомнило тот случай, когда сестра Палмер, Меган, вернувшись из университета на рождественские каникулы, нашла себе, как она думала, работу по продаже ножей, а оказалось, что это часть довольно сложной финансовой пирамиды.

— Ну как, нашла что-нибудь? — спросила Бри.

Я повернула голову, и оказалось, что она перегнулась через мое плечо и тоже смотрит на доску. Я кивнула и показала на странное объявление в углу.

Бри прочитала его и нахмурилась:

— А что надо делать?

— Не знаю, — ответила я, достала телефон и сфотографировала и его тоже. — Но есть только один способ узнать.

Примечания

5

Мюзикл.