Солнце в стакане

Михаил Русанов

Чтобы съездить с танцовщицей Викторией в Испанию на праздник настоящего фламенко, Виктор продаёт рукопись своего романа, над которым работал несколько лет. Понимая, что состоявшаяся поездка окажется последней точкой в его отношениях с Викой, он идёт на подобный шаг, предпочитая ценить в жизни только настоящее, только то, что есть сейчас, потому что в будущем нет никакой определённости, и вообще, в жизни слишком мало того, за что стоило бы держаться: друзья, дело, которому предан, любовь.

Глава 1

Он видел разный снег, — колкий снег, хрустящий снег, снег мягкий, как вата, снег грязный и снег чистый, нестерпимо сверкающий под лучами солнца. Иногда снег бывал мокрым, переходящим в дождь. Бывал и сухим, обжигающим ладони…

Этим вечером снег был грязью. Оттепель.

Сазаров не собирался идти к Зальцману. Ему вдруг показалось глупым заказывать новый костюм. Глупо и расточительно. Зальцман сошьет качественно и красиво, но…

Сазаров представил, как вытянется физиономия Зальцмана, когда он не придет в назначенный час, закурил и направился в сторону книжного магазина. До закрытия оставалось полчаса. Продавщица уже надела норковое пальто, в котором выглядела за кассой нелепо. Выбрав томик ранних рассказов Хемингуэя, Сазаров заплатил. Продавщица с безразличным видом упаковала книгу в фирменный пакет из жёлтой оберточной бумаги. Словно рыбу на рынке, подумал Сазаров, обратив внимание на толстые пальцы продавщицы, схваченные яркими дешевыми колечками.

Выходя из магазина, он оступился.

Оттепель изменила город. За одну ночь серебро сошло с деревьев мутной водой. Всюду расползлись грязные лужи — явление странное для середины января. Никакого намека на крещенские морозы. Серое небо опустилось до самых крыш, и сквозь лоскутья облаков иногда был виден медный пятак луны. Одноглазое небо нагло подсматривало в замочную скважину. Огни ночных реклам и уличные фонари освещали город мутным, тусклым светом. Словно кто-то протер грязной влажной губкой огромное оконное стекло.

На автобусной остановке собралась толпа. Сазаров раздумывал, где бы ему провести остаток вечера, когда в десяти шагах от остановки раздался резкий сигнал клаксона, и кто-то закричал. Серый старенький Фольксваген уткнулся бампером в поребрик тротуара. Пожилой водитель выскочил из машины. Собралась толпа любопытных. Водитель помог подняться с земли растерявшейся молодой женщине. Она растеряно смотрела по сторонам. Кто-то подал ей пошлого вида песцовую шапку, упавшую с ее головы в момент удара. Сазаров подошел ближе. Ее взгляд задержался на нем, и скользнул дальше, в лица любопытных и сочувствующих. Мила, подумал Сазаров и потерял интерес к происходящему. Водитель усадил женщину в машину. Через секунду Фольксваген рванул от тротуара. Сазаров остановил такси.

— К «Старому дому», — он громко хлопнул дверцей.

— Полегче. — Скривившись, как от зубной боли, проворчал водитель.

Какое-то время такси преследовало Фольксваген. Затем он свернул с главной дороги в сторону городской больницы. Сазаров представил, как закажет ризотто с пармезаном и горошком, и перестал думать о невольной пассажирке Фольксвагена. Случайный взгляд при свете фар и незнакомая жизнь в тени. Стоит ли думать об этом больше пяти минут?

Два тусклых фонаря на тяжелых цепях в китайском стиле освещали вход в ресторан. В желтом пятне света перед входом никого не было. И вдруг:

— Не найдется сигареты?

У девушки пустой взгляд.

— Не курю. — Сазаров толкнул массивную дверь и вошел в ресторан.

Умер целый мир возможных причин и следствий.

Почему я отказал ей? Захотел. Прихоть. Возможно, я бы смог развеять ее скуку. Но кто развеет мое скверное настроение? Иногда мир похож на огромный абортарий. На помойку отправляются пустые надежды, несбывшиеся мечты, упущенные возможности. Хотя мусорное ведро не самое худшее место для вечных иллюзий… Надо обязательно заказать грамм стопятьдесят водки. Вряд ли это изменит настроение, но превосходно дополнит ризотто. Забавно. Только что тянуло с помойки сгнивших фантазий, а теперь явственно чувствуется вкус водки на губах.

Прав Зальцман. Нелепостей в жизни хватает. Как-то сержант в «учебке» разбил Савве лицо в кровь. Было это давно, вроде пустяк, но помнится до сих пор.

— Знаешь, вкус собственной крови на губах отлично способствует восприятию реальности во всей ее тошнотворной наготе. — Заметил тогда Савва, сплевывая кровавую слюну.

— Пережить это помогает лишь водка. — Ответил ему Сазаров…

Пряжкин поправил галстук. Сазаров выпил. Галстук совсем не шел Пряжкину.

— Завидую твоему умению пить.

— Каждый в чем-то талантлив. — Сазаров усмехнулся, ухватил вилкой огромную креветку, зачем-то потёр ею ломтик лимона, и съел. — Трудно разглядеть этот штрих в ком-то другом. Он затерт житейским ластиком. И слава богу. Иначе мы все давно бы удавились.

— Почему?

— Невыносимо видеть таланты других… Слушай, сними этот галстук. Он совсем не подходит к рубашке.

Возле стойки бара устроились две девицы. Они пили дешевое пиво, курили и смотрели в сторону входных дверей. Один раз они обратились к бармену. Поменялись пустые бокалы и пепельницы. Они скучали.

— Тебе нужны приключения? — Пряжкин проследил взгляд друга.

Сазаров пожал плечами.

— Ты невыносим. Ты трезвый несносен, а когда пьяный…

— Продолжай. — Сазаров наполнил рюмку…

Заказывая ризотто, Сазаров поинтересовался у официанта, здесь ли хозяин заведения? Получив утвердительный ответ, он попросил пригласить Пряжкина за свой столик. Лицо официанта вытянулось.

— Я думаю… — Начал он.

— А вы не думайте. Просто передайте Пряжкину мои слова!

Теперь Сазаров жалел об этом. Пряжкин раздражал. Дорогой костюм. Дорогие часы. Серебряная зажигалка. И небрежно завязанный «кричащий» галстук, с жирным пятном на конце.

— Ты в последнее время много пьёшь. За здоровье не переживаешь?

— Я не собираюсь жить вечно.

— Что за бред! Перестань. Мы же не гопники, цинично рассуждающие о жизни, словно она какая-то дешевая проститутка. Я тебя хорошо знаю, Виктор. Подобная простота тебе не свойственна.

— Ты все усложняешь.

— Я?! — Пряжкин рассмеялся. — Куда мне до тебя! С людьми сходишься хреново, расстаешься скверно. Тебе наплевать на себя. Согласен, с этим можно жить. Но тебе и на других наплевать, вот в чём проблема.

— Закажи еще водки.

— Ты еще эту бутылку не допил. Домой не собираешься? Я сегодня на машине, могу подвезти.

— Я еще посижу.

Пряжкин поднялся. Щелкнул дорогой зажигалкой. Пустил дым колечком.

— За ужин не плати. Угощаю.

— Не унижай меня.

— Мудак ты. Ладно, звони. Если не увидимся, помни про пятое февраля.

Пряжкин ушел. Сазаров проводил его взглядом и жестом позвал официанта.

— Повторите заказ.

Домой он добирался пешком. Ночью его мучили кошмары.

Утром ртуть сползла до минус десяти. Сазаров проснулся в полдень. Уняв головную боль стаканом джин-тоника и сварив крепкий кофе, он уселся за печатную машинку. Раз в месяц приходилось браться за правку статей г-на Лобова. Занятие скучное, но дающее ощутимое дополнение на хлеб насущный. Через два часа тщетных попыток «облагородить» несусветную чушь г-на Лобова, Сазаров все бросил, оделся и вышел на улицу.

Магазин «Видео-Арт» располагался в двух остановках от его дома. Он решил пройтись пешком.

Замерзший город выглядел опрятнее. От луж остались зеркальные блюдца. Они звонко похрустовали под ногами.

Сазаров вспомнил о Зальцмане, и легкий укол стыда заставил его остановиться. Достав сигарету, он долго мял ее в пальцах. Щелчок зажигалки, и все стало как прежде — легко и незатейливо…

В магазине толпился народ. Кто-то выбирал видеокассеты и dvd-диски, кто-то глазел на загорелые фигурки манекенщиц, демонстрирующих на экранах десятков телевизоров нижнее белье.

Сазаров подошел к девушке за кассой. Она всматривалась в маленькое зеркальце. Слишком яркая помада на губах вызывала у нее сомнение.

— Валерка у себя?

Она вздрогнула, улыбнулась.

— Честно говоря, я думала, что больше не увижу тебя. — Тихо прошептала Аленка.

Сазаров на всякий случай поддался назад.

— Я ждала тебя. — В глазах трогательная надежда, в голосе обида.

— Я был занят. — Сухо ответил Сазаров.

— Скотина!

Некоторые женщины находят прелесть в своих обманутых надеждах. Они не забывают их. Это всегда казалось ему странным.

Ничего не обещающий флирт, прогулка по ночному городу. Маршрут сугубо мужской — от одного кабака до другого. Потом не слишком теплая кровать, не слишком бурная ночь. После пустой разговор. Говорит она. Ты смотришь в серый потолок и куришь. Какую-то Катеньку бросил муж. (Скотина и ублюдок!) У какой-то Ирочке проблемы с беременностью. Доктора опасаются, что больше она не сможет иметь детей. А еще в западном журнале опубликовали фото известной актрисы. На фотографии она такая страшненькая, что даже не верится. Чёртова скука! При неловком прощании пустое обещание звонить. При встречах на вопросительный взгляд отвечаешь безразличием, понимая, что будущего нет. Проходит время, все забывается. А она помнит.

— О чем задумался? Опять пить будете? — Нотки разочарования.

Сазаров был уверен — у Валерки приличные запасы спиртного. Иногда в его кабинете витал аромат хорошего коньяка. Изредка появлялись марочные вина. Водка была всегда. Так же всегда могла отыскаться дешевая мадера. И не одна бутылка. Мадера была бы сейчас кстати.

— Нет. Сегодня вечером нам надо зайти к Зальцману.

— Я понимаю твою бывшую жену. — Вздохнула Аленка. — С тобой нельзя жить. Ты постоянно врешь.

— Может, сходим куда-нибудь, а? Не сегодня, — поспешил добавить Сазаров. — В будущем.

— Будущее — слишком не определенное понятие. А у некоторых его вообще нет. — Фыркнула Аленка.

— Рад был увидеть. — Идя к кабинету Валерки, он чувствовал ее презрительный взгляд на спине…

Зальцман был сама любезность. Он тут же выпроводил клиентку — дородную женщину, которой в пору был чехол от автомобиля, и занялся друзьями.

Валерка еле держался на ногах. Савва усадил его на широкий диван, обитый дорогой замшей. Диван знавал и лучшие времена, и, видимо, в памяти Зальцмана ассоциировался с приятными воспоминаниями. Валерка тут же уснул. Под его тяжестью диван заскрипел. Зальцман попытался поднять друга.

— Оставь его. — Сазаров уселся в глубокое кресло. — У тебя кофе есть? И пепельница.

Савва разочаровано смотрел на спящего Валерку.

— Есть. Тебе с молоком?

— Черный. И без сахара.

Считалось хорошим вкусом заказывать вещи у Зальцмана. Модельер он был отменный. Имел несколько призов со столичных конкурсов и показов.

— Его популярность растет на нашем тщеславии, — как-то заметил Валерка.

Слова дошли до Зальцмана. Он не разговаривал с Валеркой месяц.

— Я ждал тебя вчера.

— Забыл. — Сазаров закурил. — Процедура будет долгой?

— Снять мерки недолго. Куда-то спешите?

— Мне неуютно у тебя.

Савва заварил кофе и ухмыльнулся.

Через двадцать минут мерки были сняты. Молодые ассистентки Зальцмана знали свое дело.

— Сразу можешь не платить.

— Кредит? Пряжкин заплатил за мой ужин. Валерка угощает водкой. А ты открываешь кредит. Что с вами случилось? Валерка останется у тебя. Не возражаешь?

Перспектива увидеть чужую блевотину отразилась в глазах Зальцмана ужасом. Скорее всего, ночью Валерку одолеет тошнота. Факт, утром диван будет не в лучшем виде.

— Пусть спит. — Согласился Савва, досадуя, что не догадался уложить друга где-нибудь в углу.

Редактор ничего не хотел слышать про задержку статьи г-на Лобова. Петр Андреевич нервничал, повышал голос, стучал ладонью по столу. Сазаров смотрел в окно.

— Петр Андреевич, распорядитесь насчет аванса.

Редактор запнулся на полуслове. Он снял очки, протер стекла и удивленно уставился на Сазарова.

— Виктор, твои статьи хороши. Очень хороши для нашей маленькой провинциальной газетки. Но они не делают погоду в этом доме. — Редактор развел руками. — Понимаешь?

Сазаров понимал. Но ничем помочь Петру Андреевичу не мог. Не хотел. Как только редактор упомянул, благодаря кому Виктор работает в газете, разговор стал ему не интересен.

— Так как, распорядитесь?

— Сколько? — Устало спросил редактор, доставая портмоне…

Сазаров вышел из редакции газеты в скверном настроении. Статьи г-на Лобова представляли полный бред. После литературной обработки, доводки и дополнений, они выглядели более сносно. По крайней мере, их можно было читать. И все довольны. Лобов — тем, что статьи читают, Петр Андреевич — тем, что газета выходит. Сазаров получал копейки. Грёбанный круговорот вещей в природе.

Что-то менять он не собирался. Г-н Лобов числился среди главных учредителей газеты. Тут не многое поменяешь. Своё положение он воспринимал спокойно. Редактор был в большей зависимости. Сазаров мог в любой момент уйти. Такое случалось в прошлом, могло произойти и в будущем. А Петр Андреевич был привязан к газете. Он ее создал, и уходить ему было некуда.

Два года назад Пряжкин заявился к Сазарову и сказал, что для него есть работа. Виктор не стал отказываться. Не стал доискиваться причин, благодаря которым все так сложилось. Стечение обстоятельств, решил он. Позже кое-что прояснилось. Пряжкин в то время переживал бурный роман с дочерью г-на Лобова. Их познакомил Зальцман. От Пряжкина она узнала про Сазарова, на тот момент безработного журналиста. Она тут же похлопотала за него перед отцом. («Ну не сложилась карьера в Санкт-Петербурге. Ну, пьет человек, с кем не бывает. А журналист он хороший!») Дело тянулось полгода. Грянули выборы мэра. И г-н Лобов быстро смекнул, как можно использовать благодарность журналиста.

Странно все сложилось. Влечение нимфоманки (дочь Лобова мечтала снять штаны со всех знакомых мужчин), обернулось временной стабильностью в жизни спивающегося журналиста. А благодарность журналиста послужила причиной дружбы нынешнего мэра с г-ном Лобовым. Вроде бы долги оплачены. Но Петр Андреевич правку статей г-на Лобова почему-то каждый раз поручает Сазарову.

Виктор пересчитал деньги. Не густо. Неделю назад пришлось заплатить за квартиру на месяц вперед. Деньги одолжил Пряжкин. Надо вернуть ему часть. И за ужин заплатить. Решено. Вечером ужинаем в «Старом доме». Пряжкин удивится.

Сазаров усмехнулся и закурил.

Когда-то Пряжкин занимал у меня. Все изменилось. Мир. И мы. Мир стал тверже. Наверное, таким он был всегда. Железобетонным. Мы стали менее прочны. Играем в вечную игру — лбом об стену. Либо разбиваем голову, либо пробиваем стенку… Некоторые ищут чёрные ходы. Подставляются, лизоблюдничают, пытаются трахнуть других, но, в конечном итоге, трахают сами себя. Результат всегда один — за стеной другая стена. И разница лишь в том, что у одних разбиты лбы, а у других боль в заднице. Пресловутый выбор, долбанная, развращающая альтернатива. Хорошее — враг лучшего!

Рассмеяться бы, да что-то тошно. Сколько упущено, пока бился головой. Сколько мимо прошло, а ты не заметил, не оценил. Принял за бесценок, за безвкусную безделушку.

За спиной три года семейной жизни, работа в престижной крупной газете. Развод и увольнение. Бывшей жене оставляешь все имущество, на работе — безупречную репутацию. В активе — пустые карманы и клеймо алкоголика. Все начинаешь с начала, на пустом месте. Тебе тридцать пять, снимаешь маленькую квартирку в провинции, работаешь в мелкой газете, купленной с потрохами г-ном Лобовым. Относишься к этому не серьезно. Приходишь на работу с опозданием на час. Уходишь в обед. Где еще уважаемый Петр Андреевич найдет такого идиота, готового за копейки корпеть над статьями г-на Лобова? Вечером пустой разговор с незнакомцем за рюмкой в баре. Встречи с друзьями, которые приводят к тяжелым запоям. В общем, все как у людей. Только куда делось ощущение внутренней прочности? Кто-то скажет — неудачник. Плюнуть такому в лицо.

До вечера Сазаров сидел в кафе. Смотрел в окно на голубей. Мороз и голод сделали их необычайно наглыми. Они сбивались в стайки и жались на автобусной остановке к самым ногам людей. Голод поборол страх. Инстинкт выживания вошел в противоречие с самим собой. Кто-то кидал голубям семечки и крошки хлеба. Кто-то — дымящийся окурок. Вспомнился Хичкок. «Птицы». Жуть. За голубями пристально наблюдал облезлый серо-рыжий кот…

Валерка устроился возле стойки бара. Увидев Сазарова, он заказал рюмку водки и бутерброд с ветчиной.

— Вот и пресса пожаловала. Выпей.

Сазаров выпил.

— Ты как здесь? — Он вдруг ощутил голод и с жадностью откусил приличный кусок бутерброда.

— Не знаю. — Валерка тряхнул головой. — Проснулся утром у Зальцмана. Ничего не помню. Как я у него оказался?

Сазаров позавидовал. Напиться до беспамятства, погрузиться в черное небытие, и вернуться в новый день с разумом младенца, не ведающего за собой греха, — тут есть чему завидовать. Сазарова обычно тошнило. На утро он помнил все. Головная боль и стыд.

— Сегодня за ужин плачу я.

— Неужели? — Усмехнулся Валерка. — Продал свое перо?

— И очень удачно.

— Так и душу дьяволу недолго заложить.

— Пряжкин пугает меня циррозом печени, ты — муками ада. Есть о чем подумать. Но не сейчас.

— Ты слышал? — обратился Валерка к бармену, — мы закажем все фирменные блюда вашей паршивой кухни.

— Фирменные блюда стоят приличных денег. А насчет паршивости… Что-то я не замечал, что бы вы предпочитали ужинать в другом месте.

Бармен невозмутимо протирал бокалы белыми салфетками.

— Здесь нам самое место. «Старый дом» как раз для таких маргиналов как мы.

— Опять все запишите на счет хозяина?

— Ты испортил мне настроение. — Ответил Валерка.

Они сели за пустой столик. Валера принял из рук официанта бутылку водки.

— «Crystal». Отлично. Удивим Пряжкина.

Он заказал самые дорогие блюда. Сазаров, отметив про себя, что, оплатив заказ, у него еще останется немного, после недолгого раздумья заказал два пирожных.

— Зачем? — Удивился Валерка. — Закусывать этим водку — извращение.

— Для птиц.

— Ты меня пугаешь. Если тебе пришла в голову такая блажь, то почему бы не заказать сразу целый торт?

Сазаров щелкнул пальцами.

— Времена не те.

— Об этом не беспокойся. Идея бармена не плоха. Запишем на счет Пряжкина. Не так часто мы это делаем.

— Когда-нибудь мы его разорим.

— Это его проблема. Я бы на его месте не угощал бесплатно старых друзей. Выпьем за расточительную бескорыстность. — Он наполнил рюмки.

— И за г-на Лобова.

— Он-то тут причем?

— Пока у него чешутся руки написать хорошую статью, мне есть на чём заработать.

— Все мы паразиты.

Через час Валерка сник. Уронил голову на руки и уснул. Сазаров со злорадством ощущал в себе состояние, когда пьешь и не пьянеешь. Жуткое состояние. Позже оно обязательно сыграет скверную шутку. Земля уйдет из-под ног, и тело перестанет слушать разум. Утром будет хуже обычного.

Сазаров затушил сигарету и выпил…

Утром пятого февраля Сазарова разбудил телефонный звонок.

— Готов? — Голос в трубке отозвался головной болью.

— К чему?

— Сегодня турнир. Мы заявлены. Забыл?

Сазаров минуту раздумывал.

— Может, откажемся?

— Ты доставишь такое удовольствие Пряжкину? — Не поверил Валерка.

Сазаров положил трубку. Прав Валерка. Отказываться не стоит.

Администрация города и дирекция городского Дома Культуры организовали любительский турнир по боксу. Призовой фонд составил пятнадцать тысяч. Г-н Лобов не поскупился. Чествовать финалистов будут в «Старом доме». Принять участие в турнире мог любой желающий мужчина не старше сорока лет. Месяц назад о турнире была опубликована статья в газете. Заявки потекли рекой. Пряжкин заключил пари с Валеркой. Если Валерка дойдет до полуфинала, Пряжкин выставит три бутылки коньяка по 300 баксов за бутылку, — цена его уверенности. Валерка, подавая заявку, включил в список соискателей дармовых призовых Сазарова. Идея бредовая. До финала им не дойти. Рассчитывать на призовые не приходится. Но три бутылки коньяка…

Зальцман был откровенен:

— Вас обоих вынесут в первом раунде.

После звонка друга Сазаров принялся готовиться к турниру. Подготовка — отказ на один день от сигарет и просмотр на видео лучших боев тяжеловесов…

Зал ДК был полон. На сцене возвышался ринг. Компетентное жюри расположилось в первом ряду. Начальник городской милиции, заместитель мэра — кандидат в мастера спорта по дзюдо, и какой-то сантехник, в прошлом имевший второй разряд по боксу. Он принес три бутылки пива и теперь раздумывал, как бы незаметно выпить. Соседство с начальником милиции его беспокоило.

В первом же бою Валерка получил два нокдауна и рефери остановил бой.

Сазаров осознавал глупость своего решения. К черту все, думал он, перелезая через канат. Упаду под первым ударом. Специально лягу. Курить хочется.

Продержался он два раунда. Соперник разбил ему бровь.

Умывшись, Валерка растянулся в раздевалке на лавке. От него несло перегаром.

— Как тебя на ринг пустили? — Сазаров умылся, переоделся.

— Мятные леденцы. — Открыл секрет Валерка. — Жаль. Коньяк нам не видать. Надо завязывать с этим.

— С чем?

— Со всем. — Валерка сделал неопределенный жест рукой. — Позавчера познакомился с одной. Молода, красива. Посидели в кабаке до полуночи. Проводил ее до дому. Она пригласила зайти к ней. — Он усмехнулся. — Только в квартире я сообразил, что надо бы вино на стол поставить. Вышел в ночной магазин. Фонари не горят. Кругом тьма. Добрался до центральной улицы. Купил вино, конфет шоколадных. Тут началось самое интересное…

— Забыл номер дома?

— Я его не запомнил. Кругом тьма, дома все одинаковы.

— Такое может случиться с каждым.

— Ты ничего не понимаешь. Что она обо мне подумала? Сбежал, импотент… А если я встречу ее в городе? Как я буду ей в глаза смотреть?

— Как всегда. Ничего не помня, ничего не понимая.

— Пошел ты…

— Ты прав. Пойду.

— Встретимся в «Старом доме». Пряжкин человек. Может все-таки выставит одну бутылку. Ты как думаешь?..

Выйдя из раздевалки, Сазаров услышал глухой рев. В главном зале начался финал. На ринге сошлись два охранника из частной конторы г-на Лобова. Круг замкнулся — деньги к деньгам.

Ударил гонг. Рев. Первый раунд окончен.

Коридоры ДК пустовали. Все в зале. Перед входными дверями стояла тощая вахтерша. Она уставилась в миниатюрный экран переносного телевизора и смотрела какой-то сериал. Бокс ее не интересовал.

Сазаров поднялся на третий этаж. Здесь располагались маленькие репетиционные залы, радиорубка, театральная мастерская. Он услышал мелодию. Гитарный перебор. Пошел на звук. Перед дверьми без таблички остановился. Музыка стихла. Он открыл дверь. Небольшой зал. Четыре окна, сквозь которые сочился свет мутного зимнего солнца. Из мебели в углу лишь стул. На стенах большие зеркала. На стуле — дешевый магнитофон и сумочка. В центре зала, спиной к нему, — женщина. Бежевое платье с глубоким вырезом на спине. Края выреза обрамляли кружева, скатывались в длинный подол платья и венчали его ажурным полукругом. Кружева украшали и длинные рукава платья. Они колечками схватывали запястья рук. Волосы стянуты в тугой узел на затылке. Из узла они длинным хвостом ложились на обнаженную спину женщины.

Пауза затянулась. Она ждала. Вот правая рука ее дрогнула. Она подняла руку к узлу волос. Большой палец прижат к ладони. Остальные изящно выпрямлены. В левой руке раскрылся белый веер. Магнитофон щелкнул, и гитарный перебор залил маленький зал. Женщина сделала шаг и…

Руки ее ожили. Они взметались вверх, и веер порхал вдоль ее стройного тела. Ножки ее отбивали удивительный ритм, вторя гитарам. Резкие проходы по залу, взлет подола, открывающего на секунду бледные ноги, и… пауза. Медленный поворот. Склоненная голова, сложенный веер, плавное скольжение рук. И снова резкий взлет подола и быстрый ритм движений…

— Фламенко.

Сазаров непонимающе смотрел ей в лицо. Она улыбалась. Худое лицо, заостренный подбородок. Изогнутые брови, подведенные тушью. Нос с намеком на горбинку. Губы в помаде, отчего они кажутся больше и чувственнее. Серые глаза. Капельки пота на лбу. Выбившийся из узла локон волос прилип к губам.

— Фламенко.

— Красиво. — Сказал он и достал сигареты.

— Здесь нельзя. У вас бровь разбита.

— Знаю. Это…

— Подождите, — она быстро направилась к стулу, достала что-то из сумочки и вернулась. — Вот. У меня больше ничего нет.

Она приложила к его брови платок, смоченный духами с резким ароматом. Сазаров вздрогнул как от ожога.

— Ничего страшного. Где это вас так?

— Я был одним из них. — Сазаров указал на пол.

— Не понимаю. А, турнир?

— Несостоявшийся претендент на призовые деньги.

Представился Сазаров. Он узнал ее. Невольная пассажирка серого фольксвагена. Взгляд при свете фар.

— Что вы делаете сегодня вечером?

— Вас это сильно интересует? — Вопрос ее не удивил. Улыбка стала бледнее.

— Нет. — Признался Сазаров. — Вечером будут чествовать победителей в «Старом доме». Составите мне компанию?

— Вы не победитель.

— Понятно. А вы принимаете приглашения только от победителей?

— Мне нравятся мужчины, которые могут чего-то добиться.

— Я всегда ходил в проигравших.

— Когда придете домой, обязательно воспользуетесь йодом.

— Вы примите мое приглашение?

— В «Старом доме» сегодня не будет свободных мест. Вы сами сказали, что там будут праздновать победители. А вы не из их числа. — Она собралась закрыть дверь.

— Для нас места найдутся.

— С такой уверенностью, — она задумчиво посмотрела в его глаза, — нельзя быть всегда среди проигравших. Я приду. В восемь вечера ждите меня перед входом в «Старый дом». Теперь мне пора переодеваться.

Она подарила ему очаровательную улыбку и закрыла перед носом дверь.