Высокие отношения

Михаил Олегович Рагимов, 2020

Хитрые убийцы и честные солдаты, мастера собак, но без собак, арбалетчики с татуировками "Хрен попадешь!", старый рыцарь на сивой кобыле, вооруженный грабеж, невооруженный грабеж, циничный разбой, работа строем и один-на-один, городские и деревенские, мутанты и уроды, бордели с мулатками, поножовщина и запущенный алкоголизм… Разные люди, разные судьбы, один финал. Сразу скажу, это не эпически-героическое фэнтези. Это – производственный роман! Содержит нецензурную брань.

Глава 3."…а крови — сколько смесь возьмет!"

— Анри, чтоб тебя дикобразы любили! Или ты их! Ты что делаешь?!

Белобрысый высунул нос над парапетом, скосил взгляд на ругающегося мастера:

— Раствор! Ты же сам сказал, что мне рано на веревки…

— Ты понос делаешь! — для убедительности, Хото зачерпнул раствор шпателем, поднял. Темно-серая жижа стекла обратно в ведро, не задержавшись на полосе металла.

— А ты чего ржешь?! — развернулся Высота к висящему рядом с ним Фэйри. Черпанул уголком инструмента по краю ведра, метко швырнул кусок раствора в новичка. Попал точно в лоб. Чернявый уронил свой шпатель в ведро, схватился за пораженное место, размазал по лицу…

— Сам такой же рукожоп! Тряпкой вытри! Глаза выест к херам!

— Хото! — заревел снизу Ойген, прервав очередное нравоучение.

Высота, оттолкнулся ногой, крутнулся в воздухе, развернувшись спиной к стене, вызвав завистливый вздох, что у Фэйри, что у Анри.

— Чего надо? Денег нет!

— У тебя всегда нет! Тут с тобой поговорить хотят.

Стоящие рядом с Ойгеном крепкие парни замахали приветственно руками.

— Говорите откуда стоите. Мне и так слышно!

— Мастер Хото, — крикнул один из парней, — вы лучше слезайте!

Высота понял, что, действительно, лучше спускаться. Все равно работать не дадут. Еще начнут дергать за веревки. Ойген начнет их бить, они начнут отмахиваться. К делу подтянутся зеваки… И начнется пожар на тонущем плавучем борделе в шторм.

— А то что? Подниметесь ко мне?

Анри храбро свесился с крыши, высунув не только нос, но голову целиком:

— Если полезут, то мне как, лестницу отпихивать?

— Бить лопатой по башке, когда залезут! — рыкнул Хото. — Не чуди. Это стража.

— Тем более! Мастер, можно я на них хоть мешок уроню?

Хото сунул оба шпателя в ведро, прицепил его к рабочей веревке, болтающейся рядом, на расстоянии вытянутой руки:

— Забирай, роняльщик!

Анри потянул груз наверх. Ведро чиркало краем по стене, в смесь сыпалась крошка. Высота покачал головой — раствор будет проще выкинуть, чем снова пускать в дело. Можно, конечно, снять верхний слой… Но смысл? Стража вряд ли явилась пожелать хорошего дня, или уточнить, почем нынче «резанный лист» на Стрельбище. Нет, дело куда серьезнее. И, что уж тут, опаснее.

— Так, ты тоже давай вниз, — приказал он замершему Фэйри, ждущему мудрых указаний. — Не спеша, медленно. Успеешь еще веревки пожечь.

Сам же Хото, конечно, не собирался следовать своих же указаниям. Он же их не себе давал!

Скинув оба огона с «рога», Высота ослабил хватку… И полетел вниз, затормозив веревку в спусковухе буквально в паре локтей над землей. Так, чтобы «падение» закончилось эффектнее.

Один из стражников удивленно охнул.

А что вы хотели, ребята? Не с лесов штукатуров гоняете, к мастеру пришли. Хоть и не на поклон.

Высота отстегнулся от веревки, стараясь не коснуться разогретой быстрым спуском восьмерки — ожог схлопотать легче легкого!

Затем собрал обе веревки, отвел в сторону, придавил подходящим камнем — ветер поднимется, побьет свежую работу — не сдать потом такой орнамент даже самому непритязательному заказчику.

Стражники терпеливо ждали. Иногда, впрочем, оглядываясь. За ними стоял Ойген, похлопывающий по ладони «усом» с тремя карабинами. Убойнейший кистень в умелых руках, но при этом, совершенно законный. На аудиенцию к бургомистру не пустят, а так, гуляй смело.

— И что надо?

— Мастер-стенолаз Хото Норден, прозвищем Высота?

— Нет, блядь, разведчик с Островов! — вызверился Хото на стражника, решившего не вовремя соблюсти правила.

— Вас просит на разговор господин Фуррет.

Вот тут-то Высота и удивился…

Господин Фуррет занимал множество должностей, охватывая власть в Сивере с обеих сторон. С одной стороны, он был Капитаном Стражи, с другой — был человеком, на которого работали, или которому отстегивали часть прибыли все сукины сыны этого раскаленного города. Так уж сложилось, что Фуррет был самым опасным среди них.

На углу дома стояла обычная карета для перевозки заключенных. Впрочем, судя по тому, как она просела — не совсем обычная. Или внутри Высоту ждет полдесятка дюжих дознавателей с полевым пыточным набором и малой жаровней.

Однако внутри кареты Хото ждал только господин Фуррет. Без телохранителей и дознавателей.

— Привет, мастер! — кивнул Фуррет стенолазу, и махнул рукой стражникам, свободны, мол!

— И вам доброго дня, гранд мастер! Как поживаете, как здоровье дражайшей супруги? — с такими людьми излишняя вежливость никогда не бывает лишней.

— Вашими молитвами, — кивнул владыка города, и указал подбородком на сиденье напротив себя, — есть разговор, Хото Норден, по прозвищу Высота. Залезай.

Хото оглядел себя. После двух спусков, да жидкого раствора, что все никак не удавался у Анри, стенолаз в штукатурке был весь. Кроме, наверное, задницы и части спины — да и то, сверху капало, могло и там задержаться. Потом посмотрел на обивку кареты. Бархат цвета перезрелой малины. Недавно перестеленный, еще не вытертый в ногах и не засаленный в головах.

— При всем уважении, господин Фуррет, но я бы предпочел разговор на свежем воздухе. Вон и лавочка подходящая, в тенечке.

— Залезай, — повторил Фуррет. Тон его не менялся, по-прежнему оставаясь очень даже дружелюбным, но спорить Хото не рискнул. А то закинут вперед башкой, да еще и руки свяжут.

Дождавшись, пока Высота усядется, гранд мастер сложил руки на груди и произнес:

— Догадываешься?

— О чем? — удивился Хото. Удивился искренне. Интересы господина Фуррета были столь разнообразны, что угадать направление его мыслей представлялось совершенно невозможным.

— Разумеется, о многом. Но сначала, о событиях в Бурштынном квартале.

— Он большой, происшествий там тоже много… — задумчиво протянул Высота. В данный момент, стенолаз был занят тем, что незаметно отколупывал кусочки засохшей смеси с беседки, растирал пальцами и рассыпал под ногами.

— Такое происшествие, как ты выразился, на прошлой неделе стряслось всего одно-единственное, — веско, четко проговаривая каждое слово, произнес Фуррет.

— Ааа… — разочаровано махнул рукой Хото, не упустивший возможности сыпануть еще немного пыли, теперь уже на стенку кареты. — Это разве происшествие? Зарезали нашего Бубо, да подожгли его дворец. Дело житейское. Мелочь, можно сказать! Не стоящая внимания самого господина Фуррета! Я-то думал…

— Мне плевать, что ты думал, — отрезал Фуррет. — Бубо порезал на куски стенолаз.

— Или трубочист, — фыркнул Хото. — Что такого нашли ваши стражники, гранд мастер, что указывает именно на стенолаза? Там валялись карабины или его забили насмерть восьмеркой? Или на стене осталась надпись кровью: «Миня убил до смерти праклятый стинолас!». Куски веревок не считаются, мы их выбрасываем после полусотни спусков. На каждом углу можно найти обрезок.

Или остались свежие следы от тех же самых веревок? Если бы кто-то залез сверху, то на песчанике остались бы пропилы от веревок? Нету? И что от меня-то хотите? Кто-то убил, поджег, а потом вылез в окно.

— Ты так яростно отрицаешь, что мне начинает хотеться поверить в твою причастность.

— Тьфу на вас три раза, уж простите на дурных словах!

— Люди говорят, что у тебя была с ним ссора не так давно. Невыплаченный долг, тянущийся с прошлого года. И ты как-то спьяну орал, что не простишь, и обязательно его зарежешь.

Хото засмеялся.

— Господин Фуррет, вы серьезно? Тогда обвиняйте меня еще в массовом извращенном мужеложестве, потому что я иногда ору на своих оболтусов, что «ебать вас в голову, уроды?!». Мало ли что можно ляпнуть в рабочем угаре, а уж тем более, выпив? Что же до долгов… Бубо был подрядчиком двадцать лет. Из денег, что он не выплатил работникам, на его могиле можно сложить отменный курган. Кто-то не выдержал.

— Например, ты.

— Господин Фуррет! — буквально взвыл Хото, — да вы издеваетесь, что ли?! Бубо — редкостная сволочь, и мое сердце его гибель совершенно не огорчает. Но я же мирный человек! Курицу убить не могу! Хлеб с закрытыми глазами режу, чтобы слезы от жалости не пошли.

Фуррет несколько раз свел ладони, изображая аплодисменты.

— Хото, мне не надо врать. Я же пришел не как враг. Сказки про хлеб и куриц, будешь рассказывать своим поблядушкам на Стрельбище. Ты был Ловчим. И под птицей на твоей спине — крылатый мяур с огненным мечом. Ты убил народу больше, чем живет в этом городе.

Высота посерьезнел лицом, наклонился доверительно к Фуррету:

— Позвольте, гранд мастер, признаться?

Фуррет, не сдержавшись, потер руки:

— Позволяю.

Оглянувшись на стражников, что стояли у кареты, и внимательно наблюдавших за Ойгеном, Хото наклонился еще ближе:

— Господин Фуррет! Ваши дознаватели позволяют себе греховные утехи в глаза и уши, отчего страдает их взор и остатки ума! Все страсти, что вы мне тут рассказываете, это все некий доппельганнгер, позаимствовавший у меня внешность и харизму! Или не притворщик, а мой потерянный троюродный брат! Я, если хотите знать, от службы откупался. Надо мне та служба? Я и так при профессии и работе! И про партак — брехня! У Грифа спросите, что я чистый был, до его работы!

Фуррет, дождавшись окончания тирады, легонько щелкнул Высоту в лоб:

— Врать не хорошо. Я сказал все, что хотел сказать, и услышал все, что хотел. Сделай выводы. Ты мне как сын, но я всегда могу усыновить кого-то еще.

— Да понял я, понял!

Хото умудрился в тесноте кареты грохнуться на колени, поцеловать Фуррета в колено, обтянутое шелковыми чулками. Естественно, при этом, засыпать всю карету штукатуркой. Дрожащими руками, Высота полез за пазуху, вытащил кисет, в котором лежал серебряный грош. Еще более дрожащими руками, Хото протянул монету ошалевшему от такого напора Фуррету:

— Примите, господин гранд мастер, как дар за заботу!

— В жопу себе засунь! — грубо ответил господин Фуррет, отстраняясь от свихнувшегося стенолаза.

Хото тут же перестал паясничать, сел обратно:

— Простите, гранд мастер, но вынужден отказаться. Я же с Севера, а там ваших южных развлекушек не понимают. Увы, консервативны мы, и отсталы…

Фуррет только головой покачал:

— Ты себя в зеркало видел, «северянин» хренов?

— Внешний вид, — нравоучительно поднял грязный палец Высота, — сие лишь наносное. И судить по нему, признак поверхностного ума, в чем, вас, господин Фуррет, я заподозрить и не смею! Вы видите во мне всего лишь южанина, а я вижу перед собой честного уставшего человека, которого вусмерть достало приставать к другим честным и уставшим людям с глупыми вопросами. Но что поделать — служба!

Фуррет открыл дверь, указал на нее Высоте:

— Окажи мне последнюю услугу, исчезни.

— С превеликим удовольствием, — откланялся Хото.

Фуррет выдохнул с некоторым облегчением, когда проклятый стенолаз все-таки выбрался из кареты. И тут же увидел, что случилось с обивкой. Все поверхности, которые соприкасались с проклятым настенным штукатуром, были покрыты тонким слоем белесой пыли.

— Хото, мать твою! — не сдержавшись, Фуррет высунулся из окна. — Ты что мне тут натворил?!

— Я же предупреждал! — развел руками Высота. — И предлагал поговорить на лавочке. А вы со своей секретностью все носитесь и носитесь! Будто окружающие не знают, где вы ночуете раз в два дня!

Стражники дернулись было к наглецу. Но у того в руках сам собой появился нож, а за спиной коротко, но весомо свистнул импровизированный кистень Ойгена.

Господин Фуррет поморщился, махнул рукой, поехали, мол.

— Что хотели?! — кинулись к нему с расспросами новички, не успел Хото и на крышу подняться.

— Перепутали, — отмахнулся Высота. Второй раз пересказывать разговор, да еще и людям, по большому счету, случайным, ему не хотелось. Да и совершенно бессмысленное действие.

— Стража! — веско произнес Анри. — Их всех в детстве обижали, забирали игрушки и все такое. А как подросли, так им и бабы давать не стали!

— Это да, — поддержал товарища Фэйри. — Неудачники криворукие! Пошли в стражники, чтобы по улицам бродить, да отвлекать честной народ от работы!

Хото поднял двумя пальцами пустой кувшин:

— Так, честные люди, а что вообще происходит, не хотите ли мне объяснить? Почему это вы не на веревках, а воду хлещете?! Охренели?

Для убедительности, Высота схватился за мотыжку, которой Анри мешал раствор. Перебросил секущей частью назад, огрел древком по спине одного и второго.

— Мы за тебя волновались! Честное слово!

— Волновались они… — зарычал Хото, замахиваясь снова.

— Мы уже полезли, полезли! — заверещали новички.

Снизу обидно заржал Ойген.

*****

Стена из дикого камня, высотой в шесть локтей[местные «локти» — около 45 см. Ярды, соответственно — 90 см. Лига — около 4 км] могла стать препятствием разве что для полупарализованного слепца-сифилитика. Ну или завсегдатая дорогого кабака, с огромным брюхом и пальцами-сосисками.

Даже начинающий стенолаз перескочил бы такую в пять движений. Хото начинающим был лет пятнадцать назад, ему хватило трех — подпрыгнуть повыше, зацепиться за край, подтянуться…

Высота сел на крышу, ухмыльнулся, оценив ухищрения хозяев — стена поверху была обильно украшена вмурованными черепками от битой посуды. Незнающий, с размаху заскочив на стену и сделав бы выход силой, рисковал вспороть живот или порезать руки. Но Хото догадывался, к чему надо быть готовым. Оттого запас толстые перчатки и осторожность. Впрочем, любой стенолаз, если хочет стать не храбрым, а старым, должен всегда помнить об осторожности.

Хото посидел немного, оглядывая будущее место работы. Сад, точно одеялом, укутало непроглядной темнотой. Лишь светился уголок окошка домика привратника. Прямо-таки скворечник, курятники и те больше делают! Жаден хозяин, ох, жаден…

Хлопнула тяжелая дверь «Русалки», выпуская очередного клиента. Тот выскочил, затравленно оглядываясь по сторонам. Высота пригляделся. Заржал втихомолку. Надо же, какие люди! Кто бы мог подумать, что и капитан порта лечится от душевных ран, нанесенных холодностью супруги! А ведь со своими барышами мог бы и вызвать прямо на службу. Стеснительный какой! Ну хоть не цепляет по кабакам, вкус есть!

Высота прицокнул языком — как-то довелось провести ночку с той, в честь которой назван бордель. Есть что вспомнить, есть! Рассказывать, правда, нечего — Ди просила не распространяться. А когда просит такая женщина, лучше прислушаться.

Ладно, о хорошем — в хорошее время. Сейчас — время рабочее.

Хото отвязал от пояса тонкую бечевку, втащил наверх тючок со снаряжением, что лежал у стены. Тут же спустил во двор, перекинув бечевку через один из металлических штырей, что дополняли черепковую защиту. Вот и пригодился — через него куда удобнее регулировать скорость спуска, чем через ладонь. Да и легче. Снаряжения взято немного — в притык. Но все равно выходило как бы не с полпуда — на вытянутой руке такой вес неудобен.

А вот на чистоте хозяин не экономит! На выложенных плинфой дорожках ни веточки, ни листика! Очень удобно, ничего не хрустнет под ногами.

Высота проскочил на тылы дома. Входные двери всяко закрыты, можно и не соваться. Бурштынный квартал считался местом тихим и безопасным, но все же не настолько, чтобы забывать про засовы и решетки на окнах первого этажа.

В Сивере все дома строились по одному ранжиру, различаясь в деталях и мелочах отделки. Глухая сторона, обращенная на Юг — солнце немилосердно даже к привычным к вечной жаре местным. Ровная крыша — снег тут выпадает ровно на полдня, а после тает. Вода же, редких (разве что осенью затягивает посерьезнее) дождей уходит по сливу, расположенному по центру крыши — не идеально ровной, а чуть опущенной к жерлу водостока. И, конечно же, люк, чтобы попадать наверх из дома. А то ведь по наружной лестнице не налазишься, да и на стенолазах разоришься!

Рядом с домом рос гигантский орех, посаженный, наверное, еще покойным прадедушкой хозяина. Раза в три выше дома! Как же он, наверное, осенью заваливает двор листьями… И водосток забивает ко всем местным свиньям!

Хото закинул тючок за спину, белкой взлетел на дерево. Пробежал по могучей ветке, мягко спрыгнул на крышу. Ветка распрямилась, освобождаясь от тяжести человека, приподнялась на локоть… Хото коснулся пальцами коры — достать легко. И это хорошо, мало ли каким путем придется уходить. Впрочем, улети она на пару его ростов ввысь, тоже не беда. Уж как вниз-то спуститься, любой стенолаз придумает.

Высота прошелся по крыше. Остыть она не успела — ноги так и припекало. А ведь еще разуваться…

На всякий случай, потянул крышку люка. Разумеется, ничего не вышло. Но попробовать-то он был обязан!

Подошел к краю, перегнулся… Ага, а вот и то самое открытое окошко. Так-то и закрытое не стало бы неодолимой преградой — тонкий нож в щель, и сдвигаешь защелку. Но в открытое, в любом случае, заходить проще. Хоть какая-то польза от проклятой жары!

Высота развернул тючок, присев у края крыши. Неодобрительно покосился на невысокие перильца, шедшие по парапету. Дернул. Вроде крепко стоят, не треснутые… Но нет, ну их! Был случай, когда перекинул веревки сверху, а дерево взяло, да и не выдержало его тяжести. Взяло и треснуло. Хото пролетел пару локтей и чуть не обосрался от испуга. Еще и руки потом до вечера дрожали, пришлось граппой отпаиваться — кальвадос не брал…

Хото пропустил веревку под перилами, отмерил, откладывая на парапет. Нужно ровно столько, чтобы конец болтался чуть ниже подоконника. Прикинув еще раз, Высота добавил еще на размах рук. Темнота, она скрадывает очень хорошо. Когда веревка вдруг кончается, и ее конец, вылетая из спусковухи, хлещет по воздуху, испугаться не успеваешь. Больно становится потом. Если выживешь, конечно. Так что, лишним запас не будет.

Оставив отмеренную бухточку лежать на перилах, Хото завязал противоположный конец за два основания перил — лучше не жалеть, а две точки приложения сил всегда надежнее одной. Высота был старым стенолазом. Потянул. Ну вроде держит, не ползет.

Снова подошел к краю, примерился. Вроде как все хорошо. Ну что, приступим… Натянув беседку, Хото сложил полегчавший тючок, закинул за спину. Встегнулся восьмеркой, выбрал слабину. Свободный конец веревки заправил за пояс беседки. А то приспичит хозяину подойти к окну среди ночи, полюбоваться звездами. Увидит болтающийся конец, дернет внезапно… Получит, конечно, на голову шматок свежего говна от испугавшегося стенолаза. Ну и все дело пойдет гиене под хвост.

— Чуть не забыл, дурная башка… — Высота хлопнул себя по лбу, разулся, оставшись в матерчатых носках. Оставлять на беленой стене отпечатки обуви — не самый умный поступок. А от носков разве что мокрые пятна ненадолго будут — жарко, высохнет моментально. Легкие короткие сапоги он сунул в тюк, к снаряжению, притрамбовав кулаком — не должны вывалиться.

Коротко выдохнув, Хото перевалился через край. Утвердился ногами, глянул вниз, в темноту. Скинул огон с рога и потихоньку пополз вниз, не спеша перебирая ногами. Закрепленная на поясе веревка висела кольцом, постепенно уменьшаясь. Оказавшись рядом с приоткрытым окном, Хото остановил спуск — веревки хватало, еще пара локтей точно — не ошибся с расчетами. Примерился, оттолкнулся левой ногой, чуть отпустил веревку… Его буквально внесло в окно. Встал на подоконник, пригнувшись, чтобы не разбить голову о верхний откос. Веревку потащило в сторону. Хото наклонился вперед, балансируя, чтобы не упасть спиной назад.

Выстегнулся, слез с подоконника — ноги тут же утонули в густейшем ворсе ковра.

— Денег у него нет, акацию суют! — злобно проворчал Высота. Затем, ухватил покрепче веревку, изо всех сил пустил волну. С первого раза не вышло. Со второго тоже.

— Да чтоб тебя, — ругнулся Хото. Задача могла стать чуть сложнее — искать в темном доме выход на крышу, открывать изнутри, сматывать предательницу…

С третьего раза, петля все-таки слетела со столбиков — в который раз подумалось, что надо бы самосбросом обзавестись — удобно же! Хото втянул прошуршавшую веревку, наскоро сбухтовал в «осьминожку» — так надежнее, когда впереди планируется много беготни.

После, стянул с плеча тючок. Развернув, уложил на парусину беседку, отцепив с пояса «пауни». Железка, для подъема по веревке, представляла собой этакую рукоять для дюссака, которая разу с гардой, из единого куска стали, но чуть иной формы. С загнутой под размер веревки краем и головкой со ступенькой под палец. Пригодится. Снова закинув потяжелевший тюк за спину, Хото вынул из-под рубахи нож, до того висевший на груди. Нож невелик, клинок в ладонь, легкий намек на гарду, потертая рукоять. На вид — инструмент, не оружие. В рукояти ножика когда-то давно просверлено отверстие, через которое пропущена бечевка, лет пять назад еще красно-зелеая, сейчас же, неопределенно серо-черная.

Отсалютовав ножом своей тени, Хото двинулся вперед. Расположение комнат он представлял примерно, но вряд ли оно сильно отличается от всех прочих богатых домов Сиверы, в кои судьба заводила Высоту.

*****

Просторный кабинет был обставлен дорого, но безвкусно. Этакая неосознанная пародия на дешевый бордель с претензиями. Слащавая и разляпистая позолота, бархат где надо и где не надо, псевдозагадочный блеск шелка, дорогие свечи, дающие не только свет, но и благородный запах…

Посреди кабинета, на стуле сидел абсолютно голый человек. Высокий, худощавый, с узким лицом, по щекам побитым оспой. Смотанный по рукам и ногам нарезанной портьерой. Рот тоже закрывала полоска ткани, и его сдавленное мычание не могло бы потревожить и самое чуткое ухо.

На виске у связанного кровоточила свежая ссадина. Крохотные капельки крови падали на грудь, стекали на живот, закрашивая понемногу огромную татуировку — со всем тщанием вырисованного тарантула.

Человек дрожал. От холода ли, от страха… И казалось, что паук топорщит каждый свой волосок.

Хото стоял перед связанным, скрестив руки. Молча. Стоял долго…

— Ну здравствуй, Бубо. Вижу, ты меня узнал.

Бубо закивал чаще, завращал глазами. Казалось, еще немного, и они вывалятся из орбит.

— Узнал, конечно. Что, сейчас будешь мне обещать, что вернешь все, до грошика? И мне, и всем прочим? Обещай, обещай, я весь в нетерпении… Нет, не хочешь? Понимаешь, что вера в твои слова не стоит и обрезанного медяка?

Высота снял с пояса «пауни». Оттянув головку, Хото поднес железку к глазам Бубо:

— Видишь, тут нарезаны шипы. Догадываешься для чего? Правильно! Вверх эта штука идет легко, а вот вниз… Да, вниз идет очень неохотно. Собственно, для того и придумана, чтобы сугубо вверх.

Зайдя со спины, Хото защелкнул «пауни» на мизинце Бубо.

— Это для ускорения принятия решения.

Резко и сильно дернул.

Бубо взвыл, подался всем телом, чуть не опрокинув стул.

Хото с оттягом ударил его «пауни» по затылку.

— Команды «орать!» не было. И вообще, откуда паника? Кость-то осталась на месте. Всего лишь мясо ободралось. Нарастет новое. Наверное.

Высота вытряхнул окровавленные ошметки пальца на колени Бубо.

— Ну что, теперь приступим к серьезному разговору? И подумай, что будет, если ты заорешь? У тебя много пальцев. Понятно, что на пятом-шестом ты потеряешь сознание, а на десятом можешь и помереть от боли. Лопнет сердце, все такое. Но мне-то все равно.

Связанный мелко закивал. Под ним начала растекаться лужа. От нее тянуло мерзким запахом паники.

— Как-то ты спешишь? — брезгливо посмотрел на пол Высота. — Так бы с оплатой торопился, как сейчас. Или думаешь, что мне станет противно с тобой возиться? Так ведь ради благой цели, я и нос зажму… Поговорим?

Хото деланно примерился кулаком к виску связанного, ослабил кляп.

— Все отдам, все! Там, под полкой с кодексами! Там вытертый кирпич! Нажми! Два раза! Быстро-быстро! И третий — сильно, пока не провалится.

— Как сложно все у тебя…

Заткнув Бубо рот, Высота подошел к полке. Кодексы неодобрительно блестели золотом корешков. К бесам!

Нужный кирпич прямо таки лез в глаза. Ушел в стену после третьего нажима… Выдвинулся целый блок из шести кирпичей. Хото вытащил их до конца, с натугой отставил в сторону…

— Бубо, ты проклятый хомяк! Нет, ты даже не бобер! Ты, блядь, целая бобрячья фамилия в одном лице!

Высота покачал головой. Тайник превзошел его ожидания. Сколько тут, он даже не представлял. С полведра точно.

— У тебя хорошие заработки. Интересно, сколько тут нашего?

Бубо не отвечал. Лишь трясся, исходя на пот.

Хото подошел к нему вплотную, наклонился ликом к лицу:

— Над нами спят твои жена и дочка. Они у тебя красавицы. Особенно дочь. Сколько ей, пятнадцать? Не говори, разницы особой и нет. А жена… И фигура, и украшения! А в каком она чудесном платье вчера была! Желтое ей к лицу! Знаешь, был бы я такой сволочью как ты, их ждало бы сегодня много веселья. Запомнили бы на всю жизнь! Но так уж сложилось, что мне подобные развлечения претят. Уродился честным солдатом, а не штабной тварью. Уж прости, лишил тебя удовольствия слышать их крики. Они будут кричать потом. Не из-за меня. И в тех криках будут проклятия отцу и мужу, из-за которого все пошло куда-то не туда…

Высота развел руками, вынул нож:

— Слухи врут, Бубо. Я не Ловчий, и никогда им не был. Всего лишь загонщик. Очень внимательный загонщик. А теперь приготовься к боли, мастер Бубо. Она будет короткой, но ты ее запомнишь до конца.