Дневник человека, который умер. Шаг в неизвестное для возвращения к себе

Михаил Мак

Слоганом этой книги хорошо послужит выражение С. Кьеркегора «Отчаивайся до конца». История погружения в лабиринты тёмной стороны сознания для нахождения выхода и обретения своей истинной сущности.

9-е, пятница

Вероятно, про мое существование все уже давно забыли, да и как могло быть иначе? Сначала ты превращаешься в бедняка, а затем уезжаешь в другой город, в первом случае ты никому не нужен, во втором тебя еще ни кто и не видит…, все это навевает такую невыносимую тоску. Я задумался, ведь раньше мог не обращать внимания на великое множество трудностей, говорит ли это о том, что я оптимистичный и сильный человек? Нет, лишь маска, скрывающая истинные масштабы внутренних бедствий.

Как хорошо было посмотреть в небо — высокое и чистое. А еще хорошо выйти на улицу, и гулять по широким улицам малознакомого города, смотреть на нарядно одетых людей в центре, и гораздо скромнее, и озабоченней на окраинах. Какова вероятность, встретить вот так в чужом городе, в автобусе знакомое лицо — весь деловой, с папочкой и в пиджаке, видно, что не самом дешевом. Устроился хорошо, что собственно удивительного в таких встречах, краевая столица, много вузов, едут сюда молодые с горящими глазами студенты, оторвавшиеся наконец-то от родительского надзора. Едут познавать тяготы жизни, дружбу, предательства, пьянки, зарабатывание первых денег, суициды не выдержавших натиска проблем, однокурсников, и великое множество еще глупостей, находящихся в изрядно концентрированном состоянии больших городов.

И заговорить то не о чем с ним, это я в протертых джинсах и свитере на старый манер, он же всем видом важничает. Какие мелочные душенки у банальных людей, конечно, мне в моей одежке нельзя «рисоваться», но, пожалуй, глубина моей натуры без лишний скромности куда более прекрасна, чем эта напыщенность. «Холодно сегодня в пиджаке наверно?» «да, — отвечает, — но того требует должность», — как то особо подчеркнул он. Чего более банального можно было спросить? Разве мы о чем-то еще можем говорить? Не те приоритеты развития сюжета судьбы у нас, что бы находить общие точки соприкосновения. Его же невозмутимость на лице нарисовала еще и гордость. Вот жеж, удивительно.

Посмотришь так вокруг и удивляешься, не хватает какой-то натуральности, словно все это декорации, да?

Ты о чем это?

Не понял, бедолага, моих одиноких размышлений. У него все хорошо, зачем ему смотреть по сторонам.

Я говорю как у Филиппа Дика в рассказах, не настоящий город, не настоящий автобус, все вокруг является декорациями к какому-то спектаклю, сама реальность кажется нереальной. Решил я его добить своей философией.

А-а, ты все по книжкам, мне некогда, мне надо план выполнять.

Да-да, именно этот план пополняет декорации матрицы, подумалось мне. А мои рассуждения, наверное, пополняют статистику умалишенных.

Я подумал, надо прекращать тратить деньги на что либо, кроме продуктов, но проходя мимо большого книжного магазина, коих я ни когда не видел раньше, конечно, не удержался, зашел. Был бы там стол с кофе, я мог просидеть до утра. Книги — слабость моя, их обложки, их запах, их тайны, стройные ряды букв, разноцветные и манящие. Я читал, смотрел, листал очень долго. И конечно прикупил себе. Как я мог иначе. Хотя бы одну. Экхарт Толле «Практика», черт знает что, меня в ней приманило. А внутренний голос-чертенок нашептывал: «уйди от сюда, иди прочь, сейчас совсем без копейки останешься, и будешь на улице ночевать». Я расстался не только с этими деньгами, но еще и рядом было кафе, а я такой голодный, и такой одинокий, и так еще далеко до дому. Зашел, купил хороший обед, смотрел по сторонам, и на висящий телевизор с клипами — пропаганда хорошей жизни. И купил сигарет… Почувствовал себя виноватым. Этот противный голос в голове, я и без тебя знаю, что нельзя мне так жить, что курить бросить хочу, что экономить деньги надо. Я пускал кольцами дым, сидя на лавочке, и смотрел на окружающие декорации. Почему именно это слово приходит на ум? Декорации!

Человеческая натура вообще двойственная. Нет, ни так поверхностно лицемерна, в маске с улыбкой, как мы знаем, а как-то еще глубже двойственна. Два меня воюют друг с другом уже давно.