Солнце в стакане

Михаил Русанов

Чтобы съездить с танцовщицей Викторией в Испанию на праздник настоящего фламенко, Виктор продаёт рукопись своего романа, над которым работал несколько лет. Понимая, что состоявшаяся поездка окажется последней точкой в его отношениях с Викой, он идёт на подобный шаг, предпочитая ценить в жизни только настоящее, только то, что есть сейчас, потому что в будущем нет никакой определённости, и вообще, в жизни слишком мало того, за что стоило бы держаться: друзья, дело, которому предан, любовь.

Глава 2

Сазаров нервничал. Валерка с расспросами не приставал. В центре зала «Старого дома» танцевали люди. Пряжкин что-то оживленно рассказывал Юле. Они расположились возле стойки бара. Изредка его отвлекали официанты, он бросал им что-то резкое и продолжал развлекать Юлю.

Победитель турнира шумно праздновал победу в компании друзей, и, похоже, в ход пошли призовые.

— Она красиво танцует.

Сазаров мрачно посмотрел на друга. Столик располагался в самом углу, и они отлично видели весь зал.

— Я ничего не спросил. — Поспешил добавить Валера.

— Она стриптизерша, — Сазаров выпил, — это ее работа.

— Кого это волнует?

— Пошел к черту!

— Не понимаю… Как она согласилась придти с тобой? Если бы ее привел Зальцман или Пряжкин, тут было бы все ясно. Но ты… Вы давно знакомы?

— Несколько часов.

— Врешь.

— Отстань. Налей водки… Ты не заметил одну деталь. Пришла она со мной, но весь вечер проводит не за нашим столиком.

— Тебя тревожит такая мелочь?

— Нет.

— Я бы не думал об этом. — Валера наполнил рюмки водкой. — Она великолепно танцует. Я не встречал еще женщины, которая, имея в чем-то превосходство, не пользовалась бы этим. Такое поведение заложено в женской психологии. Приходится с этим считаться.

— Пить будешь, или мне одному предстоит осушить бутылку?

— Такой радости я тебе не доставлю.

К столику подошел Зальцман.

— Мне тоже налей. — Его раскрасневшаяся физиономия чему-то ухмылялась. Он с трудом удерживал равновесие. Какая-то девица изо всех сил поддерживала его. — Знакомьтесь, Марина.

Представил он подругу и покачнулся. Сазаров молча кивнул. Валера был более любезен. Он встал и предложил Марине сесть. Она тут же отпустила Зальцмана, который вынужден был опереться о стол. Сазарову пришлось усаживать Савву.

Ему только сок, — напомнил он Валерке.

Нет, — запротестовал Зальцман, — хочу водку.

Ты на ногах не стоишь. — Зло отрезал Сазаров.

На себя посмотри. — Обиделся Савва. — Я буду пить водку!

Валера смешал ему водку с яблочным соком.

Это его совсем убьет. Может, закажем ему кофе? — Сазаров посмотрел на Марину.

Ничего с ним не случится. — Марина закурила и поставила рюмку ближе к Валерке.

Тот усмехнулся. Марина взглянула на танцующих.

— Эта девушка, которая так выделывается, кажется, она пришла с вами?

Ты о ком? — Савва выпил, сморщился. — Гадость! Где Пряжкин?! Почему в его кабаке предлагают такое пойло?

Здесь всегда хорошая водка, — успокоил Сазаров.

Да? Значит, я действительно пьян. Мне показалось, что я выпил разбавленный самогон.

За соседним столиком разбили бокал. Официант тут же все прибрал. Потом доложил Пряжкину. Пряжкин на секунду нахмурился, взглянул в сторону столика, где позволили себе такую оплошность. Заметив Сазарова, он улыбнулся. Юля тоже обернулась, кивнула, но, заметив Марину, сощурила глазки.

Она хорошо танцует. — Марина выпила. — Приезжая?

Почему? — Удивился Валера.

Сазаров наблюдал за ними с плохо скрываемой иронией.

Я не встречала ее раньше. В городе не так много мест, где можно потанцевать. Поверьте, я бы ее заметила.

В тебе говорит знаток. — Сказал Сазаров.

Или скрытая зависть. — Савва пытался попасть вилкой в кусок жареного мяса. Лоб его покрылся испариной.

Марина удивленно на него уставилась.

Я ей действительно завидую. Я сама не плохо танцую. Но она… Она профессионалка?

Стриптизерша.

Сазаров ожидал удивления, разочарования.

Понятно. У нее природная пластика. Сразу заметно. А еще отличная школа. Вы нас познакомите?

Зачем тебе? — Савва отложил вилку в сторону и взял ложку.

Не понимаешь? Вы ведь друзья Пряжкина? Мне Савва говорил…

И очень близкие. — Юлька уселась за столик, не ожидая приглашения. Сазаров не был удивлен. — Что вы пьете? Водку? Я тоже буду. С Пряжкиным невозможно разговаривать. У него сегодня голова забита какими-то идиотскими идеями. Марина, сделай одолжение, оставь нас на минуту. Мне надо поговорить с ними об одном важном деле.

Такой бесцеремонности никто не ожидал. Но Юля мило улыбнулась. Марина ответила ей тем же.

Конечно, дорогая. Ты же знаешь, я на чужую территорию не хожу без приглашения. — Марина потушила сигарету. — Я скоро вернусь.

Кто пригласил эту суку за столик? — Напустилась Юлька на мужчин, как только Марина ушла. — Я у вас спрашиваю или у стенки?

А в чем, собственно, дело? — Подал голос Савва. — Я пригласил, ну и что?

Не ожидала от тебя, Савва. Придти со шлюхой в приличный ресторан…

Она не шлюха. Марина прекрасная женщина, добрая и… У нее прекрасная фигура. Она великолепная модель, — понесло Савву. — Я предложил ей работу в ателье. Да. Ну и что?.. Кто-нибудь нальет мне выпить?!

Да ну тебя… По-моему, вы пропили свои мозги! — Зло сказала Юлька. — Дурачье.

Ты чего так взъелась? — Валера через силу сдерживал смех.

И Пряжкин ваш тоже идиот! — Она одним глотком опустошила рюмку и встала. — Если что, я возле бара!

Бросила она небрежно.

Вечер начинает превращаться в комедию. — Сазаров выпил. — Иногда женщин не понять.

Их не надо понимать, — Зальцман мутным взглядом смотрел перед собой. — Их любить надо.

Сазаров его не слушал. Марина и Вика танцевали. Вокруг них танцевали еще человек десять, но Сазарову они казались смазанными оттисками с танца этих двух женщин.

Савва уронил голову на руки. Сазаров пересадил его ближе к стенке. Зальцман тут же уснул. Ни громкая музыка, ни шум за соседними столиками не могли ему помешать пребывать в состоянии полного отчуждения.

Пряжкин так и не выставил коньяк. — Разочарованно сказал Валерка и взглянул на спящего Савву. — Не много ему надо. Завидую.

Тебе этого мало? — Удивился Сазаров. — Наливай.

Я тебя знаю не один год, Виктор. Надеюсь, ты будешь держать себя в руках, по крайней мере, до тех пор, пока не проводишь ее?

Обещаю. — Засмеялся Сазаров.

Ему впервые за весь вечер стало легко. Валерка осторожно тронул синяк, расплывшийся под левым глазом.

Выглядим мы не лучшим образом. Не беда, шрамы украшают мужчин.

Шрамы, но не синяки.

Ты видел последний бой Тайсона? Он сдает позиции.

Не видел… Давно мы на рыбалке не были. Летом надо обязательно съездить. Позовем Савву, Пряжкина…

Не рыбалка будет. Ты знаешь Пряжкина. Он пригонит целый фургон всякой всячины, и рыбалка превратится в выездной филиал его кабака.

Музыка на миг смолкла, шум голосов взметнулся волной, громче зазвенели бокалы.

— Вот и женщины. — Валерка встал. — Вика, вы все-таки решились присоединиться к нам? Рад. Марина, мое почтение, присаживайтесь… Что будете пить?

Водку. — В отсутствии Юли, Марина чувствовала себя раскованнее. Она закурила.

— Я тоже. — Вика села рядом с Сазаровым. — Только чуть — чуть. Я давно так не танцевала.

Неужели? — Сазаров помрачнел.

Правда. — Вика на секунду стала серьезной. — Для души…

Сазаров почувствовал озноб.

Спасибо тебе. — Неожиданно шепнула Вика.

Он выпил и встал.

— Ты куда? — Подозрительно спросил Валера.

— Закажу еще что-нибудь.

— Не задерживайся. — Вика с усмешкой посмотрела на него.

Сазарову захотелось сказать что-то гадкое, но он не нашелся. Ушел. Возле стойки бара он столкнулся с Пряжкиным.

— Что случилось с Юлькой? — Пряжкин пил коктейль и курил. Серебряная зажигалка небрежно лежала на стойке.

Сазаров щелкнул ею несколько раз.

— Ревнует.

— Кого?

— Не знаю. Всех нас. Странная она.

— Идиотка.

— Идиотом она считает тебя.

— Может она права?

— Наверное.

Пряжкин усмехнулся.

— У тебя нет настроения. — Он кивнул бармену, и тот сделал еще один коктейль. — Выпей.

— Что здесь?

— Водка, вермут, сок, еще что-то. Какая разница?

Сазаров попробовал.

— Ну как?

— Дерьмо. Лучше чистой водки ничего нет.

— Дело вкуса.

— Скорее привычки. — Сазаров выпил коктейль и посмотрел на бармена. — Любезный, мне водки.

Пряжкин облокотился на стойку.

— Наши привычки формируют вкус.

— Обойдемся. — Сазаров посмотрел по сторонам. — А где Юля?

— Ушла. — Пряжкин затушил сигарету. — Я разговаривал с Лобовым. Он хвалит тебя.

— К черту Лобова! Править чужие, глупые, никчемные статьи, разве этого я хотел?

— Сожалеешь?

— Ни о чем. Нет, вру. Конечно сожалею.

— О чем?

— Не могу напиться до беспамятства. Тошнота, и я все помню.

— Надо было в университете меньше читать Сартра. Кто она?

— Ты о ком?

— О твоей новой знакомой.

— Вика.

— Это только имя.

— Она танцует стриптиз по выходным в каком-то кабаке в Питере.

— Этого мало.

— Для чего?

— Она провела с тобой весь вечер, а ты ничего про нее не знаешь.

— Я не хочу знать… Кстати, мы тут летом на рыбалку собрались.

— Я поеду. А куда?

— Какая разница? — Сазаров устало посмотрел в зал. — Пойду я.

— Еще рано.

— Надоело мне здесь. Ты не обижайся. Все было замечательно. Валерке скажи, зайду к нему на днях.

— Опять в своей норе спрячешься?

Сазаров промолчал.

— Может, выпьешь еще?

— Последнюю, — согласился Сазаров.

Он безразлично смотрел, как искрится снег в свете фонарей, освещающих вход в ресторан. Домой не хочется. Возвращаться в ресторан — тем более. Лучи фар, проезжавших мимо машин, выхватывали из мглы кружащиеся снежинки.

— Уходить, не попрощавшись — твоя привычка?

Сазаров обернулся.

— Куда пойдем? — Вика зябко куталась в короткую шубу из волчьего меха.

Простой вопрос. Почему на него иногда так трудно ответить?

— Ко мне. — Виктор закурил. — Не возражаешь?

— У тебя хорошие друзья. Я давно так не отдыхала. Они встретили меня как хорошую знакомую. Спасибо тебе. Нам больше некуда пойти?

Она смахнула снег с его плеч.

— Я бы выпил еще… Ты красиво танцуешь.

— Это моя работа. — Вика усмехнулась. Сазарову стало неловко. — Пить тебе больше не следует. Где твой дом?..

В коридоре на стене висел огромный лист ватмана. На самом верху выделялась жирная надпись: «Желай что хочешь, но только уходя». Лист был весь исписан, — где шариковой ручкой, где цветными маркерами, а где и губной помадой. Номера телефонов и адреса, цитаты из каких-то книг, пожелания всего наилучшего и откровенные оскорбления в адрес хозяина. Сазаров не раз подумывал о том, что надо бы снять лист. Но новые надписи с упорным постоянством наплывали на старые, сжимались, горбатились, выискивая чистые клочки пространства. Лист ватмана, хранящий в себе частички чьих-то жизней, надежды, злобу, разочарование, — превратился в мозаику мироздания.

Вика мельком взглянула на лист.

— А у тебя бывает весело, — заметила она и прошла в комнату.

— Ты даже не представляешь насколько! — Тихо сказал Сазаров и отправился на кухню.

Ему хотелось выпить и уснуть.

Он сидел возле стены на полу. Рядом стояла полупустая бутылка испанского «каберне» и пепельница. Свет уличных фонарей проникал в комнату размытым бледным маревом. Он курил. На диване спала незнакомая женщина. Вика. Это только имя.

В его квартире женщины появлялись часто. Они приходили вечером, утром исчезали, оставив после себя легкий аромат духов и мокрые полотенца. Некоторые возвращались через несколько дней, но только для того, чтобы уйти навсегда. Он никого не удерживал. Зачем? Однажды он сделал попытку. Ничего хорошего не получилось. Результат — грязный развод, боль, и он три года не видел сына. Тени. Тени прошлого…

По вечерам, когда ты один и не очень пьян, они как химеры выползают из темных углов, впиваются в душу острыми когтями и терзают твою память. Настоящее краснеет от стыда и отступает под их натиском. Действительность растворяется в несбывшихся надеждах, и сожаление, мерзкое, противное, захватывает тебя. Оно ведет тебя в лабиринты прошлого, где каждый миг кровоточит, каждая секунда вызывает желание все исправить…

Это травит тебя.

Но каждый раз ты находишь в себе силы все принять, так как есть.

Какое требуется усилие отказаться от ничтожной, беспочвенной, но сладкой надежды все исправить. И уйти от соблазна предать самого себя…

Этого вполне достаточно, чтобы больше не пытаться.

Сазаров затушил сигарету. Завтра утром он заварит крепкий кофе. За завтраком она будет что-то говорить, а он отрешенно смотреть в окно. Потом она уйдет…

— Почему ты не спишь? — Накрывшись одеялом, Вика сидела на диване. — Налей мне. Ты много куришь. Я заметила. Это вредно.

Не спит. Давно? Начнешь отвечать и получится ночной разговор, когда мысли рвутся на язык, и любое сказанное слово приобретает вдруг совсем иной смысл.

Он сходил на кухню, вернулся с бокалом.

— Иди ко мне. — Вика пригубила вино. — Не сиди один. Говорят, лунный свет может свести с ума, если смотреть на него в полном одиночестве.

— Луны не видно. Снег идет.

— Когда нет луны, сойдут и фонари. Не сиди один.

Сазаров усмехнулся. Какой тон, какая уверенность. Откуда это в них?! Книжек начитались? Думают, в жизни тоже все так — пошленький романтизм, освещенный светом фонарей? Что они знают и умеют, имея красоту и молодость? Впрочем, это не мало, чтобы бойко торговать собой. Хорошо заменяет отсутствие таланта в чём либо ещё…

Жизнь не пошленькое удовольствие. Она — удар, который всегда надо уметь держать.

Сазаров посмотрел на нее. Она ждала.

О чем я думаю?! К чему эти глупые мысли? Она в моей квартире. Стоит ли думать о чем-то другом?

Он присел рядом с ней. Ее лицо, размытое полумраком, лишенное конкретных очертаний, показалось ему в эту минуту таким знакомым, близким. Прошлое… Тени… Он тут же прогнал эту мысль. Нет прошлого. Есть только всепоглощающее сейчас…

Г-н Лобов внимательно читал статью. Сазаров ждал без интереса. Петр Андреевич с укоризной смотрел на него.

— Да, умеете вы, Виктор, преподнести сюрприз.

Удовлетворенно заметил Лобов.

Петр Андреевич облегченно вздохнул. Сазаров закурил. Слова, подумал он. Конечно, через какое-то время они обернутся парой хрустящих бумажек, которые позволят провести один-два вечера в «Старом доме» и частично расплатиться с Зальцманом за костюм. Но сейчас это только слова, напоминающие сытое мурлыканье жирного кастрированного кота, который с удивлением обнаружил в своей миске вместо воды сливки.

— Вы, Петр Андреевич, очень умны, раз сумели привлечь в редакцию такого человека, как Виктор. — Лобов отложил статью.

Петр Андреевич покраснел. Сазаров знал — редактору невыносимо присутствие Лобова.

— Отличная статья. — Лобов улыбнулся. Кот, подумал Сазаров. Ей-богу, жирный, сытый кот. — Она должна появиться в следующем номере.

Лобов замолчал, давая редактору возможность возразить. Петр Андреевич не возражал.

— Вот и отлично. — Лобов встал. — Виктор, я бы хотел встретиться с вами через неделю. Позвоните мне, у меня есть для вас одно предложение.

Лобов ушел. Петр Андреевич смущенно посмотрел на Сазарова.

— Вот как бывает. — Сказал он.

— Да, бывает.

Выглядел Пётр Андреевич жалко.

Надо встать и уйти. Прекрасно понимая, что смущает редактора, Сазаров продолжал сидеть и курить. Он ждал.

— Лобов перечислит деньги на счет редакции через неделю, — вздохнул Петр Андреевич и достал портмоне. — Я почему-то уверен, ты не можешь так долго ждать.

Сазаров усмехнулся, молча взял деньги и, не считая, сунул в карман рубашки.

— Хочу дать тебе совет, — остановил его в дверях редактор. — В разговоре с Лобовым не иди напрямик. Поверь мне, сегодня прямая дорога не всегда самая короткая. Парадокс, знаешь ли.

Жертвы, подумал Сазаров, выходя из редакции. Всегда жертвы. Улыбнись, промолчи, солги, откажись от чего-то, — и жизнь наладится.

Наладится ли?

Он зашел в кафе напротив магазина «Видео-Арт», пообедал, выпил рюмку водки. Посетителей в кафе было немного. За стойкой скучала барменша, лицом напоминавшая испуганную птицу. Она была в возрасте и не очень вежлива. Сазаров заказал кофе. Надо дождаться закрытия магазина и встретить Валерку на улице. В другое время он бы не раздумывал. Но сегодня не хотелось видеть Аленку. Встреча с Лобовым — пренеприятнейшее начало дня. Не стоит усугублять скверное настроение собственной ложью. А Аленке придется лгать. Иначе нельзя. Почему? Всегда найдется десяток ответов, и ни один не будет честным до конца.

Жертвы. Пытаешься устроить свою жизнь — жертвы. Пытаешься кого-то не обидеть — жертвы. Чья-то глупость заставляет тебя идти на компромисс с собственной совестью — высшая жертва, принесенная на алтарь уродливого божества человеческой морали. Жестоко губить надежду!

А если надежда беспросветно тупа, если сама жизнь отнимает у нее право на существование, то должен ли ты поддерживать ее огонь, который питается нашей способностью сострадать?! Казалось бы, зайди в магазин, ответь резко и прямо, погаси тлеющие угольки надежды, не дай ни одного шанса. Легко? Лгать легче. Удобнее. Не так страдает собственная совесть. Опять жертвы…

— Чепуха. — Валерка выпил и с удовольствием стал уплетать тушеное мясо с овощами. — Выпей и не забивай голову всякой чепухой. Смотри на вещи проще. Аленка женщина не глупая. Ты зря в чем-то сомневаешься. Она все понимает.

Официант подал шашлыки.

— Н-да, — протянул Валерка. — Не будешь ты жить по-спартански.

— А зачем? Не хочу. Кому это надо? Ты сам хотел бы жить по-спартански? Отказывать себе в чем-то, чего-то не делать, чего-то не хотеть?

— Нет, — честно признался Валера. — Но я бы смог.

— Какая уверенность. Я не смог зайти к тебе в магазин. Пустяк. Не смог встретиться с женщиной, которая… Куда делась моя уверенность?

— Не говори глупостей. Ну и что? Что теперь, на стенку лезть?! Что будет, если мы начнем по поводу и без о чем-то сожалеть? — Он поднял рюмку. — Ты скверный человек. С тобой невозможно разговаривать. Скучно. Надо Зальцману позвонить. Вот кто умеет радоваться жизни. А потом к Пряжкину заглянем… Кстати, твоя бывшая звонила вчера. Второй раз за три месяца.

— Да?

Не интересно. Но не хочется разочаровывать друга.

— Ты бываешь непростительно глуп. Если спустя столько времени женщина что-то вспоминает, значит, ее настоящее хуже прошлого. Кого ты обманываешь? Не говори мне, что это пустяк. Знаю тебя. Ты все еще не равнодушен. И это ее шанс.

— Как насчет ненависти, обиды?

— Эмоции. Ты говорил, что уже давным-давно все забыл и простил.

Простил? Сазаров выпил. Простил. Разве можно не простить ветер, который унес воздушный змей?! Разве можно не простить море, которое позволяет щепкам-кораблям скользить по темным холмам волн, а потом своевольно губит эти щепки, словно насмехаясь над бессилием людей перед величием природы?

Он думал, что сможет не простить. Жгучая обида, оскорбленное самолюбие. Агония умирающей любви.

Они оказались слабы, эти прочные канаты, не выдержав натяжения времени. Один за другим они беззвучно лопались, и лишь тоненькая нить памяти, — сын, выдержала. Простил. По-другому и быть не могло. И все же Валера не прав. Простить — простил, но не забыл.

— Я дал ей номер твоего «сотового».

— Давай выпьем и позвоним Зальцману. — Сазаров затушил сигарету…

Ночь выдалась морозной. Черноту неба не могли рассеять точки звезд. Снег хрустел под ногами и искрился в рыжих пятнах света редких фонарей на объездной дороге.

Пряжкин по телефону вызвал такси и уехал с изрядно захмелевшим Зальцманом в «Старый дом».

— Через час не появитесь, — заявил он Сазарову, — отправимся вас искать. Не задерживайтесь. Столик будет накрыт.

Проводив такси, Сазаров вернулся в придорожное кафе. Валерка ждал за столиком. Зал был пуст. В такое время посетители редко заглядывали сюда. Разве что, какой-нибудь уставший водитель — дальнобойщик остановится и заглянет на чашку кофе прогнать сон.

— Они будут ждать нас через час.

— А Пряжкин говорит, — усмехнулся Валера, — что это меня трудно остановить! Раз будут ждать, приедем. Столик накроют? Отлично… Хочешь, я открою тебе секрет?

— Не люблю секреты, — Сазаров выпил.

— Я никогда не мечтал иметь свой магазин, — начал Валерка, не обращая внимания на слова друга. — Наверное, во мне умер неплохой кинокритик, как думаешь, а?

— Ничего не думаю. — Сазаров уставился в черный проем окна. — Надо было с ними уехать.

— Представь, я хотел учиться в музыкальной школе. Родители думали иначе. Может, они и правы, у меня нет слуха. Я до сих пор хочу научиться играть на саксофоне. Смешно?

Сазаров посмотрел на него с удивлением.

— Ты напился. Саксофон тебе не подойдет. Купи ударную установку и барабань на здоровье без умолку днями напролет. Пока какой-нибудь спившийся сосед не пристрелит тебя.

— Ты цинично превратил все в хохму.

— Выпей, — посоветовал Сазаров.

Через полчаса он вызвал такси и отвез Валерку в «Старый дом». Сославшись на головную боль, он отказался от предложения Пряжкина провести ночь в ресторане.

Мороз щипал щеки, хмель таял, и некуда было спешить. Ночной город успокаивал. По центральной дороге проносились редкие машины. В ночных магазинах толпились люди — мороз заставлял искать теплые убежища. Свернув с центральной в глубь микрорайонов, Сазаров оказался в полутемных дворах, из которых не видно ночного неба — фонари светили бледным неоновым светом. Выйдя на площадь, где возвышалось серое здание ДК, он остановился возле небольшого магазинчика. От ДК к магазину и обратно тянулись небольшие толпы молодых людей. Покупалось пиво, чипсы и сигареты. На втором этаже ДК глухо звучала музыка. Возле магазина стояли две милицейские машины. Стражи порядка, затянутые в форменные бушлаты, курили и снисходительно смотрели на разухабистую молодежь, которой после выпивки и мороз нипочем. Купив большую плитку шоколада и сигареты, Сазаров направился в ДК.

Глупая идея, думал он, вряд ли сейчас выяснится что-то определенное.

— Танцы? — Переспросила строгая вахтерша, не переставая проверять билеты молодых людей, спешащих поскорее оказаться на втором этаже. — Сегодня у нас все танцуют.

Сазаров объяснил, что он имел ввиду.

— Ну-у, — протянула вахтерша, подозрительно взглянув на него поверх очков. — Не знаю, как вам помочь…

Сазаров назвал имя.

— Она наверное из тех будет, кто платит за частные занятия. Знаете, некоторые оплачивают время и занимаются сами по себе. Если подождете, я попробую что-нибудь узнать.

Сазаров согласился.

— Как ее зовут? Вика? — Переспросила она минут через пять, пролистав замусоленный журнал посещений. — Здесь записана только одна Вика. Вот, записывайте телефон. Может, это и не она, сами разберетесь.

Сазаров достал плитку шоколада. Вахтерша улыбнулась.

— Все вы, мужчины, одинаковы…