Черноморский Клондайк

Михаил Серегин, 2004

«Черных» археологов Черноморского побережья «крышует» авторитет Хазар. Он человек с понятиями и исправно отстегивает и местным ментам, и вице-мэру. Но когда в руки аквалангисту Иннокентию попадает свинцовый свиток, где указаны координаты клада легендарного царя Митридата, любые уговоры летят к черту. Все хотят получить клад целиком – и Иннокентий, и Хазар, и менты… Да и сочинский пахан Черкес не намерен щелкать клювом, когда рядом лежат несметные сокровища. Кто пробежит быстрее, нырнет глубже, унесет больше? Может быть, именно тот, кто не особо торопится?

ГЛАВА 4

Вице-мэр города — Сергей Кузьмич Пеньков — отдуваясь, вышел из сауны. Его заплывшее тело покрылось розово-белыми пятнами, отчего он стал походить на большого поросенка. Короткий вздернутый нос, прилепившийся на его раскормленном лице, усиливал это сходство.

Сисястая девица, сидевшая в комнате отдыха, вскочила и, взяв белоснежную простыню, накинула ее на плечи Пенькова. Нисколько не смущаясь, хотя из одежды на ней были только черные узенькие плавки, она улыбнулась Сергею Кузьмичу.

— Мартини, ром, коньяк? — раболепно спросила она.

— Мартини, — сухо кивнул Пеньков, не глядя на девицу.

Он закинул один край простыни на плечо на манер греческой туники и направился к шезлонгу, стоявшему у распахнутых настежь дверей, ведущих во внутренний дворик.

Казалось, его совершенно не интересовали прелести прислужницы, хотя она их старательно выставляла напоказ. Сергей Кузьмич с тайной любовью поглядывал на современную копию бегущего Гермеса, статуя которого возвышалась рядом с выходом во внутренний дворик. Еще одна статуя — оригинал, подаренный ему Хазаром, — была спрятана от посторонних глаз в спальне на втором этаже.

Девица взяла с мраморного столика конической формы фужер, в котором плавала зеленая оливка, и подала шефу. Тот сперва шумно опустился в шезлонг и только потом принял из рук девицы фужер.

— Машка, твою мать, а лед где? — грубо поинтересовался Пеньков.

— Простите, Сергей Кузьмич, — она бросилась к огромному холодильнику, стоявшему в углу комнаты, и нырнула в него, оставив снаружи только аппетитную задницу, рассеченную надвое тонкой полоской бикини.

Но Пеньков на нее не смотрел. Он повернулся к стоявшему рядом шезлонгу, на котором сидел начальник местной милиции. Тот был завернут в такую же простыню и потягивал из керамической кружки холодное пиво.

— Учишь их, учишь, — пробурчал Пеньков, — а они… А-а, блядство сплошное. Ты как считаешь, Валерий Иваныч?

Валерий Иванович Сошкин совсем не походил на начальника, тем более милицейского. Тем более без формы. Он был небольшого росточка, из-за чего страдал всю свою сорокалетнюю жизнь. Милиционер во все глаза пялился на Машу, вернее на ее зад, и не расслышал вопроса вице-мэра.

— Чего? — он повернулся к Пенькову, одним глазом все-таки посматривая на девицу.

— Ты что, спишь? — недовольно скривился Пеньков.

Он не стал слушать, что ему ответит милицейский начальник, а заорал благим матом:

— Машка, блядь такая, долго тебя ждать?

— Сергей Кузьмич, — томно проворковала она, — все готово.

Она в полупоклоне замерла возле Пенькова, едва не положив ему на голову свои трепыхавшиеся груди.

— Пшла вон, — он принял из ее рук фужер с мартини и барским жестом показал ей на дверь. — Хорошо, — сделав глоток, он снова устремил свой взгляд на статую Гермеса.

— Хорошо, — согласился Сошкин, провожая взглядом поводящую бедрами девицу.

— Теперь давай к делу, подполковник, — Сергей Кузьмич напомнил гостю, для чего тот к нему пришел.

— Не волнуйтесь, Сергей Кузьмич, — успокоил его Сошкин, — не будет никакого дела.

— А если Артеменко будет настаивать?

— Если Артеменко будет настаивать, то оно вообще затеряется, — сделав большой глоток пива, ответил подполковник.

— А может, стоит подумать о том, чтобы оно затерялось побыстрее, — настаивал Пеньков. — Знаешь ведь, как это мне руки связывает.

— Пока нельзя, Сергей Кузьмич, — покачал головой Сошкин. — Я, конечно, начальник, но… Могут быть комиссии, проверки всякие.

Пусть сначала все уляжется, а потом мы его так запрячем — ни один археолог не раскопает.

— Ты же знаешь, подполковник, кто тебя посадил на твое место.

— Вы, Сергей Кузьмич, — внутренне передернулся Сошкин.

— То-то, — кивнул Пеньков. — Если Артеменко меня скинет, то и ты долго на своем месте не задержишься, сечешь?

— Мы понятливые, Сергей Кузьмич, — устало произнес Сошкин.

Ему настолько обрыдло слушать наставления Пенькова, что он уже не рад был приглашению в сауну. Правда, здесь можно было на халяву напиться и нажраться, да еще на голых девок посмотреть (и не только посмотреть), но этот перестраховщик уже начинал действовать ему на нервы. Сошкин уже в который раз объяснял ему, что не допустит разбирательства дела в суде, а тот все бухтел и бухтел…

Сошкин тремя большими глотками допил пиво и поднялся. Скинул со своих плеч простыню.

— Пойду еще погреюсь, — улыбнулся он Пенькову и направился в парилку.

— Иди-иди, — со вздохом кивнул Пеньков.

Как только за Сошкиным закрылась дверь в парную, в проеме появилась Мария, держа в руках трубку радиотелефона.

— Вас, Сергей Кузьмич, — она протянула трубку шефу.

— Кто? — он недовольно посмотрел на секретаршу.

— Эдуард Васильевич, — негромко ответила она.

— Скажи, что меня нет, — Пеньков отрицательно покачал головой.

Сейчас ему совсем не хотелось видеть воровского авторитета.

— Вы ему назначили, — упрямо стояла на своем секретарша.

— Ладно, давай, — он нехотя протянул руку к трубке, продолжая в другой руке держать фужер с мартини. — Слушаю, — проговорил он в микрофон.

— Здравствуй, дорогой, все в порядке? — услышал он голос Хазара.

— Да, Хазар, можешь приезжать.

— Я тебе кое-что приготовил, кроме того, о чем мы говорили вчера.

Думаю, тебе понравится.

— Интересно, — хмыкнул Пеньков в трубку.

— Я буду через двадцать минут, — сказал Хазар и отключил связь.

— Через двадцать минут приедет Эдуард Васильевич, — сказал Пеньков секретарше, отдавая трубку, — пусть его проведут в гостиную.

— Хорошо, Сергей Кузьмич, — кивнула Маша и направилась к выходу.

Вышедший из парилки Сошкин успел увидеть, как она, вихляя задницей, идет с телефоном к стеклянным дверям. Он сглотнул слюну, которая едва не вытекла у него изо рта, и плюхнулся в шезлонг, прикрывшись простыней.

— Умеете вы себе людей подбирать, — мечтательно улыбнулся он, продолжая глядеть на секретаршу.

Вице-мэр сделал вид, что не расслышал его.

— Я тебя минут через десять оставлю ненадолго, — Пеньков допил мартини и поставил фужер на ручку шезлонга. — Ты уж извини, дела… Если хочешь, я пришлю двух-трех девочек — обслужат по высшему разряду.

— Хватит и одной, — Сошкин опустил глаза, предвкушая удовольствие.

— Да не тушуйся ты, будь как дома, — поднялся Пеньков.

Он скинул простыню и надел лазурный махровый халат, висевший на деревянной вешалке. Ему нужно было немного побыть одному.

Он вышел во дворик, распорядился насчет девочек для Сошкина и поднялся по наружной лестнице на террасу второго этажа.

Вскоре он увидел на дороге, ведущей к его загородной резиденции, серо-зеленый джип, за которым двигался черный «шестисотый» «Мерседес».

Охрана открыла ворота, и кортеж въехал на территорию.

* * *

Послание было адресовано некоему Семониду. Отправитель — начальник эргастерия Агесилай. Он извещал Семонида, что заказ его выполнен.

Далее шло перечисление утвари, изготовленной в керамической мастерской.

Кроме пифосов, амфор и лекифа, значился еще светильник. Некоторые из слов были полустерты, другие Иннокентий не смог перевести, так как изрядно подзабыл язык, но в основном содержание было понятно.

Иннокентий улыбнулся древним каракулям. Надо же, людей еще волновали такие мелочи, когда их город терпел одно нашествие степных кочевников за другим!

Разрезанная скальпелем свинцовая пластина, которую Иннокентий обнаружил свернутой в трубку на морском дне, лишилась своей вековой тайны. Чтение дезавуирует.

Иннокентий вышел в сад. Густой и неухоженный, посыпанные крупным гравием дорожки с висящими над ними лампочками. Иннокентий двинулся по одной из них, ловя слухом плеск воды и блаженное мурлыканье Галины. Из воды высовывалась только ее голова. Поверхность была изумрудной от свежих листьев базилика.

— Это омолаживающая ванна, — весело сказала она и шлепнула ладонью по воде.

Фонтан брызг взвился в воздух, обдав Иннокентия.

— Недурно устроилась.

Над ванной, затерянной в глухом углу сада, нависали ветви грецкого ореха и мушмулы. Виноградные лозы карабкались по стволам деревьев с упорством паразитов.

— Вот если бы тут была еще пальма с бананами! Тогда можно было одновременно принимать ванну и завтракать, — Галина мечтательно смежила веки и зевнула.

Иннокентий поднял взгляд, озираясь вокруг. Из окон соседней дачи, находящейся на возвышенности, вполне могли видеть это омовение. Хотя с точностью судить, стоя возле ванны, Иннокентий не мог. Не исключено, что листва деревьев делала Галину неуязвимой для любопытных глаз.

Дачи, располагавшиеся слева и справа, занимали равную с домом Галины высоту, к тому же были огорожены двухметровыми заборами, а значит, не могли служить наблюдательным пунктом скучающим соседям.

— Думаешь, кто-то следит за нами? — прочла его мысли Галина. — И тайно онанирует?

Она прыснула со смеху.

— А мне можно будет искупаться? — спросил он.

— Грей воду, мой дом лишен элементарных удобств, — смеясь ответила она.

— Я искупаюсь в твоей воде, что позволит мне узнать твои мысли.

Он подал Галине висевшее на ветке полотенце. Она поднялась из ванны, облепленная сиреневыми листьями базилика. Листья заскользили с ее мокрой кожи. Завернувшись в полотенце, Галина искала ногой шлепанец, когда до их слуха долетел скрип калитки. Галина на миг застыла от неожиданности. Через секунду они увидели хмурого молодого человека в синей футболке и голубых джинсах. Он стоял на дорожке и неприязненно разглядывал успевшего к тому времени плюхнуться в ванну Иннокентия.

— Знакомьтесь, — сделала попытку непринужденно улыбнуться Галина, — Валентин. Иннокентий. Валентин — мой брат, — обернулась она к Иннокентию, — Иннокентий — мой приятель, — объяснила она брату. — Он поживет у нас немного. Кстати, он повздорил с Лехой.

Выше среднего роста, угловатый, с темными вьющимися у шеи волосами, Валентин выглядел враждебно настроенным по отношению к миру подростком.

На его худом лице со впалыми щеками застыло напряженное выражение.

Черные глаза и нос с горбинкой добавляли его физиономии мрачной выразительности.

— Ну, — завернувшись в полотенце, Галина направилась к дому, — вы здесь пообщайтесь немного, мне нужно переодеться.

Оставив их, она ушла. На площадке перед ванной воцарилось напряженное молчание. Иннокентий не знал, что на уме у Валентина, и поэтому положение свое воспринимал как не вполне уместное. Он голый сидел в ванне, наполненной водой с базиликовыми листьями, а брат Галины стоял над ним, нервно поигрывая желваками. Он вдруг опустил взгляд на штаны и майку, валявшиеся перед ванной, которые Галина предложила пока поносить Иннокентию.

Снова поднял голову и пристально поглядел на развитые плечи Иннокентия, торчащие из воды.

— Галина дала мне твои вещички, — пояснил Иннокентий. — Леха всю мою одежду покромсал.

— Было за что? — как бы между прочим поинтересовался Валентин.

— Как сказать, — Иннокентий пожал плечами.

— Говори уж как есть.

Пришлось снова все рассказывать, теперь брату. Интересно, думал Иннокентий, он правда ее брат? Что-то не слишком похож. Собственно, какое ему дело? Даже если и не брат.

— Ты с ней спал? — кивнул Валентин в сторону дома, когда Иннокентий закончил рассказ.

— Она уже большая девочка, — Иннокентий поднялся и вылез из ванны, — сама может решать, с кем ей спать.

Оставляя на дощатом настиле мокрые следы, он натянул одежду прямо на влажное тело. Вот теперь легче. Теперь они были в равном положении, если что.

— Вот что, Иннокентий… — холодно произнес Валентин.

— Можно просто — Кеша…

— Значит, так, Кеша, — Валентин задумчиво глядел куда-то сквозь Иннокентия, — думаю, тебе лучше отсюда убраться подобру-поздорову.

— Ты что, выгоняешь меня? Это же неблагородно. Подумай сам, куда я пойду? У меня нет даже палатки.

— Это твое дело, — щуря глаза на заходящее солнце, покачал головой Валентин, — меня это не касается.

— Ну что, мальчики, поговорили? — У ванны появилась Галина.

В ситцевом платье в мелкий цветочек на тонких бретельках и мокрыми распущенными волосами, она напоминала теперь дриаду.

— Поговорили, — медленно сказал Иннокентий.

— Ты что, Валя, — она недовольно посмотрела на брата, — что-нибудь сказал ему?

— Если все, что он рассказал, правда, ему лучше отсюда уйти, и как можно скорее. Леха таких вещей не прощает. Если он или Хазар узнают, что этот, — Валентин кивнул в сторону Иннокентия, — у нас, будет плохо и нам, и ему.

— Никто ничего не узнает, — Галина покачала головой и взяла брата под руку. — И потом, где я еще найду такого жильца?

В наш район даже дикари не забредают. Все, решено, — она отпустила Валентина и, обняв Иннокентия за талию, увлекла в дом.

Иннокентию ничего не оставалось, как подчиниться. Тем более что он был не против.

— Чем он будет тебе платить? — Валентин тащился сзади. — У него же ничего нет. Он гол как сокол.

— Заработает, — не оборачиваясь, ответила дриада.

— А Леха? — не успокаивался брат.

— Леха ничего не узнает, если, конечно, ты ему не накапаешь.

В доме был накрыт стол. Розовато-красные помидоры, зеленые пупырчатые огурчики, редиска, переложенная веточками сизовато-зеленой кинзы и кудрявой петрушки, нарезанный толстыми кусками сулугуни, из которого сочилась белесоватая влага, пара колец домашней колбасы и ломти белого хлеба.

— Не хватает только вина, — Галина весело посмотрела на брата и протянула ему глиняный кувшин.

— Не волнуйся, — ободряюще взглянула она на Иннокентия, когда Валентин вышел из комнаты, — Валька только с виду такой суровый.

— Может, вам действительно лучше не рисковать? Ведь Леха, как я понимаю…

Она не дала ему договорить.

— Не хочу ничего слышать, — Галина притворно зажала уши, — ты остаешься, и все.

После таких уговоров пришлось остаться.

* * *

Пеньков недовольно покачал головой и спустился в гостиную, располагавшуюся в другом крыле П-образного здания. Провалившись в мягкое кожаное кресло, он стал поджидать авторитета. Тот вошел в сопровождении профессора.

На Хазаре были легкие светлые штаны и ярко-красная гавайская рубаха навыпуск. В руках он держал какой-то объемистый сверток. Профессор, как обычно, был во всем сером: серый костюм, светло-серая сорочка и темно-серый галстук.

— Не можешь ты без показухи, — нравоучительно сказал Пеньков, обменявшись с Хазаром рукопожатием.

— Не понял, — вскинул тот на него недоуменный взгляд.

— Ты же меня компрометируешь, Эдик. Для чего вся эта помпа:

«Мерседес», джип сопровождения? Тебя же вычислят как дважды два. Пронюхают журналисты — я ведь не отмажусь. И так у меня проблемы, да еще ты. Больше ко мне с таким кортежем не приезжай. И вообще, нужно встречаться где-то на нейтральной территории.

На яхте, например.

— Как скажешь, Сергей Кузьмич, — льстиво улыбнулся Хазар, — только ерунда все это. Кто докажет, что это я к тебе приезжал? Стекла же тонированные.

— При чем здесь стекла? Твои номера на всем побережье знают.

— Ладно, успокойся, Сергей Кузьмич, — заискивающе заглянул в лицо Пенькову Хазар, — посмотри лучше на это.

Он шагнул к свертку и сдернул с него покрывало. Под покрывалом оказалась деревянная статуя, выполненная в абстракционистской манере. Стройные ноги и чрезмерно узкая талия как бы подчеркивали огромные полушария грудей, отполированных и покрытых лаком. Каждая из них была в несколько раз больше головы, торчавшей над узкими остроугольными плечами. Ручки, одна из которых была закинута за голову, а другая опиралась на откляченную ягодичную мышцу, напоминали угловатые палки.

— Что это? — Пеньков, продолжавший до этого сидеть в кресле, выбрался из него и недоуменно уставился на скульптуру.

— Условное название «Памелла», — сказал Хазар, любовно оглядывая скульптуру. — Это подарок, — добавил он после некоторой паузы, — у тебя же завтра день рождения.

Хотя ты меня и не приглашаешь, а я все равно тебя поздравляю.

— Чего ты несешь, Хазар? — Пеньков возвел очи горе. — Ты же знаешь, у меня будут серьезные люди.

— А я, значит, не серьезный? — в голосе Хазара блеснули металлические нотки.

— Я не в том смысле, — поморщился Пеньков, — мероприятие почти официальное. Будут представители прессы. Подумай, что будет, если тебя здесь увидят. Да я после этого и недели на своем месте не продержусь. Господи, ну что за люди! — с досадой воскликнул он и снова плюхнулся в кресло.

— Ладно, Кузьмич, замяли, — отчаянно зажестикулировал Хазар, — дело твое. Только от подарка не отказывайся. Если не понравился, так и скажи.

Пеньков еще раз окинул быстрым взглядом скульптуру.

— Занятно, — он пожевал губами, стараясь не показать своего разочарования.

— Правильный пацан резал, — сказал Хазар, — он и Пашке надгробие сварганил. По моим указаниям, естественно.

— Спасибо за подарок, — кивнул Пеньков. — Кстати, насчет Пашки, — перевел он разговор в другую плоскость, — милиция работает в полную силу. Так что ты не дергайся, чтобы не травмировать общественность.

Лицо Хазара вдруг сделалось каменным, а глаза, напротив, забегали, словно пузырьки в газированной воде.

— Я Пашкиного киллера сам найду и на куски порву, — расширяя ноздри, сказал он.

— А я сказал, не суетись! — заорал Пеньков, подскакивая в кресле. — Мне и без тебя забот хватает! Все должно быть по закону, — снизив тон, добавил он.

— Как же, по закону, — Хазар расплылся в масленой улыбке, — кому ты говоришь? Короче, будешь смотреть, что я тебе принес?

Не дожидаясь ответа, он взглянул на профессора, все еще стоявшего у входа с чемоданчиком в руках.

— Покажите, Арсений Адольфович, — официальным тоном сказал он.

Профессор осторожно положил чемоданчик на мраморный стол рядом с креслом Пенькова и, щелкнув замками, дрожащими руками поднял крышку. Внутри чемоданчика на мягкой подстилке лежала небольшая скульптура. Бюст.

Женская голова, украшенная диадемой, с волосами, расчесанными на прямой пробор и собранными сзади в пучок. Покатые плечи, прикрытые хитоном, капризно сложенные губки, нежный овал лица… Арсений Адольфович бережно поднял бюстик и поставил его на стол, словно драгоценность. Впрочем, она и была драгоценностью. Чтобы получше рассмотреть скульптурное изображение, Пеньков поднялся со своего места.

— Золото? — Он с видом знатока обошел стол вокруг, внимательно глядя на старинное изображение.

— Бронза, Сергей Кузьмич, — поправил его профессор, — но следы позолоты сохранились, вот посмотрите.

— Так-так, — Пеньков почесал нос двумя пальцами, — ну и что?

— Афродита Анадиомена, то есть рожденная морем. Скорее всего, создана греческим художником Апеллесом, жившим в четвертом веке до нашей эры. Но, возможно, привезена из Сирии или других восточных провинций Римской империи.

— А что это у нее за рога? — Пеньков теперь всей пятерней чесал свой затылок.

— Это полумесяц и три пера мудрости, — пояснил профессор.

— Триппер, что ли? — перебил его Хазар, с улыбкой покачав головой.

— Такие перья мы можем видеть на головах египетских богов, — не поняв его, продолжал профессор. — Беса, Гарпократа, Исиды — богини земледелия. Наличие у Афродиты атрибутов Исиды или Изиды, как ее еще называют, показывает, что в Горгиппии, как и во всей Римской империи, распространились синкретические культы. Исида была самым популярным из божеств в Римской империи. Апулей, знаменитый автор «Метаморфоз», называет Исиду матерью природы, госпожой всех стихий, высшей из божеств, владычицей душ усопших, первой среди небожителей.

По всему побережью Средиземного моря Исида была любимой богиней моряков и купцов, покровительницей торговли и мореплавания.

Профессор на минуту замолчал, глядя на бронзовое изваяние. Так как все молчали, он заговорил снова:

— Апулей описывает праздник в честь Исиды, приуроченный к весеннему открытию навигации. Он повествует, что впереди процессии шли мужчины и женщины, одетые в белоснежные льняные одежды, потрясая цистами.

Далее шествовали жрецы. Первый из них нес золотую лампу в виде лодки, другие жрецы несли алтари, украшенные золотом, пальмовую ветвь с золотыми листьями и другие предметы культа, а также изображения богов…

— Да уж, — перебил его Пеньков, — золота у них было навалом.

— Это точно, — поддержал его Хазар.

— Так, я не понял, — Пеньков вскинул взгляд на профессора, — это Исида или Афродита?

— В принципе, это почти одно и то же, — наморщил профессор лоб. — Исида, Изида, Иштар, Астарта — все это разные названия одного божества. У римлян она называлась Венерой, а потом, когда попала в Понтийское царство, стала Афродитой, или Кипридой, так как считалось, что она родилась из пены морской и вышла на берег у острова Кипр.

— Слушай, — Хазар усмехнулся, тронув Пенькова за край халата, — это сколько же у нее кликух было, в натуре? Видать, основной дамочкой была. Так просто кликуху не получишь.

— Гомер донес до нас легенду о споре трех богинь, — продолжал вещать профессор, который почти не слышал, о чем говорят рядом с ним, — Геры — жены Зевса, Афины — его дочери и Афродиты. Они спорили из-за яблока с надписью «Прекраснейшей».

Так вот, Парис, к которому богини обратились, чтобы он разрешил их спор, отдал яблоко Афродите. Этот миф отражает отношение древних греков (ну, тогда они еще не были древними) к Афродите и свидетельствует об их преклонении перед красотой. В Анапе найдена надпись, вырезанная на камне, о сооружении в Горгиппии храма, посвященного Афродите. Местонахождение храма пока неизвестно, но, вероятно, он стоял вблизи агоры — главной площади города…

— Если баба красивая, я не спорю, это, само собой, классно, — перебил профессора Хазар, — только вот сиськи у этой богини совсем никудышные. То ли дело у Памеллы, — он с любовью поглядел на деревянную скульптуру, подаренную Пенькову.

— Кончай хохмить, Эдик, — Пеньков брезгливо высвободил халат. — Кстати, что это ты один, то есть, я хочу сказать, без телохранителей? Или никого теперь не боишься?

— Пацаны внизу, конкретные ребята, за меня кого хошь в клочья разнесут.

— Так пусть заходят, нужно предложить им выпить. Да и нам тоже не помешает промочить горло, — вице-мэр широким жестом показал в дальний конец гостиной, где на столе стояли бутылки с напитками, высокие тонкостенные стаканы, а в вазочках таяли кубики льда. — Мы ведь закончили? — он вопросительно посмотрел на Хазара. — Зайдешь через недельку, я покажу Афродиту своим зарубежным друзьям.

Тогда и обсудим цену.

— Лады, только не вздумай пудрить мне мозги, Кузьмич, — Хазар кивнул и подошел к двери, ведущей во внутренний дворик.

Он тихонько свистнул и поманил своих «телков», сидевших в шезлонгах у края бассейна. Не понимая, для чего они понадобились Хазару в таком вроде бы безопасном месте, они тем не менее живо поднялись и быстро направились в дом. Первым вошел Коля по кличке Ник — красномордый здоровяк в темных овальных очках с короткими прилизанными волосами и двухдневной растительностью на подбородке. Его пиджак слегка оттопыривался, скрывая спрятанный за поясом пистолет. За Ником в комнату проскользнул худощавый светловолосый Миша. Остроносый, в облегающей майке цвета индиго и обтягивающих джинсах, он был похож на молодого древнегреческого бога, сменившего тунику на современный наряд. Трудно было представить его в роли телохранителя, но на самом деле он отлично владел приемами восточных единоборств и попал к Хазару почти случайно. Когда его братки, прогуливавшиеся по набережной, зацепили Мишу, он несколькими ударами в голову и корпус отключил их, после чего спокойно пошел дальше. Хазар нашел его и предложил работу, на которую Миша, моргая голубыми глазами, немного подумав, согласился.

Ник и Миша, внимательно оглядывая пространство гостиной, встали у дверей, ожидая дальнейших указаний.

— Все в порядке, парни, — успокоил их Хазар, — Сергей Кузьмич хочет вас угостить.

Пеньков сам подошел к ним с добродушной улыбкой.

— Что будем пить? — переводил он взгляд с одного на другого.

— Минералку, — дуэтом ответили парни.

— Может, шампанского?

Парни отрицательно покачали головами.

— Короче говоря, выбирайте сами, — он по-барски показал в сторону стола.

— Ну, вперед, — подтолкнул их Хазар, который немного недоумевал, чем вызвана такая щедрость хозяина, а вернее, его гостеприимность.

Он тоже направился к столу, чтобы обеспечить себя выпивкой.

Пеньков присоединился к ним, прихватив заодно и профессора, который никак не мог наглядеться на Афродиту: с ней уже сегодня он должен был расстаться.

— Профессор, не стесняйтесь.

Пеньков вклинился между телохранителями Хазара.

— Вот минеральная вода. — Он поднял маленькую зеленую бутылку и подал ее Мише. — «Перье», между прочим. Тебе нравится «Перье»?

— Один хрен, — пожал тот плечами и взял бутылку, — главное, чтобы не теплая.

— Вот именно, один, — Сергей Кузьмич рассмеялся.

Гости разобрали напитки и расселись по диванам и креслам. Только профессор стоял у стола, не решаясь, что ему выбрать. У него рябило в глазах от разноцветных этикеток с иностранными названиями. Наконец и он что-то взял и устроился на краешке стула.

— Значит, говоришь, парни твои хоть куда? — обращаясь к Хазару, Пеньков уставился на его телохранителей.

— Зуб на холодец, — усмехнулся польщенный Хазар. — Хочешь посмотреть, как они бьются? Ник, Миша! — крикнул он своим телохранителям.

— Нет, нет, ну зачем же! — остановил его Пеньков. — Они же могут поранить друг друга.

— Ну и что, — помотал головой Хазар, — для этого я их и нанял.

— Это телохранители, — Пеньков выделил голосом первую часть существительного. — Они обязаны хранить твое тело, а не подставлять свое. Я почему их позвал, — Пеньков наклонил голову к Хазару, — у меня завтра день рождения…

— Это мы знаем, в натуре, только…

Вице-мэр не дал ему закончить.

— Никаких «только», — резко вставил он, — будет много людей, которых я не очень-то хорошо знаю.

— Ну, меня-то не будет, — обиженно пробубнил Хазар.

— Не о тебе речь, — мягким голосом проговорил Пеньков, — то есть ты понял, почему я тебя не могу пригласить. Так вот, неплохо было бы мне парочку телохранителей. На завтрашний день… и вечер…

— Так у тебя же есть, — непонимающе уставился на него Хазар.

— Конечно, есть, — томно вздохнул Сергей Кузьмич, — только не мешало бы еще парочку. Или хотя бы одного… — он краем глаза взглянул на Мишу. — Я тебе все компенсирую. Сколько ты им платишь в день?

Своим телохранителям Хазар платил не слишком много, поэтому сразу не ответил. Назвать настоящую сумму было глупо, сказать больше — могут услышать Ник с Мишкой. Поэтому Хазар отшутился:

— Они у меня не бедствуют.

— Дам сто баксов, — не раздумывая произнес Пеньков.

— Годится, — быстро согласился Хазар, решивший, что сможет на этом немного заработать. — Бери Ника.

— Нет, — покачал головой Сергей Кузьмич, — Ник не пойдет, слишком фактурный.

— Хочешь сказать, рожей не вышел? — грубо спросил Хазар.

— Знаешь, у меня будут солидные люди из высшего общества, — медленно проговорил Пеньков, — так что, в сущности, ты прав.

Я возьму Мишу, если ты не возражаешь.

— Он стоит дороже, — покачал головой авторитет. — Двоих таких, как Ник, уложить может. Голыми руками…

— Ладно — сто пятьдесят, — быстро согласился Пеньков, глядя на гладкие длинные бицепсы Миши. — По рукам?

— Договорились, — со смешанным чувством удивления и довольства кивнул Хазар.

Ему не особо хотелось расставаться со своим лучшим телохранителем, но и от навара он отказаться не мог. Сергей Кузьмич поднялся и подошел к купленному только что телохранителю.

— У меня завтра прием, придешь ко мне с утра, — склонившись к нему, сказал он. — Может, прислать за тобой машину?

Миша удивленно взглянул на Хазара и, увидев, как тот кивнул в подтверждение сказанного вице-мэром, ответил:

— Да я могу и сам доехать.

— Ну, зачем же, — улыбнулся Пеньков, приобнимая его за плечи, — ты только скажи, куда подъехать. А теперь я вас должен оставить, — вдруг сделавшись озабоченным, произнес вице-мэр.

В сауне отдыхал Сошкин, с которым нужно было еще договорить.