Констанция

Тэсс Михевич

Она совершенно не помнила, как это случилось. Как так вышло, что она, маленькая хрупкая девочка, стала поглощать боль, словно какую-то вкусную еду? Ради собственного ли выживания она делает это, или ради удовольствия? Почему ее начал душить кислород? Пучина злого страха, дрожь в коленях, крик в горле и боль в легких – основное действие всего того кошмара, настигающего ее бедное существо.

2 глава. Сплошь и рядом

Ты не вымолвишь ни слова, не призовешь ни небеса, ни преисподнюю. Будешь учиться и процветать. Молчи, дочь. И оставайся в живых.

Эми Хармон «Птичка и меч»

К вечеру заметно похолодало. Констанция просидела всю оставшуюся половину дня возле дерева, подтирала наступающие слезы и до боли кусала губы. Потом собралась и пошла домой.

Сегодня, вероятно, её последний день здесь, так что стоило бы как следует попрощаться со всеми.

Дом ее теперь выглядел осиротевшим, одиноким, как сама его временная хозяйка.

Констанция неожиданно вспомнила, когда она впервые его увидела. Тогда, при свете дня, он показался ей совсем не одиноким, а напротив, величественным сооружением, важным домом во всей деревне.

Его крыша действительно была выше, чем крыши рядом стоящих домов, но почему-то именно в сумерки, когда в воздухе словно витает дым, крыша дома заметно уменьшалась, он становился ниже, а потому и выглядел одиноким сарайчиком.

Констанцию дом впустил в себя, не забыв пригреть ее прохладные щеки и оледеневшие пальцы рук. Девочка устало просеменила к стулу, что был единственным предметом мебели, на котором можно посидеть. Кровать совсем на кровать не походила, это была простая кучка сена с постеленным сверху чьим-то одеялом. Несмотря на такие сомнительные удобства, Констанция легко могла создать себе из бесформенной кучи хорошее ложе. Достаточно было лишь завернуться в одеяло и зарыться в сено.

Качаясь на стуле, девочка размышляла, что стоит делать дальше. Вот, она разобралась с мальчиком, с деревом — должно же ее уже что-то отпустить?

Она, чувствуя, что все-таки это что-то ее не отпускает, легла на кровать и решила, что утро вечера мудренее, само все уляжется. Хотя все же что-то ее тяготило.

Проснуться рано утром у девочки получалось всегда, но не в этот раз. Встав на шатающихся ногах и проковыляв к почти развалившемуся камину, Констанция села рядом с ним и попыталась сформулировать первые мысли.

Боль прошла только сейчас, девочка тщательно проверила это. Больше ничего ее не душило, ничего не давило и не ныло.

Констанция вновь встала и, разглядывая окно перед собой, вздохнула. Казалось, она не делала этого уже целую неделю, ее голова вдруг заработала, давая фору любой быстро скачущей лошади.

Так же по ощущениям она, наконец, поняла, что нечто, державшее ее здесь, отпустило ее, заставляя идти дальше.

Но прежде, чем куда-то идти, нужно купить еды в путь. Денег было достаточно, но держать их у себя Констанции было в тягость, ее гложило странное чувство, подобное стыду, которое заставляло ее то разбрасываться деньгами, чтобы не видеть их больше у себя, то наоборот, скупо отдавать по монетке и как можно усерднее экономить их. Конечно же, ни в первом, ни во втором случае на деньги девочка смотреть не могла. А все из-за того, что давно, когда ее отец умер, и она осталась одна, ей нужно было сбежать отсюда, чтобы больше никогда не видеть этого дома. Но сбежать с пустыми карманами неизвестно куда — самоубийство, поэтому ей пришлось взять семейные деньги, запасы еды и уйти навсегда.

Еда не была чем-то важным для Констанции, это была лишь маленькая деталь для хорошей работы мозга.

Прожить она могла и без еды, а вот без боли в легких — никак. Кислород и еда — то, что заставляло ее мозг жить. Но кислород в большом количестве мог принести ей вред, поэтому дышать приходилось через раз, или только когда еды катастрофически не хватало.

На субботней ярмарке было довольно много продовольствия, причем в хорошем качестве. Но и денег такое качество требовало много.

Констанция протиснулась мимо каких-то зевак и вплотную подошла к прилавку с яблоками. Они были слегка помяты в некоторых местах, но это было лишь маленький дефектом, на который всем было наплевать.

Констанция купила полдюжины яблок и прошла к следующему торговцу, который в этот раз показывал всем маленькие баночки меда.

— Можно мне одну? — крикнула Констанция, вновь оказавшись у самого носа купца.

Он, показывая всю свою быстроту и плавность, подал девочке мед и принял серебро.

Легко протиснувшись сквозь толпу, Констанция оказалась на свободном клочке земли. Люди, словно чем-то движимые, обходили это место, создавая некий пустой круг.

Констанция засеменила прочь, рассматривая яблоки и мед и радуясь, что вышло купить только сладости, которые улучшали работу мозга в несколько раз.

Рука неуверенно коснулась запястья и потянула. Констанция вздрогнула, вдруг дернулась в противоположную сторону, одновременно поворачивая голову.

Фред, тот самый мальчик со светлыми волосами, смотрел ей прямо в глаза немного испуганно, но с некой жесткостью.

От неожиданности она чуть не выронила сумку с яблоками и медом.

Констанция хотела что-то спросить, но вспомнила, что для него она — немая.

— Ты, — протянул мальчишка, ослабляя хватку, но не переставая держать, — ты только что сейчас что-то говорила.

По телу девочки пробежали мурашки, сердце екнуло и забилось сильнее.

Она продолжала молчать, напрягая все актерское мастерство, сделала вид, что не понимает, о чем он. Фред сначала сверлил ее взглядом, ожидая хоть слова, а потом отпустил ее руку и пробормотал:

— Может, это была не ты…

Констанция кивнула, собралась идти, да только Фред по-прежнему напряженно смотрел на нее, пытаясь что-то вспомнить.

Вдруг он отвернулся и стал рассматривать мимо проходящих людей. Торговец, у которого Констанция покупала мед, лениво оглядывал народ взглядом. Фред подошел к нему и нескромно поинтересовался:

— Маленький спрос у вас, наверное, на мед-то?

Вопрос звучал скорее утвердительно, чем вопросительно и мужчина принял это как оскорбление.

— Ничего подобного! У меня много покупателей, причем довольно состоятельных.

Фред мысленно согласился, увидев цену.

— А бывает ли у вас такое, что вы забываете своих покупателей в лицо? — мужчина нахмурился, и мальчишка поспешил уточнить: — Вдруг кто-то что-то у вас забудет, а вы потом не сможете вспомнить, кто это был.

Купец пристально разглядывал лицо мальчишки, потом вдруг воскликнул:

— Да быть такого не могло! Я всех здесь знаю не то, что в лицо, а даже по имени!

— Хорошо, но как насчет чужаков, что забредают в эту деревню?

Фред вдруг обернулся и обнаружил, что Констанция исчезла. Хотя, чего он ожидал? Она исчезает так же неожиданно, как и появляется.

— У нас нет чужаков.

— И все же?

Мужчина вновь уставился на Фреда, потирая пальцами подбородок.

— Ну, если вдруг и будут, то описать я их сумею, — выдал наконец он. — Память у меня отличная.

— Отлично. Скажите, была ли тут у вас девочка, такая, с черной косой и в желтом платье? — Фред немного замешкался, прежде чем сказать это.

Купец опять, уже в который раз, принялся думать, разглядывая мальчишку.

— Так это не чужак же. Она здесь уже давненько живет.

— Значит, была здесь?

— Да, такая была. Только что.

Фред мысленно выдохнул.

— Скажите, она говорила с вами?

— Естественно! — выкрикнул мужчина, но видя недоверчивый взгляд мальчика, пояснил: — у нее еще голос был таким тонким, но не резким, как у всех детей, а мягким, словно ей не десять лет, а все пятнадцать.

Фред кивнул и, поблагодарив мужчину серебром, направился к своему дому. По пути к дому он размышлял, почему она притворилась немой и была ли это вообще она? На слово купцу верить он не очень-то хотел.

Теперь, когда все прояснилось, мальчик не хотел углубляться во все это, но видимо, судьба решила иначе.

Он опять увидел Констанцию, которая, сидя на траве, неспокойно озирала окрестности.

Мальчик, слегка обиженный, попытался пройти мимо нее, даже не глядя в ее сторону, но его запястье было резко схвачено, что заставило его остановиться и взглянуть на перехватчика.

Девочка, не менее испуганно, чем он, рассматривала его лицо и колебалась.

— Что такое? — немного грубо поинтересовался он, застыв.

— Помоги мне, — прошептала Констанция, доставая маленький нож.

Фред вздрогнул и попытался отшатнуться, но девочка сжала его запястье до боли.

— Ай! Прекрати, отстань! — закричал он, пытаясь перехватить другую руку с ножом.

— Стой, выслушай меня! — тихо крикнула девочка, пытаясь его успокоить. В то время, когда он пытался успокоить ее.

— Нож сначала убери! — Фред замедлился, когда увидел, что Констанция торопливо бросает холодное оружие на землю.

Несколько секунд они стояли, оперевшись руками друг на друга и тяжело дыша.

— Пожалуйста, причини себе боль, — попросила Констанция, отпуская его.

— Что? З-зачем? — мальчик отшатнулся, но не убежал окончательно, о чем тут же пожалел.

— Просто порань себя! Возьми нож и режь! — ее голос достиг самой высокой ноты, у нее была истерика. От страха.

— Да не буду я этого делать! — попытался взвизгнуть мальчик, да только все равно вышло тихо и неуверенно.

— Я клянусь, боли ты почти не почувствуешь! Режь!

— Да ты с ума сошла! — воскликнул он.

Но теперь Констанция лишь молча сверлила его взглядом, от чего он смешался и стал неуверенно поглядывать на нож.

— Ты серьезно? — спросил он уже более спокойно.

— Если бы я захотела пошутить, я бы к тебе не подошла. Пожалуйста, ну же!

Фред, испуганный ее громким голосом, взял нож и дрожащей рукой сделал неглубокую рану на руке. Кровь просочилась сквозь кожу, рана начала жечь. Девочка приблизилась к руке и чего-то несколько мгновений подождала. Затем, полная счастья, глубоко вздохнула и боль неведомым образом испарилась.

— Я думал, ты будешь пить кровь, — он ошарашено разглядывал кровоточащую руку, которая теперь вообще не болела.

Девочка усмехнулась, но вышло скомкано и неискренне. Затем она поглядела на свою руку, пощупала её и как-то скривилась.

— Так, — Фред помедлил, переводя взгляд от руки на Констанцию. — Что это было?

Последняя лишь недоуменно пожала плечами и, подобрав свою сумку с едой, направилась было вперед, но рука Фреда коснулась ее плеча.

— Погоди, — попросил он, — намекни хотя бы, что ты сейчас сделала?

Констанция повела плечом, высвобождаясь из его хватки и прежде, чем пойти дальше, достала книгу и показала ему:

«Я благодарна тебе за то, что ты спас меня. Дважды».

— Что? — Фред смотрел в книгу, пытаясь еще раз, заново, понять содержание этих предложений. — Я не понимаю!

Девочка пожала плечами в знак того, что это единственное, что она может сделать.

«Мне нужно идти».

Констанция закрыла книгу и поспешила уйти. Ей было неловко даже оглядываться. Ах, если бы не его любопытство, она бы уже давно была далеко отсюда!

Фред же смотрел на нее невидящим взглядом. Он, как ни старался, так и не мог понять значения этих предложений. Что произошло с его болью? Она исчезла, словно Констанция вдохнула ее в себя, как какой-то запах. Внезапно он вспомнил, что такое уже происходило. Он метнулся домой, прямиком к трупу своей матери.

Констанция шла торопливо, боясь, что ее догонят и заставят отвечать еще на сто вопросов, ответы на которые девочка и сама не знала.

С одной стороны ей было жаль терять источник пищи, то бишь этого мальчишку, который готов резать себя для неизвестно кого. Но с другой стороны, его бесконечные вопросы просто достают, особенно после того, как он вдруг разоблачил ее. То есть, она сама себя разоблачила, но так требовали обстоятельства.

***

Придя домой, Фред почувствовал запах гнившей плоти и не на шутку перепугался. Он, сметая какие-то вещи на своем пути, пробрался к покоям матери и, наплевав на смердящий запах, осел рядом, разглядывая ее подсыхающее белое лицо. Он с удивлением осознал, что ничего не чувствует, понял, что боль, которую он чувствовал тогда, когда она была еще на грани и вдруг зашла за черту в пользу смерти, боль эта умерла, исчезла, не оставив и следа.

Куда она делась?

«… ты спас меня. Дважды».

Фред внезапно вскочил, завернул мать в ее любимое одеяло, как можно плотнее, потащил ее на улицу, за дом.

После отыскал лопату и стал интенсивно копать. Земля, после ливня и долгой засухи, образовала корку и копалась очень плохо.

Солнце уже стало медленно опускаться, преодолев зенит. Фред не сразу понял, что копает практически вслепую. В те минуты, когда он уставал, мальчик смотрел на кокон из одеяла, и ему становилось не по себе, скорее от неестественных чувств, нежели от страха перед трупом. Вот, в этом одеяле его мать. Мать, которую он всегда любил, которую каждый раз пытался как-то поддержать или помочь чем-то. И вот её смерть даже не вызвала в нём никаких чувств.

***

Констанция вдруг остановилась. Резкий шорох привлек ее внимание, заставил обернуться. Девочке вдруг показалось, что Фред догнал ее, теперь придет пора новых сложных вопросов, на которые ответить было бы почти невозможно.

Но вместо него вышел высокий человек в черном плаще и мраморной кожей. Глаза его были неестественно большие, а рот ничтожно маленьким. Он остановился около Констанции и нахмурился.

— А где Сэм? — спросил вдруг этот человек будто бы удивленно, разглядывая ее черные волосы, заглядывая девочке в глаза.

У Констанции перехватило дыхание от его голоса даже притом, что дышать она все еще не могла.

Кто такой этот Сэм? С чего этот человек (если его можно так назвать) взял, что она знает некого Сэма?

Фиолетовая дымка, которую она проглотила не так давно, не позволяла связать и двух слов. Боль еще резвилась внутри. Констанция инстинктивно сжалась.

— Я не слышу ответа, — его резкий, звонкий и грубый голос пронзил тишину, в которой Констанция, спустя целых три секунды молчания, уже успела раствориться.

Она, не давая себе отчета о действиях, вдруг развернулась и пошла от этого человека подальше, быстро переставляя ногами.

Вероятно, он просто ошибся. Так с каждым бывает. Может, он спутал её со своей подругой или, Боже упаси, дочкой. Она чувствовала его взгляд на себе и вдруг поняла, что сейчас вот-вот побежит, визжа от страха и стыда.

Что-то этот человек в ней находил. Что-то такое, что передать словами можно, но таковых в природе пока нет и не будет еще ближайшую тысячу лет. Она словно… бросала ему вызов. Само ее присутствие било его током, да таким сильным, что он невольно дергался и извивался весь изнутри. «Почему здесь она, а не Сэм?» — раздраженно думал он и с каждой такой мыслью его гнев рос всё сильнее.

Не успела Констанция пройти и трех шагов, как что-то вдруг схватило её за лодыжку и потянуло в обратном направлении. Упав, девочка изо всех сил вцепилась пальцами в траву и землю. Но это не помогло, то, что её схватило, было очень сильным. Констанция могла взвизгнуть, но сильная привычка не дышать и не издавать звуков не дала этого сделать, следовательно, это отрезало последнюю нить к спасению и еще больше разозлило незнакомца.

— Не смей убегать! — крикнул человек, подтягивая её тело к себе, хватая своими руками ее извивающиеся змейкой руки.

Достаточно было лишь сжать запястья, как следует, чтобы Констанция перестала вырываться. Он так же надавил на «больную» руку, прямо в то место, где предположительно была рана Фреда. Боль была просто чудовищной. Девочка хрипло выдавила «ай» и закусила губу.

— Повторяю еще раз, где он, где Сэм? — прошипел человек, глаза которого вдруг вспыхнули красным. Если это не было очень пугающим, то было просто чертовски завораживающим.

Констанция, сильно перепугавшись, поспешила высвободиться из его ослабших рук. Ослабших лишь на мгновение. Он вновь сжал ее руки, да так, что суставы хрустнули и заболели. Она заметила, как её пальцы синеют, а запястья в его руках бледнеют.

Его действия не приносили никаких плодов, и поэтому незнакомец перестал сжимать ее холодные руки, перехватив свободной ладонью ее волосы на затылке.

Это движение снова ударило его током, и он решил, что девчонка просто обороняется таким способом. Но на самом деле, девочка была абсолютно бессильна. Он отпустил её руки, но двигать ими она абсолютно не могла. Кажется, он вывихнул ей несколько пальцев.

— Прекрати играться со мной! Я же тебя в порошок сотру! — выкрикнул он и с силой сжал в кулаке волосы.

Голова невообразимо заболела и Констанция еле сдержалась, чтобы не потерять сознание. Такого допустить она точно не могла, а потому как-то попыталась вырваться. Руки не слушались её, а пальцы тем более.

От несчастной косы практически ничего не осталось. Коса была красивой, немного потрепанной, а сейчас, скидывая ленту, расплелась и легла на плечах Констанции волнами.

Незнакомец, заметив, что она как-то пытается сопротивляться, дал ей пощечину.

— Ай! — взвизгнула Констанция, выдохнув последний воздух из легких и заглатывая новый.

Он влепил ей еще одну пощечину, уже более слабую, чем первая. Это действие в который раз ударило его током.

Высокий некто вдруг отшвырнул ее, не в силах терпеть такого нахальства. Он видел её, еще тогда почувствовал к ней свое отвращение. А теперь, она стоит перед ним и дико его бесит. Он ждал совсем другого человека, того, кто избавит его от вечных мук, а появилась она. Такого будущего он не видел.

И всё же, ему доставляло удовольствие бить кого бы то ни было. Руками ли, хлыстом или мечом. Это делало его сильнее, а их уязвимей. Он не бил специально, но когда требовали обстоятельства, он наслаждался этим процессом.

Констанция, с синяками на руках и ноге, лежала на земле и пустым взглядом смотрела на рядом стоящее дерево. Позади себя она слышала шаги странного человека и его спокойное:

— Хоть бы ты умерла.

После этого ее глаза закрылись.

***

Фред устало смотрел на образовавшуюся перед ним земляную кучу. Сердце ничего не чувствовало, что очень не нравилось мальчику. Он хотел, бесконечно хотел ощущать эту естественную боль, чтобы хотя бы в голове не вьюжили мысли о предательстве. Наконец он встал, поправил рукава рубашки и зашел в дом. Там Фред отыскал кожаный мешок, сложил в него все продукты, какие были, семейные деньги и, закинув мешок на плечо, вышел.

Ему было стыдно смотреть на этот дом, не то, что жить в нем.

Его сейчас мучила только одна вещь — Констанция. Кто она? Куда так усердно направляется? Что с ней не так?

Фред пытался отогнать все эти мысли, ведь ее больше нет, она исчезла, ушла навсегда непонятно куда. Пора бы понять, что он больше ее не увидит.

Между тем встал другой вопрос. Куда ему, Фреду, идти? Для начала надо бы купить карту, иначе вряд ли он найдет правильный путь по наитию.

Он, стараясь не оглядываться, пошел по направлению к заканчивающемуся базару.

Была уже ранняя ночь, но базар продолжал работать ещё как минимум час, что было очень удобно для запоздавших путников.

***

Констанция очнулась на чьем-то полу, завернутая в два толстых одеяла и в совершенной растерянности.

Как она здесь оказалась? Долго ли спала? Где она?

Девочка подобрала одно одеяло, встала, небрежно завернулась в него и огляделась. Комната была совершенно пустая, практически без мебели, разве что только одинокий стул и некое подобие камина.

В единственном окне заходило солнце. Констанция попыталась припомнить, когда потеряла сознание, но выходило плохо.

Голова еще кружилась, и девочка поспешила сесть. Внезапно она резко вздохнула. Видимо, боль прошла, уступив место ее собственной, естественной боли, потому что после вдоха голова разболелась, руки и нога ныли, шея затекла.

Она вспомнила, как кричала. Этого не следовало делать в её положении, но боль от пощечины в совокупности с болью в запястьях и ноге заставили её рефлекторно крикнуть. Затем она поняла, что дышала еще далеко до того, как очнулась. Это еще легко отделалась, могла вовсе умереть.

Одного взгляда на руки хватило, чтобы на пару секунд перестать дышать и воспринимать окружающий мир. Запястья посинели, да так, что покрылись фиолетовой крапинкой. Это какая же сила у этого человека?!

Однако по поводу рук девочка не сильно переживала, ее больше беспокоило то странное существо, напавшее на нее недавно. Если, конечно, она проспала не весь день. Человеком назвать это существо теперь было сложно, судя по тому, как быстро девочка потеряла сознание при малейшем толчке. Так же это доказывали и жуткие синяки при неаккуратном сжатии. Хотя пощечину он влепил ей довольно сильно. Но тогда кто это?

Как она здесь оказалась? Ее кто-то принес, притащил, привез, не важно. Важно лишь кто и куда.

Перед ней была затворенная дверь, которая легко открывалась, стоит лишь потянуть на себя.

Девочка медленно встала, прошла к двери и тихо дернула ручку.

Ее взору открылась еще одна комната, но на сей раз довольно уютная и очень теплая, в отличие от первой. Здесь царил легкий беспорядок: ковер завернулся в углу, из чего вероятно следовало, что об него частенько спотыкались; на столе был ворох бумаг, которые были исписаны мелким, косым почерком; картина на стене с березовой рощей была сдвинута в бок, но на это Констанция не смогла найти причину. Может, ветер или сквозняк?

Главной вещью этого обычного интерьера был телескоп.

Девочка заметила его не сразу, а опознала эту вещь еще позднее, причем сделав это, удивилась сама себе.

Обычный интерьер и дорогой телескоп? Внутреннее любопытство зажглось внутри Констанции молниеносно, оставляя гореть там, в ее душе, остатки вопросов о том странном существе.

— О, дорогая моя, вы проснулись! — из другой комнаты вышел пожилой мужчина, держа в руках еще стопку чистой бумаги.

— Здравствуйте, — Констанция, по-прежнему завернутая в одеяло, слегка улыбнулась.

Старик уронил бумагу на стол, прошел к камину и зажег его.

— Грейся, — коротко бросил он, отходя к телескопу.

Девочка приблизилась к огню и присела рядом.

— Скажите, — задумчиво протянула она, — а что это за штука? — она посмотрела на телескоп.

Старик взглянул на предмет, к которому прикасались его руки, и улыбнулся, загораясь ничуть не хуже самой Констанции.

— Это, дорогая моя гостья, телескоп. Я через него наблюдаю за звездами и Луной, — он наклонился и посмотрел в него.

Констанции это движение показалось глупым, и она засмеялась.

— Но ведь сейчас звезд нет, — сказала она, выставляя руки к огню.

— У меня дома очень тепло, несмотря на горящий камин. Так почему же ты греешь руки, сидя около него?

Констанция взглянула на свои руки, на огонь, тепло которого успокаивает ее покалеченное тело и дает легкую, но привычную боль.

— Вероятно, потому что мне холодно, — ответила девочка, заглядывая старику в глаза.

— Эти ужасные синяки, — начал он после некоторого молчания, — они ведь уже не болят? Холод притупляет боль, но тебе нужно совсем не это. Ты не греешь руки, а обостряешь боль с помощью нагрева. Ты греешь надежду, но какую, мне неизвестно.

Констанция вновь посмотрела на свои синие руки, которые после убрала от огня.

— Ну а я, очевидно, грею надежду, что в этих ранних сумерках увижу первую звезду. Этого, конечно, быть не может, но надежда не перестает меня покидать, — закончил он, поглаживая свою трубу.

Констанция прекрасно понимала, о чем он говорил. Она действительно грела руки, чтобы почувствовать боль, чтобы хоть как-то питать надежду на то, что она сыта. Это, конечно, не правда, девочка и это понимала, но таила в себе эту крохотную надежду, разогревая ее и ощущая мимолетное успокоение.

***

Фреду пришлось очень-очень долго провозиться с картой, ее правильным расположением и разобраться в условных знаках.

Вдобавок он купил еще и компас, который немного барахлил, но как сказал хозяин товара: «с пути не собьет».

На карте в тринадцати милях находилась еще деревня. Мальчик, сверяясь с компасом, поплелся по дороге, которая была вытоптана сотней лошадей и повозок.

Сгущение сумерек заставило его прибавить шаг и быстрее соображать. По карте ориентировался он еще плохо, хотя у него были неплохие задатки великого путешественника.

Вскоре он вдруг перестал различать дорогу на карте, даже на самой местности.

Стоило где-то остановиться, но поблизости ничего не было, лишь кусты, дорога и деревья.

Все же он, повинуясь неведомому чувству, решил идти строго по дороге, никуда не сворачивая.

***

— Как вы меня нашли, господин Льюис? — Констанция сидела в кресле-качалке напротив хозяина дома, старого Льюиса Филлипса, который сидел за столом и небрежно водил пером по бумаге.

— Мне нужно было сходить в город, чтобы купить кое-какую деталь для моей трубы, а то моя уже треснула, в любой момент может сломаться и не увижу я звезд, — проговорил он, сверяя какие-то листочки.

Констанция бросила взгляд в окно. Там поднялся ветерок, но небо было пока ясным. Первые звезды уже заняли свои места на небосводе.

— И по дороге вы встретили меня, да? — девочке вдруг стало стыдно от того состояния, в котором она пребывала тогда.

— Именно так. Я решил, что не стоит такую юную душу оставлять лежать на холодной земле и принес к себе. Твое платье порвалось и испачкалось, а волосы спутались. Я привел тебя в порядок, — Льюис на секунду поднял на девочку взгляд, но тут же вновь углубился в свои письмена.

Констанция посмотрела на себя и обнаружила порванный и зашитый подол платья, поблекшее, но все еще видное пятно от чернил и смешалась.

— Спасибо вам за все это, — проговорила она.

Прошло довольно много времени, и воздух начинал жечь легкие. Констанция вдруг испугалась. Метнула взгляд на старика и ужаснулась посетившей ее мысли. Нет, она не заставит его причинить себе боль. Но как тогда быть?

***

Увидев в кромешной тьме горящие окна, Фред обрадовался и поспешил подойти к одинокому дому.

Ему не терпелось зайти погреться, по возможности перекусить и хотя бы часик поспать.

Тропинка, уходящая вниз, была чересчур узкой, поэтому была практически не видна. Мальчик ступал наугад.

От ветра продрогли кости, от долгой ходьбы устали ноги, от усердной работы мозга хотелось спать.

Свет из окон он видел все отчетливее, хоть перед глазами уже плыло. Это была его последняя надежда, последний шанс.

Приблизившись к двери, он из-за нерешительности поколебался несколько секунд, но все же постучал.

Констанция, сидящая уже в полудреме, вздрогнула от неожиданного резкого звука. Мистер Льюис тоже вздрогнул, но не так сильно, как девочка. Сначала они оба посмотрели друг на друга, а потом хозяин встал и, дав знак «молчать», прошел к двери. Секундное колебание и дверь приоткрылась, выпуская тепло и свет.

— Чем могу быть полезен? — осведомился старик, глядя на кого-то невидимого для Констанции.

— Не приютите ли уставшего путника на ночь, господин? Я могу заплатить, — донесся знакомый голос.

Сердце Констанции подскочило, она хотела резко встать и где-нибудь спрятаться, но вдруг поняла, что уже не может двигаться, что кислород уже не просто жжет легкие, а уже сжигает их дотла. Пришлось остаться на месте и нетерпеливо поглядывать на дверь.

— Проходи, — старик радушно впустил юношу, закрывая за ним дверь.

Констанция изобразила на своем лице безразличие, но все равно боязливо вжалась в кресло.

Ее взгляд перекочевал в окно, за стеклом которого ничего не было видно. Ничего, кроме темноты.

Фред, мельком осмотрев дом, споткнулся взглядом о Констанцию, которая как ни в чем не бывало сидела в кресле-качалке и что-то высматривала в окне. Его очень удивил её внешний вид: цвет лица был намного бледнее, чем когда он видел её в последний раз. Но щёки были какие-то неестественно красные, неопределенно вырисовывался след от ладони. Неужели её кто-то бил? От этих мыслей у него всё похолодело внутри.

— Так, подожди пока здесь, я пойду и приготовлю тебе комнату.

Льюис скрылся в одной из трех дверей, а в комнате повисла неловкая тишина.

— Привет, — вдруг сказал Фред, усаживаясь рядом с камином.

Констанция медленно повернула голову на источник звука и рассмотрела мальчишку получше.

Все та же рубашка, те же штаны, та же обувь, ничего нового.

— Ты прости меня за такое огромное количество вопросов, — начал он и, видя, что Констанция никак не реагирует, продолжил: — а ты… опять немая?

Девочка удивленно повернулась на него. Вдруг ей захотелось чем-нибудь треснуть его, чтобы перестал задавать такие вопросы.

— Нет, — коротко ответила она, вновь отворачиваясь. Сейчас ей хотелось только покоя.

Мальчик все еще поглядывал на нее, как на неопознанный объект, содержащий в себе тайны, которые, возможно, просто плод его воображения. Ему жутко хотелось спросить про её внешний вид, но здравый смысл останавливал его, ведь нельзя такое спрашивать, тем более, если её действительно кто-то бил.

Но кто? Почему-то первым делом он подумал о старике, который только что впустил его в этот дом. Но потом Фред вычеркнул этот вариант, ибо, если бы это действительно сделал он, девочка не решилась бы оставаться тут на ночь. Выходило, что она встретилась с кем-то по пути сюда.

Фред взглянул на огонь. Эти пляшущие огненные языки завораживали его, заставляли забыть о невзгодах, о вопросах и вообще обо всем, даже о самом себе.

Констанция же, украдкой наблюдала за вдруг замолчавшим мальчишкой. Что-то толкало ее заговорить с ним, но волнуясь, что после ее реплики последуют вопросы, она не решалась сказать и слова. Фред же решил, что не будет докучать ей своими вопросами и просто начал искать в этом уютном домике что-нибудь интересное.

Молчание затянулось, господин Льюис куда-то делся, а безвыходное положение девчонки все же пересилило, и Констанция тихо заговорила:

— Слушай, извини за мою дикость, — он повернулся к ней, с интересом ловя каждое ее слово, — но ты не мог бы выручить меня еще раз?.. Тогда… я бы могла позволить тебе задать мне пару… вопросов.

Фред словно повеселел. Его бледное лицо, хоть и обогреваемое огнем, наконец-то зарумянилось, глаза, до сего угрюмые и неживые, заблестели, а движения стали ловкими и резкими, он словно очнулся ото сна.

— Что я должен делать? — спросил он, готовый встать.

Констанция помедлила, хоть и прекрасно осознавала, что любое неловкое движение может привести к осложнениям.

— Мне правда неудобно опять тебя просить, — начала она, но Фред уже понял, куда клонит девчонка.

Он, подобно преданной собачке, начал рыться у себя в сумке и нашел малюсенький ножик, который взял для того, чтобы разделять пищу на порции.

Острие впилось в кожу и сделало надрез, не сильно глубокий, но довольно болезненный.

Констанция подождала, когда мальчик ощутит самый пик боли, и видя фиолетовую дымку, потянула ее носом.

Фред, внимательно наблюдая за движениями девочки, начал постепенно переставать чувствовать боль. Она, Констанция, словно вытягивала ее из мальчика, подпитывая себя и опустошая его.

Констанция вдруг улыбнулась и прикрыла глаза, откидываясь на спинку стула. Фред наблюдал, как кровь скапливалась в разрезе и стекала по его руке тонкой струйкой. После кровотечение остановилось. Мальчик по инерции стёр кровь рукавом.

— Ну, как вы тут? — господин Льюис вышел к ним и вновь опустился за стол. — Путник, твоя комната слева от того окна, — он указал на противоположную от них дверь.

Констанция стала сверлить Фреда взглядом. Тот заметил это практически сразу и, по их немому разговору стало понятно, что девчонка говорить не будет ближайшие часа два. Может, мальчик бы и не догадался, что она имела ввиду этими взглядами, если бы не ее руки. Поначалу он хотел удивиться, мол, почему они такие синие? — но решил отложить этот вопрос, ибо Констанция что-то показывала этими руками.

Языком жестов она владела плохо, знала лишь некоторые движения, когда-то выученные и пригодившиеся ей. Но поймет ли их обычный мальчишка?

Поэтому движения языка смешивались с простыми движениями, которые выглядели понятно для всех.

Все это произошло так быстро, что старик даже не повторял своего вопроса, молчание затянулось только на пол минуты и прервалось коротким:

— Спасибо, всё отлично.

Это, конечно же, был ответ Фреда.

— Отлично? — старик усмехнулся. — Что ж, вы уже можете идти спать. — Потом, после недолгого молчания, они услышали его ехидное бормотание: — сегодня я подрабатываю гостиницей.

Фред поднялся и прошел к двери, на которую не так давно указывал старик, и скрылся за ней.

Констанция вставать не спешила. Ей хотелось еще немного посидеть на кресле-качалке, спросить господина Льюиса о чем-нибудь, да и вообще хотелось взглянуть в этот телескоп, который стоял напротив нее и манил к себе.

Но старик вдруг встал, подошел к трубе и стал смотреть в нее.

Девочке не терпелось спросить, что же он там видит, но ей было немного неловко отвлекать его от работы. К тому же, говорить она совершенно не могла, силы ее были уже истощены, отчасти сложной дорогой, отчасти неравным поединком.

Между тем господин заговорил сам:

— Звезды сменили свое положение… Это что-то, да значит.

Любопытство пересилило, Констанция, стараясь терять как можно меньше воздуха, осведомилась:

— А по-вашему, что?

Льюис заметил перемену в ее голосе, но не придал этому значения.

— Обычно это происходит при смене времени года, или года вообще. Но в этот раз что-то не так. Сейчас середина лета, до осени еще не скоро, так почему же они, звезды, сменили свое местоположение?

Казалось, что он уже давно объясняет это все не Констанции, а себе, будто рассуждает вслух.

— Иди спать, — так же мягко, как и всегда, сказал он ей, и девочка немедленно повиновалась.

Медленно и тяжело поднялась, придерживая синими руками теплое одеяло, и тихонько пошла к двери. Но не успела она дойти до своей комнаты, как старик бросил ей:

— Возьми у себя в комнате плащ. Послезавтра будет дождь.