Ночь за решётчатым окном

Михаил Фишер, 2014

Новелла М. Фишера «Ночь за решётчатым окном» – это история о потерянной мечте, слепой вере в счастливое будущее, граничащей с безумием. Как сделать шаг прижатым к стене? Как решить: в дверь или в окно? Все точки над «И» уже расставлены. Налитый незнакомцем бокал оказывается последним и больше нет вопроса танцевать или не танцевать. Танцевать!

Конец. Скучаю. Играете? Конечно позвоню. Выход

Рабочая смена закончилась, как обычно, в восемь вечера. Зоя, выйдя из больницы, мечтала скорей оказаться дома. Жила она недалеко от работы и никогда не пользовалась общественным транспортом. Ей нужно было держать ноги в тонусе, никаких поблажек и никакого отдыха, разминка с утра и разминка вечером. У ворот диспансера обычно стояла маленькая сухонькая старушонка и просила милостыню, тихая, практически незаметная, она, опустив голову, вытягивала правую руку вперед. Выходя с работы, Зоя как всегда дала ей мелочь, что была в карманах, старушка же безмолвно поклонилась, не поднимая головы.

— Зой, привет! — высокий молодой человек окликнул девушку.

— Ой, Данька, привет! Ты ждешь меня что ли? — сказала она, остановившись рядом.

— Ага. Ты долго сегодня.

— Задержали. Больных много. А ты как?

— Хорошо. У меня все в порядке, — он смотрел в ее распахнутые глаза, которые снятся ему каждую ночь.

— Звонил мне?

— Звонил. Но телефон у тебя не работает.

— Да, я им не пользуюсь. Зачем мне телефон, на работе есть, мне хватает, — переминаясь с ноги на ногу, сказала Зоя.

— Пошли?

— Пошли, — с улыбкой на лице согласилась она и, взяв молодого человека под руку, зашагала вместе с ним в сторону своего дома. Толпы людей обгоняли их, иногда задевая плечом. В этом городе всегда было пасмурно, зимой белый пушистый снег за час превращался в серо-черное месиво из-за машин, людей, копоти заводов и фабрик. Ничего светлого и чистого, только единичные души горожан, да и те в маленьком количестве.

— Сегодня столько привезли больных, даже не присела, слава Богу, хоть буйных не было.

— Я так скучаю по тебе, — шагая вперед и не поворачиваясь к Зое, сказал молодой человек.

— Дань, а ты уезжал что ли?

— Ага. К родственникам ездил и по работе. Я все время о тебе думал, каждый день. Ты совсем не изменилась.

— Ну что ты, — возразила Зоя, — просто в пальто не видно. Я занимаюсь сейчас мало, ленюсь. Стала поправляться. Но со следующей недели снова беру себя в руки и никаких поблажек. У меня отпуск намечается, вот и буду заниматься. Так что все как обычно, — она улыбнулась и посмотрела на своего спутника, — ты — то как? Не женился?

— Нет. Не женился. Я думал об этом, но ничего не получается. Ты же знаешь, что я…

— Прости, — перебила его Зоя, — я хотела сегодня после работы зайти в баню на фабрике, у нас воды третий день нет.

— А, ну конечно. Конечно иди, — они остановились, и он снова посмотрел в ее голубые глаза.

— Ты звони если что, хорошо? — спеша отвязаться, сказала Зоя.

— Конечно, позвоню. Только ты телефон включи, обещаешь? А то у меня нет твоего рабочего номера.

— Обещаю! — Зоя улыбнулась и быстро перешла на другую сторону улицы. Молодой человек продолжал стоять и смотреть на стремительно уходящую девушку, отметив для себя, что она все такая же. Проводив ее взглядом до поворота, он медленно побрел обратно. Свет фонаря отбросил тень молодого человека, вытянутый силуэт которого шел впереди. Бесконечным потоком ему навстречу шагали люди, машины неслись рядом, а маленькая, ссутулившаяся старушонка так и стояла у входа в диспансер, протягивая свою тоненькую руку. Заметим ее, молодой человек достал из кармана мелочь и, подойдя, высыпал в хрупкую старушечью ладонь. Она, молча, поклонилась ему вслед, а его вытянутый силуэт погрузился в темноту слабо освещенной улицы.

Зоя, конечно же, не собиралась идти ни в какую баню, хоть воду в ее квартире действительно отключили. Просто меньше всего ей сейчас хотелось вести беседы с человеком, с которым она попрощалась навсегда еще год назад. Холод на улице и давно намеченная встреча заставляли ее ускорить шаг. Извилистыми старыми улицами Зоя шла по городу, мозг не фиксировал то, что было вокруг нее; машины, люди, голоса, шум города — все это было где-то далеко. Какими-то своими туннелями она передвигалась в пространстве, заполненном другими звуками и запахами. В любом месте, на работе или в магазине, да где бы она не находилась, при любой возможности она уходила в свой туннель, вход в который был разрешен только ей одной. Именно там она жила и радовалась, работала и проводила все свое свободное время, общалась с интересными людьми и была довольна собой. Хромая на правую ногу после неудачного падения много лет назад, Зоя стремилась домой, и уже через десять минут, свернув с дороги в арку, она была у старого, пятиэтажного, еще дореволюционной постройки здания, спрятавшегося в маленьком проулочке. У неосвещенного подъезда виднелась фигура человека, это был ее педагог по классическому танцу Амбросимов Игорь Станиславович, с которым она дружила уже много лет. Пожилой человек поддерживал Зою все годы после того, как она получила травму, несовместимую с балетом.

— Здравствуйте, Игорь Станиславович! — с нескрываемой радостью подлетела к нему Зоя.

— Зоинька, здравствуйте! — улыбаясь, сказал высокий пожилой человек и поцеловал ее в покрасневшую от мороза щеку.

— Давно ждете меня? — открывая подъездную дверь, спросила Зоя.

— Нет, только подошел, — ответил он, входя в подъезд. Зоина квартира находилась на первом этаже, окна были надежно укреплены железными решетками, такими же, как в диспансере.

— Задержали сегодня на работе, я бежала со всех ног, боялась опоздать, — они вошли в квартиру, и в нос сразу ударил запах жареной курицы. Громкие разговоры на кухне, странные речи, к которым Зоя давно привыкла, и снова выкрученная в прихожей лампочка дали ей понять, что никогда не прекращающееся веселье сейчас в самом разгаре. Открыв большой навесной замок на двери, Зоя отошла в сторону и предложила Игорю Станиславовичу войти. — Проходите, — стараясь не привлекать к себе внимание соседей, тихо сказала она. Мужчина вошел в комнату, Зоя вошла вслед за ним и закрыла дверь на черный железный крючок. Шум и разговоры слышались и здесь. Её комната была первой от кухни, именно по этой причине все, что происходило рядом, она невольно слышала, но недолго, здесь, на ее планете, кипела другая жизнь, заглушающая все, что было снаружи. Другие законы, другие источники света освещали это пространство, личности планетарного масштаба окружали ее, учили, направляли, не давая никакой надежды хоть когда-нибудь вращаться по тем же орбитам, что и они.

— Раздевайтесь. Давайте ваше пальто, — Зоя подхватила пальто пожилого мужчины и повесила его на вбитый во входную дверь гвоздь. Пожилой человек разулся и прошел к стоящему в противоположной стороне комнаты пианино, пока Зоя снимала с себя верхнюю одежду.

— Играете? — обратился он к Зое.

— Конечно! Каждый вечер! Развлекаю себя Чайковским, — сказала она, стоя у зеркала и причесывая свои длинные светлые волосы, — могу потом сыграть вам что-нибудь. Что захотите.

— Вы просто молодец, Зоинька, восхищаюсь вашей любовью к музыке и ко всему прекрасному. Едва ли сейчас встретишь столь увлеченного молодого человека, как вы. Причем искренне, полностью, без остатка. Для вас и подобных вам великие композиторы создавали свои произведения, — стоя у открытого пианино и рассматривая комнату, говорил пожилой человек в старом, темно-зеленом вязаном свитере.

— Присаживайтесь на диван, у меня для вас сюрприз, — сказала Зоя, надев домашние тапочки и подойдя к проигрывателю, — Рикардо Дриго, «Талисман», — с детской радостью показала она купленную недавно пластинку.

— Покажите-ка, — присев на небольшой, обтянутый синей тканью диван с давно протертыми подлокотниками, сказал Игорь Станиславович. Зоя протянула ему пластинку, и он с интересом взял ее в руки, черную с красной бумажной серединкой, — Какая старая, где же вы ее достали?

— Купила у одного знакомого коллекционера. Два месяца упрашивала его продать мне эту редкость, отдала даже несколько открыток с изображением Марики Безобразовой тысяча девятьсот тридцать седьмого года, купленные когда-то по переписке у престарелого антиквара. И теперь каждый вечер в моей комнате старый проигрыватель воспроизводит легкие, романтические звуки музыки Дриго, — с улыбкой на лице сказала она. Зоино настроение было как никогда хорошее, хотелось шутить, смеяться и радоваться жизни, — могу дать вам ее послушать, — предложила она.

— Интересно. Возьму на недельку, спасибо, — он вертел ее в руках, разглядывая с обеих сторон.

— Я буду готовить нам с вами чай, а вы пока рассказывайте, как ваши дела, — подойдя к маленькой плитке, она включила электрическую конфорку и поставила на нее чайник. В деревянном шкафчике со стеклянными дверцами, висевшем рядом с плиткой, стоял чайный сервиз, расписанный золотом и несколько, с таким же узором, тарелок.

— Да что вам рассказать, Зоинька. Какие у меня могут быть новости, служу в театре, воюю с бездельниками, а они со мной. Кому теперь нужна дисциплина, приходят заниматься с похмелья, курят без конца, разве это балет. Это Зоинька — балаган, — рассказывал он и рассматривал развешанные на стенах фотографии известных танцовщиков. Несколько афиш местного театра оперы и балета украсили собой стену у входной двери, — про себя расскажите, как вы поживаете? Как настроение?

— Нормально. У меня все в порядке, — сказала Зоя, поставив две пустые чайные чашки с блюдцами на маленький деревянный столик у дивана, украшенный белой кружевной салфеткой. — Тружусь в больнице, будь она неладна, никаких нет уже сил и желания, но делать нечего, хожу, ставлю уколы, капельницы и делаю вид, что все это мне нравится.

— Да уж, Зоинька, такой вы человек. Приносите пользу людям, заботитесь о них, совсем никому не нужных, — рассуждал он с грустью в глазах. Игорь Станиславович когда-то, еще во времена своей молодости был женат, но, прожив десять лет в браке, развелся и с тех пор жил один в небольшой однокомнатной квартире рядом с театром, в котором прослужил всю свою жизнь.

— Согласна, никому они не нужны, больные и обезумевшие, — сказала Зоя, выкладывая в миниатюрную хрустальную вазу вишневое варенье, — сдают даже здоровых, такое сейчас время. Я стараюсь не думать обо всем этом, абстрагироваться, но иногда хочется криком кричать от того, что делают люди, да только никто эти крики не услышит.

— Гнилые люди, Зоинька, совершают гнилые поступки, зародившиеся в их искалеченном плотскими мыслями мозгу.

— Это точно, — согласилась она, поставив на стол вазу с вареньем. Протянув руку и дернув за короткую металлическую цепочку с шариком на конце, Зоя включила торшер, стоявший рядом с диваном, и отошла к проигрывателю, — сейчас будем пить чай, черный, с имбирем, согреемся с мороза. А чтобы было веселей, послушаем пластинку, которую я вам показывала, — Зоя включила старый проигрыватель, и тихо, еле слышно, музыка Дриго растеклась по комнате.

— Это было бы здорово. Очень я люблю к вам приходить. Мне ваша комната всегда напоминала гримерку в театре. Так же все обклеено афишами, фотографиями, разными картинками. Мы раньше любили собираться в чьей-нибудь гримерке после спектакля, включить музыку, выпить чаю, а чаще и напитки гораздо крепче. Выпьем, посмеемся, обсудим все. Время было золотое. Молодое, — погрузившись в воспоминания, с улыбкой сказал Игорь Станиславович, — вот и у вас, все как в театре.

— Ага, — взяв в руки вскипевший чайник и присев к столу, сказала Зоя, — у меня тут свой театр, репетирую утром, потом вечером у станка, слава Богу комната большая, есть где заниматься, только спектакли пока не провожу. Жду, когда пригласят в театр. Я им покажу, как нужно танцевать, — игриво, с улыбкой на лице сказала Зоя.

— Тут вы правы, дорогая моя, многим в нашем театре не помешало бы учиться у вас, а некоторым уже и учиться бесполезно, лучше заняться чем-нибудь другим.

— Ну, рассказывайте, — наполняя чашки, сказала Зоя.

— Что вам рассказать, дорогая моя, — спросил Игорь Станиславович.

— Вы поговорили насчет меня с Зориным?

— Я поговорил, да.

— И что? — ей так не терпелось узнать результат, что каждая секунда казалась сейчас настоящей пыткой. Игорь Станиславович обещал поговорить с художественным руководителем театра оперы и балета Зориным о Зое и договориться о просмотре.

— Как я и предполагал, Зорин сказал, что театру сейчас не требуются балерины, штат и так переполнен.

— Ну как же так, — возмутилась Зоя, — почему он не хочет просто посмотреть меня, это же ничего не значит!

— Я просил, но вы же знаете, что меня там уже никто не слушает. Я разговаривал с Зориным, рассказывал, как для вас это важно, что вы отлично танцуете, просил посмотреть вас, но он меня не услышал. Зоинька, Бог с ними, у меня есть для вас отличное предложение, через месяц в доме культуры железнодорожников организуется концерт, вы не хотели бы сыграть там что-нибудь из Чайковского или Рахманинова, что угодно, на ваш вкус, — он пытался подобрать слова, интонацию, даже придумал этот концерт, только бы она не расстраивалась.

Конец ознакомительного фрагмента.