Не говори никому
Катерина. О таких говорят ― властолюбивая, напыщенная, чертовски соблазнительная штучка. Она умеет привлекать внимание, обычно для нее кажущееся лишним в потемках счастья. Для холодного сердца есть места любви и нежности и, кажется, должно так оставаться до самой старости. Но, встретив однажды нечто темное, запретное, порочное за слоем льда, от него нельзя будет сбежать....Семен. За свои годы он познал всего две вещи: как стать безбашенным и целеустремленным и как сломать свою жизнь одним взмахом теста на беременность. Между ним и супругой нет места любви, только священное обязательство перед родным ребенком. Но обстоятельства в лихорадке закручиваются в клубок нескончаемого желания. А все, чего он желает ― обладать той, кто не принадлежит ему.Автор обложки: Млада Рябинина.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Не говори никому предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
3 глава
В кафе стояла духота, потому пришлось снять вязанный свитер, накинув себе на плечи, так как в нашей части с приоткрытых окон задувал свежий воздух. Лицо Вари раскраснелось от усталости, дыхание было поверхностным, при том все равно куда-то рвалась вперед. Хотя Артурик был не хуже ее: сидеть не мог на пятой точке, ерзал, вечно озирался, отчего пот стекал струйкой со лба. Добирались мы сюда на отдельных машинах, встряв в пробку, что в какой-то момент я потерял из виду белый Nissan. А стоило улице стать более обтекаемой от различных секретных путей пресечения пробки, я смог выудить из толпы белизну, ничем не отличающаяся от снега. Я посигналил, привлекая не мало внимания, но в первую очередь, чтобы глаза одной девушки встретились с моими. Кивком показал, мол, следуй за мной и быстро уехал, зная, ее сын все равно не даст покоя.
Заказал деткам горячий шоколад, себе чай, а истеричке молочный коктейль с шоколадной крошкой. Это только подытоживает мои догадки. Аж самому тошно становится от не сползающей улыбки.
Принеся все одним взмахом на отдельный столик, присаживаюсь рядом с Катей, которая не теряет время даром и отодвигается, возводя между нами невидимую стену. Она также разделась до розовой футболки, что миниатюрно смотрелось на ее фигуре.
Испепеляющий взгляд коснулся моего лица, затем последовала тихая благодарность, как только я поставил перед ее носом коктейль. Слежу за тем, как она губами обхватывает трубочку и пьет, что конкретно меня будоражит. Вовремя отворачиваюсь, пока мысли не стали бы вращаться вокруг неприемлемых воображений. Все же она воспитатель, кретин. Порочить педагогов очень некультурно-о-о.
Втягиваю воздух сквозь плотно сжатые губы.
Уставился на чай, над которым подымался еле заметный пар, помогая немного мысли переправить в разумный поток. Отражение ламп, лежащее на поверхности воды, припоминало забытое воспоминание, когда в один из таких дней отец навсегда обо мне забыл. Мгновение ― и я оказался там снова. Потом звон колокольчика над дверью вывел из транса. Я очнулся.
Поднял голову.
— Как вам, ребятишки? — интересуюсь у детворы, сделав аккурат глоток. Искры в их глазах не унимались ни на секунду. — Хорошо покатались?
— Это было зашибительно!
— Артур, — предупреждающе зыркнула на него его мама.
За весь день сын Екатерины Владимировны с чуткой внимательностью относился ко мне, словно пытался вспомнить, где он видел меня до этого. Я старался не влезать в то, что мы устроили месяц назад с его мамой, потому делал вид, будто являюсь папой Вари и не более того. Сейчас же он был расслаблен и, кажется, вовсе позабыл свои убеждения.
— Было весело. Варя даже проиграла в споре.
Варька надувается и скрещивает руки на груди. Хмыкаю и опираюсь локтями об стол.
— Что выиграл, герой?
— Во. — Он демонстрирует какую-то блистающую карточку с непонятным мне желтым чудиком с огромным глазом. Вроде бы из мультфильма «Гадкий я». — Она редкая. И я, наконец, собрал всю коллекцию. Мам, прикинь!
— Зато теперь у Вари нет, милый.
— Ты шульничал, потому она у тебя. — Тыкает пальчиком в Артура.
— Не правда!
— Правда! — громче заверяет моя дочь.
— Эй-эй, так дело не пойдет. Давайте по-простому решим. Жребием. — предложил я, достав из кармана один рубль.
Двое скандалистов сразу же подтянулись, чуть ли не запрыгнув на стол. Прием отвлечения внимания был не столь решающим в их споре, по сути я мог развязать чуть ли не драку между детьми. Катя помотала головой, но лишнего не произнесла. Ей самой было интересно узнать, чем все это обернется.
— Орел — Артур жульничал. Решка — Варя ошиблась. Я его сейчас подкину и решим, кто прав. — Развел руками. — Согласны?
— Так не работает, Семен Олегович. — Острая бровь брюнетки напыщенно взметнулась вверх.
— О’кей. Разыграем и для нас жребий, чтобы было толк. Орел — ты извиняешься. Решка — я извиняюсь. Согласна? — Протянул к ней руку и увидел, как заблестели ее глаза, стоило мне бросить вызов. Катя нерешительно поддалась ко мне и вложила свою ручку в мою ладонь. Я крепко сжал, давая ей почувствовать себя не в своей тарелке. Наш маленький «уикенд» должен как-то логически подчеркнуться, к тому же мне хотелось посмотреть, готово ли ее королевство гордости пасть.
Все же с раздражением вырывает из схватки руку. Вытирает ладонь об штаны, опуская глаза на мою руку, держащую рубль. Стойкая женщина.
— Ну же! — в нетерпении выкрикивают дети.
Я подбрасываю рубль. Ловко перехватываю на лету, чтобы не укатился под стол или диваны и перекрываю вверх другой руки. Присутствующие за столом притихли, глазами гипнотизируя монету, спрятанную между руками. От меня не укрылось, как тонкие пальчики девушки сжались в кулак, чем дольше я тянул время, тем сильнее она нервничала. Варя и Артур почти грызли свои ногти, подталкивая друг друга, будто от этого зависело, выиграет ли первая или второй.
Затем резко отстраняю руку и нашему взору открывается монета с повернутой наверх стороной… Орел. Варя подрывается, поднимает руки вверх и начинает припевать победоносную мелодию. Мальчик кривит лицо. Когда дочь прекращает кривляться за столом, что я в другие моменты посчитал бы нарушением правил этикета, она тыкает своего соседа и что-то говорит ему, тем временем меня привлекала мысль, как себя поведет воспитательница.
На удивление Екатерина не выглядит поверженной. Та же грация с хладнокровным спокойствием. Наши глаза встречаются.
— Мне не за что извиняться, Семен Олегович, — учтиво улыбнулась, что улыбка напомнила змею.
Усмехнулся.
— С тобой так холодно, Снежная королева. Я весь замерз. ― Хмыкнул, потянувшись за чашкой. Отпил, и блаженство растеклось по озябшим конечностям. Не любил никогда кофе, нихрена не подбадривает, чем чай.
Катя закатила глаза.
— Всегда знала, что ты костолом, ― умело парировала.
Меня прорвало, благодаря этому пару капель чая упало мне на белую футболку. Подставил кулак, предотвращая позывы кашля.
— Костолом? ― прохрипел и поставил чашку на блюдце.
Девичьи глаза невольно упали на обтянутые тканью мышцы, прослеживая дорожку выпирающих вен и бугорков, которые тренировал годами. Позволяю себе баловаться залом в удобное время, конечно, это не замещает адреналин от футбола, когда ты отдаешься всему полю, по крайне мере изнуряет физически, давая понять, что я жив. Течет кровь, бьется сердце, дыхание скачет наравне с лошадиным галопом.
— Тот, кто не знает границ и пытает людей.
— Да ну?
— Пристаешь, ― отмахивается от меня, дотронувшись до резинки, скрепляющая на макушке волосы, дергает ее, и темные завитушки каскадом опадают ей на спину. Обрамляют лицо легкие локоны с точностью кисти, парящая на холсте, чтобы воссоздать портрет в застывшем моменте.
Темнота волос и бровей придают глазам больше эффекта луны, освещающая темный лес. Она ловит мой внимательный взгляд, опускает глаза, отчего тень от ресниц падает на щеки, и приподнимает подбородок, вернувшись к коктейлю.
— Я хотя бы не пью в зимнее время года коктейль и не насыщаю свой рацион мороженным.
— Мое тело — мое дело. — Прищуривается и выпивает до середины кружки коктейль. — И вообще, Семен Олегович, перестаньте ко мне клеиться.
— Я веду светскую беседу. Для тебя, видимо, нет такого понятия, раз постоянно посылаешь незнакомых людей.
— Ставлю на место! ― Спина ее вытягивается, как струна.
— Прости.
Ладони, покоившиеся на столе, приподнимаются в виноватом жесте.
— Не знал, насколько ты чванлива.
— Нет.
— Да-а, истеричка.
— Перестаньте меня так называть!
— Нет, ― сдержанно говорю.
— Вы невыносимы! ― стонет и заправляет локон за ухо, посмотрев на Артура, показывающий моей девочке какие-то наклейки. Откуда он их взял?
Молчание повисает между нами.
— Знаешь, нам бы не хватало познакомиться сначала, ― задумчиво предложил, почесав висок.
Волосы взлетели, когда ее голова повернулась в мою сторону. Глаза недоверчиво впились в мое лицо.
— С чего вдруг? ― Пухлые губы приоткрылись, на время выдернув из задумки. Постоянно ловлю себя на том, что не могу перестать рисовать каждую черточку ее лица. ― Семен Оле…
— Просто Семен. Не думаю, что после такого воссоединения, ― киваю на детей, ― мы обязаны подстраиваться под официальность. Посмотри сама, дети нашли общий язык. Все наши раздоры, ехидства, пререкания не доведут до блага, поэтому для их благополучия важно заключить договор.
— Глядя на тебя, ругательства сами собой лезут наружу, ― недовольно морщится.
— Потому что невозможно устоять перед моим очарованием.
Она закатывает глаза.
Бесшумно смеюсь, опуская голову. Волосы подстраиваются под направление головы и спадают на глаза. Давно следовало подстричься, а руки не могут вырулить руль в сторону парикмахерской.
Допиваю чай и разворачиваюсь корпусом к ней, приблизившись плотнее. Она заволновалась. Отклонилась, стоив почуять вмешательство в ее личное пространство. Секундное замешательство и вновь холодность.
— Я не нарушаю правила. Семен Олегович. Общение с родителями не должно выходить за рамки. Пусть я хорошо общаюсь с мамами и папами, но они не больше чем моя работа.
Я хмурюсь.
— Вы — моя работа. Мы всего лишь должны придерживаться делового этикета.
— Ты не любишь нарушать правила, верно?
Склонил голову. Цепочка поблёскивает и овевает ее тонкую шею.
— Тогда пропадает все веселье.
— Мне не девять лет и в зубах у меня нет леденца!
Наклоняюсь в пределах пятнадцати сантиметров от наших лиц, пока ее пальцы не хватаются за край стола. Девичья грудь приподнимается от резкого вздоха. Клубничное завывание проникает в ноздри, овевая позабытые ощущения хищника. Одновременно с этим чую страх. Инстинктивный страх.
Необычно ощущать от девушки смесь ярости и опасения. У нее есть личные мотивы переоценивать свои возможности. Хм.
— Вы, Екатерина Владимировна, крайне закрыты от мира.
— И что с того?
— Меня удивляет, откуда в вас столько злости. Она держит всех окружающих на цепи. Она делает из вас цербера.
Голубые глаза зажглись огнем. Она толкнула меня в грудь, увеличивая расстояние, затем ноготками впилась в кожу поверх футболки. Сжал челюсти. Пресс напрягся от возникшего погребального волнения крови. Что такое?
— Вы ничего обо мне не знаете! Так что лишний раз держите свои догадки при себе, Ватсон.
— Скажи мне, Катя, ― вкрадчиво забормотал, продолжая играть на ней, как со скрипкой, перебирая струны в аккомпанементе. ― Вызываю ли я у тебя симпатию?
— Нет, ― плюнула, отстранившись от меня. Саднящее послевкусие отразилось в районе груди, не удивлюсь, если примечу синяки-полумесяцы.
— И как же ты намерена терпеть меня?
— Игнорировать.
— Можно найти иные альтернативы для мира.
— Какие же? — По ней видно, как тяжело дается со мной продолжать разговор. И в тоже время она им наслаждается, ей хочется со мной говорить.
Огонь в девушке мерцает, чем завораживает меня.
— Переспать со мной. Это во многом упростит наши взаимоотношения.
Коварная ухмылка щекочет мои губы.
— Пошел. Ты!
Я дёрнулся и приблизил лицо, дыханием овевая ее приоткрытые губы. Девушка замерла, впилась меня немигающим взглядом. При таком расстоянии черты лица с точностью выточены искусным скульптором. Прямой заостренный нос, румяные щеки, подчеркивающие веер темных ресниц, пухлые губы, истерзанные морозом. Она не одна из тех, кто натренировал себя ради мужчины и готова пасть в кровать к первому встречному, лишь бы достучаться до своего мужа. Ей этого нисколько не нужно. И уж точно ей не хочется себя втягивать в конфронтацию, но не по объяснимым причинам она специально все делает задом-наперед. Одно извинение — все изменится.
Расплылся в улыбке и выпрямился, откинувшись об спинку дивана, словно никакого очарования и не было. Ее рассеянность длилась не долго; точно в замедленной съемке повернулась ко мне, острое лезвие глаз делало из нее совершенного противника. Ненависть, буйство, презрение — сочилось фиолетовой струйкой. Хмыкнул, скосил губы в сторону, как бы вызывая на лице дьявольскую улыбку.
— Личные границы, Семен Олегович, — сквозь зубы выговорила. — Не забудьте, вы для меня всего лишь отец моей воспитанницы. Так что не смейте мною помыкать.
Станок загорелся и тут же затух, когда она вернулась к своему коктейлю. Бедра сжала, словно моя рука может пройтись по стройным ногам, оставив на них ожоги.
Фаланги пальцев горели, целые витиеватые огоньки обжигали нервные окончания, припоминая недавнее вторжение в центр уязвимой слабости. Она не так проста. Дурной нрав и четкое желание всего придерживаться. Удивительное комбо.
С опаской проверил отсутствие внимания к нашему столику, лишь бы проложить иной выход воды, и натянул привычную маску равнодушия. Вид у Екатерины Владимировны был с натянутым беспокойством, глаза бегали от мелкой пылинки до кирпича в стене, странно блестели.
— Я ни за что с вами не пересплю, — ядовито бросила, вращая в руке розовую трубочку. Она деловито рассматривала свою манипуляцию, тем самым демонстрируя гордую личность. — Это так, чтоб вы знали.
Скрестил руки, упираясь в стол.
— Я не предлагаю тебе договор с оплатой твоего тела, — в подтверждение слов гуляю по ее стройному телу, после чего замечаю в ее взгляде спокойные волны в солнечный день. — На самом деле, ты не в моем вкусе.
— Мне казалось иначе.
— Ты плохо меня знаешь, Катенька. — Выпрямляюсь и замечаю, как светлые волосы моей дочери переливаются бликами света, вместе с тем делая их еще светлее. — Мы плохо друг о друге знаем. Я не хочу тебя пугать, путать, надоедать, просто ищу компромисс. Без первого впечатления.
Она недоверчиво щуриться и тыкает в меня пальцем.
— Для чего нужен был этот фарс? — изгибает губы в подобии очертания горы.
— Убедиться в том, может ли мое сердце стать ледяным.
— Мое сердце не похоже на ваше. — Обреченно мотает головой и кончиков указательного пальца стирает с уголков губ засохшее молоко, разбавленное мороженным. — Вам не кажется странным заводить общение с воспитательницей?
Паровоз-тормоз, приехали. Она снова включила мисс пунктуальность со сниженным иммунитетом расположенности.
— Тебя это пугает?
Мята кажется неуместной в ледяном сардоническом коктейле ее омут. Правда, мне нравятся ее глаза.
— Это знаете, как чужак забрел в логово рыси, которая беснуется хуже самого медведя, когда дело касается ее кровного. В нашем случае: чужак — вы, кровное — мои принципы.
— М-м-м, я бы не стал говорить о том, на кого больше похож, — расплылся в широкой детской улыбке и на секунду отвел взгляд, дабы плеснуть в камни еще воды для пара. — И все же, почему просто не победить «чужака»?
Вновь сосредотачиваюсь на изящном профиле девушки.
— Потому что, — тяжело сглатывает и обводит ободок своего стеклянного стакана, — вероятность проиграть около девятисот процентов. Хотя перед тем как вступить в бой, у тебя есть возможность своего противника узнать ближе. Подпустить настолько, чтобы прозрачное доверие истекало жаждой присвоить себе, убедить его в том, что он — король амфитеатра. Возможно, тогда… — цокает языком и напрямую устанавливает контакт с моими глазами, за которыми скрылась нечто запечатанное семью печатями. Черты лица истощали нестерпимую жестокость. Не уж то та часть всего, из чего была сделана Екатерина Владимировна? — …ты запросто перережешь глотку чужаку.
Интересное рассуждение, столь прожженное чем-то реалистичным.
— В прочем, с вами это будет не так просто. То есть…эм…я имела в виду…
— Можешь не продолжать, Катюша, — хмыкнул, приостанавливая запутанная девичью лепту. — Мы поняли, о чем ты говорила.
Не будем пропускать мимо глаз выделенные мною последние слова.
— Итак, твое решение?
Катя невинно постучала пальцем по губам, будто находиться в раздумьях между отказаться и согласиться, после чего вдруг уточнила:
— Никаких приставаний, Семен Олегович?
Перекрещиваюсь, как настоящий бой-скаут.
— Если только ты сама не попросишь.
Незамедлительно прилетает в ответ черствый удар в левое предплечье. Ухаю от неожиданности и удивления, сколь был поставлен жесткий удар с точной ориентировкой всего тела. Чем она занимается?
— Не попрошу! Во мне есть мера. А так… — Нервно облизывается то ли от того, что выпила коктейль, то ли энергетика приняла иную фазу восприимчивости между нами. — Мы можем сохранять немного теплоты в нашем общении. На этом все.
Удовлетворенно выдыхаю и опускаю плечи, возвращаясь на свою территорию, чтобы менее нагружать ее личные границы.
— Как два нормальных человека? ― переспрашиваю.
— Как два нормальных человека, ― мило передразнивает. Слабо взмахивает рукой и допивает свой напиток.
— Ладно-о-о. Меня зовут Лазарев Семен Олегович. А вас как?
— Екатерина… Краснова Екатерина Владимировна…
— Давай попробуем дружить, Екатерина?
Протягиваю раскрытую ладонь. До тупости смешно. Еще бы мармеладку ей подарил в знак дружбы.
— Попробуем…
Тонкая холодная кисть исчезает в моей лапе: на ощупь мягкая, приятная, которую хотелось бы держать бесконечно. Большим пальцем глажу нежную кожу в районе костяшек, отчего она вздрагивает. Такой контакт вызывает между нами необъяснимое недопонимание.
Это будет долгое противостояние.
Для дружбы не хватит мест.
— Папа, я хочу круассан с курицей.
Катерина выдергивает руку, трет место, где я гладил кожу, будто пытается стереть отпечаток. Артур начинает показывать матери какие-то карточки с супергероями, что коллекционирует моя дочь и заворожено пересказывает специфики силы и умений каждого из них. Прикусываю внутреннюю поверхность щеки, разворачиваюсь к дочке, обдумывая о круговороте веществ.
По-своему они влияют на окружающую среду в качестве полезности или вреда. Возрождают или разрушают. Мутируют или размножают. Заманчиво играть на гармошке, у которой сломались некоторые клавиши, выводящие звук на чистоту, потому, что старый инструмент не подлежит тщательной поправке. Тогда где смысл от возрождений захороненных воспоминаний? Они также сломались, а боль утопилась в отцовстве и совсем притупилась. Кажется, я начинаю сходить с ума.
Катя
Смываю пену с волос, подставляя лицо струе воды. Стою под душем минут пятнадцать, несколько раз натираю голову, кожу до покраснений. Тру и тру, жгучая боль должна привести мое состояние в порядок. Со мной что-то случилось в том кафе. Я не понимаю, что именно.
Холодок подкрадывается сквозь приоткрытые стеклянные двери и окутывает в невидимое одеяло. Некое дежавю поселяется в моей голове. Разворачиваюсь вокруг своей оси и всматриваюсь сквозь запотевшее стекло, но кроме своего отражения я ничего не замечаю. Опираюсь руками об стенку, прикрываю глаза и считаю до десяти. Сегодняшний день оказался чересчур…волнительным. Давайте сопоставим: будь я адвокатом и с позором проиграю дело, какие впечатления остаются после? Несомненно, переживание и потеря крохи уверенности, но это приравняется к учтивому хладнокровию. Потому что я так выдрессировала себя. Потому что…я сама себя буду утешать.
Этому мужчине вообще не следовало залезать ко мне под одежду. Считать, будто знает меня лучше, нежели другие. Маловероятно. При этом всем он умеет заполнять все пространство, вычернить лишнее и давать только одного себя, будто ему можно довериться. Я не нуждалась в его подаяниях и тем более в слушателе, кто поймет и даст совет. Этого всего можно лишиться по одному щелчку пальца, а он…только на всего отец моей воспитанницы.
И я нисколько не имею права воображать его присутствие рядом с собой.
Пустой взгляд фокусируется на запотевшем стекле от моего дыхания, на котором оттенились изгибы мужского и женского тела. Подорвалась и рукой стерла пелену. Никогда.
— Катись к черту, ― наотмашь выговорила в пустоту, выключая воду и выбираясь с кабинки.
На следующий день Миша вместе с Артуром уехали без меня на горку. Я не хотела рисковать и посвятила себя хозяйственным делам, которые долго приходилось откладывать. Пылесосила, мыла, вытирала пыль, переставляла вещи, кое-какие выбрасывала, на фоне в тот момент Мессер спорил с Холли6, отступая от опекунства над совей крестницей. Главная героиня не могла терпеть парня с репутацией альфа-самца с самого первого их свидания, которое им устроили общие друзья, потому что, по ее мнению, он отличался от остальных самолюбием, гонором и отлыванием от серьезных перспектив. Соглашусь, эти качества ставили под сомнение его намеренность взять инструмент с головастиками под контроль, с другой стороны ― Джош Дюамель здесь мегасексуальный, нежели в Трасформерах. Манера его славного беспринципного образа жизни замещали возмущения насчет химии.
Дела по дому и просматривание фильма значительно помогли прочистить голову от грязности. А стоило впустить заразу в голову, она тут же, как инфекция, стала вызывать симптомы. Вытерла со лба пот, оглядывая большую комнату, приметила цель, дабы вернуть настрой на работу. Переживание по поводу завтрашнего дня нервировало, но исключение здесь заключается в том, что встреча будет завтра. Получается, пошло все к черту сегодня.
Понедельник, последняя неделя января, встречает нас сумбурной патокой. Все готовят табеля, планы, техкарты, няни обеспечивают группу чистотой, воспитатели добавляют в рабочую зону недостающее оборудование, с которым по регламенту следует работать. Ради кого? Ради проверки. Обход может нагрянуть независимо от нагрузки: хоть на завтрак, хоть во время занятия, хоть после сна.
Здороваюсь с натуженной улыбкой с родителями воспитанников, помечаю в журнале отсутствие некоторых детей, родители которых предупредили, ставлю плюсики, кто пришел. Посматриваю на настенные часы, потирая руку с зудящей чуткостью, ведь время переваливает к приходу Лазаревых. Я не готова. Ни морально, ни физически.
Крепче хватаюсь за ручку, сжимаю ноги, припоминая послевкусие от молочного коктейля.
Звенит колокольчик на двери. Поднимаю голову и наталкиваюсь на лед, сквозящий внутри, Семен прожигает мое тело. Варя подбегает к своему шкафчику, начинает раздеваться, попутно разговаривая с некоторыми не переодевшимися детьми. Ее папа подходит к столу; находит планшет с таблицей и присаживается подписать утренний фильтр.
«Я заставлю тебя, продажная личность, не обращать полного внимания на него!» — В ответ спесивое хладнокровие. Встряхиваюсь путем возникших мурашек и сосредотачиваюсь на потерявшем значении журнале посещений.
— Добрый день, Екатерина Владимировна, ― щебечет на ухо мужчина, встав ко мне весьма близко. Мужской пот и резкий одеколон создавали ядерную бомбу для моих рецепторов.
Дайте мне сил!
— Доброе, ― фальшиво любезничаю, установив с ним контакт глаз.
Присудите мне премию Оскар за лучшее женское умение выходить из воды сухой. Или такой награды не бывает?
— Здравствуйте, Екатерина Владимировна! — выкрикивает на всю раздевалку Влад, грузно вытаптывая большими ботинками следы из снега с перемешанным песком. Няня Таня долго будет ворчать на мальчишку. Ох, любят же они жару задавать.
— Здравствуй! — Кивков головы и улыбкой приветствую вошедшую следом его маму и возвращаюсь к нашему деликатному разговору.
— В четверг и пятницу нас не будет. Варя будет отдыхать дома. А в понедельник ― из-за литературного конкурса.
Какая замечательная новость с утра пораньше! Не видеть его смазливую мордашку в течение пяти дней ― более мечтать не могла. Это как пересматривать «Призрак» на DVD при отсутствии интернета, ворочаешься в попытке найти удобную позу, хотя так таковую сложно поиметь буквально. А как только появляется связь, тут же ищешь случай, разрядить свои затекшие суставы. Сколько раз так было в деревне у мамы Миши. Безусловно, я обожаю российский фильм и не стану оспаривать актуальную задумку.
— Хорошо. Как раз нужно будет закрывать табель.
Обрезала нить, сделав вид, будто занята бумажками. Я лишь пялилась в бумагу, расчерченную карандашом и ручкой.
— И еще.
Семен достает из внутреннего кармана пальто бумажку, кладет рядом с моей рукой и отступает на шаг.
— Надеюсь услышать положительный ответ.
Выгнула в недоумении бровь, бросив взгляд на свернутую в два раза бумажку. Мужчина, не проронив более, развернулся и подошел к своей дочери. Они сладко обнялись, перекинулись шуточными предложениями, после чего он ушел.
Долго мне приходилось глядеть на клочок обработанного химикатами дерева, гадая, о чем он имел в виду под видом ответа. Плюнув на свою тонкую сдержанность, схватила его, развернула и вчиталась в каллиграфический почерк. Даже тут ему удавалось вычурно завивать каждую букву.
Пора делать первые шаги, Екатерина) Буду ждать тебя около лесного парка сегодня в 18.30. Заверяю со своей стороны, никаких маньячеств не будет. Рядом со мной тебе нечего бояться.
Говнюк!
И правда думает, что соглашусь? Не твое поле для ягодок. Смяла бумагу, обошла барную рабочую стойку, выдвинула коробку для макулатуры и выбросила. Я не стану подчиняться безрассудству, которая в его приоритете ни с чем несравнимо с изменой. Пускай я подписалась на приговор «найти сторону приемлемого общения», это не изменяет моих навостривших рецепторов. Бросьте, по нему сразу же видно ― ищет легкодоступную девушку, видите ли, брак пнул копытом под дых. Я не нуждаюсь в его романтизме или как еще назвать то, чего требует от меня.
Конечно, без споров, Оксана давно бы завела балалайку, жаль не с медведем, о теме социального института брака, талдыча на подобии взглядов психотерапевта Эстера Переля, ― «…измена часто вообще не имеет никакого отношения к нашему партнеру. Она становится частью поиска себя — в том числе через принятие своей сексуальности и проработку детских травм.» Настя постаралась бы промолчать, перевести тему и забыть. Что в целом делаю и я.
Знаете, правду говорят, дураков меньше слушают, потому что умный научит, дурак наскучит.
Поправила свой жакет, отряхнула невидимые пылинки с брюк и посмотрела вглубь группы.
— Ребята, стараемся убрать игрушки и образуем круг!
— Екатерина Владимировна, — развернулась к подошедшей ко мне маме Влада, — по поводу оплаты хотела уточнить…
Работа не ждет.
Следующий день спустил груз в унитаз, убирая лишние проблемы в далекий ящик. Хождение по группам и напоминание о хранении личных вещей вне досягаемости детей, о содержании порядка в уголках, об уточнении высоты размещения растений и многое чего, имеющие видимые затруднения.
Я нервно постукиваю концом ручки по столу, следя за детьми. Очередной рабочий день подходит к концу и меня ждет насыщенная встреча с кроватью. Потягиваюсь и улавливаю из раздевалки, как дверь отворяется. Каждый волосок на теле поднимается от увеличения в помещении магнетизма. Вытянулась, отсчитала до тех пор, пока шаги не оказались достаточно близко и не подчинили меня повернуться.
Не знаю, что я должна была увидеть в его лице, но точно не подкупающее очарование. Ни намека на злость, раздражение, приступа ора, ведь, наверное, прождал меня около часа или больше, в надежде, что я приду. Глядел с чертягами, что кружились вокруг горящего костра.
— Добрый вечер.
— Добрый, — буркнула и позвала Варю.
Осталась сидеть на месте, сложив руки на груди и притворяясь, будто ничего не произошло. А должно было? С моей стороны не пендатично вести себя, как ребенок,
— Ты не пришла вчера, ― вымолвил так, чтобы это могла слышать одна я. ― Неужели, легко сдалась?
— Наш договор был обусловлен лишь тем, что мы налаживаем отношения, но ни в коем случае не сближаемся, ― спокойно ответила, прикусывая язык.
Девочка подбегает к отцу. С отсутствием передних зубов улыбается, льнет к своему отцу, окутывающий ее безопасностью и уютом. Он что-то шепчет ей на ушко и та проходит мимо него, предвкушающее прикусив нижнюю губу.
Семен Олегович сухо осматривает помещение, заострив взгляд на мальчиков, гоняющих по автодрому маленькие машины, и заговорил:
— Вот как. ― Большим пальцем почесал кончик носа, скрестил руки на груди и бесцеремонно предложил следующее: ― Тогда у меня условие. Ты будешь со мной видеться, общаться, рассказывать о себе, от меня ― тоже открытость.
— С чего вдруг?
— Но при избегании наших запланированных встреч с тебя два выполненных моих желаний, ― угрожающе медово заверил. Я резко повернула головой, что чуть не вывернула шейные позвонки. ― В рамках приличия.
Щеки вспыхнули. Кровь зашумела в ушах, заглушая любые посторонние звуки, кроме последних сказанных слов. Хотелось покачать головой. Он с ума сошел! Выжал из ума, ставя ультиматумы замужней девушке с багажом, кроме того сам не был свободным. Как я могла докатиться до того, чтобы слушать нелепость от родителя своего воспитанника? Что я упустила в прошлом году, позволив в новом впустить такую аморальность?
— Ты не можешь меня принуждать, ― попыталась обойти, хмурясь.
— Знаешь, в чем разница между принуждением и договором? Принуждение не обойдешь. А договор…всегда можешь нарушить. Только найди ту лазейку, которая приведет к моей постели.
— Ты мерзок!
Смех занозы в заднице получается приглушенно заливистым.
— Шучу-шучу, — капитулирует с поднятыми руками, делая медленные шаги назад. — Все же это не убавляет азарт в нашем недалеком содружестве. Как думаешь?
Содружество. Хмыкаю, пытаясь ему приписать любые отклонения, с которыми так любит возиться Бьянки со своими безпризорниками в школе. Но попытки оказываются тщетными. Для меня он остается слишком…красивым. Боже мой, я в этой призналась…
— Так что, согласна? Я могу быть настойчивым, Катя, и задействую другие виды давления, если откажешься.
— Я…я…
Как же объяснять мужу мои вечерние вылазки не пойми куда? Не соврешь же насчет девчонок, с которыми хочу встретиться, повеселиться и забыть о материнских заботах. Или о завале на работе, ибо все делаю на месте.
— Что ж, раз мои попытки в сравнении с атомной бомбой ничтожны, я должна принять условия. Первое. Ведь ты от меня не отстанешь. Второе. — Он утвердительно качает головой. — Тогда у меня тоже условие.
— Слушаю.
Я встаю. Обхожу стол, стойку и встречаюсь с ним один на один, не боясь заглянуть в его океан безумия. Крик раздается за моей спиной, кто-то не сумел правильн договориться друг между другом.
— Ты никому не говоришь обо мне. Ни о наших встречах. Ни о дружбе Вари и Артура.
— Конспирация, как в «Мистер и Миссис Смит»7? ― лукаво подмечает.
— Была бы возможность, пристрелила, не моргнув, ― зашипела, словно гадюка, тыкая в него пальцем. ― Последнее, не смей меня и пальцем тронуть!
— Тут как ты посчитаешь. Это все?
Урод!
— Да.
— Мы отлично с тобой сработаемся, истеричка. Увидимся завтра в 18:30 на том же месте. Смотри, не опаздывай. Удачного дня! — Быстро разворачивается на пятках, оставив после себя послевкусие горчичного порошка, и растворяется в потоке последних минут работы.
Я скрываюсь из его вида, прислоняюсь бедром к столу. Махаю на себя руками, сглатываю, прогоняя желчную дикость, и думаю о хорошем. Полезно по советам знакомых. Приносит гармонию, мир с самим собой и тишину… Видимо, у меня функционирует с точностью наоборот. Саморазрушение ― вот что подходит.
***
— Ты собираешься встретиться с красавчиком-отцом?
Звонкость голоса Оксаны пробивается через телефон, заполняя пространство ванной. Мы решили созвониться по видеозвонку, поэтому передо мной в полной красе развертывается момент, как она пытается разрыхлить землю у своих зеленых детей, время от времени нашептывая им какие-то колыбельки. Во многом объясняет, почему у нее до сих пор не состоялись ни с кем серьезные отношения.
За моей спиной пар от воды, заполняющей ванную, поднимается выше и обнимает меня, уносясь к зеркалу, которое медленно обрастает капельками влаги.
— Он меня вынуждает, — пожимаю плечами, слушая журчание воды.
Конспирация — закрыться в ванной и сделать помехи в общении — от мужа делает из меня законченную врушку. Угораздило же меня вляпаться в это безобразие.
— Это новый вид ролевых игр? — Концентрация в деле никак не связывается с тем, что с ее губ слетело только что. — Все-таки, дорогая моя, тебе крупно повезло. Посмотрев на его страницу в инстаграмме, я не удивляюсь, почему у вас так все пикатно.
— Следовало звонить Насте…
— Бу-бу-бу, псих. С такими вопросами ты должна в первую очередь обращаться ко мне. Я лучший специалист по отношениям.
— Угу, — киваю я, — как их разрушать — явно по твоей части.
— Это тоже, — тыкает граблями в экран и спрашивает: — Ты должна с ним встретиться. И предупреждая тебя до твоих слов «я замужем», рекомендую надеть счастливый комплект красного кружева, что мы тебе подарили на Новый год. Уверена, его это поразит.
— Я с ним не спать собралась.
Подруга откладывает садовые предметы, берет телефон и идет к дивану, утопая в разношерстных подушках. Ее обожаемая страсть — заполнять спальные места подушками, прирожденными пылесборниками. Скорее всего, это сказывается отсутствие в ее семье тех развлечений, которые бы в меру заполонили ее детство.
— Если на тебя клюнул такой мужчина, чьи руки произведения искусства, то хватай быка за рога и гони его в поле. Рекомендую позу наездницы на спине. Ты полностью овладеешь ситуацией.
Она подмигивает, чем заставляет меня опустить глаза. Такие разговоры в некотором роде ставят меня в тупик, так как обсуждать сексуальные стороны жизни, за исключением шуток, мне ни с кем не приходилось ранее.
— Ты не исправима.
— Я исхожу из того, что вижу.
— И что же?
— Начнем с того, что ты его до сих пор не послала.
— Я пыталась! Он приставуч! — чуть не подпрыгиваю.
Она на меня косится. «Да ну?» — говорит взгляд Оксаны. Ну да, семь лет назад я бы не стала церемониться со снующими тут и там кавалерами и зарядила бы в глаз, оставив некий трофей, как напоминание обо мне.
Нынешняя ситуация в корень меняла. Я была бессильна перед ним. Почему же?
— Знаешь, что я думаю, Зуева?
Девичья фамилия для них ценнее, нежели то, что связывает меня с фамилией мужа.
— Что? — насупилась и отклонилась назад, чтобы потрогать воду. Горячая вода воздействовала умиротворяющее. Вторая рука начинала затекать от долгого держания в руках телефона.
— Ты должна позволить себе эту маленькую шалость с ним.
Приглушенный свет в ее комнате оттенял загар из самой Турции, не утративший за эти месяцы своей силы.
— Потому что тебя никогда не отпустит маленький червячок, который желает его. Я права?
Шумно вздыхаю.
Позже, наконец, дождавшись наслаждения в объятиях воды, я потянулась за телефоном и открыла социальную сеть. В поисковике ввела примерное именование страницы. Список развернулся с миллион названий, я тыкнула в то, что ближе всего подходит. И не прогадала.
Страница не блистала разнообразием. Всего несколько фотографий и историй. Нажала на первую публикацию, на которой он стоит среди новых марок автомобилей в черном строгом костюме. Он кажется до ужаса высоким, могущественным и раздраженным, засунув руки в карманы брюк, чем пробуждает во мне неописуемое ощущение.
Листаю вниз. Варя стоит около елки. Вкусное утро с запечатленным моментом готовки блинов с медом. Падающие золотые листья с деревьев и среди них Варя собирает букет. Рассуждения на тему «денежные возможности». Вереница фотографий с фотосессии, которую просматриваю с затаившимся дыханием. Каждая морщинка, черточка затрагивается моим взглядом, и я даже не замечаю бег времени, поглощенная сумраком и строгостью этих снимков. Выраженные скулы, внимательный взгляд, будто затрагивающий душу, ровная линия губ, горбинка на носу.
В памяти всплывает его образ, когда он единожды улыбнулся мне настоящей улыбкой, каждая крупица лица словно снимала с себя маску, разглаживая неровности. Я была так поглощена этим открытием и не хотела его обрывать.
Вздыхаю и закрываю сеть, откладывая телефона на полку. Я спятила. Мне нужен доктор.
***
— Миш, я все понимаю, но, пожалуйста, забери сегодня ты сына. У меня образовались дела в саду, которые можно решить только здесь. Прошу тебя! Тебя может ожидать за это вознаграждение… ― томно уверила, прикусив кончик большого пальца.
— Надо было с этого начинать, милая, ― громко дыша в трубку, пробасил муж. ― Тогда приготовлю нам свечи, ванну, вино, перед этим забрав сына.
— Звучит многообещающе.
Если какой-нибудь козел не испортит мне настроение!
Чей-то визг в группе встрепетнул меня, вернув к разговору.
— Когда ты уезжаешь в командировку?
— Послезавтра. Как раз завершаю подготовку грузовой машины в долгий путь. ― На том конце провода слышу, как что-то ударяется об металл.
— Я буду скучать, Миш. Может, ты останешься дома?
— Всего на неделю, Катька. Я мигом ― туда и обратно. Не успеешь глазом моргнуть.
Выдохнула. Намекать этому человеку бесполезно. Да что уж там, стучишь в пустую коробку.
— Ладно, Кать, я немного занят. Позвоню позже. Целую.
— И я тебя.
Раздаются гудки, предупреждающие об потери связи. Блокирую смартфон, отбрасываю его на край стола и, наклонив голову, упираюсь взглядом на контейнер из-под мороженного, который используем для конфет. Как иронично! Фыркаю.
Вечер неминуемо приближается, последних детей забирают, и я со свободной душой готова отправиться домой, вот только…не все удачно складывается. За сегодня я его не видела, в действительности и Варю. Проверяю, закрыты ли окна, убираю мелкие игрушки на место, беру кое-какие бумаги, и, закинув на плечо сумку, выключаю свет в помещении.
На улице мороз как прежде не кусает лицо. Поправляю воротник пальто, дергаю на себя калитку и выхожу с территории детского сада. Сворачиваю к тропинке, пролегающая сквозь высоток и сада, ступаю на нее, так как мне нужно попасть к скверу, который тут неподалеку расположен. Им пользуются спортсмены в летнюю пору, даже какие-то движения среди справедливых женщин организуют, ярмарки и развлечения для детей. Вообще тут все обставлено для удобства людей: ровная тропинка выложенная квадратно-ромбовыми плитками, фонари с уходящей классикой военного времени, немного отреставрированные, на каждом шагу чистые скамейки с урнами, где-то исчезающие на другой стороне Подмосковья.
Коль живешь в сердце своей Родины, которая намного превосходит в развитии предприятий и малых бизнесов, не забывай, что все колдуется на распорядке современной цивилизации. А никак, например, в Петрозаводске. Здесь смена облика улиц или давно выцветшего общественного транспорта — роскошь.
Ухаю и начинаю дрожать сильнее. Вроде бы привыкла сталкиваться на рожах с полудурком, но все равно испытываю волнение что ли. Не знаю точно, чем можно объяснить вдруг охвативший адреналин в сердцебиении. Без сомнений это также сказывается и в переживании за честность в нашей семье.
Без задоринки на совесть обманула мужа, ссылаясь на трудности в работе, словно это в порядке вещей. Глупости. В крепких браках никто бы не допустил удара ниже пояса, сбегая к мужчине, который ПРИНУЖДАЕТ свой вечер потратить на пустую болтовню. Что я там забыла? Поговорим о погоде, поспорив по поводу прогноза? Отличная тема для беседы. Катя, с такими парнями ты общалась в семнадцать лет, слюнявясь с ними около мусорных баков. Какая же вонь там стояла, думала, крысы померли! А, видимо, крысы (сейчас я не о животных) сами тянулись к этому.
Огороженный парк с ажурной аркой встречает с сиянием звезд на небе, что крайне редко заприметить. Подмосковье сияет птичками со всех сторон, создавая впечатление, — день будто и не заканчивался.
Я прибыла немного раньше назначенного время. Приходилось топтаться на месте, осматриваться по сторонам в поисках знакомой машины или силуэта, но Семен так и не появлялся. Если это шутка, то он плохо знает меня. Я не терплю неуважения к себе! Особенно от него.
Люди в однотонных одежках проходили мимо меня, хмуро задерживали безразличное внимание на мне или с откровенными намерениями, кто-то заставлял капризного ребенка возвращаться домой, третьи ― тащились с кучей пакетов обратно домой. Сколько же социальных категорий увидишь, стоив приглядеться, в жизни не насчитаешь.
Дуновение ветра холодило щеки, нос, как бы не куталась; с веток деревьев опадал незамерзший снежок. В окнах общественных мест горел теплый свет в попытке заманить и спрятать от холода. Увы, я привыкла дожидаться человека до конца.
— Я думал, ты не придешь, ― голос за спиной напугал меня. Подпрыгнула на месте и развернулась, увидев перед собой широкую фигуру мужчины.
Утонченность в его образе каждый раз меня сбивает с ориентира. Особенно красный нос так несвойственно придает простоту для плутоватого директора фирмы.
— Не горю желанием прыгать под твою дудку.
Семен прыскает со смеху.
— Ты умеешь когда-нибудь не пускать в ход свои коготки?
— А ты умеешь договариваться, а не тащить в холод невинных девушек? — парирую в ответ, состроив такую же беззаботную ухмылку.
— Невинная Снежная Королева, — неторопливо резюмирует и перестраивается, спрятав руки за спиной. О, я думала, его тактика самодовольства впала в спячку. — Ты пришла. Это уже хороший знак.
— Скорее невольный, — тише поправила.
— Смотри, чтоб яд не был повышен у тебя в крови, — ощерился Семен.
Не переживай, на тебя у меня хватит.
— У меня есть полчаса. Куда ты хотел меня именно пригласить? ― сменяю направление беседы, приобнимая себя.
— Во-первых, это тебе, ― протягивает бумажный стаканчик с черной крышкой мне. Растерянно принимаю с рук. ― Чай. Не снотворное и не наркотики. Ты прождала меня очень долго, успела замерзнуть, так что вкусный чай с ароматом малины поможет тебе.
В бликах от фонарей глаза мужчины хитро искрят.
— Ты специально был где-то по близости, но не спешил выйти из-за угла, ― догадываюсь, беру с его рук стакан, прикладывая с двух сторон замершие пальцы. Я и, правда, прождала его достаточно долго, мне должна быть выплачена моральная компенсация. ― Какой же ты урод!
— Все еще не можешь обойтись без оскорблений?
— Трудно, когда ты рядом.
Поднимаю стаканчик, подвожу к носу и втягиваю аромат малины ― любимой ягоды, ― вспоминая трепет от детских воспоминаний. Рядом с местом, где я провела многие годы, росли кусты малины. С мальчишками постоянно там зарывались с головой, ели с веток до того, пока не лопнут животы, а возвращаясь в свои комнаты, потухали со смеху от перепачканных лиц. Походили на Марфушеньку-Душеньку8 при нарядном параде: толстым слоем краска на щеках, грязные и широкие брови, вокруг губ раздражение от переедания.
Сделала глоток чая, умиротворенно замычала, прикрывая глаза. Вкусно.
— Знал, тебе понравиться.
— Как ты угадал со вкусом? ― исподлобья посмотрела на Семена, надевающий перчатки на руки.
— Честно, рандомно. ― Затяжное переглядывание меня напрягло, так что поспешно опустила глаза на сверкающий снег под ногами. ― А теперь, Снежная Королева, не хотите ли прогуляться?
Мужчина посторонился, указывая рукой в сторону очищенного широкого тротуара, застеленный по бокам длинными отростками клена. Прошла вперед, почувствовав отморожение в мышцах, которые еле перестраивались в механизме, а он тем временем встал рядом со мной. Подстроилась под его широкий прогулочный шаг, довольствуясь терпкими вкусами в чае.
В ушах свистит ветер, пар от горячего напитка исходит из маленького отверстия, при всем этом мы упорно сохраняем молчание. Я боялась посмотреть на Лазарева, не хотела ощутить того гнета, что с хрустом обрушился в душе. Я наслаждалась нашей прогулкой, вдыхала свежий воздух, ворошила в мыслях вопросы, которые хотелось бы задать ему. Но не проронила ни звука. И это затянувшееся молчание ставило нас обоих в неловкое положение.
— Расскажи что-нибудь о себе, Снежная Королева. Не все же полчаса нам молчать.
От язвительности в предложении немного расслабляюсь.
— Зачем? Зачем тебе что-то знать обо мне? ― Проследила за вздымающимся паром из моего рта. Пристальный взгляд кольнул половину лица. ― Забыл, я на тебя орала и тебя ненавижу?
— Это не ненависть, Катя.
Опьяняющая. Смертная. Отрадная. Ненависть.
— Может, я хочу с тобой познакомиться без ограничений, которые тебя задавливают? ― пожимает плечами.
— Мне ничего не мешает. Ты не знаешь меня и не имеешь право судить.
— Верно. Но ты же судила меня в первую нашу встречу?
— Ты разозлил меня! ― взбунтовалась, повернувшись боком вперед и продолжая перебирать ногами. ― Как я должна была повести себя? Обнять и сказать: «Иисус, прости все мои грешки, не дави меня, позволь найти свое спасение в мире грязи»?
Натуральность его смеха меня заглушает. Надуваюсь, принимая близко к сердцу его наотмашь несерьезность, только пряное биение пульса на шее ускоряется. Никогда до сегодняшнего дня не слышала бархатность смеха такого грубого мужчины.
— Не подумал бы, что ты крещенная, ― признается после того, как успокаивается. Мужчина застегивает пальто и засовывает руки, облаченные в кожаные перчатки, в карманы. ― Вообще, тебе следовало именно такое сказать. Иногда меня даже сравнивают с самих Ченнингом Татумом. А Иисус…тоже неплохо.
Допустим, кое-кто тоже недавно от бурности своей фантазий сопоставил ни разу не видевшего человека с американским актером, кто в свои за сорок лет остается душкой и невообразимым плохишом в девичьих головах.
— Нисколько не похожи, — делано приподняла уголки губ и пошла ровнее. — Не в обиду, но ты видел Ченнинга? Он харизматичен, грубоват в чертах лица и в то же время очарователен, экзотичен…
— Понял, ты фанатка его, — обиженно увернулся от продолжения подбора эпитетов, чтобы лучше описать актера. — Мне вот нравится Меган Фокс. Сексуальная, однако, женщина в почти что сорок лет, так еще не теряющая искорку, если встречается с молодым отпрыском. Знаешь, иногда мне снились сны с нашим…
— О, боже! — Я засмеялась и развернулась к нему. — Не думаю, что это стоит мне рассказывать.
— Почему же? Ты открыто только что призналась, что хотела бы переспать с Ченнингом Татумом. Я с Меган Фокс. Все стабильно.
Я поморщилась. Он и, правда, невыносим! Как с ним справляется кто-то? В частности, Варя. Или она такая же, только мало знающая в такой-то сфере развития?
Подходим к заметенной скамейке, вокруг которой дворники расчистили, выбрасываю пустой стакан и убираю руки в карманы. Холодеет и холодеет. Не уж то ожидаются снова лютые морозы?
— Катя. — Мое имя словно выписывают на стали. — Почему ты работаешь именно воспитателем? Учитывая, твои грубоватые манеры, не скажешь, что ты педагог.
Глаза интуитивно, будто давно запомнили дорогу, находят его омут. Долго смотрю и говорю:
— Смотри, другие родители не считают меня женщиной с мужиковатым подобием.
— Потому что они не столкнулись с твоим нравом.
— Мой нрав зависит от отношения.
Судорожно сглотнула.
— А ты ведешь себя как долбанный подросток, цепляясь ко мне.
Внутренне прикусываю нижнюю губу, приподнимаю плечи, прячась от внимательности. Черт. Бесит, когда язык болтает столько ерунды, не умея фильтровать. Говори, что думаешь, только думай, что говоришь, ― понятный термин для развитой головы. В чем же моя оплошность? С другими я не цепляюсь к отдельной мелочи, не выговариваю напрямик неприязнь, умалчиваю за кулисами; рядом с ним…я желаю своими руками задушить Семена, выговорить столько мыслей, умалчивать которые не получается.
Меня съедает необъятность переживаний: несправедливость, злость, страх, нерешительность, неловкость, поступь невозможности помочь. Мало с кем я готова выговорить душевное терзание, лишь…предоставляю материал неповрежденного сосуда.
Честно говоря, не помню, когда последний раз откровенность была пределом честности у нас с мужем.
Мы привыкли делиться успехами, победами, но молчим в присутствии натяжного потолка, готовый разорваться и обвалиться вместе с кирпичами на нас. С Семеном по-другому. В меня вселяется вера, что ему можно доверять. Открыться. Но он ― чужой человек. Он ― никто для меня. Это временное заточение круга, подначивающий нас выживать вместе.
— Мне больше ничего не остается. Я потерял много времени и продолжаю терять, ― отстраненно пожурил, глядя вдаль.
— Твоими приставаниями ты не сможешь открыть новую главу, ― постаралась подстрелить, но, похоже, его мысли вытаскивали корни.
Лицо стало мрачным, желваки заиграли, отчего щечная мышца выразилась в букве V, выдавая весь накал от пережитых мгновений в прошлом. Не удавалось яснее узнать глубину тревоги из-за нечитабельных эмоций. Да их просто не было. Передо мной открылся шкаф со множества секретами, до которых дотянуться нельзя, ведь цепи сковывают руки, и ты становишься тюремщиком сырости и пыли.
Остановилась, потянула его за плотную ткань, встала напротив и взяла в руки его лицо. Медленно глаза Семена опустились, вгрызлись в мои черты лица, не мигая, одним источником какого-то движения были глубокие вздохи. Я рисковала. Рисковала между нами поселить тёплое ожидание.
— Знаешь, я тоже когда-то питалась болью своего прошлого. Это изматывало гораздо сильнее, нежели ты принимаешь наркотики или напиваешься до одури. Вместо сновидений бушевали кошмары, появились многие необъяснимые фобии, тики. Агрессия стала вербальным осуществлением коммуникации, до тех пор… Я обратилась к психологу. Мне требовалась посторонняя помощь.
— Что он тебе сказал?
Руки согревались от прикосновения к его колючим щекам, наши дыхания сплетались от близости, пусть мой рост был на уровне его груди. По сравнению с ним казалась букашкой, которую легко придавить.
— Простить.
Отодвинулась, руки соскользнули на его грудь. Лазарев непонимающе уставился.
— Простить обидчиков, позволившие усомниться в себе.
Отчасти это было правдой. Года, запертые за высокими стенами, огороженными сверху колючей проволокой, приносили много зла. Я умела справляться с негативом, изливающийся на меня по причине того, что я не была как все, отстаивала свое мнение, боролась с преступностью, так как некоторые позволяли себе распускать руки. И один раз я поплатилась.
Это и сломало меня.
Я перестала доверять кому бы то не было, перестала видеть будущее и единственно горько плакала, закрывшись в пустых стенах, которые, по моему мнению, могли меня спасти.
— Где ты росла? ― услышав надсадную соленость в моем голосе, он негромко изрек.
— Не важно, ― покачала головой и отошла от него. Мне не следовало подавлять здравый смысл ради минутной слабости. Только каждый нуждается в присутствии человека. ― Я хотела этим сказать, чтобы ты не наказывал себя раньше времени. Если твоя жизнь сложилась именно так, то стоит ли попрекать себя? Нет. Ведь мы сами создаем свою судьбу.
Помотала головой, улыбнувшись своим мыслям. Даже так, не может случиться такое, чтобы Семен стал кем-то большим, чем мимолетным спутником. Или я ошибаюсь?
Боже. Я уже рассчитываю будущее. Хватит, Катя! Заканчивай.
Замужем. Замужняя молодая девушка.
Развернулась, пошла вперед. Шаги сквозь шум ветра торопливо заскрипели за спиной. Мы снова выровнялись в одну шеренгу.
— Все же, воспитатель… Как так получилось?
— Я видела во многих детей себя. Игнорирование, отсутствие внимания, одни ворчания в сторону ничего неповинного ребенка, приписывание «образца», что душит его… Мне хотелось в такие моменты подойти к дитю, обнять его крепко-крепко и уверить, что в ошибках родителей нет его вины. Хотелось наградить не познавшей любовью и научить жить с открытым сердцем.
— Получается, твои заточенные сосульки не столь острые. У тебя есть сердце.
Закатываю глаза.
— Представь себе, есть.
— Я бы мог проверить, но боюсь, меня забьют.
Грудь вздымается и опадает. Я улыбаюсь. Наши препирания успокаивают меня.
— Правильно мыслишь.
Навстречу попадается девушка с лабрадором. Собака на поводке подбегает к нам, начинает путаться под ногами, завертывая тонким поводком, на что ее хозяйка задорно ворчит, следует за ней. Мы стараемся тоже разойтись, пока в один миг наши грудные клетки не ударяются друг об друга. Легкие перекрывает пробка минутного колебания. Снова глаза в глаза и возникает неловкость наравне с приятными чувствами.
— Простите, пожалуйста! Кесси всегда лезет к молодым парам, начинает кружиться вокруг них, ― виновато оправдывает собаку девушка лет шестнадцати, подтягивает к себе упитанную собаку, виляющую хвостом, и гладит по головке. ― Извините.
— Ничего страшного.
Убедившись, что поводок не держит нас, подхожу к ней, лишь бы держаться от него подальше (как бы не пыталась, нас все равно что-то сталкивает), присаживаюсь на корточки и даю свою руку обнюхать доброму животному. Кэсси оживленно мокрым носом обнюхивает, затем лижет перчатку и дергает задницей, дабы пододвинуться поближе. Охаю и смеюсь.
— Какая ты забавная! ― треплю по голове. Поднимаюсь, не отводя взгляда от собаки.
Они уходят.
Уединение от остального мира возвращается и наваливается упоминанием об словах, сказанные незнакомкой. Кесси всегда лезет к молодым парам, начинает кружиться вокруг них. Но мы не пара.
— Ты работаешь…генеральным директором, ― кое-как вспоминаю проскальзывающую информацию при разговоре с методистом. ― Тебе нравится это дело?
— Для материального ценза ― вполне.
— А кто ты по профессии?
— Графический дизайнер, ― бросает изучающий взгляд.
— Ого, ты умеешь рисовать. Странно видеть мужчин, которые этим занимаются.
— Почему же? ― нахохливается, хотя в нем читается заинтересованность.
Выходим на средину сквера; вместо разбитых палисадников, спрятанные под снегом, вытягивается сверкающая разными огоньками плоская елка. Вокруг такие же переплетенные веретеном огоньков объемные шары.
— Большую часть я видела девушек с карандашами, кисточками, испачканными руками в краске, ― делаю большие глаза и нервно стискиваю зубы. ― До мужчин дело не дошло. У всех всегда руки в выпирающих венах, с дорогими часами или чистые, продезинфицированные водкой несколько раз. Рисование не делится по гендерному признаку, в курсе, но…видеть мужчин при творческом процессе ― уникальная вещь. Один философ как-то сказал, художники-мужчины с помощью кисти ищут новые стили. Думаю, он подразумевал, что они открыты для мира только в своих рисунках.
— Мои работы всего лишь основаны на детальной постройке схемы какого-то объекта. По большей мере, машины.
— Но ты же умеешь рисовать и другое?
Мы обходим гирлянды. Свет от них падает на профиль лица Семена, озаряет сердитость и неверие, уступая светлой безмятежности. Оказалось, его можно выдержать, с ним общение не загоняет в угол шаблона, по которому привыкли знакомиться современная молодежь.
— Умею. Портреты, натюрморты, графика. Только я так давно к этому не притрагивался, ― усмехается, остановившись. Повторяю за ним. ― Тогда чем же отличаются художники-девушки?
— Девушки романтизируют рисунки, придают эстетику, для того чтобы выглядело броско и одновременно испещряло эмоциями. ― Замолкаю и продолжаю, переведя дыхание: ― Всегда мечтала научиться рисовать. Видимо, мой талант это с детьми.
Потираю руки, передергиваюсь от пробирающегося скользкого ветра под подол пальто и замираю, как только большие ладони перехватывают мои. Он накрывает, согревает жаром, исходящий от его тела. Перехватывает дыхание, потому что этот жест говорит о многом, чего я не стану замечать.
— Ты вся замерзла.
— Есть немного, — с трудом призналась и попыталась выдернуть руки. Такова близость не устраивала мои обострившиеся нервы. На близком расстоянии он до одури казался вылепленным Аресом9, само собой, без каких-либо военных доспехов. Но саморазрушительная красота в облике резко вырезанных черт лица купало в лучах вдруг возникшего солнца.
Внутри куда-то вниз что-то упало, выбившись из строя.
— Именно сейчас ты очень похожа на Снежную Королеву, — вдруг зашептал Семен, чем притянул подспудной ниткой ближе к себе. — Я хочу тебя нарисовать.
— Меня? ― переспрашиваю, ошеломленная заявлением.
Кивает.
— Зач-чем? ― Голос предательски стрекочет.
— Хочу вспомнить, какого рисовать, вдохновившись кем-то. ― Я вижу, что он хотел сказать совсем иное. ― Ты не против?
— Семен…
— Ты впервые меня назвала по имени. Не считаешь ли, Снежная Королева, что это прогресс?
Завуалированные теплом сигналы КРАСНОЙ лампочки пробиваются сквозь невидимую стену, дабы предупредить о надвигающейся бури.
— Ну, так что, согласна?
Кончик носа Семена стал еще краснее, похожим на клоунский, только заостренный, щеки приобрели румяна, добавляя живости лицу.
— Надеюсь, полуобнаженки не будет, ― шучу я.
— Всего лишь портрет.
Снежинка оседают на ресницы и моментально тают.
— Ты счастлива в браке?
Моргаю. Затем хмурюсь.
— Счастлива.
— В тебе не пестрит яркость.
— Зачем показывать то, что принадлежит мне?
Семен отводит взгляд в сторону, вглядываясь в пространство между деревьями.
— Рядом с мужем ты не такая. Не настоящая. Почему ты скрываешь свой хаос за обманчивостью?
— Я просто дорожу своей семьей. И готова стать другой ради них, — твердо заканчиваю, не желая бередить старые раны.
Решаю продолжить ходьбу, только рука, схватившая меня за локоть, останавливает и заставляет сверкнуть взглядом на Лазарева.
— Ты огораживаешься колами от внешнего мира… — задумчиво тянет и делает опасный шаг ко мне. Спокойно, Катя. — Вот что бросается в первую очередь в глаз. При этом ты стараешься подстраиваться под других… Так это не работает.
Я отшатываюсь, преисполненная злостью. Я не спрашивала его совета и уж тем более не просила лезть в мою шкуру.
— Мне надо идти, — бросаю прежде, чем даю ему сказать что-то еще.
— Подожди! — Выставляет руки передо мной, преграждая путь. — Я только хотел…
— Тебя не касается то, что было со мной. Какого мне было жить в тех условиях, когда ты реально выживаешь.
— То, что было в прошлом не должно тебя пугать в настоящем, Катя. Тебе не зачем на других срываться, делая из них воплощением зла. Я в твоих глазах монстр?
— Что ты хочешь от меня? — сталь сквозит в моем голосе.
Его глаза бегают по моему лицу, по-новому темнеют и кристаллизуются. Холод в очередной раз пробирается под кожу и заполоняет естество. С самого начала не стоило идти на встречу. Я чувствую, что ничего хорошего из этого не выйдет и лучше прекратить это немедленно, нежели он проникнет в меня окончательно.
— Ты не ответила на мой вопрос, — медленно сетует, возвышаясь надо мной. Пульс скачет от близкого присутствия незнакомца. — Почему ты отталкиваешь людей?
Молчу. А через секунду разворачиваюсь и просто ухожу. Я не трусиха. Я не позволю ему пробраться под мою кожу. Приоткрываю рот, делаю глубокий вздох, вот только не усмиряет штиль в груди, скапливающийся в банке, которая в скором может расколоться.
Прислушиваюсь тем временем к звукам, но приближение Семена не улавливаю. Он не пошел за мной. И к лучшему. Еще бы немного, между нами мог бы случиться неопровержимый удар, и время вспять повернуть не вышло. Переспать с мужчиной — устоявшаяся вещь в физическом плане, но, если он забирается в тебя без остатка — жди того, что не сможешь избавиться от преследующей лихорадки, потому что это хуже ангины.
Поворачиваю непроизвольно назад голову, встречаюсь с раскосыми узкими глазами, и деревенею, уловив намек, играющий на губах. Я не сбегу от него. Куда бы не пошла, он везде будет.
Конец ознакомительного фрагмента.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Не говори никому предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
