(Не) Царевна-лягушка

Мора Крайт (2024)

Я была великой и могущественной черной жрицей, а стала лягушкой, ведь мой храм разрушен, лес заболочен, а тело запечатано в саркофаге. Все, что я теперь могу, так это летать над гробницей и вселяться в жаб, чтобы доскакать до каменного круга и призвать на помощь Чернобога, который вызволит меня из заточения. Чтобы вернуться в свое тело, я должна провести черный обряд, а для этого нужно заставить царевича поцеловать себя в образе лягушки и выйти за него замуж покойницей. Но как мне это сделать, если мой избранник такой же злой и жестокий, как и я?

Глава 2. Злой царевич

— Как спалось, красавица?

Я открыла выпученные красные глаза и по-лягушачьи уставилась на перепачканное сажей лицо какого-то бродяги, от которого так нестерпимо разило нечистотами, что я чуть не заплакала.

— Отвали от меня! — яростно проквакала я, отчаянно вырываясь из его мертвой хватки, передавившей мне брюхо так, что я опять чуть не выблевала свои потроха.

Мужлан задрал голову и открыл рот, словно удав, готовый вот-вот меня проглотить, и вдруг мои внутренности перевернулись, и я выдавила из своей пасти ядовито-зеленую слизь, которую дикарь жадно проглотил, после чего оставил меня в покое.

— Так-то лучше. Если бы я не пил твой яд, давно бы сдох, — с ухмылкой произнес вонючий разбойник и со стоном прикоснулся к бурой повязки на груди, в которой совсем недавно торчала стрела, обломки которой теперь лежали на окровавленном каменном круге. — Стрела была отравлена. Тобой, между прочим. Но я снова выжил. Откуда ты вообще здесь взялась?

Мне тоже было интересно узнать, откуда он взялся в моем лесу? Когда я была великой и могущественной черной жрицей, всех проходимцев скармливали рептилиям по моему приказу!

Я надула пузырь, чтобы грозно квакнуть, как вдруг осознала, что сквозь крону почерневших дубов пробивается солнечный свет, а я до сих пор сижу на каменном круге в теле этой проклятой лягушки, вместо того, чтобы парить в сумраке подземной гробницы.

Неужели я свободна?

Я осторожно отпрыгнула в сторону, потом сделала еще три прыжка и замерла, прислушиваясь к своим ощущениям.

Ничего.

Я больше не чувствую свое тело, словно оно по-настоящему умерло, но почему я тогда до сих пор здесь, в теле этой мерзкой жабы? Где же мой торжественный переход в мир богов?

— Иди сюда, — вдруг ласково произнес немытый мужлан и ловко поймал меня, ткнув в мое брюхо лезвием складного ножа. — Пора нам с тобой искупаться. Я нырну в озеро, а ты — в суп. Яда в тебе больше нет, а вот мякоти — достаточно, чтобы поддержать мои силы до обеда.

О, нет!

Да у меня одна кожа да кости! Накопай червей или разори муравейник, дикарь!

Я, конечно, хотела совершить великий переход, но не так. Быть заживо сваренной, а потом съеденной — это еще хуже, чем быть навеки заточенной в гробнице.

Тем временем бродяга уже поднес меня к бурлящему закопченному котелку, в котором плавала какие-то ветки и зеленые клубни.

Я изо всех сил вцепилась в его руку, стараясь выделить столько липкого яда, сколько смогу, но мое брюхо давно переварило мух, поэтому я сделала то, что делают все девицы, оказавшиеся в беде — позвала на помощь.

«О, Великий Отец Тьмы, Чернобог! Не дай мне умереть так позорно! Я была самой сильной и могущественной черной жрицей, залившей кровью храмы твои и погубившей тысячи врагов твоих! Останови его! Я тебе еще пригожусь!» — произнесла я пылкой скороговоркой, квакая, словно безумная, пока бродяга, грязно ругаясь, пытался отодрать меня от своей ладони, чтобы запихнуть в котел.

Наверное, моя лягушачья молитва была услышана, потому что немытый вдруг оставил меня в покое и замер, к чему-то настороженно прислушиваясь, затем ударом ноги отправил котелок в болото, в бешеной пляске затоптал угли и нырнул в густой куст осоки, прикрывшись корягой.

***

Моя лягушачья жизнь была спасена, но я затаила обиду и месть, поэтому несмотря на нестерпимое отвращение, которое питала к дикарю, запрыгнула к нему на живот и возбужденно заквакала, словно у моего сосуда начался период спаривания и я вот-вот отложу икру.

— Заглохни, — шикнул на меня оборванец, но я и не думала сдаваться.

Зуб за зуб, глаза за глаз — так говорят смертные, поэтому сейчас я наведу на след этого проходимца двоих головорезов, которые мягкой кошачьей походкой приближаются к нашему укрытию.

— Пусто! — хрипло гаркнул убийца и смачно сплюнул. — Где труп? Мне нужно его поганая башка, чтобы получить выкуп у его папаши.

— Его, наверное, утащила болотная ведьма, — дрожащим голосом отозвался его напарник. — Местные говорят, что это проклятое болото. Покойница наслала моровую порчу, и теперь мертвецы здесь оживают, чтобы вечно его охранять. А еще здесь спрятан храм, сложенный из черепов, и золота в нем столько, что можно вымостить дорогу через Мертвый лес с востока на запад…

— Заткнись, болван! Ищи след! Он не мог далеко уползти! Его подстрелил старший царевич Здебор — лучший охотник Тарнхолма, а отравил средний царевич Мстивой, мастер ядов, поэтому дни его сочтены.

— Почему же тогда они сами не отрезали ему голову? — жалобно спросил тощий убийца, с опаской ступая по болотистой почве.

— Не могут. Какая-то ведьма заколдовала их, чтобы не поубивали друг друга. Царь междоусобицы боялся, да все зря. Царевичи руками наемников друг другу поубивали. Только двое из семи выжило.

— Трое! — испуганно пискнул наемник. — Царевич Хотен еще жив.

— Не жилец он, говорю. Вот же проклятая душа, — с досадой процедил здоровяк, обнаружив разбросанные еле теплые угли. — Это падла даже пожрать успела. Надо было его в младенчестве грохнуть. Жрец предсказал, что он станет братоубийцей. Это из-за него вся эта резня началась. Царь поздно одумался. Только сложно его убить. Хитрый, как змей. Злой, как волк. А это что за дрянь?

Крупный головорез склонился над багровыми каплями, ведущими к кусту осоки, и настороженно обнюхал их, словно пес, взявший след.

— Кровь? — дрожащим голосом предположил тощий напарник.

— Вижу, что кровь. Я мясником батрачу. Какого Лешего? Это что, угарка квакает? Ее же лет как десять извели. За нее триста рубиев дадут, не меньше…

Я усилила дикие кваканья в надежде, что толстяк догадается поискать меня в зарослях осоки, но грязный царевич решил, что лучшая защита — это нападение, и первым бросился на мясника, зарезав его, словно борова.

Тощий приятель бросился наутек, но успел сделать только пару шагов — в его затылок вонзился нож, и он плашмя рухнул в болото, которое проглотило его с довольным утробным чавканьем.

— Это все из-за тебя, — с укором сказал мне царевич-оборванец, снова вцепившись в мое брюхо. — Вот же болван. Не догадался продать. Мешок золота выручу. Тогда и на зелья хватит, и на корчму.

— И на шлюх, — с усмешкой добавил он.