Из России за смертью

Михаил Рогожин, 2017

РУБЦОВ

Усилием воли Найденов прервал воспоминания и с надеждой взглянул на все так же неподвижно золотящийся океан. Раньше, когда он слышал выражение «океан любви», то относил это к какой-нибудь поэзии. Теперь же понял, что любовь и впрямь измеряется океанами, и что толку ему, простому смертному, упавшему с борта стального крейсера в океанскую пучину, пытаться спастись вплавь? Лучше уйти с этой площадки!

Но оказалось, что майор на площадке не одинок. Рядом стоял и молчаливо всматривался в подернутую маревом даль крепкий суровый мужчина в мятой хэбэшной робе. Своей угрюмой значительностью он явно не вписывался в видения, посетившие Найденова. Но никакого удивления по поводу столь неожиданного и бесшумного появления не возникло. Просто Найденов решил уйти, чтобы не мешать человеку, пребывающему в глубокой задумчивости.

В этот момент Рубцов тихо, отчетливо произнес: «Выпить нужно».

Найденов не понял. Посмотрел с опаской на океан. Заметив его замешательство, подполковник, не отрывая взгляда от золотистой глади, уточнил:

— Нет, столько не выпью. Пару пузырей, больше не беру. Да и то с тоником. Ты, майор, откуда здесь взялся?

— Из Уамбо. К Панову вызвали, — вяло ответил Найденов, вспомнив, что в любой момент его судьба может быть перечеркнута.

— К Панову? — оживился незнакомец. — Известно зачем?

— Не сообщили.

— Тогда все в порядке. Кто по специальности? Связист?

— Так точно.

— Значит, в мою группу. Это меняет дело. У тебя баксы есть?

Найденов смотрел на повеселевшего неизвестно от какой радости мужика и не понимал, о чем тот ведет речь. Какая группа? Какие баксы? Его за аморалку в Москву…

— Нет. Кажется, я тут по другому вопросу. По личному.

Рубцов хмыкнул:

— К Панову по личному не вызывают. Слишком ты для него букашка. К Проценко могут, он по политчасти у генерала Двинского. К тому на клизму запросто отправят. Знаю. Он любит личные дела. А к Панову и не надейся, не вызовут.

— А меня вот вызвали. — Найденова начинала раздражать дурацкая воинская примитивность, свойственная некоторым офицерам, думающим, что в армии все делается по уставу и по их глупости. Пойди объясни такому, что есть особые отношения, когда и не каждый генерал посмеет приказать майору.

— Какой-то ты перепуганный. Вы там, в училище, что на гражданке — совсем от армии отвыкаете. Какая у тебя фамилия?

Найденов пожалел, что не ушел с площадки раньше, чем этот питекантроп.

— Майор Найденов.

— Ну, точно! В мое распоряжение, — для верности подполковник достал новенький красный блокнот. Открыл его на первой странице и протянул Найденову: — Читай.

Майор не поверил своим глазам. Среди нескольких фамилий, написанных корявым почерком, он отчетливо различил свою. В голове промелькнула мысль: «Не устаревший ли список?»

— И приказ обо мне подписан?

— В этом деле приказы ни к чему. Но не беспокойся. Выполняй мои приказы, и родина тебя не забудет — понятно?

— Так точно, товарищ…

— Подполковник.

Найденов не мог прийти в себя. Голова отказывалась соображать. Была наполнена каким-то безудержным веселым звоном. Хотелось что-то делать, хотя бы махать руками или трясти крепкую руку подполковника, или кричать в океан какие-то глупости. Его оставляют в Анголе! Спасен!

— Так у тебя баксы есть? — спокойно повторил свой вопрос подполковник.

— Долларов тридцать.

— Годится. У меня, учти, сегодня настроение хреновое. С каждым бывает. Причина на то есть. Но тебя не касается. Так что пойдешь со мной.

— Слушаюсь, товарищ подполковник.

— Рубцов я. Иван Рубцов. Можно просто Рубцов. А ты (подполковник заглянул в блокнот)… Игорь. Ну что ж, Игорь Леонидович, пошли на первое боевое задание.