Деревенская история

Михаил Павлович Рожков, 2019

Дед Витя – гроза деревни Смородиновка, злой и нелюдимый. Он ведёт неторопливый образ жизни в компании двух котов и собаки. Но с приездом новых жильцов, двух женщин лёгкого пенсионного возраста, всё меняется, и в жизни деда Вити и в жизни деревни. Странные события начинают происходить в Смородиновке. Чем закончится эта история: чей – то смертью или последней любовью? Ответ найдёте в книге.

Глава третья

Адвокат

Иван Семёнович Хитров, высокий крупный мужчина сорока пяти лет с солидным животом, стоял на мостике и деловито смотрел вдаль, на противоположный берег реки. Лицо его было крупным, мясистым, нос картошкой, глаза маленькие, хитрые. На затылке, среди аккуратной стрижки волос, начала зарождаться лысина, которая беззастенчиво была подставлена утреннему солнцу. Сладко потянувшись, Хитров развязал пояс, затем сбросил с себя шёлковый халат и, перекрестившись, прыгнул в воду. Вода возле мостика всколыхнулась, миллиарды брызг разлетелись во все стороны, где-то вдали залаяла собака.

Иван Семёнович был очень солидный столичный адвокат. Пару лет назад он купил в деревне домик, который на тот момент представлял собой ветхое жилище. Всего за год это строение превратилось в небольшой дворец с высоким каменным забором, статуями во дворе и небольшим фонтанчиком. Хитров старался периодически выбираться в Смородиновку и делал это практически каждые выходные. А летом среди плотного рабочего графика выделял недельку-другую и отдыхал тут душой и телом. Но больше, конечно, телом, так как в адвокатской среде меж его коллег ходил слух, что души-то у Ивана Семёновича как раз и нет.

Наплававшись, Хитров неуклюже взобрался на мостик, тяжело дыша вытер своё тело большим хлопковым полотенцем и надел халат. Затем сел на небольшой раскладной стульчик со спинкой. Тот жалобно затрещал под адвокатом. По правую руку от стульчика, стоял небольшой хрустальный графинчик с коньяком, бокал и маленькое блюдце, с нарезанным дольками лимоном. Иван Семёнович взял в руки графин, налил в бокал спиртное, посмотрел, как солнечные лучи играют в напитке, поднёс к носу, вдохнул аромат и затем залпом выпил. Он закусил долькой лимона, затем скрестил руки на животе и принялся наслаждаться новым днём.

— Доброго утречка, Иван Семёнович! — раздалось из-за спины адвоката.

Хитров повернул голову, но угла обзора не хватило, чтобы увидеть говорящего. Пришлось довернуть и туловище. Это был Берестов, как всегда жизнерадостный и в своей неизменной телогрейке.

— Доброе, Степаныч, — ответил адвокат.

— Какое чудесное утро, не правда ли? — произнёс Берестов, шумно вдохнув ноздрями воздух.

— Верно говоришь, — ответил Хитров, отвернувшись.

— А знаете, что вчера произошло? — задал вопрос Николай Степанович, подойдя поближе.

— Что? — нехотя спросил адвокат.

— К нам же вчера жильцы новые приехали.

— Кто?

— Две барышни.

— Барышни, говоришь? — сказал Иван Семёнович и взял в руку графин. — И что за барышни, красивые?

— Обычные, вам такие не интересны будут.

Хитров наполнил бокал и не спеша выпил. Берестов, переминаясь с ноги на ногу, продолжил:

— А знаете, что они учудили?

— И что же? — спросил Хитров, закусывая лимоном.

— Да форменное безобразие, Иван Семёнович. Напились, а потом сели за руль и протаранили забор Виктору Ивановичу.

— Деду Вите, что ли?

— Ну да.

— Дела, — протяжно произнёс Иван Семёнович, прикрыв глаза и откинувшись на спинку стула.

Берестов постоял немного, подбирая слова, а затем выдал: — Может, вы поможете чем, Иван Семёнович?

— Чем? — спросил Хитров, резко открыв глаза.

— Ну как же, вы адвокат знатный, про вас такое говорят…

— Какое такое?

— Исключительно положительное.

— Ну-ну.

— Так вот, — продолжил Берестов, — Виктор Иванович у нас душа добрая, махнул рукой на забор, дескать, сам починю. А я вот что подумал: нельзя ли как-нибудь помочь соседу, взыскать, так сказать, компенсацию за ущерб с этих гонщиц?

— Да можно и взыскать, — лениво ответил Иван Семёнович. — Езда в пьяном виде — раз, порча чужого имущества — два. Машина их где?

— Так возле их дома.

— Оставление места ДТП — это три. Дело-то перспективное. Только вот есть одно «но».

— Какое же?

— Я же ведь на отдыхе. И мне это не очень интересно.

— Ну как же, мы же соседи, — просяще сказал Николай Степанович.

Хитров вновь наполнил бокал коньяком, вздохнул и выпил. Затем, взяв дольку лимона в руку, начал говорить: — Ну смотри: если предложить твоим барышням не доводить дело до суда, ведь в случае чего им грозит лишение прав и штрафы, то можно содрать с них приличную сумму. Я могу с ними поговорить, надавить на что нужно.

— Поговорите, надавите, — заискивающе сказал Берестов.

— Но при одном условии.

— Каком?

— Пятьдесят процентов мне.

Николай Степанович махнул рукой и радостно произнёс:

— Конечно-конечно, мы всё понимаем. Я думаю, Виктор Иванович согласится.

— Ну вот, иди, объясни всё деду Вите, и если он согласен, пускай ко мне вечерком зайдёт, мы с ним этот вопрос обсудим.

— Конечно-конечно.

Хитров прожевал лимон, вновь откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Николай Степанович стоял и смотрел на адвоката.

— Николай, — произнёс Хитров.

— Да-да, Иван Семёнович?

— У тебя остались ещё ко мне какие-то вопросы?

— Нет.

— Ну тогда я тебя больше не задерживаю.

Берестов молча кивнул и с глупой улыбкой на лице удалился. Иван Семёнович, наконец-то оставшийся в одиночестве, сразу погрузился в сон и громко, раскатисто захрапел.

* * *

Ирина Николаевна открыла глаза и попыталась понять, где она находится. Вокруг всё было чужое и незнакомое. Она лежала на кровати в маленькой комнате. Напротив неё на стене висел портрет Ленина, выполненный масляными красками. Голова болела, во рту пересохло. С минуту она лежала, глядя на Владимира Ильича, а потом всё вспомнила. Вспомнила приезд в деревню, дождь, коньяк и аварию. Ей стало очень, очень стыдно. Побелкина медленно встала с кровати и вышла в коридор. Заглянула в соседнюю комнату, где должна была находиться Штольц, но там было пусто. Опираясь рукой на стену, не спеша дошла до кухни.

На кухне за столом сидела Нина Михайловна с опухшим лицом. На белой обшарпанной тумбочке стояла электрическая плитка, на которой кипел чайник.

Электрические плитки были почти у всех жителей деревни. Ну а на чём ещё готовить, если нет газа? Нет, газ-то, конечно, был в нескольких километрах от деревни, но администрация района посчитала, что газифицировать деревню нерентабельно. Домов мало, половина жителей приезжает только летом, а дедушки и бабушки уже давно привыкли зимой греться дровами да электричеством. Единственный человек, у которого был газ, — это Хитров. Газ ему привозили в газовых баллонах.

— Кофе будешь? — заметив подругу, спросила Штольц.

— Мне бы воды, — жалобно ответила Ирина Николаевна.

— В холодильнике минералка.

Ирина Николаевна открыла дверцу холодильника, достала холодную полуторалитровую бутылку минеральной воды, открутила пробку и налила в прозрачный стакан. Затем жадно начала поглощать напиток. Штольц сняла чайник с плиты и налила в чашку, в которую уже предварительно была брошена ложка кофе. Побелкина, выпив воды, почувствовала себя немного лучше и присела за стол напротив подруги.

— Нин, мне очень, очень, стыдно, — произнесла она, наблюдая за тем, как Штольц сосредоточенно мешает ложкой кофе.

— За что? — спросила Нина Михайловна, подняв на подругу глаза.

— За вчерашнее.

— Ой, да подумаешь. Ну выпили чуть-чуть, ну на машине прокатились. Твоя, кстати, была идея.

— Вот за это и стыдно. Мы же в забор к человеку въехали. Да ещё и пьяные. Что о нас люди подумают?

— Да плевать, что подумают, — ответила Нина Михайловна, делая глоток кофе. — Если жить только для того, чтобы всем нравиться, то можно сойти с ума.

— Ну так же нельзя! — встрепенулась Побелкина.

— Что нельзя?

— Мы вчера повели себя безрассудно.

— Не мы, а ты, — поправила её Нина Михайловна, разворачивая конфету и отправляя её в рот.

— Как же, мы же вместе были?

— Ну да, были вместе, а вела себя безрассудно ты.

— А ты?

— А для меня это норма, я себя всегда так веду.

— Вот поэтому муж от тебя и ушёл, — обвинительно закричала Ирина Николаевна.

— Ага, а твой от твоей правильности умер, — парировала Штольц.

Побелкина всхлипнула и громко зарыдала. По её щекам текли огромные слёзы. Нине Михайловне стало стыдно.

— Ну ладно тебе, Ир, прости дуру. Ну не плачь.

— Я не плачу, — ответила Побелкина, зарыдав ещё сильнее.

— Ир, ну прости. Хорошая ты была жена, хорошая. Ну так уж получилось, кто-то раньше умирает, кто-то позже.

— Я знаю.

— А чего тогда плачешь?

— Мужа вспомнила. Да и с Виктором Ивановичем нехорошо получилось, — произнесла учитель сквозь слёзы.

— Ну да, — заметила Штольц. — Мужик вроде нормальный, надо будет заглянуть, по-человечески извиниться.

— Но только так, чтобы он понял, что мы нормальные интеллигентные люди, — сказала Побелкина, вытирая слёзы.

— И как же это сделать?

— Не знаю, — ответила Ирина Николаевна, беря в руки конфету.

— Может, пирог испечь?

— На электрической плитке?

— Ну да, ну да. Тогда просто зайдём, извинимся ещё раз, бутылочку коньяка презентуем, — предложила Штольц.

— Где же мы его возьмём? — задала вопрос Ирина Николаевна.

— Так у меня есть.

— То есть вчерашняя бутылка коньяка была не единственная? — спросила Побелкина, глядя в глаза подруге.

— Нет, конечно.

— Таак, и сколько же ты с собой взяла?

— Немного. Так, на первое время. Не сидеть же здесь на сухую, — возмутилась Нина Михайловна.

— Учти, я больше пить не буду, вчера это была минута слабости, — заявила учитель.

— Тебе никто и не предлагает, — сказала Штольц.

— Ладно, — примирительно произнесла Ирина Николаевна, — в обед, думаю, заглянем в гости к Виктору Ивановичу.

— Отчего же не сейчас?

— Ну как, — удивилась подруга, — надо же привести себя в порядок. Не пойдём же мы с тобой как две сухие мочалки.

* * *

Кутузов лежал в помидорах, спрятавшись под тенью растений от палящего солнца. Рядом раздались шаги. Кот повернул уши в сторону звука. Шаги раздавались всё ближе и ближе. Нехотя и лениво животное открыло единственный глаз.

— Ну, что разлёгся? — сказал дед Витя коту.

Кутузов в ответ широко зевнул, потянулся и сел на задние лапы. Дед наклонился и сорвал два зелёных помидора.

— Мяу, — протяжно издало звук животное.

— Ну чего «мяу», чего «мяу»? — начал ругаться на него Ионов. — Сколько раз тебе говорил, не лежи на грядках. Вот и вся шерсть в земле теперь.

— Мяу, — повторил Кутузов.

— Мяу да мяу, — передразнил его дед, — жрать небось хочешь?

— Мяу.

— Ну терпи до обеда, ты и так завтракал, а я ещё нет. На крайний случай мышку какую-нибудь поймай.

— Мяу, — мяукнул Кутузов и побежал за удаляющимся хозяином. Тузик, растянувшись на земле возле будки, смотрел за этой погоней. Дед Витя вошёл в дом и закрыл дверь прямо перед носом кота. Кутузов удивлённо посмотрел на внезапно возникшее препятствие, немного подумал и не нашёл ничего лучше, как начать жалобно мяукать. «Вот ведь бестолковое животное», — подумал пёс. Затем громко вздохнул, подняв маленькие облачка пыли напором воздуха из ноздрей, и прикрыл глаза. Было жарко. Не хотелось ничего, даже гавкать.

Войдя на кухню, Ионов первым делом положил зелёные помидоры на подоконник, а взамен взял один красный. Включил плитку, поставил на неё сковородку, налил в неё подсолнечного масла. Затем достал из холодильника три куриных яйца, разбил скорлупу и вылил содержимое на сковороду. Нарезал помидор на кусочки и высыпал их в яичницу. Присев на сундук в ожидании готовящегося завтрака, задумался, чем бы сегодня заняться. Нужно было поправить сломанные доски в заборе, возникшие после вчерашнего наезда. Ещё необходимо наконец заделать дыру в туалетной двери. Ионов взглянул в окно на изнывающего от жары пса и подумал: «Туалет-то позади дома, и дверь выходит на поле, где редко кто-то ходит. Значит, дверь может и подождать. Выходит, на сегодня только забор: уж больно день жаркий для двух дел сразу».

Ионов снял с плиты яичницу, поставил сковороду на деревянную подставку на столе, затем зачерпнул из банки соль и посыпал блюдо. Внезапно вспомнив, что забыл нарвать свежего лука, дед Витя стремительно покинул кухню. Во дворе ему попался под ноги Кутузов, который высказал свои претензии к хозяину громким «мяу».

— А ну пошёл отсюда! — прикрикнул на него Ионов. — Мяу, мяу — ходишь тут, бездельник, мешаешься.

Тузик поспешил спрятаться в будку. Дело в том, что Виктор Иванович обладал крутым нравом и легко выходил и себя. В случае чего, в карман за словом не лез, да порой и за кулаком тоже. Когда Ионов был голоден, то его и так непростой характер становился на несколько порядков хуже. В такие моменты под удар попадали все, кто находился в пределах видимости. Тузик, наученный горьким опытом, знал это не понаслышке и предпочитал пережидать такие эпизоды где-нибудь в укрытии. Укрытием обычно была будка. Пёс знал, что надо всего лишь подождать, когда хозяин наполнит желудок. После еды дед Витя становился добрым и философски настроенным.

Ионов быстрым шагом направился к грядкам с луком, а кот, явно недовольный, что читалось по его морде, отошёл в сторону, присел на задние лапы и обиженно отвернулся. Тузик, заметив через проём будки ноги хозяина, который вернулся в дом, вновь выбрался наружу. Всё-таки в деревянной конуре было жарко и душно, а во дворе нет-нет, да и подует ветерок. Пёс в очередной раз широко зевнул, чуть не проглотил пролетающую мимо муху и вновь улёгся на пыльную землю. А ведь когда-то возле будки росла трава, но пёс за годы проживания начисто её вытоптал. Собака прикрыла глаза и задремала.

Неизвестно, сколько дремал пёс, — может час, а может, и два, но внезапно его разбудили шаги вдалеке. Тузик открыл глаза и повернул голову в сторону источника звука. Шаги приближались и затихли возле калитки. Она отворилась, и в проёме показались Побелкина с подругой. Пёс ещё не решил, как относиться к этим людям — с опаской, злобой или безразличием. «Что же делать? — промелькнула мысль в голове у собаки, — загавкать или спрятаться?»

Нет, Тузик не был трусом, но хорошо помнил вчерашние события. Так ничего толком и не предприняв, собака села на задние лапы и уставилась на вошедших.

— Да проходи давай, — подтолкнула кулаком в спину подругу Нина Михайловна.

Побелкина сделала два нерешительных шага по двору.

— Может, надо было постучаться, прежде чем входить на чужую территорию? — спросила она.

— Куда стучаться-то? — произнесла Штольц. — вот сейчас к дому подойдём, тогда и постучимся. Да и вообще в деревне стучаться не принято.

— А ты откуда знаешь, ты же в городе всю жизнь прожила?

— Да уж знаю. Я всё детство у дедушки с бабушкой в деревне провела.

— А как же тогда хозяев оповещать о своём прибытии?

— Ртом.

— В смысле ртом? — удивилась Ирина Николаевна.

— В прямом. Орать надо, — ответила подруга.

Побелкина, подталкиваемая крепкой рукой Нины Михайловны, сделала ещё пять шагов по двору, а затем остановилась как вкопанная.

— Ты чего? — спросила Штольц, пытаясь сдвинуть подругу с места.

— Собака.

— Какая собака?

— Вон, — указала пальцем на Тузика Побелкина.

Тузик сидел и молча наблюдал за происходящим, лишь слегка склонил голову набок и приопустил одно ухо.

— Ну собака и собака, — взглянув на пса, произнесла Нина Михайловна, — что с того?

— А вдруг она укусит, вон какая большая! — ответила Ирина Николаевна.

— Да какая же она большая, обычная. Возможно, даже маленькая. Практически щенок.

Тузику не понравилось, что его обозвали щенком. Он-то считал себя вполне солидным, взрослым псом. Собравшись с духом, Тузик громко и звонко гавкнул.

— Ой, — взвизгнула Побелкина и приготовилась бежать.

На звук собачьего лая из дома вышел Ионов. Кого-кого, а женщин у себя во дворе он увидеть не ожидал.

— Здравствуйте, Виктор Иванович, — натянув улыбку на лицо, произнесла Нина Михайловна.

— Здрасте, — ответил дед Витя.

Побелкина стояла вся бледная и попеременно смотрела то на собаку, то на Ионова.

— Вы не бойтесь Тузика, он по вторникам не кусает, — перехватив взгляд женщины, произнёс Виктор Иванович.

— Так сегодня же среда? — ошарашенно произнесла Ирина Николаевна.

— Среда? — задумчиво произнёс дед Витя. — Надо же, как время летит.

— Мы извиниться пришли, — попыталась прояснить ситуацию Штольц.

— Так вчера вроде извинились? — удивился Ионов.

— Да вот, Ирине Николаевне показалось, что вчера мы были недостаточно искренни, — подколола Штольц подругу.

— Ой, да бросьте, — махнул рукой Виктор Иванович, облокотившись на стену дома. — С кем не бывает. И сам порой спьяну такое отчебучу.

— Нет, вы не поняли, — наконец заговорила Побелкина, мы так-то не пьём. Просто вчера так получилось: приезд, свежий воздух, вот бес и попутал.

— И за забор нас извините, — подхватила Штольц.

— Да что забор, — вновь махнул рукой Ионов, — забор починится. Главное, что все живы. Правда, Тузик?

— Гав! — утвердительно пролаял пёс.

— Да вы не бойтесь его, — заметив испуг в глазах Ирины Николаевны, — сказал Виктор Иванович. — Тузик у меня пёс добрый, без моего разрешения никого не укусит.

— Вы ведь ему не разрешите? — наивно спросила Побелкина, слегка улыбнувшись.

— Сегодня точно нет.

— А мы к вам с небольшим презентом, — произнесла Нина Михайловна, достав из-за спины бутылку коньяка. — Так сказать, в качестве искренности наших извинений.

— Ой, да не стоило, — засмущался дед Витя.

— Да берите, берите, у нас ещё много осталось, — сказала Штольц и тут же осеклась.

Ирина Николаевна осуждающе взглянула на подругу. Дед Витя улыбнулся, подошёл к женщинам и взял протянутую ему бутыль.

— Ну спасибо, честно говоря, не стоило, — проговорил Ионов.

— Может, вам чем-нибудь с забором помочь? — спросила Ирина Николаевна.

— Ой, да что там забор. Дерево и дерево. Починится. А вот за подарок спасибо, честно говоря, не пробовал такого, — ответил Виктор Иванович, разглядывая этикетку.

Побелкина стояла и нелепо улыбалась.

— Может, вас чаем угостить? — предложил Ионов.

Нина Михайловна хотела согласно кивнуть, но подруга её опередила: — Спасибо за предложение, но у нас на сегодня очень много дел. Давайте как-нибудь в другой раз.

— Ну, в другой так в другой, — произнёс дед Витя.

— До свидания, — сказала Ирина Николаевна, улыбаясь. Затем развернулась, схватила за руку подругу и вместе с ней пошла к выходу со двора.

— До свидания, — бросил вслед Ионов. Он поглядел ещё раз на коньяк, довольно крякнул и исчез во внутренностях дома.

Тузик проводил взглядом женщин, затем, довольный собой, вновь улёгся на землю. Жарко; что ещё делать псу летом в деревне — только набираться сил перед холодной зимой. Неприкосновенность жилища сохранена, хозяин доволен, значит, можно и побездельничать.

Из-под кустов крыжовника выглянул Цыган. Кот наблюдал за новыми деревенскими жителями уже второй день. Пока, по мнению животного, никакой экономической и гастрономической выгоды от женщин не виделось. Значит, более тесное знакомство с ними на данный момент не имело смысла. Цыган развернулся и пошёл на соседний участок, ловко преодолев забор. Деревню было необходимо держать в крепких когтистых лапах, иначе всё могло выйти из-под контроля.

— И какие же у нас дела? — спросила с укором Штольц у подруги, когда они шли по дороге к своему дому.

— Да неудобно было соглашаться, — оправдательно ответила Ирина Николаевна.

— Ага, неудобно ей, а вчера пьяной за руль было удобно садиться?

— Это было вчера. Больше такого не повторится. Да и к тому же ты была со мной.

— Это ты меня уговорила.

— А ты могла бы настоять на своём.

Они шли не спеша, наслаждаясь природой и попутно рассматривая окрестности.

— Посидели бы сейчас, чайку бы попили, поболтали бы, — вновь выступила с претензиями Штольц. — Виктор Иванович мужик вроде бы ничего. Да и я, между прочим, женщина свободная.

— Мы что, сюда с мужиками знакомиться приехали? — спросила удивлённо Побелкина.

— Нет, блин, мы сюда приехали пьяными на машине кататься.

— Да перестань уже про это.

Нина Михайловна обиженно замолчала. Потом, повернувшись к подруге, спросила: — Вот что мы сейчас делать будем?

— Да мало ли занятий летом в деревне? — вопросом на вопрос ответила подруга.

— Ну-ка, предложи хоть одно.

— Жарко, — деловито произнесла Побелкина. — Пошли купаться на речку.

Штольц посмотрела на голубое небо, прищурила глаз от попавшего в него солнечного луча и азартно произнесла: — А пошли. Только обещай мне, что в следующий раз, если кто-то из местных жителей мужского пола предложит попить чаю, то мы обязательно согласимся.

— Посмотрим.

— Что значит посмотрим, Ира? — возмутилась подруга.

— Ну мало ли, какие люди тут живут, мы же не со всеми знакомы. Вот, например, если Николай Степанович пригласит, тоже пойдёшь?

— Это в телогрейке который?

— Ага.

— Нет, я столько не выпью. Чая.

— Вот и я про то же. Люди-то разные бывают, — сказала Ирина Николаевна.

— Ладно, пошли переодеваться и на речку, — произнесла Штольц.

* * *

Наступил вечер. Он принёс небольшую прохладу и свежесть. Солнце уже почти скрылось за горизонт, с реки доносилось кваканье лягушек, Тузик плотно поужинал и лежал возле будки, смотря куда-то вдаль и размышляя о чём-то своём, собачьем. Неподалёку сидел Цыган и усердно намывал свою мордочку. Дед Витя смолил папиросу, сидя на лавочке возле дома, и ругал Кутузова, который сидел с ним рядом. Ионов вообще любил разговаривать с животными, считая их умнее многих людей. И что удивительно, порой казалось, что животные его понимают и даже что-то ему отвечают.

— Ну чего сидишь-то, морду отвернул? — задал Ионов вопрос коту.

Животное взглянуло на хозяина непонимающим глазом.

— Небось опять на грядках спал? — продолжил пытку вопросами дед. — Вижу, спал, вон и шерсть вся в земле. Ты бы умылся что ли, ходишь весь грязный. Вон, посмотри, Цыган по пять раз на дню умывается, а ты ходишь как бомж.

Конец ознакомительного фрагмента.