Ирисы Негева

Михаил Лидогостер, 2023

«Ирисы Негева» – многослойный, экзистенциональный роман, обладающий чертами поколенческой прозы. Это роман о любви и о разочаровании, о дружбе и случайностях, которые на самом деле таковыми не являются. Вопросы здесь важнее ответов, а поиск – результата. Это история о взгляде в толпе. О прошлом, которое прорастает в настоящем. Судьба героев романа шире рамок одной жизни, но для того, чтобы это осознать, потребуется кто-то, кто свяжет все разрозненные сюжетные лоскуты в единое полотно.

Глава 3

Выйдя из участка, я открыл на телефоне поисковик.

Гетерохромия: различный цвет радужной оболочки правого и левого глаза или разная окраска различных участков радужной оболочки одного глаза. Является результатом относительного избытка или недостатка меланина.

Меланина?

Я перешел по ссылке, выяснил, что это такое, и вернулся к статье.

В 90 % случаев эта патология вызвана наследственностью, однако встречаются случаи, при которых формирование гетерохромии вызвано различными заболеваниями и механическими повреждениями.

Прокрутив страницу вниз, я достал из пачки сигарету, зажал ее губами, но прикурить забыл.

Название «гетерохромия» происходит — от слияния греческих слов ἕτερος — «иной», «различный», χρῶμα — цвет.

Существуют разнообразные мифы, связанные с появлением такого дефекта. В древности люди сторонились, или напротив, преклонялись перед обладателями гетерохромии, считая их посланниками высших сил.

Прекрасно, подумал я. Просто замечательно.

* * *

Дом встретил меня настороженной тишиной. В квартире было так тихо, что я слышал, как тикают стрелки часов. Обычно Полина всегда приходила первой. Но сегодня я ее опередил.

Закрыв за собой дверь, я прошел на кухню. Выпил залпом стакан воды. Налил второй.

На столе стоял все тот же букет ирисов. Хрупкие и нежные цветы. Их насыщенный фиолетовый цвет притягивал взгляд. Я с удивлением обнаружил, что если смотреть на них достаточно долго, то мысли перестают скакать с темы на тему. Даже дыхание становится ровнее.

С того дня, когда Полина купила их, ни один цветок не завял. Только листья чуть тронула желтизна.

Я выплеснул воду и налил в тот же стакан виски. Добавил пару кубиков льда. Рановато для меня, но за руль я сегодня уже не сяду. Чек от управления полиции — в бумажнике. Так что насчет денег можно не беспокоиться.

Я сделал небольшой глоток. Солодовый, слегка дымный привкус обволок горло.

Итак…

Что сказал следователь? И еще важнее: что он не сказал?

Об этом я могу только догадываться.

Главный вопрос: зачем музыканту понадобилось указывать мое имя? И откуда оно вообще ему известно?

Уравнение с несколькими неизвестными. Только это не школа. И списать тут не у кого.

Все это похоже на чей-то дурацкий розыгрыш. Вот только чей? И кому он понадобился?

В стакане, потрескивая, плавился лед.

Интересно, что бы об этой истории сказала Полина?

Наверняка, я что-то упускаю.

Почему я не рассказал ей, что был в кафе, когда произошел теракт? Не хотел, чтобы она волновалась? Или дело в чем-то другом? Как бы там ни было, теперь это уравнение придется решать самому.

* * *

В то лето, когда мы познакомились с Полиной, к Земле приблизилась комета. Она подлетела так близко, что ее стало видно невооруженным глазом. Особенно в предутренние часы, когда на горизонте появлялись первые проблески рассвета. С виду — яркая звезда. А за ней — длинный шлейф синего цвета.

Величественно и холодно. Так она выглядела.

Настоящая находка для любителей снимать ночное небо.

Шумиха вокруг кометы продолжалась несколько месяцев.

Заголовки газет пестрили предсказаниями. Уфологи строили теории о корабле пришельцев. Люди верили, что жизнь вот-вот изменится. Непонятно как, но что-то обязательно произойдет. А шарлатаны всех мастей выставляли себя «экспертами по космосу» и несли такое, что уже не казалось смешным даже сторонникам идей о «скором контакте».

Тем не менее, этих людей все равно звали на телевидение.

Чего не сделаешь ради рейтинга?

На волне истерии по комете, члены какой-то секты на юге США совершили массовое самоубийство. Заперлись в сенном сарае, забили досками щели и включили газ. Вместе с детьми и домашними питомцами.

Новость мгновенно облетела мировые информагентства. И люди стали паниковать еще больше.

Когда я думаю о тех сектантах, меня пробирает дрожь. Странно, что на это тему еще не сняли ни одного фильма.

У секты тут же появились подражатели. И все это переросло в некое модное течение, которое постепенно приобретало все больше и больше приверженцев.

В записке, которую оставил лидер секты говорилось:

Мы отправляемся в наш путь к звездам. Скоро они упадут на землю. И тогда все вокруг станет космической пылью. Вернется в свое исходное состояние. К тому, с чего все начиналось. В том числе и вы, читающие эти строки. Но у вас еще есть шанс уйти осознанно. В кругу близких и друзей.

Смерти не избежать. Но какой ей быть, вы вправе решать самостоятельно.

Я часто думаю — и почему какой-нибудь пьяный фермер не пристрелил этого парня до того, как он возомнил себя проводником высших сил? Наверное, это один из тех вопросов, на которые никогда не найдешь ответа.

В центре Израиля в тот год стояла необычайная жара. Мозги плавились от зноя. Меня к тому времени уже выгнали с общаги (цена за пьяную езду на мотоцикле и случайно помятую машину ректора).

Я снимал полуподвальную конуру на окраине Тель-Авива. В городе, как назло, расцвел какой-то кустарник, от которого у меня началась чудовищная аллергия. Слово «чудовищная» даже чересчур мягкое. Оно не передает всей той гаммы страданий, которую я испытывал.

У меня присутствовали все симптомы болезни, описанные в медицинской литературе. И, наверное, даже те, которые еще только предстоит открыть.

А еще эта жара, безумные новости про комету, и вдобавок — барахлящий кондиционер.

Врач выписал мне антигистаминные таблетки, но помогали они слабо. Вернее сказать, не помогали вовсе.

Утро было настоящей пыткой. И в обед я чувствовал себя не лучше. Не понимаю, как я вообще умудрялся ходить на работу. Наверное, только из страха, что нечем будет платить за квартиру.

К вечеру мне становилось немного легче. И во время этой короткой передышки, я мечтал уехать куда-нибудь на север Гренландии, где не растет ничего, кроме мха. Даже всерьез изучал сайты турагентств — узнавал цены на билеты.

Не знаю, чем бы все это закончилось, если бы ни Полина. Через каких-то знакомых она раздобыла мне таблетки, которые неожиданно сработали. И почти моментально сняли все симптомы. Это было настоящим чудом.

В благодарность, я купил ей золотой кулон в виде кошки.

— Почему в виде кошки? — спросила она.

— Потому что ты как кошка.

— Что, гуляю сама по себе?

— Нет. Помогаешь, когда врачи не справляются.

Мы послушали несколько альбомов Боба Дилана, затем сходили в кино и посмотрели ужастик, в котором монстры перевоплотились в преподавателей и захватили провинциальный колледж. Сюжет — так себе, но в целом фильм нам понравился.

Я, наконец, начал чувствовать вкус еды и был этому ужасно рад. Помню, попкорн в тот вечер показался мне невероятно вкусным. Хотя, конечно, ничего особенного в нем не было.

По дороге из кинотеатра мы купили вина, и зашли на заброшенный стадион. Его давно должны были снести, но что-то пошло не так. И пока чиновники решали, как поступить, бывшая спортивная арена превратилась в городской арт-объект.

Уличные художники покрыли стены яркими граффити. Но никто не знал названий этих работ. И это добавляло царившей здесь атмосфере еще больше притягательности.

Часть сидений успели демонтировать. Часть так и осталась на месте. Будто рабочие внезапно вспомнили о чем-то более важном, и побросали все, как есть.

Некогда зеленое футбольное поле заросло жухлыми сорняками. Там и здесь виднелись черные проплешины от костров.

— Ну и местечко, — сказала Полина. — Одна бы я сюда ни за что не сунулась.

— Тут не опаснее, чем в городе.

— И часто ты сюда ходишь?

— Бывает.

— Чтобы побыть одному?

— Одному можно побыть и дома.

— Тогда зачем?

Я открыл вино и разлил его по бумажным стаканчикам.

— Здесь понимаешь, как быстро все теряет смысл.

— Ясно, — Полина взяла стаканчик, который я ей протянул. — Стало быть, это твой сад для медитации?

— Вроде того. Кто-то ведь старался, строил все это. Проектировал. Вкладывал силы, время, душу. Люди проводили здесь время. Ходили на футбольные матчи поболеть за любимую команду. А теперь все это никому не нужно.

— Поэтому ты и приходишь сюда? Пообщаться с призраками прошлого?

— Можно и так сказать.

Мы чокнулись. Я снова отметил, что чувствую вкус вина. Бархатистый и мягкий, с легкими нотками граната.

— Интересно, что будут обсуждать люди, когда эта комета пролетит мимо Земли? — спросила Полина, разглядывая яркое пятно на ночном небосводе.

— То же самое, что обсуждали до этого, — ответил я. — Ничего, не изменится.

— Так уж и ничего?

— Ну, только мы немного постареем.

Стадион молчал. Его пустота действовала на меня успокаивающее.

Жаль, нет такой должности — присматривать за заброшенными строениями, пока их не снесут.

— За несколько месяцев сияние кометы усилилось в четыре тысячи раз, — сказал я.

Это была фраза из какой-то передачи. Видимо, эти цифры так меня поразили, что надолго запали в память.

— В четыре тысячи?

— Ага, в новостях сказали. А под утро она становится еще ярче.

Полина поправила кофту.

— А она впервые подлетает к Земле так близко? Или люди видели ее и раньше?

— Не знаю. Может и видели.

— Вот бы узнать, о чем они тогда думали?

— Наверное, приносили жертвы богам.

— Или загадывали желания.

— А может, и то и другое.

— Тогда я тоже загадаю желание, — сказала Полина. — Только не проси меня рассказывать.

— Не буду.

— Лучше загадай сам.

— Хорошо.

— Но мне не говори.

— Ладно.

Мы помолчали.

Я сделал несколько глотков вина и сказал:

— Говорят, эта комета отделилась от другой, еще более крупной в первые дни существования Солнечной системы.

— И с тех пор так и летает?

— Да. По какой-то своей орбите.

— И когда-нибудь снова подлетит к Земле?

— Возможно. Через сотни или тысячи лет.

— Жаль нас с тобой тогда уже не будет.

— Думаю, не стоит особенно переживать об этом.

— Почему?

Я допил содержимое своего стаканчика и потянулся за сигаретами.

— Слышала о таком явлении — квантовая запутанность?

— Нет.

— Если вкратце, то речь о том, что взаимное влияние частиц друг на друга не зависит от расстояния между ними.

Полина вопросительно посмотрела на меня, явно ожидая продолжения.

— Ну, скажем, если две системы взаимодействуют друг с другом в течение определенного периода времени, а затем отделяются, то они уже существуют как некая уникальная система.

— А если по-простому?

Я прикурил, прищурился от попавшего в глаз дыма.

— Если уж совсем по-простому, то две частицы, которые в какой-то момент были связаны, связаны навсегда.

— Навсегда?

— Да. То, что происходит с одной частицей, продолжает влиять на другую, даже на расстоянии сотен световых лет.

— С ума сойти.

Я стряхнул пепел и долил себе еще вина.

— Связь между этими частицами мгновенная. Даже если они находятся на противоположных концах Вселенной.

Полина задумалась, взяла у меня из рук сигарету и затянулась.

— И сколько же времени они должны взаимодействовать, чтобы такая связь образовалась?

— Хороший вопрос. Об этом авторы теории не рассказывают.

* * *

Я прождал Полину несколько часов. Ее мобильный молчал. Механический голос автоответчика сообщил, что абонент находится вне зоны действия сети.

Обычно Полина заканчивала работу к обеду. И после этого сразу возвращалась домой.

Под вечер пришла смс-ка:

«Извини. Не слышала, как ты звонил. Что-то срочное?».

За окном тихо сгущались сумерки. Вдоль дороги зажглись фонари.

«Просто хотел узнать, как дела?».

«День как день. Только немного устала».

Виски в бутылке осталось на самом дне. Я допил то, что осталось, и отправил Полине смайлик. Грустную рожицу, изображающую сочувствие.

* * *

Незаметно подступила усталость. Дыхание замедлилось, веки потяжелели, и меня затянуло в сон.

Сказать по правде, это был самый странный сон за последнее время. Если оценивать по десятибалльной шкале — десять из десяти.

Я запомнил его в мельчайших деталях. Хотя обычно забывал, что мне снилось, как только просыпался.

Место, в котором я оказался, больше всего походило на зону вылета заброшенного аэропорта. Интерьер в стиле советской научной фантастики — много стекла и хрома, но на всем печать запустения. Словно люди по какой-то причине спешно покинули не только этот аэропорт, но и сам город, в котором он находится.

Впрочем, может, никакого города и не было. И этот аэропорт специально построили в голой степи. Для каких-то военных целей. А после распада СССР забыли. Как и о многих других объектах, которые когда-то считались стратегическими.

Я огляделся по сторонам. Сквозь сводчатый купол лился тусклый свет. Что за время года — непонятно. То ли поздняя осень, то ли ранняя весна.

В воздухе стоял запах пыли и машинного масла. От этого у меня зачесалось в носу. Я чихнул и подумал, а бывает ли так? Чтобы человек чихал во сне?

Шел дождь. Ровный шум бьющих по крыше капель напомнил мне детство. Когда во время грозы я с друзьями прятался на школьном дворе под навесом из шифера.

В тишине аэропорта мои шаги и скрип ботинок казались чем-то кощунственным. Будто я без спроса ввалился в чей-то дом и перебудил всех хозяев.

Я подошел к окнам, чтобы посмотреть, что происходит снаружи.

На внешней стороне подоконника лежал слой жухлых, полуистлевших листьев.

За окном открывался унылый пейзаж. Низкое серое небо, набухшие грозовые тучи. Плотная стена дождя скрывает горизонт. Судя по пузырям на лужах, ливень зарядил надолго.

Посреди заросшего бурьяном поля пролегает взлетная полоса. Асфальт на ней потрескался. А кое-где, сквозь трещины пробились ростки молодых деревьев.

Вокруг — ни души. Почему-то я не сразу обратил на это внимание. И только сейчас ощутил такое пронзительное чувство безысходности, как, наверное, бывает, у ребенка, потерявшегося в незнакомом городе.

На подъездах к взлетной полосе стояли несколько тронутых ржавчиной самолетов. Ни логотипа, ни названия компании. Из опознавательных знаков — только набор цифр по бокам корпуса. Но эти цифры ни о чем мне не говорили.

— Опоздал на рейс?

От неожиданности я вздрогнул. Но, обернувшись, никого не увидел. Через пару секунд до меня дошло, что этот вопрос прозвучал только в моей голове.

Я снова перевел взгляд на взлетную полосу.

Посреди нее стоял музыкант с площади. Он находился метрах в тридцати от меня, и был одет так же, как и в тот вечер, когда произошло нападение у кафе. Все та же футболка «antisocial» и потёртые джинсы.

— Похоже на то, — ответил я вслух. — Опоздал.

Музыкант кивнул.

Слетевшие с его губ слова превратились в языки пламени. Зеленого и синего цвета. В бликах этих огней я услышал вопрос:

— И что думаешь делать?

— Нужно как-то выбираться отсюда.

Он развел руками.

— Как видишь, все рейсы отменены.

— Но должен же быть какой-то выход?

— Из мест, наподобие этого выбраться не так-то просто.

От этого ответа у меня по коже пробежали мурашки.

— Но теоретически ведь это возможно?

— Зависит от тебя.

— И что же делать?

— Думаю, ты и сам знаешь, — он помолчал. — Знаешь ведь?

Я пожал плечами. Ничего я не знал.

Как же это работает?

Как языки пламени, которые он выдыхает, превращаются в слова у меня в голове?

— Послушай, полиция устроила мне настоящий допрос, — сказал я. — Зачем ты назвал им мое имя? Откуда ты вообще его знаешь?

— У самого нет идей?

Я слегка опешил.

Что за дурацкий вопрос? Какие тут могут идеи?

Музыкант улыбнулся.

И в ту же секунду я почувствовал, что потерял опору под ногами. Пол зашатался и превратился в зыбкую топь, в которую я медленно погружался все глубже и глубже. Я попытался вырваться, но лишь сильнее увяз.

Когда я снова взглянул на взлетную полосу, она уже была пуста.

* * *

— Все в порядке? — Полина стояла в дверном проеме и с беспокойством смотрела на меня.

Видимо, я проспал довольно долго. Она уже успела переодеться в домашнее и заняться ужином. С кухни доносился ароматный запах тушеных овощей.

Я приподнялся на локте и потер глаза.

— Странный сон. Не помню, когда последний раз снилась такая чушь.

— Расскажешь? — она обернулась. — Только пойдем на кухню, а то у меня рагу на огне.

За окном уже совсем стемнело. По ощущениям, было где-то в районе девяти.

Полина слушала современный электронный джаз. Фоновая музыка. У меня она всегда ассоциировалась с дождливым вечером где-нибудь в Токио. Почему в Токио — не знаю. Я там никогда не был.

На плите стояла большая тяжелая кастрюля. Из-под крышки поднимался ароматный пар.

— Что отмечаем? — Полина кивком указала на пустую бутылку виски, которую я непредусмотрительно оставил на столе.

Я посмотрел на календарь на стене.

— Двадцать пятое октября.

— Какая-то особая дата?

— Да. День, который никогда не повторится.

— Ясно, — она покачала головой и подошла к плите.

— Где ты была?

— Ездила по делам. А ты что так рано?

— Незапланированный выходной.

Она помешала рагу.

— Голодный?

— Наверное.

— Еще пару минут и будет готово.

Я выбросил пустую бутылку в ведро и сел за стол.

— Расскажешь, что за дела? — спросил я.

Полина повернулась ко мне.

— Ездила к врачу.

— К врачу?

— Да.

— Зачем?

Она замолчала. Это молчание длилось довольно долго. И по нему я понял, что это был за врач.

— Снова?

— Да.

— Но он же сказал, что все в порядке?!

— Если так, то почему у нас до сих пор ничего не получается?

— Не знаю, — я пожал плечами. — Может время еще не пришло.

Полина выключила плиту.

— Сколько лет мы вместе?

— Слушай, не начинай.

— Почему нет?

— Потому что мы оба понимаем, чем это закончится. С нами все нормально. И ты это знаешь.

— А ты не думал, что после того случая, Бог просто не хочет, чтобы у нас были дети?

— Бог? С каких это пор ты вдруг вспомнила о нем?

— С тех, что ни один врач не может мне объяснить, что не так, — Полина прикусила губу. — А что, если то был наш единственный шанс?