Оружие уравняет всех

Михаил Нестеров (2008)

Адвокат Алексей Николаев берется за весьма запутанное дело. Его подзащитную Ирину Бекатору обвиняют ни много, ни мало в убийстве собственного ребенка. Хотя в действительности ее дочь была похищена жрицей культа Вуду по прозвищу Мамбо, которая оставила в квартире Ирины жертвенный труп схожей девочки. Чтобы отыскать настоящую дочь своей подзащитной, Николаев со спецназовцами ГРУ, прошедшими не одну горячую точку, отправляется в Камерун… Кто бы знал, что за всем этим скрывается настоящая фабрика преступлений, и малолетние жертвы — товар для подпольной организации по торговле органами…

Глава 3

Москва

Зал судебных заседаний свободно можно было назвать комнатушкой правосудия, заметил адвокат Алексей Николаев. Он много раз был в комнате для совещаний и был готов поспорить, что она на пару метров больше зала — с его пятью рядами кресел, местом для подсудимых, огороженным толстым плексигласом, «загоном» для присяжных заседателей и «сцены», где восседал судья.

Сегодня в этом зале было сравнительно пусто и тихо. Адвокат, прокурор, обвиняемая и пара караульных дожидались судью, который мог напугать кого угодно своим лицом, похожим на подтаявший холодец. Казалось, он мог в любую минуту потечь.

Прокурор толкнул локтем адвоката и, пожав плечами, сказал:

— К чему эта официальность? Этого я не пойму. Могли бы побеседовать с судьей в его хоромах или совещательной комнате. — Кивком головы указав на подзащитную за стеклом, Беркович выразительно сказал: — Одержимые не помнят, что с ними было. — Не дождавшись реплики адвоката, прокурор передал ему свой кейс со словами: — Подержи. Мне нужно в туалет сбегать.

— У тебя столько дел…

Алексей Николаев проводил его взглядом и снова сосредоточился на высокой спинке судейского стула. Ему оно не раз представлялось электрическим, и он в этом видел что-то вроде баланса. Собственно, судье в повязке на глазах по фигу, на чем он сидит и во что одет.

— Что наша жизнь? — задался он вопросом. — Игра. В теннис. Меньше. Ровно. Больше. Снова ровно. И снова меньше. И снова ровно.

Судья и прокурор появились одновременно. Беркович присоединился к адвокату, демонстративно вытирая руки носовым платком («Я чист»), первый занял место за столом.

— Объясните суть вашего обращения к суду, — раздался его чуть надтреснутый голос.

— Прошу ознакомиться с жалобой на незаконное применение органом расследования заключения под стражу Ирины Бекатору в качестве меры пресечения. — Николаев избегал называть подзащитных своими подопечными, оперировал только именами. — Я прошу мерой пресечения избрать подписку о невыезде.

— Конечно. Прокурор? — Судья приподнял бровь, требуя ответа.

Беркович развел руками:

— Я не вижу нарушений со стороны следствия и прошу оставить меру пресечения прежней.

— А как насчет пошептаться? — перешел на «нормальный» язык адвокат.

Судья сделал два жеста руками. Одним он отослал конвоиров за дверь, другим подозвал к себе «конкурентов». Вперив колючий взгляд в переносицу адвоката, хрипло сказал:

— Говори.

Причем сказал таким тоном, послышалось защитнику, будто требовал рассказать сальный анекдот; это ощущение усиливалось тем фактом, что за спинами мужчин осталась женщина. Пусть и в наручниках и за пуленепробиваемым стеклом, но не потерявшая привлекательности.

— Я бы хотел поднять вопрос генной экспертизы, ваша честь.

Судья перебил его новым жестом руки. Наслюнявив палец, он перевернул несколько страниц дела.

— Здесь я вижу отчет генетиков, в котором говорится: генетическая экспертиза отцовства-материнства подтвердила биологическое родство между несовершеннолетней, чей труп был обнаружен опергруппой, и Бекатору Ириной, вашей подопечной. Так что ее заявления о том, что был убит другой ребенок, и тоже черный, лишены оснований.

— Следствие еще не закончено, — возразил адвокат. — Нас собрала здесь жалоба на незаконное применение…

— Оставь этот тон для присяжных, — скривился судья. — Жалоба — это предлог. Просто скажи, чего ты хочешь.

— Следствие не закончено, — упорно стоял на своем Николаев, глядя прямо в глаза судье. — Обвинить мать в убийстве дочери в наше время несложно, а в отдельных случаях — легко, и такая версия будет выглядеть более убедительной, нежели миф о похищении, о похищении, ваша честь, на котором мы настаиваем. Один сфабрикованный документ, и дело раскрыто. У нас есть серьезные вопросы к прокурору.

— Задавай, — разрешил судья, откинувшись на высокую спинку стула.

Адвокат не удержался.

— Стул подключен к сети?

— Что?

— Я в том смысле, что вы похожи на тренера. Ваши подопечные сидят на лавках, но вы-то всегда сидите на электрическом стуле.

— Еще одно замечание, и я укажу тебе на дверь. Задавай вопросы прокурору, остряк.

Николаев церемониально повернулся к коллеге.

— Тело несовершеннолетней терминировали до полного окончания следствия и вынесения приговора. У тебя было постановление суда на эти действия? — спросил он.

Беркович пригладил редкие волосы и продолжительным взглядом на судью дал понять, у кого следует искать ответ на этот вопрос.

— Ваша честь? — Адвокат в свою очередь вопросительно приподнял бровь.

— Ты всего пару дней занимаешься этим делом. Если бы ты вел его с самого начала, у тебя не возникло бы столько вопросов. Твоя подопечная два месяца провела в отделении психиатрии, где ее в конце концов поставили с ног на голову, — судья показал руками, как это делается, — то бишь вылечили. Дальше. Держать изуродованный труп пятилетней девочки в морге было, на взгляд суда, неоправданно жестоко. И я, подписывая соответствующее постановление, руководствовался не буквой закона. Хотя даже с юридической точки зрения я чист.

— Вот так, да? Речь идет о чистоте?

— Если хочешь, да.

— Тогда я официально прошу у вас разрешения провести повторную экспертизу в «Центре молекулярной генетики». Прошу вас предоставить для экспертизы генный материал. Сколько нужно привести фактов в пользу этого решения, ваша честь, десять, двадцать? Следственному комитету важно раскрыть преступление в кратчайшие сроки. У защиты столько времени нет. А защите оно необходимо, чтобы провести собственное расследование. Если говорить образно, то одной футбольной команде дали шестьдесят минут времени, тогда как ее соперник вынужден играть все девяносто минут.

— Неудачный пример. С электростулом ты почти попал в точку. Но я тебя понял. — Судья надолго задумался, теребя в пальцах монету. — Короче, Нико, чего ты хочешь?

— Рассмотрения поданной мною жалобы в пользу защиты.

Судья громко рассмеялся. Прокурор выжал на лицо кислую улыбку и был вынужден пойти на попятную:

— Я предлагаю защитнику сделку.

Он выдержал паузу. Судья поторопил его:

— Какого рода сделка?

— Защита не станет поднимать на суде вопросов о скоропалительных причинах кремирования генного материала… генного материала по сути, — исправился он, — а обвинение не станет настаивать на содержании обвиняемой под стражей.

— Я тоже в этом заинтересован, — буркнул под нос судья; месяцем ранее он лично подписал распоряжение о «скоропалительных» — в прямом и переносном смысле слова — мерах. — Сегодня я подпишу бумаги, завтра она ваша. — Он поочередно посмотрел на адвоката и его подзащитную. Поискав глазами молоток и не найдя его, он стукнул по столу кулаком и не без доли облегчения, которое ему принес адвокат, заявил: — Слушание окончено.

Адвокат накоротке пообщался с Ириной и поспешил за прокурором. Впрочем, тот дожидался его в узком коридоре здания суда.

И тот, и другой выглядели респектабельно, что для обоих давно стало образом жизни. Беркович, который из-за тесноты коридора был вынужден идти чуть впереди, повернул голову и сказал фразу, которой было суждено переходить от одного к другому, из уст в уста.

— Держись подальше от этого дела.

Адвокат не стал требовать объяснений, он ждал разъяснений прокурора.

— В следственном комитете прокуратуры уже празднуют победу в этом деле.

— Вот как?

— Ты прав — труп ребенка проходил, по большому счету, как генный материал. Поэтому его уничтожили. Не знаю, кому выгодно было создать прецедент, когда белая женщина убивает черного ребенка. Это громкое и необычное дело, и поломать его тебе не дадут. В некоем списке ты уже проходишь как проигравший.

— Сильно сомневаюсь, — ответил адвокат.

Как уже сказал судья, с делом Ирины Бекатору Алексей Николаев ознакомился всего два дня назад. Из сорока восьми часов двадцать четыре он провел в беседах с подопечной, не жалея ни себя, ни тем более ее. Он поверил ей на интуитивном уровне, но на нем доказательств невиновности не построишь.

Приехав в свой офис на улице Поликарпова, которая индексной семеркой пролегла от вечно шумной Беговой до железной дороги, он навел справки, посетив сайты аэропортов, и записал на листке перекидного календаря: «Самолеты в Камерун летают два раза в месяц. Из Парижа можно улететь чаще; время полета около семи часов». Он без труда поставил себя на место похитителей девочки: планируя преступление, они были обязаны отталкиваться от конечного пункта — эвакуации. Преступление было совершено 13 июня, за день или за два до вылета очередного рейса в Камерун. Он еще не закрыл страничку сайта аэропорта и нашел там то, что искал: рейс самолета Москва — Дуала (это приморский город Камеруна) осуществлялся в том числе и 15 июня. Николаев потянул крохотный кончик нити, но он был бесценен — потому что на этот момент был единственным.

Он вышел из адвокатской конторы и сел в свой нестареющий «Мерседес» Е-класса. Николаев считал его достаточно консервативным и надежным; просторный салон и неповторимый интерьер. Эталонный легковой автомобиль 1984 года выпуска, что еще можно сказать? Ему нравился обтекаемый силуэт этой машины, его гобеленовая отделка, даже возраст. Эта двадцатилетняя машина заслуживала большего уважения и любви, нежели новая. Николаев так считал и мог переспорить любого.

Приехав в аэропорт Шереметьево, он нашел дежурного смены паспортного контроля.

— Мне нужно поговорить с вашими подопечными, которые проверяли 1 июня нынешнего года рейс из Камеруна, а 15 июня — пассажиров рейса в Камерун.

— Вы из милиции?

— Я адвокат. — Николаев вручил ему стильную визитную карточку с еле уловимым тиснением. — Всегда буду рад помочь.

— Спасибо.

— Видно, с адвокатами вы общаетесь редко, но всегда рады им помочь. А с милицией общаетесь чаще, но помогаете, судя по всему, без особого энтузиазма.

— Это вопрос?

— Версия, — улыбнулся адвокат.

Не прошло и пяти минут, как пограничник появился в сопровождении слегка полноватого высокого парня в форменной зеленоватой рубашке.

— Вам повезло, — сообщил он. — 1 и 15 июня была моя смена. Но конкретно 15-го я не работал — поменялся со сменщиком. Вот человек, который сможет ответить на ваши вопросы.

— Вадим, — представился парень, пожимая Николаеву руку.

— Алексей. Очень приятно. Может быть, выпьем по чашке кофе?

— Было бы кстати.

Они устроились за столиком в кафе на втором этаже, откуда открывался приличный обзор на обычную сутолоку в зале прилета. Николаев проголодался и заказал себе дорогущий бутерброд с семгой, его собеседник отказался. Вытирая рот салфеткой, адвокат приступил к делу.

— Итак, рейс Дуала — Москва. Меня интересует, скорее, группа лиц, которая опекала девочку лет пяти. Черную девочку.

— Я помню их.

— Правда? Расскажите подробнее. Может быть, какой-то нюанс вам бросился в глаза.

— Нюанс имеет имя — Мами Вата. Я запомнил эту женщину.

— Она была с девочкой?

— Нет, ее подруга была с ребенком.

— Имя подруги запомнили? — Николаев приготовил блокнот и авторучку.

— Ниос.

— Отлично. Из сотен пассажиров, которые ежедневно проходят через вас, вы отмечаете двух женщин. Не думаю, что у вас суперпамять и вы помните всех пассажиров.

— Знаете, я сам не могу понять, в чем дело. Мами Вата — имя я уточнил 15 июня, когда она улетала в Камерун, — не делала мне никаких знаков, но я отчего-то обратил на нее внимание. Она была красивой. Хотя красавиц я видел столько…

— Это понятно. Дальше.

— Уже много позже мне начало казаться, что она действительно не делала мне знаков, наоборот — она отвлекала меня от чего-то главного.

— Главной фигурой в этой группе мог быть ребенок, — пришел на помощь адвокат. — Пятилетняя девочка. Если вы думаете, что с ее помощью в страну провозили наркотики, то вы ошибаетесь. Ведь ваши коллеги-таможенники уделяют этому вопросу особое внимание.

— Тогда в чем же дело?

— Расскажите все по порядку, что помните.

Вадим провел в молчании полминуты.

— Когда я проверил ее документы, она поблагодарила меня по-французски… Отошла в сторону, поджидая свою подругу. Всего в тот день из Камеруна прибыло двадцать пять человек. Женщина с ребенком замешкалась, не помню, по какой причине, и пропустила вперед мужчину. За ней стоял еще один мужчина, белый. Если люди, которые вас интересуют, прибыли группой, то они намеренно разбились так, чтобы не проходить границу вместе.

— Скорее всего так и было, — согласился адвокат. — Итак, проверка закончилась, вы вернули документы матери девочки.

— Да, да, потом я припомнил, что мать щелкнула ее по носу. У них было хорошее настроение. Не знаю, как в Дуале, но у нас их не промариновали и лишней минуты.

— Хорошо. Перенесемся на полмесяца вперед. 15 июня. Вы снова на дежурстве. Снова через вашу стойку проходит красивая женщина по имени Мами Вата, так?

— Не совсем так, — был вынужден пояснить Вадим. — У меня был короткий перерыв. Я вышел выпить кофе, съесть бутерброд, — в этот раз пограничник не без зависти посмотрел на бутерброд с семгой, надкусанный адвокатом. — И снова увидел ее. Мне показалось, она ждала меня. И я, не знаю почему, пошел ей навстречу.

— Что именно вы сделали?.. Ну, Вадим, сказали «а», говорите «б». Иначе я вызову вас повесткой в суд, и вы ответите в присутствии десятков людей и под щелчки фотокамер. Знаете, как делают журналисты? Загодя пишут статью, а имена вставляют перед тем, как отдать ее редактору.

— Ну, я улыбнулся в ответ, — поторопился Вадим. — Хотел было спросить, уезжает ли она. Это и так было очевидно.

— Понятно. Вы хотели завести разговор, знакомство. С человеком, которого вы уже никогда не увидите. Такое часто случается с людьми робкого десятка. Дальше.

Вадим покраснел.

— В общем, показалось мне, она приняла эту дурацкую игру, снова улыбнулась мне. Да, — нахмурился он. — Женщина с ребенком была рядом с ней, точнее — впереди, уже проходила процедуру проверки. Она устала.

— Женщина или ребенок?

— Девочка. Она спала на плече у матери.

— Потом?

— Потом она вдруг подняла голову и посмотрела прямо на меня. Я почувствовал ее взгляд, потому что в то время смотрел на Мами Вату.

— Что дальше?

— Помнится, я хотел спросить, что с малышкой. Мне она показалась бледной. Бледнее, чем в первый раз.

— Ну что же, Вадим, — сказал адвокат, вставая из-за столика. — Вы мне помогли. Услуга за услугу. Я проясню один момент, скажу, что тревожило вас тогда и последующие дни. Все дело в девочке. — Николаев понизил голос. — В Россию привезли одну девочку, а увезли совсем другую. Первой уже нет в живых. Ее убили. До свиданья.