Бывшая любовница

Мишель Смарт, 2014

Кара проводит потрясающую ночь с Пепе Мастранджело – богачом и известным плейбоем. Наутро он исчезает, а через некоторое время Кара обнаруживает, что беременна. Могла ли она предположить, что всего одна ночь станет прелюдией к невероятной любви?

Глава 2

Пепе повернулся к ней — на его лице играла широкая улыбка.

— Это у тебя такие шутки?

— Нет. У меня шестнадцать недель беременности. Поздравляю. Ты скоро станешь папочкой.

Он пристально посмотрел на нее, но улыбку с лица не убрал. Кругом его семья. Кара почти чувствовала их взгляды, устремленные на них. На нее.

Поздно думать о том, как бы спрятаться за Грейс, что она делала много раз, начиная с подросткового возраста. Стоило ей попасть в непривычную ситуацию на публике, она предоставляла Грейс быть «первой скрипкой», пока сама не успокоится и не обретет дар речи. Грейс все понимала. Грейс ее защищала.

Но Грейс вышла замуж, уехала в другую страну, и Кара была вынуждена сама справляться с трудностями. Она вернулась в Ирландию, нашла работу, которая ей нравилась, пусть и не очень высоко оплачиваемую, но ведь это только начало. Она даже завела новых друзей. Кара действительно думала, что нашла свою дорогу в жизни.

Пепе не просто встал у нее на пути — он, словно огромный бульдозер, перепахал ее жизненный путь. Он оставил ее одну, испуганную и беременную, а впереди темной тенью маячит будущее.

Наконец он указал кивком на дверь:

— Пойдем со мной.

Она с облегчением выдохнула — хоть ненадолго уйти от любопытных глаз и собраться с мыслями. Она последовала за Пепе в широкий коридор.

Пепе остановился у каменной стены и запустил пальцы в густую черную шевелюру.

Мимо них служанка пронесла в гостиную поднос с канапе.

Не успела она уйти, как появились, смеясь, два пожилых дядюшки. Увидев Пепе, они накинулись на него с объятиями и обрушили град вопросов, на которые Пепе отвечал с легкостью и со смехом, словно его ничто на свете не волновало.

Но, как только они с Карой остались одни, улыбка мгновенно исчезла.

— Надо отсюда убираться, пока не нагрянули другие родственники. — И быстро пошел в сторону перестроенного монастырского помещения, где она никогда прежде не была. Кара едва за ним поспевала.

— Куда мы идем?

— В мои апартаменты. — Он бросил на нее через плечо мрачный взгляд, но шаг не замедлил. — Ты что, хочешь вести этот разговор перед толпой Мастранджело и Ломбардис?

— Нет, конечно, но разговаривать в твоих комнатах я точно не хочу. А мы не могли бы поговорить где-нибудь в другом месте?

— Нет. — Он остановился у двери, отпер ее и открыл. — Я через два часа улетаю в Париж. У тебя есть единственная возможность убедить меня, что это я сделал тебя беременной.

Она уставилась на него:

— Ты думаешь, я вру?

— Ты не первая женщина, которая врет насчет беременности.

Бросив на него убийственный взгляд, Кара прошла в его «обитель».

Апартаменты Пепе, хотя он пользовался ими редко — у него, по крайней мере, еще три других дома, — были такими, какие она и ожидала увидеть. В отличие от остальных помещений перестроенного монастыря, которые сохранили в основном прежнюю архитектуру, это была типичная современная квартира холостяка. Большое открытое пространство украшал огромных размеров телевизор с плоским экраном — такой экран она видела только в кинотеатре. Помимо телевизора в комнате было полно всевозможных гаджетов, о существовании которых она и не подозревала. Кара сомневалась, что знает, как работает хотя бы четверть всех этих штуковин.

Она стояла среди великолепия современной технологии и спрашивала себя, а правильно ли она поступает. Нет, все правильно. Ее не родившийся ребенок заслуживает справедливости.

— Хочешь выпить?

— Нет. Давай поскорее покончим с нашим разговором.

— Ну, а я выпью. — Он взял со стеклянного стола в центре комнаты пульт и нажал на кнопку — дубовые панели позади него раздвинулись, и появился бар с рядами бутылок.

Пепе приготовил себе коктейль и спросил:

— Ты уверена, что ничего не выпьешь?

— Уверена.

Он залпом выпил. Голубые глаза в упор смотрели на нее.

— Тогда продолжай. Убеди меня.

Она сжала губы, с неприязнью глядя на него. Потом произнесла:

— Я беременна.

— Это ты уже говорила.

— Потому что это так и есть.

— И сколько?

— Что «сколько»?

— Сколько денег? Сколько денег ты собираешься вытянуть из меня?

Она смерила его гневным взглядом:

— Я не собираюсь ничего из тебя вытягивать.

— Значит, ты не хочешь моих денег? — с насмешкой произнес он.

— Конечно, хочу. У тебя много денег. А у меня нет ничего. Совсем ничего. Я нищая. Без гроша в кармане. А еще я ношу ребенка, чей отец может себе позволить заплатить за приличную кроватку и одежду и за достойное место, где этот ребенок будет жить.

Он шумно, сквозь зубы, выдохнул:

— Ты все-таки пытаешься вытянуть из меня деньги.

— Нет! — Кара открыла сумку и вынула коричневый конверт, а из конверта — квадратный лист бумаги. — Вот. — Она передала это ему. — Вот доказательство. Я не пытаюсь вытянуть из тебя деньги. У меня беременность шестнадцать недель. Ты станешь отцом.

На минуту Пепе испугался, что его сейчас стошнит — в животе все перевернулось. На коже выступил холодный пот, сердце бешено заколотилось.

Если это подделка, то Кара весьма преуспела.

На листе бумаги явственно проглядывались очертания фасоли. Да, это определенно зародыш в утробе. Он внимательно разглядывал снимок. Там было обозначено название больницы в Дублине, имя — Кара Мэри Делейни, дата ее рождения и дата зачатия. Он подсчитал. Да. Она беременна шестнадцать недель.

Прошло шестнадцать недель с тех пор, как он был в Дублине.

— Ты не очень-то похожа на беременную. — Она выглядела худее, чем раньше, но ведь она никогда не была толстой. Да и сейчас ее не назовешь худой как щепка.

— У меня был стресс. Неожиданная беременность может потрясти любую женщину. Но ребенок абсолютно здоров. Я уверена, что скоро начну полнеть.

Он снова взглянул на снимок. Кара умная женщина, но сомнительно, что даже она могла подделать такое. Этот снимок более четкий, чем тот, на который он смотрел не один час десять лет назад, но все остальное было похожим.

Кара беременна.

Пепе вздохнул и постарался оценить ситуацию как можно хладнокровнее, но это было трудно. Очень трудно.

— Поздравляю. Ты станешь матерью. А теперь, скажи на милость, почему ты так уверена, что отец — я?

— Что за дурацкий вопрос? Конечно, отец ты. Ты единственный мужчина, с которым я по глупости легла в постель.

— И ты полагаешь, что я поверю твоему слову?

— Ты прекрасно знал, что я была девственницей.

— Я с этим не спорю. Что я оспариваю, так это мое отцовство. Я понятия не имею, чем ты занималась после того, как я уехал. Откуда мне знать, что, обнаружив, какого ты лишилась удовольствия, ты не стала заниматься сексом…

Он не заметил, как у нее взлетела рука. Раздался звук затрещины. Удар пришелся ему на правую щеку и был таким сильным, что у него дернулась голова.

— Да как ты смеешь унижать меня, свести до своего подлого уровня? — прошипела она.

У Пепе горела щека. Она хоть и маленькая, но удар у нее крепкий, и пятерня отпечаталась на коже и как раз пришлась на длинный шрам, который он получил в восемнадцать лет и с тех пор порой ощущал, как лезвие ножа врезается ему в щеку. Он поднес к лицу руку.

— Сейчас я оставляю это без ответа, — сказал он, изо всех сил сдерживаясь. — Но если ты еще хоть раз поднимешь на меня руку, то не увидишь больше ни меня, ни моих денег.

— Ты это заслужил.

— Почему? Я всего лишь указал тебе, что ты ждешь, что я поверю тебе на слово. Знай: я никому не верю на слово, особенно женщине, которая заявляет, что носит моего ребенка.

— Я ношу твоего ребенка — это правда.

— Нет, ты носишь какого-то ребенка. До его рождения и до того, как мы сделаем тест на отцовство, я не желаю слышать никаких упоминаний моего имени. — После того, что с ним сделала Луиза, он никогда больше не попадется на эту удочку. Никогда.

Только дураки дважды повторяют ошибки.

У Кары чесались руки залепить ему еще одну пощечину, но она впилась ногтями в ладони и удержалась.

Если бы она только могла, то ушла бы. Но она не может. Она не преуменьшила свое материальное положение. После оплаты перелета на Сицилию у нее оставалось сорок восемь евро, чтобы продержаться две недели до зарплаты. Одно дело — самой жить на консервированной фасоли и тостах, но совсем другое дело, когда у тебя скоро появится крошечное существо, которое надо кормить и одевать. И еще ей необходимо найти новое жилье, где ей разрешат жить с ребенком.

Когда она только узнала, что беременна, то ее охватил ужас — внутри у нее растет жизнь.

Бог ты мой! Ребенок. Да она и вспомнить не могла, держала ли когда-нибудь ребенка. Правда, ужас притупился, когда она осознала реальность произошедшего с ней.

Ребенок будет во всем зависеть от нее. От ее любви. От стабильности ее материального положения. От еды. Из всего перечисленного она в силах обеспечить его только любовью.

О какой стабильности может идти речь, если она снимает квартиру, где нельзя жить с детьми? Какое питание для ребенка, если она едва зарабатывает, чтобы прокормить себя? На одни лишь подгузники уйдет вся ее зарплата.

Борясь с волнением — только бы не зарыдать! — она сказала как можно более сдержанно:

— Итак, как ты хочешь, чтобы я поступила? Позвонила тебе через пять месяцев и сообщила, кто родился, мальчик или девочка?

Он пронзил ее взглядом:

— Вовсе нет, cucciola mia.

Cucciola mia. Так ласково он называл ее в тот их общий уик-энд. Любопытство заставило ее посмотреть перевод с итальянского, заглянув в смартфон, который он у нее потом стащил. Она была разочарована — по-английски это означало «мой щенок, моя собачка». Правда, когда он произносил это с глубоким сицилийским выговором, звучало дразняще и чувственно.

Отвлекшись от брошенных им машинально нежных слов, Кара заметила, что он внимательно смотрит на сканированный снимок.

— Это сделано месяц назад, — сказал он, сверившись с датой, указанной в углу снимка.

— И что?

— А то, что все это время ты ничего мне не сообщала. Почему?

Как же она его ненавидит! Он во всем видит заговор.

— Я хотела, чтобы срок беременности уже не позволил тебе заставить меня сделать аборт.

Твердые, чувственные губы Пепе сжались, глаза сощурились, на лбу обозначились складки. Он долго молчал, прежде чем произнести:

— С чего ты это решила?

Она едва не рассмеялась ему в лицо:

— Ты спал со столькими женщинами и стольких бросал! У тебя это просто вторая карьера. Странно было бы, что лучший плейбой года захочет ребенка.

Глаза его потемнели, но тут же на губах появилась усмешка.

— Я стал бы еще более привлекательным для прекрасного пола.

— Ты думаешь, я забыла твои пренебрежительные высказывания о детях? Думаешь, я не заметила, как ты закатывал глаза, когда Грейс и Лука обсуждали будущих детей?

— И это доказательство того, что я потребовал бы аборт?

— Ты ясно дал понять, что дети — это не сфера твоих интересов.

У него на щеке забилась жилка. Наступила долгая пауза.

— Скажем так: вдруг тест на отцовство докажет, что ребенок мой. Чего тогда ты ждешь от меня? Брака?

— Нет! — почти выкрикнула она. — Нет. Я не хочу выходить за тебя замуж. Я не хочу ни за кого выходить.

— Какое облегчение, — растягивая слова, произнес он, повернулся к бару и наполнил еще бокал. — Но на случай, если ты сказала это потому, что я хочу это услышать, знай: брак не обсуждается, что бы ни показал тест.

Неужели он тогда ее чем-то опоил, раз она позволила ему себя соблазнить? Такое возможно только находясь в наркотическом опьянении, когда гормоны, которые преобладают у других людей, наконец-то сработали и у нее. Впервые в жизни она испытала желание. Это было… самое потрясающее ощущение, какое только можно себе вообразить.

И она хотела — хотела! — верить, что у него серьезные намерения.

Мысленно она представила своих родителей. Отец каждую неделю менял женщин. Сколько же у него было любовных связей, сколько потом ссор между родителями и сколько примирений… Неужели они тоже были во власти такого же дурмана? Может, это стало причиной их страшного эгоизма?

Кара отбросила эти мысли. Она не последует примеру матери, не будет думать только о себе. У нее на первом месте всегда будет ребенок с его потребностями. И не важно, какую жертву она принесет ради него.

— Я рада, что ты так думаешь, потому что, поверь мне, у меня нет ни малейшего желания выйти за тебя. — Да она скорее выйдет за орангутанга.

— Замечательно. Люди, которые женятся из-за ребенка, дураки. А я не дурак.

Она зло на него взглянула:

— Я могу придумать много всяких слов для твоей характеристики, но ты точно не дурак.

— В таком случае наши мнения совпадают, — с насмешкой ответил он.

— В вопросе о браке — да, но, Пепе, мне необходима помощь. Я не в состоянии материально обеспечить ребенка.

— Поэтому ты обратилась ко мне. — Он одним махом опрокинул бокал спиртного.

— Если ты думаешь, что мне нравится просить у тебя деньги, то ты плохо меня знаешь. Я обратилась за помощью к тебе, потому что это твоя обязанность…

— Ты собираешься возложить вину на меня?

— Не одна я потеряла голову, — парировала Кара.

Тепло разлилось у нее по телу при воспоминании о том, как она лежала в его объятиях. И, хотя прошло всего несколько минут после их первого любовного экстаза, жар, который он зажег у нее внутри, а она — у него, вспыхнул с новой силой. Он оказался поверх нее, страстно целуя, и оба уже не помнили, как снова их тела переплелись и соединились. Если она думала, что в моменты их первой близости она ощутила что-то особенное, то сейчас это было… неописуемо потрясающе. Потом — ей показалось, что прошла вечность, — они лежали, глядя друг другу в глаза, прежде чем он неохотно отстранился от нее, чтобы взять презерватив.

Один миг — и зародилась новая жизнь.

— Трудно представить, что этого было достаточно, чтобы заделать ребенка, — мрачно заметил он.

— Но это случилось. Ты использовал меня. Нравится тебе или нет, но ты несешь ответственность.

Противно думать, но она, кажется, права.

Пепе не мог вспомнить, когда еще он был так беспечен в постели.

Но нет — он помнил.

Последний раз, когда он забыл про презерватив, было в восемнадцать лет. Он был молод и влюблен. Убийственное сочетание.

Что касается Кары… Все произошло само собой. Вообще-то он ни о чем не думал. Просто… голова пошла кругом от того, что она — девственница. Он не понимал, что у него происходило в душе.

Обычно, переспав с женщиной, весело с ней поболтав, он выпивал бокал вина или чего-нибудь покрепче, потом — иногда — снова занимался с ней любовью, а потом уходил, забыв о ее существовании. Но никогда прежде у него не тянуло под ложечкой и не сдавливало грудь. Вероятно, от того, что он чувствовал вину. Вину от того, что она была девственницей или от того, что он спал с ней, чтобы украсть телефон? Почему? Он не знал.

Несмотря на свою репутацию плейбоя, Пепе все же руководствовался в своих действиях головой, а не тем, что было между ног. По крайней мере, до той ночи с Карой.

Но их первое соитие не было настолько долгим, чтобы зачать ребенка. Минута, не больше. Потом он заставил себя вспомнить про презерватив. А та минута была незабываемой.

От возбуждения в его брюках вновь стало тесно.

— Мне нужно выпить кофе, — пробормотал он. Вообще-то ему необходимо что-то покрепче, но он понимал, что следует остановиться. В мозгу уже созревал план, и ему надо мыслить четко. — Ты выпьешь кофе?

Кара покачала головой. Она стояла спиной к стене, сложив руки и вскинув подбородок. Вид вызывающий.

Пепе позвонил на кухню. Его план был готов. Каре придется — хочет она того или нет — согласиться с тем, что он собирается ей предложить. Она хочет войны? Что ж, ей пора узнать: эту битву она ни за что не выиграет.