Убийца из прошлого

Моника Кристенсен, 2008

Захватывающий, почти документальный отчёт о страшных событиях, происходивших на Шпицбергене во время войны, производит сильное впечатление. История начинается в 1941 году, во время немецкой оккупации Норвегии. На самой северной её окраине, в глухом и малонаселённом Сёр-Варангере, за считаные месяцы концентрируются колоссальные военные силы – сотни тысяч немецких и австрийских солдат. Обстановка благоприятствует авантюристам, преступникам, предателям и шпионам всех мастей. Но один честный полицейский ведёт отчаянную и безнадёжную борьбу с хаосом, по мере сил защищая справедливый порядок. В это трудное время ему приходится идти по следу хладнокровного и безжалостного убийцы, которого он так и не сумеет поймать. Преступник ускользнёт на архипелаг Шпицберген. Спустя полвека ветераны войны в Арктике соберутся, чтобы вспомнить свою боевую молодость. Всё указывает на то, что жестокий убийца из прошлого всё это время скрывался и сейчас оказался на встрече боевых товарищей. Собранные много лет назад материалы попадают в руки шпицбергенского полицейского Кнута Фьеля. Удастся ли Фьелю вычислить и разоблачить убийцу?

Глава 3. Единственный свидетель

Они сели в автобус. Народ глазел на странную пару: саам в рабочей одежде — в загвазданной коричневой кофте, с ножом в ножнах на поясе, в сапогах, примотанных к ногам кожаным шнуром. И белобрысый мальчишка, большеглазый, перепуганный. Но напугал его явно не саам. Мальчик прижимался к грязной кофте и время от времени что-то тихо ему говорил. Саам молча качал головой, а один раз ответил:

— Потерпи немного. Мы почти приехали.

Впереди сидело несколько немецких солдат. Но, несмотря на малое количество пассажиров и относительно тёплую погоду — около двух градусов ниже нуля, автобус даже самую маленькую горку преодолевал с трудом. Перед каждым препятствием шофёр жал на тормоз, выходил из автобуса и производил какие-то манипуляции с газогенератором, после чего автобус дотягивал до вершины холма. На спускавшемся к реке склоне, с которого ветер сдувал снег, жёлтыми пятнами торчали пучки прошлогодней травы. Сильно промёрзшая земля оттает только через два-три месяца, но на идущих поверху участках дороги уже стало скользко из-за инея, который намерзает на щебёнке ночью и тает днём.

Миккель Сирма и мальчик сошли в Сванвике. Они быстро дошли до здания полиции — вытянутого в высоту деревянного дома, где у ленсмана была и приёмная, и небольшая квартирка на втором этаже. Ленсманом был молодой парень, и все в округе знали, что границы между личным пространством и рабочим местом для него не существовало. Если после звонка в дверь он не открывал, посетители просто заходили внутрь и садились ждать.

Когда ленсман Кнутсен спустился из своей кухни, держа в руке кружку с кофе, Миккель Сирма и мальчик уже стояли посередине его кабинета. Ленсман не слышал, как они вошли, и поэтому вздрогнул. Саама он знал и считал человеком честным и порядочным. Но кто этот мальчик?

— Лучше ленсману съездить в старую русскую церковь ниже по реке, — негромко сказал саам.

— А к маме мы не поедем? — Мальчик потянул его за кофту. Его личико сморщилось, он готов был разрыдаться. — Папа сказал, чтобы я сразу шёл к маме, а прошло уже много времени.

— Это сын священника из Гренсе-Якобсельва. Они с отцом поехали проверить наши церковные дома, те, в которых не служат.

— А сам священник?

Но саам только головой покачал и повторил, что ленсману надо ехать в церковь как можно скорее. Есть же у ленсмана машина. А они сами сначала на автобус сядут, а потом на лодке доберутся до Гренсе-Якобсельва, и мальчик будет дома.

От Сванвика до Киркенеса было больше десяти миль. Ленсман был доволен, что его участок находится далеко от центрального отделения. Однако даже малонаселённую Пасвикскую долину наводнили немецкие солдаты. У финской границы что-то затевалось.

Восточный Финнмарк был поделён на одиннадцать полицейских участков, но собственное отделение имелось не у всех, а только у самых крупных. Участки поменьше, такие как Пасвикская долина, имели только ленсмана, совмещавшего обязанности полицейского и гражданского чиновника. Прежнего начальника полиции, возглавлявшего отделение в Киркенесе, сместили перед самой оккупацией, и на его место пришёл новый человек, имевший связи в партии «Национальное единство». Новому человеку и должность дали новую — президент полиции.

В связи с перестройкой административного аппарата ленсману выделили служебный автомобиль — чёрный опель «Олимпия 38», почти новый и, к счастью, без газогенератора. Немецкая машина была ему отвратительна, он даже думать не хотел о том, где её могли конфисковать и кто был прежним владельцем. Но, как ни крути, выбора у него всё равно не было. Можно было уволиться. Да только в остальной Норвегии дела обстояли не лучше. Или можно было продолжать делать работу, которую он делал последние пять лет, по возможности защищая людей от злоупотреблений нового режима.

В церкви случилось что-то серьёзное, но Миккель Сирма рассказывать об этом отказывался. Твердил, что ему надо в Гренсе-Якобсельв, отвезти мальчика. Время было уже позднее, и мать наверняка начала волноваться. Ленсман понял, что ему ничего не остаётся, как отпустить обоих.

Вдоль Пасвикэльвы, которую финны называют Патсойоки, а русские — рекой Паз, шла узкая дорога. Автомобиль ленсмана то и дело буксовал в колеях. Несколько раз он останавливался, пропуская немецкие грузовики. Первые солдаты появились в Финнмарке прошлым летом. Люди не знали, чего ждать от оккупации, но в том, что жизнь сильно поменяется, никто не сомневался. Действительность превзошла худшие ожидания. Продуктов и других товаров первой необходимости стало так мало, что некоторые узнали настоящую нужду. Как правило, люди помогали друг другу, но велась и подпольная торговля. Немцы были повсюду, их расквартировывали в жилых домах, селили в огромные, возведённые наспех казармы. Хуже всего было в Киркенесе.

Когда ленсман добрался до церкви, уже почти стемнело. На дороге он увидел следы автомобиля и несколько цепочек человеческих следов, идущих к входной двери. Но возле старых бревенчатых стен никого не было. Ленсман никого и не ждал увидеть: Миккель предупредил его, что по дороге в Сванвик никому об увиденном в церкви не говорил.

— Есть тут кто? — Вопрос прозвучал как-то неуверенно. Вокруг витала тревога. Он заставил себя открыть дверь. Посветил внутрь фонариком. И увидел то, о чём не хотел говорить Миккель Сирма. Да и не мог никакой рассказ подготовить к чудовищному зрелищу.

Вернувшись в Сванвик, он сразу позвонил в Киркенес, в тамошнее отделение полиции.

— Никто не берёт трубку, — ответили на станции. — Попробовать позвонить кому-нибудь из сотрудников домой?

Но у них просто обязан сидеть дежурный. Киркенесское отделение было большим, сотрудников там хватало. Он попросил попробовать ещё раз.

Ленсман напряжённо думал, что ему следует сказать и как лучше представить дело. Времена были такие, что лучше бы никаких трупов вовсе не находить, ведь расследование чужих секретов могло завести в очень неприятные места. Но теперь уже ничего не поделаешь. Он сидел, уставившись на тяжёлый чёрный телефон с официальной полицейской отметкой, поставленной новым Департаментом снабжения. Размышлял о том, кому понадобилось убивать священника из Гренсе-Якобсельва.

С пятой попытки удалось дозвониться до старшего инспектора. Ленсман был предельно краток: обнаружен труп мужчины, его зарезали ножом в заброшенной русской церкви к юго-западу от Нирюда. От ответа на вопрос о том, кто сообщил об убийстве, он постарался уклониться. Сказал, необходимо продолжить расследование. Пока информации недостаточно. Относительно мотива догадок нет. Место преступления законсервировано, сказал он, вспоминая клочок бумаги, который повесил на дверь. Инспектор что-то записал, доклад ленсмана вполне его удовлетворил. Время уже перевалило за девять вечера. Так что до утра они всё равно ничего предпринять не могли.

Ленсман положил трубку, запер приёмную, сел в машину и отправился в Гренсе-Якобсельв. Домик священника ютился на самой окраине посёлка. Он был ровесником стоявшей неподалёку часовни короля Оскара II, громоздкой каменной постройки прошлого века. В окне кухни горел свет. Сидевшие там люди забыли опустить занавески.

Ребёнка разбудили. Мать сказала ему, что пришёл ленсман. Он хочет его кое о чём спросить.

— А где папа? — спросил мальчик.

На самом деле он знал, где папа. Но ему так хотелось услышать от мамы, что всё в порядке и папа дома. Он желал всей душой, чтобы произошедшее оказалось дурным сном, чтобы того, что он помнил, на самом деле не было. Но глаза у мамы были красные и опухшие. Она притянула его к себе и посадила на колени. Он вдыхал её запах, такой родной и тёплый, и думал, что теперь ему нужно молчать.

Кухня в доме священника была маленькой, но уютной и чистой. Окно выходило на дорогу, под окном у стены стояла длинная скамья, а на скамье — цинковый таз с сохнущей на краю клетчатой тряпицей. На другом конце кухни был угловой трёхстворчатый шкаф. Одну из створок забыли закрыть, и на открытой полке виднелась фарфоровая чаша с крышкой в виде ярко разрисованной курицы. У другой стены располагались потёртый кухонный стол, выкрашенный голубой краской, и четыре стула. Скатерть давно перешили в рубашку, так что теперь скатертью служило кухонное полотенце, расстеленное на середине стола.

Ленсман и саам Миккель Сирма сидели за столом и пили чай из листьев чёрной смородины, присланных жене священника с юга.

— Ты сегодня далеко от дома побывал. — Говоря это, ленсман и не надеялся, что ребёнок ответит. Хорошо видел, насколько тот напуган. — В Сванвике, верно? Мальчонка кивнул. — Ходил в церковь вместе с папой? — Новый кивок. Ленсман кашлянул и задумался. Придумать следующий вопрос он не успел.

— Папа сказал, я должен пойти к Миккелю на становище, а потом спешить домой, потому что я нужен маме. Папа так сказал. — Говорил он негромко, а потом уткнулся лицом в мамину вязаную кофту.

— И ты сделал, как папа велел? Ты всё правильно сделал. А по дороге ты кого-нибудь встретил? Видел каких-нибудь людей?

Мальчик покачал головой и заелозил у матери на коленях. Потом моргнул, привстал и прижался к её лбу щекой. Странно взрослый, оберегающий жест. Было что-то, о чём он не хотел говорить.

Ленсману не верилось, что мальчик видел убийство. Миккель Сирма сказал, что к ним на становище мальчик не прибежал, а пришёл спокойным шагом, волоча за собой шерстяной плед. Во время долгой автобусной поездки он не плакал и ничего особенного не говорил. Ещё бы ему не чувствовать, что случилось неладное, — отец ведь домой не вернулся.

Но что-то мальчишка всё-таки видел. Ленсман вздохнул. Процедуру надо соблюдать. С ребёнком он поговорил — дело сделано. Ну а что будет, если станет известно, что мальчик может опознать убийц? Нет, лучше придерживаться его собственного объяснения и дальше не расспрашивать. Он позволил матери уложить сына обратно в кровать.

Ребёнок не спал. Он прислушивался к разговору на кухне. Он упрямо повторял чужим людям, что ничего не видел и не помнит, но это была неправда. Мальчишка задумался о том, враньё это или нет, если чего-то не рассказываешь, когда тебя спрашивают. На самом-то деле он видел. И хорошо запомнил двух мужчин.

Пока мальчик бежал из церкви к становищу Миккеля Сирмы, он успел забыть, зачем отец его туда отправил. Плед пригодился, чтобы укрыть маленького белого оленёнка: его мать умерла, и в стаде с ним не церемонились. Оленёнок наверняка замёрз, мальчик по себе знал, как холодно бывает малышам. Даже зайдя внутрь жилища, он продолжал дрожать от холода, и ему налили мясного супа. Миккель спросил, почему он один, и мальчик рассказал, что отец отправил его в становище, а сам остался в церкви. Он гордился тем, что смог в одиночку отыскать дорогу.

Миккель сказал, что им надо пойти в церковь и поискать отца.

— Священник — он что, заболел? С кем он там? — спросил кто-то из сидящих за столом. Мальчик не ответил. Только ещё глубже уткнулся носом в чашку с супом.

Потом Миккель и мальчик пошли к церкви. Им сразу бросилось в глаза, что машина священника пропала. И что входная дверь не закрыта. Огонь в печке погас, и внутри было темно. И холодно. Миккель велел ему подождать в сторонке. Но мальчик упорно шёл за ним и видел кровь на стенах. И тёмную кучу на полу в углу тоже видел.

— Подожди снаружи, слышишь? Стой здесь, у стены, — повторил Миккель. А сам вошёл внутрь и довольно долго не возвращался. Когда он наконец вышел, то сказал, что они должны вернуться в становище, а оттуда спуститься на дорогу. Твоего отца тут нет — объяснил саам. Так что пора ехать к маме. Надо поторопиться на автобус.

Но прежде следовало заглянуть к ленсману в Сванвик. Пока они ходили по делам, автобус уже ушёл, и пришлось ждать следующего. До дома священника они добрались затемно, на небе уже показались звёзды. Мама сидела у окна на кухне. Когда она к ним повернулась, лицо у неё было совсем белое — она ждала своих мужчин уже много часов. И сразу поняла, что с мужем что-то случилось.

— Его арестовали?

Известное дело, священник многих раздражал. Женщина схватилась за горло, как будто ей стало нечем дышать. Миккель Сирма покачал головой, но по его взгляду она всё поняла и покачнулась. Он кивнул на мальчика. Мать опустилась на корточки и крепко обняла сынишку.

— Мама, не надо плакать, я вёл себя хорошо. Шёл совсем один и нашёл дорогу. А где папа? Он уже дома?

Стоило ему об этом спросить, как он тут же всё вспомнил и зарыдал. Мама дала ему тёплого молока, раздела и уложила в кровать. Ребёнок тут же заснул.

— Я предупредил сванвикского ленсмана, — сказал Миккель Сирма и уселся на кухне ждать, когда перед домом затормозит машина с полицейским.