Пробуждение силы. Уроки Грузии – для будущего Украины

Михаил Саакашвили, 2016

Михаил Саакашвили – уникальный человек, дважды вошедший в одну воду. Став лидером мнений в Грузии, он на волне Революции роз возглавил на 10 лет эту страну и изменил ее до неузнаваемости, а сейчас стал лидером мнений в быстро меняющейся Украине. Находясь на посту губернатора Одесской области, он является политиком далеко не регионального масштаба, передает свой опыт радикальных перемен привыкшей к медлительным политикам Украине. В книге он рассказывает об истории своей семьи, об обстоятельствах, создавших революционную обстановку в Грузии 2003 года, о приходе его команды к власти и системно излагает суть проведенных в Грузии кардинальных реформ, останавливаясь не только на успехах, но и анализируя причины неудач. В каждой главе проводятся параллели с сегодняшней ситуацией в Украине, которую автор глубоко изучил изнутри. Отдельно, что очень актуально для сегодняшнего читателя, взволнованного состоянием дел в отношениях Украины с Россией в связи с агрессией на Донбассе и в Крыму, грузинский президент рассказывает о подробностях международной дипломатической кухни накануне российско-грузинской войны августа 2008 года и в деталях описывает развитие военного конфликта. В книге приведено много ранее не известных подробностей не только грузинско-российских взаимоотношений последних 10 лет, но и рассказывается о личном общении Саакашвили с Владимиром Путиным. Также дается портрет современной Украины со срочными рекомендациями украинским политикам. 2-е издание, дополненное и расширенное.

3

Революция роз

[▪]

Слова, произнесенные перед участниками митинга у муниципалитета Тбилиси в ноябре 2003 г.: «Если Шеварднадзе нужна революция, то он получит революцию!»

В сентябре 2001 года я подал в отставку с поста министра юстиции. Оставаться ширмой коррумпированной власти — это не по мне.

В Грузии разгорался политический кризис. 26 июля был убит известный журналист «Рустави 2» Гиорги Саная. Никто не верил, что это убийство не политическое. Впервые за годы независимости на улицы вышли тысячи людей с протестом против власти. Олицетворением всех бед считался министр внутренних дел Каха Таргамадзе.

Жвания выступил с инициативой: если уходит Таргамадзе, то и он покидает пост главы парламента. Когда в середине 1990-х Шеварднадзе привлек Жванию на свою сторону, тот был главой маленькой Партии зеленых и никакой угрозы не представлял. Однако Жвания смог привести в парламент очень много хороших людей и создать широкий реформаторский фронт, чего Шеварднадзе не ожидал. Поэтому он охотно принял такой вариант урегулирования ситуации.

На освободившееся кресло спикера претендовал бывший комсомольский вожак, которого поддерживал Патаркацишвили. Тот пытался подкупить депутатов. В парламент принесли три чемодана денег. Мы не могли этого допустить.

Из близких к нам людей Шеварднадзе мог принять только Бурджанадзе, которая была дочерью его ближайшего друга. Несмотря на ее связи с реформаторами она была его кровью и плотью, поэтому Шеварднадзе занял нейтральную позицию. С большим трудом, мы добились избрания Бурджанадзе. Для нас это стало большим успехом, хотя, в принципе, она не была реформатором. Все равно это было лучше, чем ставленник Патаркацившили.

После отставки с поста спикера Жвания сохранял пост главы партии Шеварднадзе и надеялся восстановить с ним отношения. Тот регулярно с ним встречался, улыбался ему и держал в подвешенном состоянии. Точно так же было с еще несколькими бывшими министрами. Им понравилось быть во власти. И они были слишком лояльны Шеварднадзе.

Я был гораздо более радикален. У нас было много споров со Жванией по этому поводу. У него был огромный офис в хорошем месте. У него были секретарши, много машин, охрана. Ему было, что терять. А у меня и у тех, кто меня окружал, ничего этого не было. В целом я все время говорил, что надо радикализироваться. Но большинство не было готовы к этому. Когда я сказал, что мы, возможно, создадим свою партию, Жвания возразил: «Ну как ты что-то создашь? У тебя деньги есть? У тебя денег нет! Ладно, мы тебе дадим на первое время 20 000 лари для партии». Это было около 10 000 долларов — достаточно много в бедной стране.

Мы назвали нашу партию «Национальное движение». Мы постоянно устраивали акции против незаконного строительства, против вырубки леса, против каких-то местных феодалов. Наша группа поддержки состояла из пятисот пенсионеров. Молодежь тогда вообще не была активна. Это свойство молодежного психотипа: молодежь подтягивается, когда происходит политическое обострение. И это нормально.

На нас смотрели косо. Все эти акции, радикальные лозунги… В Грузии тогда считалось, что это не работает. Нас называли сектой.

Мы сняли полуподвальный офис в ветхом доме. Денег хватило на несколько месяцев. В конце каждого месяца мы должны были платить 1000 лари. Потом мы все время ломали голову, где найти эти деньги. Каждый месяц мы скидывались на аренду и каждый месяц появлялся хозяин с недовольным лицом и угрожал нас выкинуть. У нашей партии не было денег вообще.

Никто не пытался нас купить, потому что мы считались радикалами, опасными, с нами нельзя было иметь дело. У Патаркацишвили были хорошие отношения с Шеварднадзе, но, как и все олигархи, он хотел иметь еще и лояльную оппозицию, поэтому он финансировал Жванию и партию «Новые правые» — крупнейшие оппозиционные группы на тот момент. Патаркацишвили считал, что монополизировал весь политический спектр. «Рустави 2» тоже нужны были деньги, а поскольку Жвания им постоянно помогал, то «Рустави 2» был на стороне Жвании. Так что серьезной медиа-поддержки у нас не было.

Когда меня спросили, какой американец будет у меня будет PR-советником, я ответил, что PR будут делать мне собственные ноги, а не советники. Мы не могли даже опросы проводить. А они постоянно опросы проводили, и по этим опросам у нас всегда был ноль. Думаю, они их просто фальсифицировали.

В 2002 году были муниципальные выборы. В правящей партии начался полный разброд, поэтому самую главную кампанию — выборы в городской совет Тбилиси — выиграли лейбористы. Это была очень популистская партия, которую финансировал Шеварднадзе. Их лидер Нателашвили по риторике и манерам был очень похож на Ляшко. Они вышли на первое место, а мы сразу за ними — на второе.

Мы победили еще в нескольких маленьких городах. К сожалению, там наши представители почти сразу перешли на сторону власти, потому что мы не могли держать фронт. Когда только начинаешь, твоя партия по определению оппозиционная, а местная власть не может быть в оппозиции, особенно в маленькой стране.

Когда мы зашли в горсовет, то думали, что ограничимся второй по количеству депутатов фракцией. Но тут Нателашвили, который по праву мог быть председателем горсовета, почему-то решил, что это ловушка и если он согласится возглавить горсовет, то его рейтинг упадет. Он ведь привык быть только в оппозиции — кричать и обличать. Полномочия у горсовета были ничтожные. Поэтому его расчет был более или менее понятен. Мы для него были опасными конкурентами, лучше уж отдать это место нам.

Так я стал председателем Тбилисского горсовета. Поскольку в Грузии тогда никто ничего хорошего не делал, тот факт, что в горсовете перестали брать взятки за разрешения, уже был большой новостью. У нас вообще не было денег, нечем было поддерживать партию, а тут приходит какой-то тип и говорит: «Дайте мне разрешение на строительство бензоколонки в центре города, и мы тут же заплатим вам 400 000 долларов». Мы, естественно, не взяли.

Почти всеми деньгами города распоряжалась мэрия, бюджет горсовета был мизерный, причем мы контролировали от силы 15 % этого бюджета. Несмотря на это мы начали ремонтировать крыши в многоэтажных домах. Я сам ходил на эти крыши, сам их делал. Все это показывали по телевизору.

Власти начали вставлять нам палки в колеса. Мы стали делать детские площадки. Поставим площадку, а они придут ночью и что-то сломают. Мы начали бесплатно выдавать учебники первоклассникам, а они арестовали члена горсовета от нашей партии, который эту программу изобрел. И держали его три дня, арестовав все учебники вместе с ним. Своими глупыми действиями они лишь добавляли нам популярности.

Мы ввели свой флаг, ныне это национальный флаг Грузии. Мы объявили его флагом города и водрузили на здание горсовета. Они пришли со спецназом его снимать. Этот флаг всем нравился, и никто не понимал, почему его нужно срывать? Возможно, дело было в том, что Шеварднадзе ездил на работу через главную площадь, мимо горсовета. Никто никогда не знал ни председателя горсовета, ни чем этот горсовет вообще занимается. И вот в этом здании засел радикал Саакашвили, а на крыше появился какой-то неизвестный флаг. И Шеварднадзе, видимо, сказал: «Что это за безобразие? Уберите!»

При мне горсовет показал, как нужно работать. Благодаря этому мы привлекли на свою сторону депутатов из других фракций, которые почувствовали, что перспектива на нашей стороне. Сначала у нас было 16 депутатов из 49, а к моменту Революции роз численность нашей фракции выросла до 40 человек. Я со всеми нашел общий язык. Мы много разговаривали, постоянно пытались вместе делать какие-то программы. Люди поняли, что за нашей политикой будущее и надо присоединиться к нам.

Национальный парламент не мог этого не видеть. Политический кризис углублялся, а мы выглядели лучше других, так как пытались что-то делать.

Мы стали центром притяжения и альтернативой власти. Превратились в маленькую власть, которая состояла из нескольких кабинетов и очень-очень скромных бюджетных средств. И когда начались парламентские выборы, мы контролировали горсовет. Он стал площадкой, с которой можно вести политическую агитацию и показывать, что сделано в Тбилиси, всей остальной стране.

[▪]

Выборы в парламент были назначены на 2 ноября 2003 года.

Наши противники сделали нам большую рекламу, все время нападая на нас.

Шеварднадзе слишком долго был у власти. В Грузии выросло целое поколение, которое не знало жизни без Шеварднадзе.

Мы были активнее всех. Свое видение развития страны мы старались донести до как можно большего количества людей. Мы шли в самые разные места, в том числе населенные этническими меньшинствами. В Марнеульском муниципалитете живет больше 100 000 человек, в основном азербайджанцев. Они всегда голосовали за власть. Мы зашли туда первыми из оппозиционеров. Власти стали устраивать провокации. Их «титушки» забрасывали нас камнями, поджигали нам машины, это все снимало телевидение. Каждый раз, когда они такое устраивали, это делало нам большую рекламу.

Аджария, где правил Аслан Абашидзе, была государством в государстве. Она признавала грузинскую власть только на словах. Абашидзе называл себя главой Аджарии, хотя в Грузии такая должность не была предусмотрена. Шеварднадзе туда церемониально наведывался раз или пару раз в год, и больше у него особых контактов там не было. Абашидзе принципиально не ездил в Тбилиси.

Там была полная диктатура, никто не мог и пальцем пошевелить.

«Пограничники» Абашидзе досматривали каждую въезжающую машину. Кто им не нравился, того просто не пускали. Я там был персоной нон-грата. И вот мы поехали в Аджарию всей партией. Я лег в пикапе сзади, сын руководителя нашей зугдидской организации Алик Кобалия прикрыл меня брезентом. Он уже проезжал несколько раз туда-обратно мимо «пограничников» на этой машине, и на этот раз ее не досматривали. Остальных партийцев, человек 300–400, мы завезли под видом туристов. И устроили в центре Батуми митинг.

У Абашидзе были свои «титушки» и свой «Беркут», который назывался отрядом особого назначения. И они не выдержали и через некоторое время просто жестоко избили большинство митингующих, разбили лица, человек 50 арестовали. Мы выбирались обратно какими-то тайными тропами… Но это увидела вся Грузия, и люди очень возмутились, так что после этого никто больше не смел делать такие вещи.

Из-за подобных действий властей у нас быстро выросла популярность, потому что мы оказались единственными, кто не боялся. В результате на выборах мы заняли первое место. Все остальные партии, которых в Грузии было много, так же, как и сейчас в Украине, соблюдали ритуал танцев с властями или просто были проектом власти. Все думали, что мы тоже будем сидеть в какой-то своей нише. А мы были группой абсолютно «без тормозов», но при этом порядочными и компетентными, с опытом работы во власти. В нашем списке было несколько бывших министров, бывших заместителей министров, губернаторов. У нас были депутаты с большим опытом работы в парламенте, авторы реформ — и люди это видели.

У Жвании была отдельная партия. Изначально у них было гораздо более высокие рейтинги, но они были умеренные. А мной пугали людей. Телевидение было на стороне власти, на стороне Жвании. Но телевизионщики не могли игнорировать того факта, что в Батуми за час избили 500 человек. Не показать это было невозможно. У нас маленькая страна, новости распространяются быстро, даже без Фейсбука.

В результате Жвания и Бурдажанадзе, которая шла с ним, получили всего 6 % голосов.

У нас был лозунг: «Грузия без Шеварднадзе». Я его позаимствовал у украинцев. Помните, «Украина без Кучмы»? Этот лозунг сработал, так как ни у кого не было ничего подобного. Все остальные шли с банальными лозунгами: «Поднимем экономику», «Разовьем производство», «Сократим коррупцию» и т. п. А мы четко объясняли: все проблемы от Шеварднадзе.

Мы заняли первое место. Все экзит-поллы давали нам 30 %. На втором месте была партия Шеварднадзе, на третьем — партия Абашидзе. И тогда власти решили пойти на жуткую подтасовку: вывели на первое место Абашидзе, на второе — Шеварднадзе и на третье нас.

И нарисовали нам 17 %.

Центральная избирательная комиссия «считала» очень долго. Поэтому мы начали уличные акции, сначала не очень многочисленные. Люди еще не теряли надежды. Выходили на улицы, потом опять брали тайм-аут. Когда избирательная комиссия объявляла очередную глупость, снова выходили. Параллельно шли переговоры политических сил.

Когда мы начали выходить на митинги, американцам это очень не понравилось. Представители американских властей через моих знакомых передавали, что мы должны немедленно прекратить митинги, так как это приведет к насилию и этим воспользуется Россия. Ну, это очень знакомо и по Украине. Мы все равно продолжали митинговать, но я держал американское правительство в курсе через моего друга в аппарате Белого дома Мэта Брайзу. Посол Ричард Майлз дважды устраивал у себя дома мои переговоры с госминистром, который тогда был главой правительства.

Американцы уговаривали меня согласиться на второе место. Они готовы были признать подтасовку, но, так сказать, частично. На что я им ответил: у нас первое место, с какой стати я должен соглашаться на второе? Ради сохранения страны аджарцев надо пропустить на первое место, отвечают американцы, иначе будет сепаратизм и Грузия развалится. Эдакие прагматические аргументы против демократии. Этот посол в своих донесениях писал: «сумасшедший Саакашвили и его друг „коккер-спаниель“ Мэт Брайза». Не хватало, чтоб я его послушался. Тогда Грузии вообще не существовало бы. Это прекрасный пример того, что нечего слушаться всех подряд. Где бы я потом нашел этого посла? Читающим лекции в каком-нибудь университете?

Мы не договорились.

[Революция роз ]

Они созвали парламент, объявили результаты. Нам нарисовали 3-е место. И тогда я поехал на крайний запад Грузии. Запад Грузии очень похож на Запад Украины — там самые радикальные люди, самые патриотически настроенные.

В Цаленджихе, что расположена между Сванетией и Абхазией, мы раздобыли автобусы. Этот прием я позаимствовал у сербов. До этого я был с поездкой в Белграде, где познакомился с Джинджичем и членами «Опоры». Одним из главных свершений этой молодежной организации было то, что они организовали поход из сельских районов Сербии на Белград. Мы решили устроить нечто подобное. Я начал с запада, а некоторых своих людей послал на восток Грузии. Мы сели в автобусы и двинулись на Тбилиси. Колонне, шедшей с востока, гаишники стреляли по колесам, что еще больше взбудоражило народ. Мы останавливались, разбивали лагерь, вокруг нас собирались люди, мы находили еще автобусы, люди сами платили за них. Потом садились и ехали дальше. Потом снова останавливались на ночлег и все повторялось, как в предыдущих местах. Все это заняло неделю.

Колонна автобусов с протестующими движется к Тбилиси

Власти не могли не впустить нас в Тбилиси. Под конец наша колонна представляла внушительное зрелище. Какой-то фотограф снял эту огромную освещенную колонну, которой не было конца и края, где-то в Мцхете, с горы, где церковь Святого Креста. В столице, как это часто бывало, как раз отключили электричество. Казалось, в город входит настоящая огненная армия. И это уже было в прямом эфире. Естественно, Тбилиси, который раньше был настроен скептически, уже «разогрелся» и встречал нас как освободителей.

Мы провели митинг на площади Свободы и пошли на канцелярию президента. Нас встретил спецназ и начал бросать в нас дымовые шашки. Началась паника, но многие все же пошли вперед и прорвались через дымовую завесу. Спецназ расступился, и мы зашли внутрь.

Офис нашей партии находился метров в 300 от парламента. Там у меня произошел разговор с Жванией и Бурджанадзе. Жвания говорил, что дальше идти нельзя, что, если мы зайдем в парламент, начнется кровопролитие. Власти будут стрелять. Ведь это будет попытка госпереворота. Нужно вести переговоры с правительством через посредничество американцев или международных организаций, тем более что американцы предлагали собрать нас на следующей неделе в Вашингтоне или в Тбилиси. Бурджанадзе была на стороне Жвании. Я ответил, что времени на такие разговоры у меня нет и я иду на парламент. «Ты или идешь со мной, или теряешь свой шанс, — сказал я Бурджанадзе. — Ты председатель парламента и должна зайти в зал до того, как выберут нового председателя. Иначе через полчаса ты не будешь главой парламента».

Перед парламентом было много спецназа в масках. Мы знали, что у бойцов очень плохое моральное состояние. Им не платили зарплату, нечего было есть, и мы их подкармливали, посылали им еду. Спезнацовец в маске встал у меня на пути и начал на меня орать. Я узнал в нем министра внутренних дел. Значит, плохо было дело, если сам министр должен был их подбадривать. Я сорвал с него маску и начал ругаться с ним перед телекамерами, после чего оттолкнул в сторону. Он ничего не смог поделать.

Спецназ отступил, а мы прошли к парламенту. И тогда я сказал, что нужны розы.

Здание парламента — огромное, старое, еще 30-х годов постройки. И когда огромная толпа тысяч в 15 человек ворвалась во двор, мы увидели на крыше снайперов с винтовками и в масках. Все замерли в ожидании выстрелов. А я был впереди. И сообразил — посмотрел вверх и помахал им рукой. Они помахали в ответ. Я повернулся к людям и сказал: «Все, идем».

Перед входом в зал дорогу мне перекрыл первый заместитель председателя Верховного суда с четырьмя автоматчиками — очень коррумпированный человек, настоящий крестный отец мафии. Он говорит: «Миша, тебе конец». А я в ответ: «Ты откуда взялся?» Потом повернулся к сопровождающим и говорю: «Этих разоружить, а его выведите во двор и расстреляйте». Этот заместитель побледнел и начал кричать: «Я ничего плохого не хотел сказать!» Мой блеф сработал. Автоматчики убежали, и мы прорвались в зал.

Шеварднадзе как раз собирался объявить, что он открывает парламент и результаты выборов вступают в силу. Увидев нас, он просто потерял дар речи. Я начал кричать, что он должен уйти в отставку, но получалось плохо — голоса у меня почти не было.

Некоторые депутаты были вооружены, а наверху располагались охранники с автоматами. Но мы были настолько агрессивны и воодушевлены, что когда мы поперли дальше, охрана схватила Шеварднадзе и уволокла. Это стандартная реакция при угрозе, но по телевизору это выглядело как бегство. Он просто растерялся.

Площадь с другой стороны парламента была заполнена «титушками», которых привезли из Батуми. Их задача была изображать мирных митингующих, чтобы никто больше не занял эту площадь. Это была неприемлемая ситуация. Представьте себе, что площадь в центре Киева заняли бы донецкие. Сторонников Абашидзе в Тбилиси не любили, все знали, что митинг проплаченный. Когда охранники выволокли Шеварднадзе, положили в машину и увезли, аджарцы увидели, что главный, которого они защищают, убежал, и тоже в течение нескольких минут испарились.

Мы не знали, что делать дальше. Очутившись в своей резиденции, Шеварднадзе заявил, что это государственный переворот. Он ввел военное положение и отдал приказ армии очистить парламент. Из воинской части неподалеку от центра Тбилиси, выехали восемь БТРов. И так случилось, что первый БТР врезался в машину, в которой ехала пара молодоженов. Остальные остановились и дальше не двигались. Министр обороны перестал исполнять приказы президента и отдавать приказы подчиненным. Шеварднадзе ушел мирно, не потому что хотел уйти, просто никто больше не выполнял его приказы.

Ничего этого мы не знали. Я убедил Бурджанадзе объявить себя исполняющей обязанности президента, так как президент недееспособен. В какой-то момент Жвания отвел нас с Бурджанадзе в сторону и сказал: «Ребята, мы проиграли, нам конец». Я на него накричал: что он такое несет? А он в ответ: «Нас мало, сейчас придут и нас всех арестуют».

Меня разбудили в пять утра. Приехал министр иностранных дел России Игорь Иванов. Он прилетел накануне, но из аэропорта сразу поехал к своему другу Патаркацишвили. Как мне потом рассказывали, Иванов выпил там минимум бутылку виски. После этого он позвонил Шеварднадзе, выяснил, что тот спит и решил наведаться к митингующим. На площади перед парламентом он взобрался на трибуну и на чистом грузинском языке произнес торжественную речь, явно не санкционированную Москвой: «Да здравствует свобода и да здравствует революция!».

Мать Иванова — грузинка из Кахетии. Лавров, кстати, тоже из Грузии — он родился и до 16 лет рос в Тбилиси. Примаков в детстве жил в Тбилиси на той же улице, где я родился, и был женат на грузинке. Если считать вместе с Шеварднадзе, у России было четыре министра иностранных дел родом из Грузии.

Вместе с Ивановым мы поднялись к Бурджанадзе. «Ребята, чего вы тут развели всю эту ерунду? Позвали бы старого друга, Игоря Иванова, и я бы все уладил, — начал он. — Нина, хочешь остаться председателем парламента? Да будешь! Ребята, вы тоже хотите должности — получите вы, нах, эти е…ные должности». Бурджанадзе начала возмущаться, как он смеет с нами так вульгарно разговаривать? Я ее подталкиваю: заткнись, сейчас не до этого, не видишь, человек выпил? Главное, чтобы он спокойно ушел и оставил нас в покое. В общем, говорит Иванов, вы, ребята, не расстраивайтесь, я очень устал, отдохну и с вами все выясню.

Революция роз. Манифестанты на площади Независимости.

Тбилиси, ноябрь 2003 г.

С рассвета люди начали подтягиваться в центр, чтобы нас поддержать. Целые военные части сообщали, что не подчиняются Шеварднадзе. У власти начало все разваливаться.

Начальник охраны Шеварднадзе попросил меня о встрече. Он сказал: «Старик хочет уйти, оставьте его в покое, давай мирно как-то это все решим». Я в ответ: «Хорошо, может быть». Он говорит: «Приезжайте к нему в резиденцию».

Муж Бурджанадзе — он был заместителем руководителя пограничной службы — сказал, что это западня, нас там всех арестуют и расстреляют. Поэтому Бурджанадзе не поехала. В девять вечера откуда-то появился Иванов. Он уже полностью пришел в себя. От утреннего панибратства не осталось и следа. Он был официален и строг.

Иванов сказал, что поедет с нами. «Игорь, вы же понимаете, он будет в отставку уходить, вам неудобно будет», — возразил Жвания. А Иванов: «В какую отставку? Кто вам разрешил? Никуда он не уходит. Мы так не договаривались. Мы сейчас едем и там поговорим. Все! Я иду с вами!» Иванов прыгнул в машину Жвании (я был в первой машине), и мы поехали.

Мы зашли, Иванов начал что-то бубнить, а Шеварднадзе говорит ему: «Слушай! Подожди в соседней комнате, сейчас не до тебя». Тот послушался и ушел. Когда Шеварднадзе стал министром иностранных дел СССР, Иванов был его помощником, потом руководителем аппарата и заместителем министра. Поэтому Шеварднадзе смотрел на него немножко «сверху вниз».

Я сказал Шеварднадзе, что наше требование о его отставке в силе. Он ответил, что уйдет. Жвания, видимо, чтобы разрядить обстановку, пообещал часто ходить к нему за советами. А Шеварднадзе поднял голову и сказал: «Если я месяц-два не буду в активной политике, то ничего хорошего вам не насоветую. Нечего ко мне ездить». Тут в комнату забежал Иванов со словами, что никто так не договаривался, но мы уже приняли отставку Шеварднадзе.

Мы сразу объявили президентские выборы.

Казна была пуста, электричество подавалось с перебоями, кто-то устраивал взрывы на железной дороге. Первое совещание у нас касалось энергетики. На него пришла вся наша энергомафия плести всякие небылицы. Но мы-то уже понимали, что к чему.

Новый год в Тбилиси был абсолютно эйфоричным. Было страшно темно, но на улицы вышли толпы народа. На сцене выступали рок-группы, а в воздухе витало ожидание чего-то нового. Это была уже другая страна и совсем иная психология, несмотря на темноту, мрачные одежды, повсеместную грязь.

4 января 2004 года за меня проголосовало почти 97 % избирателей. Кроме меня баллотировались бывший губернатор и популярный когда-то лидер лейбористской партии. Люди не хотели их слышать. Старый политический класс был полностью уничтожен.