История Лоры Виттеншлегер

Мишель Дарби

Профессорскую дочь Лору крадут цыгане. Ее накачивают алкоголем и выставляют в качестве приманки на паперть. Она случайно снова попадает в родную семью, где ее считают неполноценной. Лора едет в Афганистан с группой добровольцев искать себя. После ранения попадает в Германию, ночует с бомжами под мостом, знакомится с экстремистски настроенной молодежью. Она мечтает о родном селе и уезжает на Родину. Чего стоят человеческие убеждения? Нужно ли за них бороться?

Дизайнер обложки Мишель Дарби

© Мишель Дарби, 2021

© Мишель Дарби, дизайн обложки, 2021

ISBN 978-5-0055-0897-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Рождение Монстра

Ксения Ветковская готовилась стать бабушкой во второй раз и очень волновалась. Ее переживания были связаны, впрочем, больше с состоянием здоровья ее невестки Маргариты, страдающей пороком сердца, чем с появлением внучки. Больное сердце двадцативосьмилетней женщины с трудом выдерживало нагрузки беременности.

— Ей плохо! — В отчаянии взымала руки к трехметровому потолку огромной профессорской квартиры Ксения, опуская их затем, чтобы сцепить ладони замком и сжать до онемения пальцы. — Зачем ей рожать? У них ведь с Игорем уже есть сын Вовочка — миленький пятилетний мальчишка.

С коричневого кожаного кресла за пожилой женщиной, не мигая, наблюдала ее старшая дочь Элеонора — старая дева, которая была на десять лет старше золовки и проживала с матерью.

Квартира вдовы профессора Дмитрия Ветковского располагалась на улице Рейтарской, на Липках в Киеве, занимала весь второй этаж четыре квартирного жилого дома и числилась в жилуправлении под номером 5.

В ней было восемь комнат, столовая, кухня, помещение для глажки белья, где обычно «колдовала» домработница Люся — полная девушка лет двадцати двух, «кровь с молоком», исполнительная и добрая. Она проживала здесь же, в хозяйском доме уже три года, с тех самых пор как умерла ее мать, верой и правдой долгие годы прослужившая профессорской семье. Оставшись сиротой, Люся подумывала вернуться в родную деревню где-то возле Белой Церкви, откуда была родом ее мать, хотя там у нее не было ни хаты, ни работы.

Ксения Ветковская дала девушке временную прописку у себя, и позволила ей остаться в квартире. Во время назначенного великодушной хозяйкой шестимесячного испытательного срока Люся изо всех сил старалась ей угодить. Единственной слабостью девушки были парни, снующие по улицам столицы и будоражущие её воображение. Ксения видела, что у Люси «гормоны играют» в крови и снисходительно относилась, если вдруг домработница в субботу возвращалась домой позже обычного.

— Почему ты молчишь, Нора? — Растерянно взглянула на дочь вдова, поправив светло-русый локон, выбившийся из пышной прически. На лице шестидесятидвухлетней дамы почти не были заметны морщины. Щеки ее покрывал ровный здоровый румянец. Моложавый вид наталкивал на размышления о высоком искусстве врачей пластической хирургии, но они не имели ничего общего с реальностью. Женщина выглядела моложавой от природы. Ее уход за собственной кожей ограничивался посещением косметического кабинета два раза в неделю.

Стройная фигура Ксении, ее гордая осанка не давали права записать ее в старухи. Она регулярно ходила в тренажерный зал, солярий и танцевала танец живота. Большую часть свободного времени она проводила в изучении эзотерики, упражнениях медитацией и йогой. Посещение ею всевозможных художественных выставок, театров, литературных обществ дали основание говорить о ней в Киеве как о светской даме.

— Чем же я могу помочь? — Разводила руками дочь. — Маргарита и раньше знала о своей болезни. Врачи ее предупреждали, что рожать ей больше нельзя. Она сама врач. Я молюсь за нее. И за ребеночка.

— Я тоже молюсь! — В раздражении бросила Ксения, — я ее люблю, пойми, Нора. Она мне как родная!

Элеонора с матерью были совершенно разными людьми. Осознав это после нескольких крупных скандалов, мать и дочь взяли за правило никогда друг с другом не спорить, особенно в принципиальных вопросах. Если же и говорили на «идеологические» темы, то держались достойно, сдержанно реагируя на реплики друг друга.

Духовная жизнь обоих женщин была содержательной, но развивалась по-разному.

Ксения не причисляла себя к атеистам, но между тем, в отличие от дочери, никогда не посещала церковь. Ее муж Дмитрий, врач-кардиолог, погибший более десяти лет назад в автомобильной катастрофе, успел вселить профессионально несостоявшейся супруге уверенность в завтрашнем дне, материально обеспечив ее и двоих детей на всю оставшуюся жизнь. Ксения была реалисткой. Если ей чего-то остро не хватало, то она обращалась с просьбой не к Богу, а к доставшемуся ей в наследство от мужа неиссякаемому банковскому счету.

Уж так традиционно повелось на Украине, что народ в стране всегда во что-то верил. Если не в Бога, то в светлое коммунистическое будущее или перестройку.

— Ты знаешь, Нора, я — человек глубоко верующий, религиозный… — Ксения села напротив дочери в точно такое же коричневое кресло и принялась разливать ароматный кофе в фарфоровые чашечки, — ну и что, что я не хожу в церковь?

— Есть только одна вера и один Господь — Иисус Христос… — тихо промолвила Элеонора и потупила взгляд.

Свое отношение к миру молодая женщина выражала безграничной любовью к окружающим, а также сольными фортепианными концертами в Киевской городской консерватории, где она работала преподавательницей музыки. В выходные дни Элеонора неизменно посещала церковные службы во Владимирском Соборе, где являлась членом прихода уже долгие годы.

На этот раз тема верований закрылась, едва успев прозвучать. Было не до того.

Зазвонил телефон. Ксения порывисто схватила трубку. Она некоторое время слушала взволнованный голос сына, потом устало сообщила дочери:

— Игорь. Маргариту только что доставили в родильное отделение горбольницы. Это возле Дворца «Украина».

— Так она собралась рожать? — Испуганно пробормотала Элеонора, — Как же так? Ведь вроде бы рано еще, а? Ведь девять месяцев нужно…

— О чем ты говоришь, Нора! Главное — спасти жизнь Маргариты. Здесь о ребеночке речь не идет! Ах, молодость-молодость! Глупость! Все эти инстинкты… поиск пары, свадьба, рождение детенышей…

— Как ты можешь так говорить, мама! Ты что же Игоря и меня тоже за детенышей считаешь? Ведь ты нас любишь… Мы — дети — любим тебя. Любовь — это божественное начало…

— Молчи, Нора! — Прикрикнула на нее мать и походила по комнате, закурив сигарету и возвращаясь время от времени к столику, чтобы сбросить пепел в хрустальную пепельницу и отпить глоточек кофе.

Элеонора доброжелательно смотрела на обуреваемую страстями мать.

— Вы мои дети, — горячо продолжала Ксения, — это так. Но я вас рожала, когда мне было двадцать лет! Если бы я это делала сейчас, когда мне уже, слава Богу… гораздо больше… то я бы, конечно, задумалась: в какой мир я приведу моих детей? В мир, где столько зла и насилия, болезней и лишений? Где зависть, ненависть и низменные инстинкты движут людьми? Как можно детей — самых моих дорогих людей — добровольно подвергнуть опасности погибнуть в автокатастрофе или при пожаре, при наводнении или от рук бандитов, заболеть раком или СПИДом?! И все только лишь из собственного эгоизма, потребности в продлении рода? Насколько парадоксальна жизнь! Мы всегда жили вместе, Нора. Мы — одна кровь. Но я признаюсь тебе честно — я тебя не знаю совсем. То, что я вижу в тебе, я не понимаю и не принимаю. Я не могу сказать, что я тобою не горжусь. Ты очень сильный человек, ты убила в себе все низменное, от тебя исходит свет!..

— Не надо, мама, пожалуйста, прошу тебя, не преувеличивай. В желании иметь потомство для человека нет ничего плохого. Сам Господь велел людям «плодиться и размножаться». Просто мне не повезло в личной жизни. Вот и все. Не встретился тот мужчина, с которым можно было бы создать семью.

— Игорь пообещал выходить часто на связь. Маргарите сделают кесарево.

— Господи, спаси ее и малышку!

— Ну, ребенка вряд ли удастся спасти. Это настоящий монстр, а не дитя. В шесть с половиной месяцев оно весит уже три килограмма. Ужасно.

— Я думаю, мы должны отправиться в больницу к Маргарите, — решительно заявила Ксения и, затушив в пепельнице окурок, поставив на серебряный подносик пустую кофейную чашечку. — Люся!!!

Была суббота и молодая домработница, облачившись в новые темно-синие джинсы и розовую в рюшах шелковую блузку собиралась на танцы.

— Звали, Ксения Леонидовна? — Густой румянец покрыл толстые щеки девушки.

— С Василием опять что ли идешь?

— Ну, да. Вы же сами разрешили.

— Разрешила! Уж эти инстинкты! Ты бы хоть в филармонию или в театр пошла. А то танцы. На кого ты похожа?

— На покойного татку. Вы же сами знаете.

— Я имею в виду твой прикид. Ты как сноп в этих брюках. Все в обтяжку. Хоть бы спортом занялась…

— У меня нет столько денег, — искренне опечалилась Люся, — тренажерные залы, концерты… Это не для бедных.

— Ну чего ты все сиротинушкой прикидываешься?.. — Завелась Ксения.

— Мама… — тихо попросила Элеонора.

— Что вы все какие-то! Принеси, Люся, мой серый в полоску брючный костюм и блузку новую, ту, что я вчера купила, от Versace. Васька подождет. Мы с Элеонорой едем в роддом.

— Сию минуту, — учтиво обронила домработницы и ушла в гардеробную.

Элеонора поднялась с кресла. Она была выше матери, хотя и выглядела миниатюрнее. Тонкая талия, узенькие бедра и нежные запястья делали ее похожей на школьницу. Лицо Элеоноры было бледное, обделенное загаром из солярия, а прямые русые волосы были гладко зачесаны и собраны на затылке в обыкновенный хвост. Она не придавала такого значения одежде, как ее мать и одевалась просто, хотя и дорого, как того требовал статус профессорской дочки.

— Как же я службу вечернюю пропущу? — Расстроилась дочь.

— Какая служба? — Упрекнула ее Ксения. — Завтра сходишь. Одевайся. Возьми ключи от машины и отправляйся в гараж. Я скоро спущусь во двор. Давай, миленький, не дуйся. Надо поддержать Маргариту.

Элеонора терпеливо прождала мать, сидя в белой «Волге» рядом с водительским сидением. Украшенные бриллиантами изящные золотые часики, подаренные отцом к ее первому взрослому сольному концерту, показывали пять часов по полудни. На дворе было первое апреля, погода стояла слякотная, пролетал мокрый снег.

Из окна автомобиля Элеонора некоторое время наблюдала за среднего роста плотным молодым человеком, отмеряющим в марше расстояние от ее подъезда до угла соседнего дома, видимо, изрядно окоченевшего при нулевой температуре.

— Васька! — Бросилась ему на шею освободившаяся наконец от «служебных» обязанностей Люся. Молодые люди в обнимку пошагали на автобусную остановку.

Следом за домработницей во дворе появилась Ксения, одетая в меховую элегантную куртку.

Через минуту обе женщины ехали по Киевским улицам в направлении Дворца «Украина».

— Все плохо! «И погода соответствующая, — мрачно заметила профессорша, поднимаясь по ступеням лестницы, ведущей в родильный дом, — знаешь, Нора, оно может и к лучшему, что ребенок не выживет». При таких трагических условиях появиться на свет… ты уж меня извини.

— А что особенного? — Искренне удивилась Элеонора. — Не всегда же все гладко проходит. Может, обойдется. Бог даст — все будет хорошо. Ведь родила же Маргарита Вовочку — и ничего.

— От того, как человек приходит в мир, тоже зависит его дальнейшая судьба. Я считаю, что если девчонка в свои шесть внутриутробных месяца выживет (в чем я, собственно, сомневаюсь), то ее, точно, ждет не легкая судьба.

— У человека всегда есть право выбора. Ее жизнь сложится так, как она этого захочет, мама, как того захочет Господь.

Ксения остановилась у входных дверей и внимательно посмотрела на дочь: — Я не против: пусть будет по-твоему!

Справившись в приемном покое о поступившей пациентке, обе дамы поднялись на второй этаж в отделение реанимации.

Высокий тридцатилетний блондин в накинутом поверх костюма белом халате сидел на стуле в коридоре, потупив взгляд. Услышав приближающиеся шаги, он поднялся навстречу матери и старшей сестре, молча обнял их.

— Как Маргарита? — Спросила Ксения сына.

— После сердечного приступа она еще не пришла в себя.

— Что говорят врачи? — Поинтересовалась Элеонора. — Почему ее не оперируют?

— Все не просто, — вздохнул Игорь, — срок беременности большой. Прокесарить, конечно, труда не составляет. Но после удаления плода давление упадет, сердце может остановиться. Нужно стабилизировать ее состояние, и только потом извлекать ребенка.

Они присели втроем на стулья, обсуждая опасную ситуацию.

— Когда был жив ваш отец, он обследовал Маргариту и удивился, как ей удалось выносить и родить Вовочку. Если бы Дима был жив, он бы не позволил ей забеременеть.

Красавица Маргарита — дочь украинского дипломата — решилась «на авось». Ею профессиональные будни проходили в генетической лаборатории и к кардиологии она прямого отношения не имела. Она знала об опасениях врачей-кардиологов и все-таки решилась на второго ребенка.

Лишь близкие знали причину этого рокового поступка. Игорь загулял. Шутка ли?! Молодой, пользующийся успехом у женщин врач-гомеопат из военного госпиталя и молоденькая медсестра. Маша… До греха довели Игоря Ветковского ее зеленые ведьмовские глаза. Ну, не смог он устоять перед чарами рыжеволосой соблазнительницы. Позже, как водится, об этом романе узнала жена, потом мать. Ксения тотчас же встала на сторону невестки, осуждая легкомысленный поступок сына. Однако Игорь не спешил остепениться и не шел на переговоры. Он продолжал уже в открытую встречаться с любовницей, забросил дела, семью и даже несколько раз забыл забрать сынишку с детского сада. Яд соблазна отравил молодого доктора. Он было собирался съехать от жены к «этой женщине», как его настигла потрясающе-отрезвляющая новость: жена беременна девочкой. Уже несколько лет подряд Ветковский бредил рождением дочери.

Романтическая история с медсестрой закончилась для гомеопата безболезненно. Зато покой надолго покинул его семью. Была ли беременность Маргариты стремлением во что бы то ни стало сохранить семью и вернуть любимого человека или же то была лишь суровая месть обманутой жены, требующей возмездия?

Ксения считала, что Маргарита поступила правильно, решив оставить ребенка ради совместного сына Вовочки. Элеонора была уверена, что это Бог послал супругам ребенка, потому что так должно быть и не им, грешным анализировать высшее провидение. Мужской практичный ум Игоря выдавал единственный результат: он станет отцом во второй раз!

Маргарита имела право на поступок, это понимали все.

Игорь смотрел на мать глазами нашалившего мальчика. Было заметно, что чувство вины перед семьей не покидает его ни на минуту.

— Это я погубил Маргариту своим легкомыслием. Как я мог тогда так подло с ней поступить? Я был слеп. Во имя любви и будущего нашей семьи жена решилась на опасный поступок. И теперь я могу потерять ее и малышку.

— Можно к ней? — Осторожно спросила брата Элеонора.

Игорь подступил к дверям реанимации, открыл ее, пропустил женщин вперед.

— Это мои родственники, — поспешил он пояснить подскочившей к ним медсестре.

— Здравствуйте, — устало бросила в сторону вошедших она, — только не долго.

Маргарита лежала на кровати, увешанной трубочками и проводами с закрытыми глазами. Лицо ее выглядело бледным, красивые ладони плетьми лежали вдоль тела, укрытого одеялом. Пышные кудри были тщательно заправлены под больничный чепчик. Посредине кровати зловеще возвышался живот. Именно из-за него эта молодая женщина с обаятельной неповторимой улыбкой находилась здесь.

Вид ее был умиротворенным. Казалось, она спала глубоким сном, счастливая как все матери тем, что ее нерожденная дочь находится рядом с ней.

— Отец Маргариты звонил из Испании. «Он прилетит ближайшим рейсом, — сообщил Игорь, — теща дежурила у нее всю ночь».

— Бедная девочка, — вздохнула Ксения, села стоящий у кровати стульчик, наклонилась к невестке и тихонько позвала: Рита, Рита, ты меня слышишь? Проснись, девочка, будь сильной!

— Я с ней пытался разговаривать, она не реагирует, — констатировал Игорь.

— Но ведь доктора здесь… они должны что-то делать! Ведь нельзя же так оставить человека на произвол судьбы!

— Мама, успокойся, — попросил сын, — они делают все возможное. Это хорошая больница. Этих врачей я знаю.

— Давайте отправим ее за границу. Самолетом! — Ксения обвела потускневшим взглядом детей. — Ее отец дипломат, он поможет. Денег я дам, если не хватит. О, Боже! Да в деньгах ли дело! Сын, решайся!

Игорь молча отрицательно покачал головой.

— Ну, тогда я не знаю, — вздохнула Ксения и поднялась со стула, отступила от кровати.

И тут неожиданно Элеонора заняла ее место. Она перекрестила больную, деловито поправила ей подушку и начала громко читать вслух: «Отче наш, иже еси на небеси. Да святится имя твое, да придет царствие твое…»

Неожиданно сорвавшаяся с уст дочери молитва произвела на Ксению сильное впечатление. «Яко твое есть царство и сила, и слава» — женщины произнесли вместе. Со словом «Аминь» к ним присоединился красивый густой баритон Игоря.

По окончании молитвы все некоторое время молча следили за выражением лица Маргариты, будучи уверены, что их обращение к Господу подействует и она придет в себя. Но женщина по-прежнему лежала с закрытыми глазами. Большой живот нерушимо лежал на ней, как могильный холмик.

— Это ничего не даст, — констатировала Ксения и поправила воротник модного полосатого пиджака, — либо будем что-нибудь предпринимать, либо поехали домой. Я не в силах на это больше смотреть.

— Да, конечно, — с готовностью согласился ее сын, — ситуация под контролем, уже вечер, разъедимся по домам.

— Ты мог бы и к нам… — предложила Элеонора.

— Да, да, конечно, Вовка все-равно с няней. Поехали, — сказала Ксения.

Едва семейство направилось к дверям, как Маргарита издала тихий стон.

— Она открыла глаза! — Вскрикнул Игорь и бросился к жене.

— Где я? — Спросила Маргарита и обвела палату глазами, — это больница, да? Я рожаю?

— Нет, миленький, ты еще не родила, — улыбнулась ей свекровь. — Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо. Очень хорошо, — больная придирчиво осмотрела себя и погладила живот рукой. — Я хочу домой.

Элеонора привела медсестру. Та, завидев, что пациентка разговаривает, выскользнула в коридор. Через несколько минут несколько мужчин-докторов уже осматривали Маргариту, тактично попросив родственников оставить помещение.

Ветковские расположились на стульях в коридоре. Вскоре к ним вышел один из докторов.

— Вы муж? — Обратился он к Игорю.

— Я — муж.

— Ваша супруга пришла в себя. Но это не означает, что с ней все в порядке. Домой мы ее, естественно, пока не отпускаем. Беременность придется прервать в любом случае, как я вам уже и раньше говорил. Мне очень жаль. Иначе потеряете обоих.

— Я согласен. Когда проведете операцию?

— Немедленно. Мы уже готовы. Настоятельно рекомендую отправиться всем домой. Своим присутствием вы больной не поможете.

И доктор ушел. А растерянные Ветковские сели в «Волгу» и отправились на Рейтарскую.

— Будем ужинать? — Спросила Ксения детей и проворчала: Придется сегодня самим на стол накрывать. Люська — гуляка праздная, сегодня поздно притащится.

— Мне все равно, — вздохнул Игорь, оставляя в прихожей на вешалке темно-серое элегантное пальто.

В столовой женщины занялись бутербродами и чаем. Игорь молча курил, рассматривая клубы дыма.

Наспех перекусив, Элеонора ушла к себе и вскоре в квартире раздались звуки рояля.

— Когда у нее следующий концерт? — Спросил Игорь мать, — я видел афиши, но не рассмотрел дату, было не до того.

— Через две недели. Готовится. Программу концерта я знаю, она мне ее полностью проиграла. Сейчас она исполняет что-то свое. Пойдем, послушаем.

Мать с сыном тихо вошли в просторную комнату Элеоноры. Молодая женщина, распустив волосы, преобразилась. Она выглядела раскрепощенной. Клавиши послушно прыгали под ее пальцами. Звуки сплелись воедино и одну за другой рождали картины какой-то жуткой трагедии, которую чувствовала музыкантша. Это была очень сильная и талантливая импровизация. Всегда спокойная Элеонора дала волю нахлынувшим на нее чувствам.

Впечатление от сыгранного оказалось настолько сильным, что все некоторое время сидели молча.

Раздался телефонный звонок и Игорь поспешил снять трубку.

В комнате воцарилась гробовая тишина. Женщины ждали вестей из больницы.

— Маргарите сделали кесарево. Давление упало, но в целом состояние удовлетворительное, если можно так выразиться. Будет жить.

Игорь положил телефонную трубку, сел на кончик дивана и спрятал лицо в ладонях. Плечи его вздрагивали.

— А ребенок?! — В один голос спросили женщины.

Игорь посмотрел на них своими голубыми глазами и выдохнул:

— Жив…

— Как жив? — Не поверила Ксения.

— Дочь тоже жива, хоть и родилась недоношенной.

— Насколько я знаю, младенцев, родившихся в шесть месяцев, не удается выходить.

— Не знаю, так сказал врач. Девочка слабенькая, ее поместили в инкубатор.

— Слава Богу! — Воскликнула Элеонора, — слава Богу!

— Вот это новость, — произнесла Ксения и не понятно было, радуется ли она или огорчена, — ну вы, детишки, даете! Это что же получается: у меня теперь еще и внучка есть? Аннушка?

— Почему Аннушка? — Удивился Игорь.

— Так ведь мы уже и имя ей подобрали с Элеонорой. Анной назовем.

— Почему же меня не спросили? Я ведь ее отец.

— Маргарита тоже не против Аннушкой назвать. Нам надо это отметить. Непременно!

Ксения направилась в каминную комнату к бару. Дети последовали за ней. Ужасная Люська! До сих пор ее нету. Придется самим камин разжигать, — ворчала мать, доставая бутылочку коньяку, — надо расслабиться. Ну и денек сегодня!

— А какое сегодня число? — Спросил сын и занялся камином.

— Ты же был сегодня на работе. И забыл?

— Сегодня первое апреля, — улыбнулась Элеонора, усаживаясь поудобнее на стоящем у окна диване.

— Может врач этот, что тебе только что позвонил, шутку первоапрельскую с тобою разыграл, а, Игорь? — Повеселела Ксения и почувствовала, как коньяк разлился по ее организму.

— Скажешь тоже, мама, — упрекнула ее дочь, — Тоже мне: юмор.

— Наша мама обожает черный юмор, — заметил Игорь.

— И Маргарита наша шутку отколола! А девчонка эта умудрилась в такой день родиться! — Не унималась Ветковская-старшая.

— Бесконечные стрессы, — пожаловался сын, — везде: дома, на работе. У меня самого уже сердце временами прихватывает.

— Жизнь — трагикомедия, — подытожила Ксения. — Важно ничего не принимать близко к сердцу. Чему учат современные эзотерики? Не идеализируйте! Воспринимайте жизнь такой, какова она есть. Ведь часто обстоятельства разбивают наши идеализации, и мы начинаем негодовать, переживать, выплескивать из себя массу негативных эмоций.

— Легко сказать. Как же я могу оставаться спокойным, если жена при смерти и ребенок не доношенный? Теория хороша, когда тебя лично что-то плохое не касается.

Милая мама… Мой милый знаток кармы. — Игорь с удовольствием отпил из бокала.

Дети госпожи Ветковской знали наизусть теорию кармических взаимодействий, которую она взяла на вооружение. Всему виной были подаренные ей лучшим другом мужа Дмитрия книги Сергея Лазарева.

«Эти книги «перевернули» мою жизнь!» — Повторяла Ксения. — «Я стала другим человеком! Поверьте, в них описана суть жизни. Такие люди как Лазарев посланники от Бога, они помогут измениться человечеству к лучшему. Благодаря его книгам можно выйти с достоинством из любой сложной ситуации.

Сергей Лазарев был автором концепции системы полевой саморегуляции и родоначальником большого цикла исследования кармических закономерностей, нашел новые закономерности в жизни людей и исследовал законы биоэнергетики.

Карма, по его убеждению, означала действия. Если человек поступает хорошо, то он получает хорошие результаты, если плохо, то плохие. Для определения результатов Лазарев применил понятие «греха». Он исходил из того, что человек должен раз и навсегда отказаться от идеализаций в том виде, когда его устойчивые представления об устройстве мира и личной его жизни, разбиваясь о жизненные реалии, рождают в его душе негативные переживания (обиды, ненависть, ревность), которые, собственно, и являлись грехами.

Недопустимыми (а именно, грешными) являются ситуации, когда у человека возникает недовольство окружающим миром.

Негативные эмоции, вызываемые негативной реакцией человека на несовпадение его идеализаций с реальностью, были «грехами» и способствовали образованию «плохой» кармы.

Если карма «хорошая», то у человека более-менее все хорошо, а если «плохая», то Высшие силы попускают ему одно испытание за другим в виде болезней, материальных затруднений, семейных и производственных неприятностей и тому подобное. Признаком зрелой, наработанной кармы являются ситуации, когда человек заболевает неизлечимыми болезнями, такими как рак или СПИД, с ним случаются аварии или катастрофы.

Особенно нравилось Ксении рассуждать на тему реинкарнации и разбирать «полеты» знакомых и друзей. Кто, для чего и с каким грузом кармы пришел в этот мир?

«Наша жизнь — это большая экскурсия в своего рода музей, такой как музеи техники на Западе. В них посетитель может потрогать экспонаты, но не может унести их с собой, ведь разрешено там только пользоваться. Так и в жизни человек: попробовал всего, поиграл разные роли и ушел», — рассуждала она и даже цитировала Лазарева наизусть:

«… Некоторые обитатели верхних этажей могут просто попроситься на экскурсию в наш мир, чтобы испытать ощущения, которые можно получить только в реальном мире и только в человеческом теле — плотской любви, наслаждения пищей, вином, человеческими взаимоотношениями, материальным достатком, созиданием, творчеством. Именно они, скорее всего, рождаются в очень обеспеченных семьях, становятся богачами сразу после рождения и живут, наслаждаясь жизнью и не зная никаких материальных проблем — если, конечно, они не нарушают правил поведения путешественников на экскурсии.»

Конечно же, под «обитателями верхних этажей» Ксения имела в виду прежде всего се6я и членов своей семьи. Ей было приятно осознавать себя высоким материализовавшимся духом, который, может, проживает свою предпоследнюю или последнюю земную жизнь и должен радоваться ей. Другое дело — грешные души, которым еще долго предстоит совершенствоваться, чтобы научиться правильно относиться к жизни и не наполнять сосуд кармы до недопустимой высоты. Их жизненные испытания — итог их прежних неправильных «страстных», греховных поступков. Их цель — самосовершенствование, осознание своих идеализаций. Души, пришедшие в жизненный заповедник с низких этажей, должны для их же собственного блага получать от Высших сил урок за уроком — сложные жизненные ситуации и жили часто материально значительно хуже «высоких». Когда госпожа Ветковская размышляла о реинкарнациях, то представляла себе лестницу духовного развития, где каждая ступенька — определенный уровень с соответствующими критериями.

Ксения присваивала людям, о которых думала, соответственные номерные ступени и время от времени старалась убедить себя в том, что ее увлечение кармой — никак не связано со словом идеализация.

Последующая неделя оказалась сложной для Маргариты. Несмотря на то, что ее организм восстанавливался после перенесенной беременности и сердце постепенно возобновляло свои прежние функции, ее психическое здоровье желало лучшего. Сначала для молодой женщины было драматично осознавать, что ребенок родится преждевременно и, скорее всего, умрет, а после, когда миновал кошмар с кесаревым сечением, ей пришлось по-новому привыкать к роли матери.

На третий день Маргариту перевели в общую палату, но вставать не разрешили.

Под вечер, когда ее родители, а также муж с сыном, сестрой и свекровью разошлись по домам, больная решила рискнуть и подняться с постели самостоятельно, чтобы отправиться в детское отделение посмотреть новорожденную дочурку.

Она села в кровати, откинула одеяло и спустила вниз ноги с покрытыми мелкой сеточкой капилляров лодыжками. Поводила ступнями по полу в поисках тапочек, но не нашла их, наклонилась. Голова ее тотчас же пошла кругом и женщина, казалось, ослепла на один глаз. Вся ее одноместная дорогая роскошная палата, казалось, утеряла краски, стала черно-белой. В ушах противно зашумело. Испугавшись этого состояния, она быстро снова нырнула под одеяло, откинула назад голову, зажмурила крепко глаза…

Через полчаса, утирая со лба рукавом пижамы холодный липкий пот, Маргарита открыла глаза и посмотрела в почерневшее от вечерних сумерек окно, потом на свои бледные ладони. Она прижала их к щекам и шепотом запричитала:

— Бедная, бедная моя Риточка! Девочка моя хорошенькая. Лежишь теперь в этой больничной палате. Сердечко шалит…

Ей стало настолько жаль себя, что из глаз ее одна за другой начали катиться крупные слезы, растворяясь в воротнике пижамы.

Но еще больше женщина сожалела о том, что до сих пор так и не смогла увидеть свою крошечную дочурку, которую тоже считала очень несчастливой.

К мужу она остыла настолько, что, уйдя неожиданно снова к «своей медсестре», он не смог бы больше задеть чувства своей жены.

Маргариту интересовала теперь только ее дочь. Она вытерла лежащим на тумбочке платочком мокрые от слез лицо и и шею и задалась целью во что бы то ни стало выздороветь и забрать ребенка домой. Она почему-то подумала о свекрови.

Вспомнила, как впервые семь лет назад познакомилась с Ксенией на Рейтарской. В то время мать Игоря уже была вдовой. Ксения как-то сразу приняла молодую москвичку и вывела её «в свет».

В Киеве у Маргариты поначалу кружилась голова от общения с новоиспеченными женами «новых украинцев», многочисленными выдающимися актерами и певцами.

Концерты, светские тусовки, новости моды, — из этого состояла Ксения Ветковская в представлении Маргариты.

Светское общество в Киеве пестрело талантами и изощрялось в оригинальности. Маргарита объясняла себе увлечения свекрови стремлением «не отстать от жизни». Ксении это удавалось. Ее находили интересной, умной, очень необычной женщиной.

Красавице Маргарите завидовали женщины, мужчины были от нее без ума. Изюминку же ей придавали проводимые ею в области генной инженерии научные исследования. Для людей непосвящённых ее профессия выглядела чем-то совершенно невероятным, а потому придавала Маргарите особой загадочности и прелести.

Бывая часто вместе с Игорем, а позже и с Вовочкой, у свекрови в гостях, Маргарита спокойно воспринимала разговоры о карме и реинкарнации.

Молодая женщина не занималась оккультизмом и не причисляла себя к верующим, она просто жила, реально относясь к своей личной жизни и избранной в юности профессии. Духовные силы она черпала у природы, где часто бывала. Растения и животные, погодные явления вселяли в нее любовь к людям и особенно к детям. И выражала она ее непосредственно и щедро.

На следующее утро раньше всех в палате объявился прибывший из Испании

дипломат Ильин — ее отец, высокий, овдовевший несколько лет назад мужчина с сосредоточенным строгим лицом. Жена его умерла от острой сердечной недостаточности во время кругосветного путешествия.

— Папа… Ты сегодня видел Аннушку? Как она? — Забеспокоилась Маргарита. — Когда мне разрешат вставать? Я хочу к дочери.

Дипломат подвинул стул к кровати.

— Нет, сегодня еще не был, — сказал он, — мы пойдем туда вместе, если тебе разрешат встать.

После обхода медсестра прикатила в палату инвалидное кресло. Больная, поддерживаемая отцом, села в него и отправилась в детское отделение.

Возле палаты, где находилась новорожденная девочка, их встретил пожилой полноватый доктор в очках.

— Состояние ребенка стабильное. Мы поддерживаем его дыхание и «подкармливаем» через трубочку. Несмотря на то, что младенец родился недоношенным, сомнений в его полноценности нет.

Посетители оказались в просторной комнате, со специальными устройствами для выхаживания новорожденных.

Маргарита широко открытыми глазами смотрела на крошечное тельце ребенка под стеклянным колпаком и недоверчиво спросила доктора:

— Она не умрет?

— Нет. Теперь в этом нет сомнения. — Ответил доктор.

— Когда можно будет ее забрать ребенка домой? — Оживился дипломат.

— Ну об этом речь пока не идет. А так в общем, думаю, через три-четыре недели. Вы уже придумали имя вашему ребенку?

— Да, — просияла Маргарита, — Аня, Аннушка. Правда, красиво звучит: Анна…

— Замечательно! — Подбодрил ее доктор.

Через неделю произошли вполне ожидаемые события: Ильин улетел с дипломатической миссией в Испанию, Игорь забрал жену домой, Ксения побывала в оперном театре на премьере мюзикла с участием Валерия Басова и помогла выбрать Элеоноре новое платье к предстоящему концерту.

Казалось, жизнь семьи начала постепенно возвращаться в прежнее русло.

Окрепнув, Маргарита совершала ежедневные утренние прогулки по весеннему Киеву, а после обеда по возвращению Игоря, они вместе отправлялись проведать дочь, раз в два дня заезжая за Ксенией и Элеонорой.

Уже не было сомнения в том, что ребенок выживет и Игорь снова станет верным и заботливым семьянином. Он был уверен, что не будет больше обращать внимания на потрясающую медсестру Машу. Совсем. При случайной встрече с ней в госпитале он не будет млеть, опускать глаза и водить желваками на гладко выбритых щеках. Ветковский уже давно разработал план, согласно которому он окончательно должен был остыть к Маше и снова прикипеть, как это раньше бывало, к Маргарите.

Уязвленное отказом в близости самолюбие Маши страдало, заставляя ее прилагать особенные усилия для обольщения и возвращения любовника. На и без того тонкую талию невероятная женщина надела корсет и встала на еще большей высоты каблук. Свою пышную грудь она подняла так высоко, что она очень уж откровенно выглядывала из белого халата.

Мужская половина больных госпиталя просто выла от восторга, забывая порой о постигших ее недугах.

Игорь чувствовал, как при виде Маши у него учащался пульс и по спине пробегала горячая волна желания.

По обыкновению, много и с оптимизмом работая, Ветковский находил редкие минуты, чтобы, сидя за столом в кабинете и закрыв глаза, расслабиться. Отвлекаясь от работы, он, однако, не мог абстрагироваться от «этой женщины». Через мгновенье на его внутреннем экране возникал образ статной рыжеволосой стервы, скалящейся невероятно-ослепительной улыбкой тридцати двух здоровых ядреных зубов. Она смотрела на свою жертву зелеными ведьмовскими глазами и подмигивала, звала, колыхала грудью…

Заканчивался кратковременный отдых молодого доктора одинаково: расстегнув ворот рубашки он жадно, как рыба, выброшенная волной на сушу, жадно ловил ртом воздух и вертел из стороны в сторону головой, перекладывая ногу на ногу, а затем вставал из-за стола и, заложив руки за голову и прогнув назад спину, судорожно пытался вспомнить жену и начинал искусственно жмуриться как-бы доказывая сам себе удовольствие, которое он испытывает при виде ее. Но на внутреннем экране в это время обычно шли помехи, настроиться было чертовски сложно… В конце концов милое, по-матерински улыбающееся лицо Маргариты вынуждено было появиться. При этом пульс доктор снова приобретал нормальную частоту, со спины уходила волна желания. Образ жены сменялся мгновенно образом сына и почему-то Родины-матери.

«Я вылечусь от этой заразы», — обещал себе не однажды Игорь. С рождением дочери видение медсестры-стервы стало реже и реже посещать его. Мысли Игоря постоянно витали возле стеклянного колпака с подключенными к нему трубочками и проводами.

В Киев пришла настоящая весна с буйно цветущими каштанами, звонкоголосыми воробьями.

Маргарита, проводив мужа на работу и сынишку Вовочку в детский садик отправлялась на традиционную утреннюю прогулку. Старинные дома с отреставрированными фасадами, спешащие на службу киевляне, машины, поливающие асфальт… Город медленно пробуждался.

Незабываемым для Маргариты оказалось девятое мая. И не только потому, что Украина отмечала очередную годовщину победы над фашистской Германией, а и потому, что в этот день наконец Аннушка будет дома.

Молодое семейство Ветковских жило на Печерске на бульваре Леси Украинки в одном из суперсовременных домов, стоявших недалеко от Печерского моста.

Маргарита проводила взглядом выехавших со двора на «Волге» Игоря и Вовочку и пошла к памятнику Леси Украинки, чтобы потом повернуть по Московской улице в сторону метро «Арсенальная» и свернуть к Ботаническому саду на Печерске. В хорошую погоду Маргарита позволяла себе спускаться к Днепру. Весной это было особенным удовольствием: свежесть реки, распускающаяся сирень…

Раньше они с Игорем часто приходили туда вдвоем. Маргарита загадала, что как только Аннушка окрепнет, они обязательно отправятся на прогулку семьей.

После обеда, вернувшись пораньше с работы, Игорь заехал за женой, и они поехали забирать дочь из больницы.

Дома крошку ждала детская, которую оборудовали в одной из комнат для гостей. При выписке Анна весила два килограмма девятьсот граммов. Она уже дышала самостоятельно и часто попискивала, как котенок.

Игорь с женой получили «пакет» с ребенком на руки, внимательно выслушали рекомендации врача-педиатра, того самого пожилого и с сединой, который более месяца тому назад сопровождал в детское отделение сидевшую в инвалидной коляске Маргариту и ее отца.

Дома Аннушку распеленали. Мать приготовилась переодеть ее и накормить.

— Она у нас какая-то сине-фиолетовенькая, — сказал Игорь и вопросительно посмотрел на жену.

— Ни-че-го… — тоненьким голоском протянула Маргарита, доставая из пакетика подгузники, — скоро побелеем, порозовеем. Да, маленькая?

Аннушка как-то по-птичьи крякнула и пошевелила крошечными пальчиками на ручках.

— Вовка не был такого цвета, — не унимался Игорь.

Маргарита прикрыла ребенка белоснежной салфеточкой и внимательно посмотрела мужу в глаза.

— Ты же сам врач, дорогой! Ну зачем ты говоришь глупости? Ну какая разница? Ты помнишь какого ты был цвета, когда родился?

— Я в ее возрасте еще у мамы в животе сидел.

— А сейчас детки ранние. Поищи в библиотеке литературу на тему преждевременных родов. Есть случаи, когда выживают даже пятимесячные эмбрионы, а нашей было шесть с половиной месяцев почти.

— То бывает в Америке, а не на Украине.

Маргарита убрала салфетку и осторожно завернула ребенка в лёгонькое одеяльце с кружевами.

— Я не понимаю, Игорь: ты не доволен?

— Я счастлив! — Искренне возразил муж и взял на руки новорожденную. — Она ведь будет хорошо учиться, да?

— Если в папу с мамой пошла, то-да. Или ты сомневаешься?

— У нее было нарушено кровоснабжение головного мозга. Возможно, в развитии будет отставать.

Маргарита забрала ребенка и громко возмутилась:

— Ты ненормальный какой-то, ей-богу! Надо верить в лучшее, а не строить предположения. «Возможно», «А если» и все такое… По-твоему, лучше, если бы девочка умерла? Что-то я тебя не понимаю. Или «эта женщина» тебя снова с пути истинного сбивает?

Игорь не выдержал и резко ответил, словно убеждая сам себя:

— Ревнивая баба! Запомни раз и навсегда: у меня семья. Я — отец двоих прекрасных детей. У меня красавица-жена, ты то есть. У меня нет времени заниматься глупостями, тем более думать о каких-то там женщинах. Особенно красивых.

Аннушка, разбуженная голосами родителей, снова как-то странно заплакала, но Маргарита дала ей приготовленную заранее бутылочку с молочной смесью, и она успокоилась.

— Она еще очень маленькая, — ласково заключил отец, — крошечная совсем. Главное — она у нас есть. Окрепнет.

В дверь зазвонили. На пороге стояла Ксения с букетом белых тюльпанов.

— Проходи, мам, — пригласил ее Игорь и помог снять нежного персикового цвета нарядный плащ, повесил его на плечики в шкаф в прихожей. — Жена в детской с малышкой.

— Да, да! — Радостно засветилась «дважды-бабушка» и поспешила к невестке.

Маргарита покормила дочь и положила ее осторожно в кроватку, чтобы снова не разбудить.

— Поздравляю! — Торжественно, полушёпотом произнесла Ксения и отдала ей тюльпаны.

— Пойду поставлю в вазу. Вы посидите…

— Я уехал за Вовкой! — Сообщил Игорь, на минуту войдя в комнату. Он прижал палец к своим пухлым губам и на цыпочках вышел в коридор.

— Пока, пока! — Жена чмокнула его в щеку.

Он же взял ее за локти и нежно поцеловал в губы.

— Спасибо, милая… за дочку. Я вас всех очень люблю.

Маргарита улыбнулась и закрыла глаза. Она была счастлива.

Пока она занималась букетом и разговаривала по телефону с позвонившим из Испании отцом, Ксения с интересом рассматривала внучку, почему-то вслух обращаясь к своему мужу Дмитрию: «Вот видишь, Дима, теперь мы с тобой дважды бабушка и дедушка. Как жаль, что тебя нет рядом. И я не знаю, видишь ли ты или нет эту девочку. Она такая крошечная, что ты себе представить не можешь. Очень, очень маленькая. Миниатюрная. Она много спит и плачет, словно котенок мяукает».

Ксения села на софу, стоящую рядом с детской кроваткой и начала рассматривать свой недавний свежий маникюр.

— Ты поедешь на концерт Элеоноры, Риточка? — Спросила она невестку, когда та вернулась в детскую с тюльпанами в вазе.

— Думаю — да. Но ведь Аннушка… Ей еще рано няню. Она нуждается во мне.

— Так ведь всего три часа. Я пришлю тебе Люську. Пусть присмотрит за ребенком.

— Люсю? О, нет! — Категорично заявила Маргарита. — Езжайте без меня. И пусть Элеонора не обижается.

— Да ведь она у нас не обидчивая, ты знаешь. Конечно, девочка, ты права. «А о няне продумайте с Игорем заранее, — уже у порога сказала Ксения, — а не-то я могу заняться поисками».

— Если тебя не затруднит, то пожалуйста.

— Меня загрузить? — Рассмеялась свекровь, — Ты знаешь мои заботы.

— Ну, все-таки…

Фортепианный концерт Элеоноры прошел при полном аншлаге. В миллионный раз человечество слушало великого немца.

Эленонора, одетая в длинное бордовое платье, поблескивающее в лучах спадающего с потолка света, исполняла сонату за сонатой, отдаваясь гениальной музыке.

Тридцать первая была ее любимой сонатой последней в ее репертуаре.

Опытные пальцы Элеоноры исполняли являющееся философией жизни произведение. Она играла рождение, познание мира, сложные повороты судьбы, и самое главное настойчивую мысль Бетховена о том, что никогда не стоит сдаваться, нужно всегда бороться до конца.

Молодая Ветковская отождествляла в тот момент свою одинокую жизнь старой девы с драматизмом сонаты и снова и снова верила, что есть высшее начало: справедливость, добро, Бог.

Публика по окончанию концерта аплодировала ей стоя, то и дело выкрикивая: «Браво!»

Элеонора стояла напротив своих преданных слушателей худенькая, со стянутыми на затылке волосами и чувствовала себе счастливой. Она уже давно привыкла к успеху. Ее вдохновляло другое: она смогла сегодня раскрыться перед людьми, которые ей доверяли, показать свои мысли и чувства, свое отношение к миру.

Исполняя Бетховена, она не забыла и об Аннушке — маленькой девочке, так внезапно и нелепо пришедшей в большую и очень неспокойную современность. Ведь ее рождение затронуло и ее — ее родную тетю.

У переднего края кресел стоя аплодировали ей брат с сыном Вовочкой, мать… а также один высокий брюнет с добрыми глазами, которого Элеонора перед началом концерта искала глазами и.. нашла. Это был один из поклонников ее таланта, регулярно посещающий ее концерты, а также выступления других музыкантов в филармонии и консерватории.

Элеонора не знала его имени, но ей было приятно, когда он присутствовал в зале. Они на краткий миг встретились взглядами и улыбнулись друг другу.

Игорь с сыном приехал домой с концерта около одиннадцати вечера.

Под впечатлением концерта, он в прихожей крепко обнял жену, погладил ее по голове и стремительным шагом вошел в детскую, умилительно склонился над кроваткой, в которой тихо спала его новорожденная дочь.

После этого случая супруги окончательно помирились. Игорь настроил себя морально на обожание жены и поэтому, когда он в госпитале случайно замечал «эту женщину» медсестру Машу, то суровел и выглядел совершенно спокойным. Взгляд его выглядел твердым, шаг — решительным, настроение — ровным. Были моменты, когда он готов был сорваться и пустить свою жизнь на самотек и тогда его моральный облик бил тревогу и в дело вмешивалась госпожа Совесть, погружая молодого доктора в омут зловредных чувств вины и долга.

Так Игорь боролся за право оставаться отцом семейства. Борьба эта была оправдана его личным благополучием, но стоила ему огромных усилий. Благодаря ей Игорь чувствовал себя волевым человеком, настоящим мужчиной, который мужественно справляется с любыми, даже самыми, казалось бы, неразрешимыми проблемами сам.

В стабильности и уверенности в завтрашнем дне прошли для семьи Ветковских лето и осень. И вот наступил он — восемьдесят девятый.

Пройдет еще год, и Украина объявит о своем суверенитете. Это термин будет означать для националистов независимость, а для коммунистов — автономию. Бывший секретарь ЦК КП Украины Л. М.Кравчук будет назначен председателем президиума косметически обновленного Верховного Совета, который включит в себя двадцать пять процентов депутатов от национальных и демократических движений, которых изберут на полусвободных выборах. Таковы будет роковые последствия начатой Горбачевым в СССР перестройки.

А пока в начале восемьдесят девятого власти СССР объявили о массовой реабилитации тысяч граждан, которые в период с 1930 по 1950 год стали жертвами сталинских чисток. Произошла инаугурация Джорджа Буша в качестве сорок первого президента США. В результате сильного землетрясения в Таджикистане, СССР, погибают двести семьдесят четыре человека. Президент Афганистана Наджибулла ввел в стране чрезвычайное положение, пытаясь укрепить свою власть. Вацлав Гавел, чешский драматург-диссидент, заключен в тюрьму за подстрекательство к беспорядкам в Праге.

В Будапеште, Венгрии, прошли демонстрации, участники которых требовали установления демократии и национальной независимости страны. Впервые в истории СССР избиратели получили право выбора при избрании своих представителей на съезд народных депутатов. Борис Ельцин, за семнадцать месяцев до этого исключенный из Политбюро ЦК КПСС, набрал в Московском избирательном округе восемьдесят восемь процентов голосов, в то время как многие партийные лидеры на этих выборах успеха не добились. В Китае в разгоне демократически настроенных демонстрантов на пекинской площади Тяньаньмынь участвовали бронетанковые части. В ходе столкновений погибли две тысячи участников демонстрации. В Иране умер духовный и политический лидер Ирана аятолла Хомейни. На парламентских выборах в Польше победу с подавляющим перевесом одержали представители профсоюза «Солидарность». Председатель Президиума Верховного Совета СССР Горбачев и канцлер Западной Германии Коль подписали в Бонне документ, который предоставил всем европейским государствам право самим решать, какая политическая система будет определяющей в их странах.

Второго августа того года в самый разгар перестроечной гласности, когда окончательно поправившаяся от болезни Маргарита прогуливалась возле Бессарабского рынка с мирно спящей в открытой летней коляске Аннушкой, которой исполнилось год и пять месяцев. Моросил дождь. В шестнадцать часов и двадцать минут центр Киева содрогнулся от глухого удара. На Майдане Незалежности — тогдашней площади Октябрьской революции — завалился козырек главпочтамта. Люди прятались от капель и собрались в узком коридоре между заборами, по которому можно было попасть в обложенное строительными лесами здание. Над их головами рабочие оббивали старую штукатурку. В начале ремонта кто-то предлагал закрыть главпочтамт, но это было накладно и могло нарушить работу почтовых служб. Ближе к четырем часам пополудни работники слезли вниз и отправились на обед. Под обвалившимся многотонным навесом оказалось одиннадцать человек.

— Там что-то случилось! — Кричал случайный прохожий на Бессарабке, указывая в сторону площади Октябрьской революции.

— В такой стране все возможно, — отозвался стоявший рядом с Маргаритой человек в рабочей одежде, видимо, грузчик с близлежащего рынка.

— Наверное, взорвалось что-то, — ахнула пенсионерка с пуделем, причем собачка как-то нервно взвизгнула и принялась заливисто тявкать в сторону проходившего в нескольких метра от них Хрещатика.

Аннушка заплакала в коляске. Она категорически отвергла предупредительно протянутую ей Маргаритой бутылочку с компотом, на которую была одета резиновая желтая соска.

Заметив, что в сторону главпочтамта бегом направляется толпа народа, Маргарита, качая коляску, поспешила пойти посмотреть, что же на самом деле произошло.

Дождь прекратился, и она сложила зонтик, потом взяла ребенка на руки, повторяя: «Это не война! Нас бы предупредили. Этого не может быть!»

На подходе к главпочтамту к Маргарите подскочил худосочный прыщавый парень в какой-то замусоленной куртке-кителе и с легким акцентом шепнул:

— Не ходи туда, уважаемая, там людей придавило. Крыша упала, поняла? Строители виноваты.

— Они от дождя под козырек спрятались, — ревела толпа, — а он отва-а — а-лился! Показалась команда спасателей, а также несколько машин скорой помощи.

Маргарита не рискнула подойти ближе. Аннушка, как ни странно, успокоилась, и женщина посадила ее снова в коляску.

И тут на Маргарииту сзади поднажало, казалось, сразу сто человек. Потеряв равновесие, она чуть не упала на асфальт, выпустив из рук коляску.

Кто-то ее с силой толкнул меж лопаток. Несколько человек еще больше поднажали и буквально прижали ее к деревянному ограждению.

— Пустите! — Умоляла Маргарита, — пропустите, пожалуйста. У меня ведь ребенок там, дочка!

Рядом с ней несколько раз промелькнул парень в кителе, тот самый, в кителе. Через несколько мгновений столпотворение прекратилось, и Маргарита оглянулась по сторонам.

Ужасное зрелище предстало перед ней. Где-то метрах в десяти от места, где она стояла, валялись груды разбитого бетона, из которого торчали прутья арматуры. Тут же бегали какие-то люди в синих костюмах и белых… В голове Маргариты зашумело. Звуки исчезли куда-то. Дальнейшее она воспринимала, как на экране телевизора.

«Аня, Аня», — беззвучно шептала она посиневшими от страха губами.

— Вы не видели синюю коляску с девочкой? — Как раненая пташка, Маргарита наскакивала то на одного прохожего, то на другого.

— Тут женщина ребеночка потеряла, пропустите ее! — Кричали сердобольные горожане.

— Аня! — В отчаянии металась по примыкающей к главпочтамту площади Маргарита. — Милиция!…

Подбежавший к ней милиционер озабоченно спросил:

— Вы видели, как это было? Будете свидетельницей. Проходите в автобус, вон тот, что у фонтана стоит, поедем в участок, расскажете все…

— У меня дочь пропала. В синей колясочке! Толпа нажала… теперь я не могу ее найти. Помогите!

— Какая колясочка, девушка! — Закричал на нее милиционер, — здесь трагедия республиканского масштаба. Людей задавило! А вы глупостями занимаетесь! Рот раззевать не надо было. Никуда ваш ребёночек не денется. Ищите здесь на площади, горе-мамаша!

Маргарита в панике обежала два раза Октябрьскую площадь и даже дворы близлежащих домов. Аня как сквозь землю провалилась!

Осознав, что взывать к чьей-либо помощи бесполезно, Маргарита позвонила мужу, который из госпиталя на Липках незамедлительно выехал в самый центр города.

Новость об ужасной трагедии в тот день молниеносно облетела Киев. Газеты уже строчили на эту тему злободневные материалы, обвиняя в происшествии городские власти, телеведущие готовились к шокирующему телеэфиру, кто разрешая гримерам пудрить свои лысины, а кто — подправлять развившиеся от дождя локоны.

Обежав вместе с женой территорию от киевской консерватории и почти до Софиевского собора, Игорь сдался и в отделение милиции написал письменное заявление: «Пропал ребенок».

Ксения, развалясь в бархатном коричневом кресле в гостиной, смолила ментоловую сигаретку и по обыкновению воспитывала домработницу Люсю, к чему девушка уже давно привыкла и даже иногда скучала, когда хозяйка забывала сделать ей замечание.

— Ты, Люси (Ксения делала ударение на последнем слоге на французский манер), подвержена инстинктам. У тебя в голове одно: с кем бы где того… встретиться, так сказать, время провести, и это…

— Я ж не с кем попало, а с Васей, — мило улыбнулась Люська и протерла журнальный столик уже в тысячный раз.

— С Васей, с Васей… Вот если бы ты училась много… тогда бы думала о более высоких вещах.

— Вон, Игорь Дмитрич много учились, доктором стали… Я, конечно, не его имею в виду, так, к слову пришлось, я хочу сказать… вот учится кто много, в школе там, например, потом в институте или в академии, философию, науки другие всякие-разные, то в конце концов все-равно его жизнь сводится к одному: с кем бы там встретиться… скажем прямо, с кем бы там трахнуться и где бы заработать побольше.

Маргарита поморщилась.

— Трахнуться, — повторила она брезгливо, — слово-то какое… впрочем, Люси, ты, пожалуй, права. Надо вещи называть своими именами. А чего ж прятаться, облагораживать. Ты права, девочка, ха-ха! Хоть и цинично, зато справедливо. Хватит уже протирать несуществующую пыль, садись сюда, поближе, посмотрим что сегодня в новостях брешут.

Просмотрев вечерние телевизионные новости, Ксения в ужасе произнесла:

— Этого не может быть, тебе не показалось, Люсичка, что в кадре несколько раз мелькнула наша Маргарита?

— Я не знаю, Ксения Эммануиловна…

— Надо им позвонить! — Горячо заключила Ветковская и набрала телефонный номер сына.

После пятиминутного пустого ожидания у аппарата, Ксения встала, прошлась по комнате и закурила новую сигарету.

— Вы не волнуйтесь, Ксения Эммануиловна, Маргарита наверняка гуляет с Анечкой.

— В том-то и дело, что… гуляет.

Ксения дозвонилась до сына лишь поздно вечером и, узнав о происшедшем, безжизненно опустилась на диван, спрятала в ладонях лицо.

— Что случилось, мама?! — Трясла ее за плечо Элеонора, — что с тобой?!

Ксения открыла как-то сразу постаревшее лицо, уставилась на дочь «прозревшими» глазами и, раскачиваясь медленно вперед-назад, кивая головой, отчетливо сказала:

— Это карма. Я знала, что все будет если не так, то еще страшнее.

— Что страшнее? Страшнее чего?!

— Эту девочку в семье никто не ждал, а она — эта грешная душа — пришла на Землю для испытаний. Вот они и начались, — размышляла вслух Ксения.

Элеонора, отчаявшись услышать от матери что-то, чтобы прояснило ситуацию, сама бросилась к телефону, набрала номер брата, потом, выслушав его, положила трубку на рычаг и села на стул напротив матери.

— Надо что-то предпринять, — сказала она, — не думаю, что милиция сидит, сложа руки.

— Ты-то чем поможешь, а? — Устало спросила ее мать, — молись, может Бог тебя услышит.

— Услышит, непременно услышит, — уверенно сказала Элеонора, — весь наш владимирский приход молиться за нее станет, — но нам надо листовки расклеить по Киеву. Ты же знаешь — так делают.

— Мы сделаем все, что в наших силах. Но вряд ли что поможет.

— Ну почему ты такая пессимистка, мама? Карма — при чем здесь карма? Я этому твоему Лазареву не верю и читать его не собираюсь. Но из того, что ты мне рассказывала об этих всяких теориях… лишь теориях, слышишь, я поняла также и то, что душа сама выбирает родителей, прежде чем отправиться жить на землю, так?

— Что? — Не сразу поняла ее Ксения, отрешенно думая о своем. — Ах, это… да, да… странно, что ты запомнила это, Нора. Ну и что?

— Потом ты говорила также о реинкарнации и о том, что грешная душа, та, которой далеко до духовного совершенства, придет, скорее всего к матери-одиночке из Урюпинска или в семью алкоголиков и что в порядочные, высокоинтеллигентные с материальным достатком семь вроде нашей или Игоревой приходят дети с душой из более высоких уровней, что им не приходится в жизни переносить столь много лишений. Так ведь Аннушка наша пришла к нам, именно к нам, то почему же у нее все должно быть плохо?

— Потому что она пришла сюда к нам, Ветковским, по ошибке, понимаешь? Или же она вообще не должна была приходить! Или для того, чтобы своим исчезновением проверить нас всех на прочность. Возможно, это испытание мы должны пройти. — Ксения машинально схватила с журнального столика несколько экземпляров «Burda» и принялась их рассматривать с неподдельным интересом.

— Да нет никакой реинкарнации, — сказала Элеонора, — церковь против этого. — Все эти теории изобретены людьми, такими как этот Лазарев и с верой ничего общего не имеют. Но каждый может исповедовать ту религию, какая ему ближе, — убежденно произнесла дочь, чтобы не вовлекать мать в возможный идейный конфликт.

Однако, Ксения и не думала спорить.

— Будем искать, конечно, и надеяться, — сказала она.

В последующие за этим две недели пропавшую девочку искали всем городом — и не нашли.

Ксения, пока Игорь был на работе, навещала Маргариту, чтобы не оставлять ее одну.

Она несколько раз предлагала сыну убрать кроватку, в которой спала внучка, из детской, переставить мебель, а то и заново отремонтировать комнату. Но он, будучи солидарен с женой, повторял: «Оставим все, как есть. Она найдется, обязательно отыщется».

Когда наступил сентябрь и семья снова собралась в квартире Игоря и Маргариты, то вопрос поисков Аннушки стоял первым на повестке дня. Но жизнь продолжалась. И Элеонора рассказывала о музыке, ее брат — о развивающейся гомеопатической науке, Ксения подумывала вернуться на работу в институт генной инженерии, чтобы не сойти с ума.

— Двенадцатое сентября… — задумчиво произнесла Ксения, — да…

— Еще пять дней и.…мой день рождения! — Веселился вбежавший в этот момент Вовочка, — Па-а-п!

— У?

— Хочу кататься на скейте.

— Не хватало поломать ноги! — Возмутилась Маргарита.

— Все катаются из нашего класса, — не унимался сын.

— Иди сюда! — позвала его к себе бабушка, усадила на колени и потрепала по густой светлой шевелюре.

— У Аннушки тоже такие же светлые волосики были, — всхлипнула Маргарита. Муж немедленно обнял ее, согрел прохладную ладонь в своей.

— Чертов почтамт! — Воскликнула Маргарита. Элеонора вся сжалась от этих слов в комок, сникла.

— Ведь если бы не этот чертов козырек, ничего бы не произошло! — Повторила Маргарита. — И этот дождь. Зачем я только по дождю гулять пошла с ребенком!

— Случайностей не бывает, — сказала Ксения, — все закономерно. Фатально закономерно. Взять, к примеру, часы на главпочтамте. К ним особенно неравнодушными были всегда гости столицы. Побывав у портала, приезжие словно побывали у себя дома, ведь на часах были отмечены многие города СССР, расположенные по движению Солнца с востока на запад.

— Влюбленные киевляне часто назначают друг другу свидание «под небом Рио-де-Жанейро» или Парижа, — улыбнулся Игорь.

— Время трагедии — шестнадцать часов двадцать минут, — продолжала Ксения. — В это время стрелки на циферблате накладываются друг на друга. Во время обвала портала часы были повреждены. Выбитой оказалась четвертая часть стекла именно в том месте, где располагалась цифра «четыре». Спаренные стрелки обозначились на фоне черного квадрата. На циферблате были утрачены города Магадан, Владивосток, Южно-Сахалинск, а также Дальнего Востока. Разве не странно, что одной четвертой частью жертв были приезжие из Сахалинской области! И погибли они в тот момент, когда часовая стрелка коснулась города Южно-Сахалинска…

Обе стрелки часов напоминали «молнии Юпитера». Ежеминутно острие стрелки указывало название города, где наступало киевское время. Я как-то слышала, стоя у главпочтамта, как народ шутил на тему, что будет, если «молнии» совпадут. Рассердится ли тогда Юпитер? Вот вам результат.

— Такого, в принципе, быть не должно, такого просто не бывает, — заявила Маргарита, — что это вы, Ксения, такое рассказываете? Даже если это так, то при чем здесь наша Аннушка? Виновата я и только я, а не какие-то роковые случайности. Не нужно было бежать с ребенком к проклятому месту, ведь я все-равно не могла ничем помочь несчастным. Праздное любопытство!

— Следствие по делу пропавшей Ани ведется и в прокуратуре рассматривают версию похищения ее с целью выкупа, — сообщил Игорь.

— Тогда почему до сих пор нам никто из этих отморозков не позвонил, не назвал сумму? — Возмутилась его жена.

— Это могла быть бездетная пара, которым срочно захотелось реализовать свои родительские инстинкты, — вздохнула Ксения. — А момент был подходящим: ребенок на некоторое время остался один.

Другие версии исчезновения девочки не произносились семейством вслух, но каждый из Ветковских знал о них. Особенно жестокой была та из них, согласно которой младенцев крали для изготовления из их головного мозга редкого препарата для лечения раковых опухолей.

Ни одна из версий, выдвигаемых милицией, прокуратурой, семейством, а также киевлянами, которых похищение Анны взбудоражило до глубины души, не была верна.