Во власти любви

Михаил Курсеев, 2022

Роман основан на реальных исторических фактах и событиях, происходящих в нашей стране в трудные девяностые годы, когда всё хорошее в Советском Союзе было уже разрушено, а новое в новой России ещё не построено: ни в экономике, ни в политике. Ярко через весь роман проходит повествование об отношениях главных героев, о трудностях и испытаниях, которые им, вчерашним школьникам, жизнь и судьба преподносит.

Глава 6

Соседи

— Есть кто дома? — раздался женский голос из сеней, и на пороге появилась женщина ещё не преклонных лет. На вид ей было 50-55 лет.

— Здравствуйте, заходите, пожалуйста — ответила Ольга.

— Я, конечно, извиняюсь за вторжение, я ваша соседка, меня зовут Мария Петровна, можно просто — Маша, я вижу мы примерно ровесники с вами.

— Меня Оля, пожалуйста, присаживайтесь здесь, вот табурет.

— Спасибо. Я ненадолго. Я что пришла…? Вижу: жильцы новые в соседях появились, у нас городок маленький, все всё про друг друга знают, новости как по телеграфу разносятся быстро. Вот мне и говорит Валентина — это тоже ваша соседка, только по правую сторону. Так, значит, и говорит она мне:

— Да у нас соседи новые, сын и мать, беженцы из Чечни. Так, вот, я и подумала, что вам, небось, и поесть нечего, а у меня огород большой, всё своё, я кой чего собрала и принесла. Вы уж не побрезгуйте. Там в сенях два ведра стоят, в них картошка, маркошка, лучок, свеколка и капустка пару велков. Сейчас мой Ваня в погреб полез, там солёненького достанет кой чего.

— Можно? — раздался мужской бас в дверях.

— А вот и Ваня мой

В комнату вошёл мужчина с огромной коробкой, пыхтя поставил её на пол среди комнаты, супруга взмутилась:

— Ну, чего ты её сюда припёр, не мог в сенях оставить, там ведь прохладнее небось.

— А то я не знаю куда мне переть её, погреб то здесь. Он отодвинул старую полотняную дорожку, что лежала посреди кухни, под ней оказался лаз в погреб.

— Да чё тут в погреб прятать…?

— А сейчас Николай ещё придёт Валькин, он встретил меня. Спрашивает: «Ты куда с коробкой?» — ну, я и рассказал, а он, эт мы сейчас тож с Валькой покумекаем, чай у нас не меньше вашего, и скорее побёг домой.

В коробке оказалось несколько банок солений: огурцы, помидоры и ещё чего не понятно.

— Это грибочки — пояснил Иван, моё производство, — а вот свёрток в пергаменте, это сальца солёненького кусочек.

Кусочек тянул не меньше, чем на 2 кг, как навскидку показалось Ольге.

— Ой, вы милые мои соседи, спасибо огромное, но мне так неудобно, я прямо не знаю даже, что и сказать.

— Ничего тут неудобного, вон у тебя юноша какой, а его кормить надо, а когда ты заработаешь ещё, тебе много денег выдали?

— Пока ничего, но обещали…

— Ага, дождёшься от них — сказала, как отрубила бойкая соседка.

В сенях послышался шум, будто кто споткнулся. И бойкий голос, как только дверь открылась на кухню:

— Ну, что, гостей не ждали? Давайте знакомиться, — уверено произнёс мужчина с коробкой в руках, следом вошла женщина.

— Значит, так, я Николай, а это супруга, значит, Валентина. Я, значит, иду, а тут Ваня навстречу, то да сё, а мы что не могём? Да, завсегда рады, чем можем. Я вот тут того, — огурчики, помидорчики… ещё и это, вы как?

«Ещё это, вы как…» — оказалось трёх литровым сосудом, наполненного чем-то приятно вишнёвого цвета.

— Моя домашняя вишнёвочка, сладенькая и не очень крепкая, в самый раз для женщин подойдёт, ну, а мы с Ваней примем за ваше прибытие его напиток.

Ваня из кармана брюк извлёк пол литровую бутылочку с тем самым напитком, похвалив своё.

— Чистая, как слёзы Христа, но крепкая, как… — начал Ваня презентовать свой напиток.

Но на самом интересном месте супруга перебила его:

— Не богохульствуй, Ваня, я бы сказала, что ты принёс, но при посторонних не удобно, ещё подумают, что…

Ольга была столь ошарашена неожиданным появлением гостей, что не сразу сообразила — что к чему, и растерянно промолвила:

— Дорогие, вы наши соседи, большое вам спасибо за вашу доброту и внимание, а мне даже угостить вас нечем. Мы с Серёжей как раз в магазин собирались, у нас в доме ни куска мыла нет, ни хлеба, ни сахара… Да, вообще ничего нет, а мне бельё бы постельное постирать, я в шкафу нашла несколько комплектов, корыто вроде есть…

— Ещё чего, корыто, не каменный век чай, давай бельё своё, у меня автомат, через часок твои тряпки будут выстираны и высушены. Не дожидаясь ответа от Ольги, Мария уверенно прошла в комнату, открыла шкаф и на развёрнутую простынку выгребла всё содержимое из него: простыни, салфетки, пододеяльники и прочее… Связав, всё в узел, уверенно объявила:

— Вот что, — вы с сынком идите прогуляйтесь по магазинам, купите чего там необходимо, а мы тут покумекаем, да часа через два сядем вместе все, да пообедаем, тебе готовить ничего не надо, мы сами всё сообразим. Всё, давайте, Ваня, Валя, Николай пошли.

Соседка объяснила, как пройти к магазинам:

— Оля, выйдите из дома и идите налево до центра, там все магазины разные, универмаг прямо на площади. Городок наш небольшой всё рядом не заблудитесь.

Ольга перечить не стала, ещё раз поблагодарила соседей за всё, и они с Серёжей пошли в магазин. Выйдя из дома, как посоветовала хозяйка, повернули налево по улице.

Апрель только начался, но снега уже не было, только местами в тени под заборами кое-где просматривались серые обледеневшие кучки. Погода была пасмурная, голые кроны деревьев не радовали глаз, но город не казался серым и хмурым, настроение от тёплого общения с соседями у сына с матерью было приподнятое.

— Какие чудесные у нас соседи, правда, сынок?

— Да, удивили — ответил Серёжа.

— Ты прав, удивительные… Вот пообщались с ними и городок и дом уже кажется стали не такими чужими, как показались вначале.

Ближе к центру стали появляться двухэтажные и трёхэтажные многоквартирные дома из белого кирпича. Однотипные здания без архитектурных излишеств, небольшие земельные участки перед домами были огорожены чем попало — где-то сеткой-рабицей, где-то частоколом деревянным. Все эти заборы были настолько хаотичны и безобразны, а сейчас в апреле, когда деревья все голые, выглядели столь убого, что напоминали скорее полосу препятствий. Эти заборы несли чисто практическую функцию — защиты маленьких огородов от животных и непрошенных гостей.

Но не убогие заборы, ни плохая погода не могли уже испортить Ольге и Сергею настроение. После всех мытарств и страхов, перенесённых ими за последние годы, этот незнакомый им пока городок вдруг стал родным и близким. Они почувствовали себя так, как ощущают себя странники, возвратившиеся домой после долгого путешествия домой, туда где тебя ждали родные и близкие.

Летом, когда природа оживала, то на фоне цветущих и зелёных крон деревьев, ромашек, роз и георгин, эти убогие награждения оживали и преображались. Серые дома до крыш прятались за вьющимися по стенам лоз винограда и различных цветов. Но это преображение они увидят позже, а пока было всё серо и уныло.

Приятно удивлённые тёплым приёмом соседей сын и мать шли по городу в приподнятом настроении. Их покинула тревога неопределённости и неустроенности, добрые люди вселили в их души уверенность в будущее. Они шли улыбались, болтали просто так, ни о чём. Настроение было приподнятое впервые за последние годы настолько, что в них вновь проснулось забытое чувство радости и восторга.

Город, вроде, преобразился, небо уже не казалось таким хмурым, а город серым и скучным. Навстречу им попадались, улыбающиеся люди, совершенно незнакомые, но как принято в малых русских селениях, многие здоровались и с ними, от этого стало казаться, что в городе куча знакомых. Город становился всё более милым и родным, хотелось просто беззаботно по нему гулять, бродить. Улочки все были чистые, асфальтированные, в центре с тротуарами, отделёнными от проезжей части ровными рядами пирамидальных тополей. Жилые дома сменялись госучреждениями, магазинчиками, парикмахерскими… На площади в центре среди цветочных клумб, присыпанных снегом, возвышался огромный во весь рост памятник вождю мирового пролетариата Владимиру Ильичу Ленину.

Пока бродили по магазинам, время пролетело незаметно, купив всё самое необходимое, Ольга и Сергей вернулись домой с двумя тяжёлыми сумками, которые сын нёс сам, не позволив матери нести тяжести. Ольга умилённо смотрела на него и восхищалась силой и статью юноши, она гордилась им и оттого была счастлива. Ей нисколько сейчас уже не было жаль тот огромный дом, что они бросили на Кавказе, и если бы не воспоминания о пропавшем там муже, то она сейчас бы раз и навсегда вычеркнула из своей памяти всё, что было и осталось там, там, где шла эта проклятая война, развязанная «царьком» Дудаевым.

Перед их домом на скамеечке сидели Николай и Иван, попыхивая сигаретами. Ольга удивлённо глянула на них и невольно у неё вырвался неуклюжий вопрос:

— А вы чего, нас ждёте?

— А шо мы, — как бы оправдываясь ответил Иван, — мы петуха зарубили, калитку вон и скамейку вам подправили… Рядом со скамейкой стоял столярный набор инструментов в деревянном ящике с ручкой.

— А там бабы и без нас управятся, да небось уже готово всё, вас уж три часа почти не было, а Маша же сказала, что через два часа обед.

— Поди уж стынет всё на столе, — добавил к сказанному Николай.

— А где Маша с Валентиной?

— Как где? В доме у вас, стол накрывают, как положено, чай новоселье, — невозмутимо произнёс Иван.

— Так, я же заперла дом, когда…

— А-а, вот ты о чём, ну, извини вошли без спросу, забыли сказать, что ключи у соседей всегда есть, мало ли что…Мы вон с Николаем тут о чём думаем: огород у вас который год не паханный, а у меня есть мотоблок, вот завтра выходной, мы перемолотим вам землицу, да так, чтоб ни одного корешка от сорняков не осталось, самое время сейчас, уже подсохло, навозу натаскаем, а Серёга поможет нам. Так, Сергей, работнём?

— Я всегда рад, мы с отцом копали вдвоём, и с мотоблоком я умею управляться.

— Ну, сразу видно — казак!

Ольга, так толком и не осознав, свалившейся на неё информацию, только смутившись ещё сильнее, пригласила всех в дом.

— Вот, это по-нашему, а то уже и душа горит, чего-то ей хочется, — радостно заключил Николай. Вы, Оля, идите, а мы докурим и придём.

В доме уже стоял аромат поджаренного мяса, на газовой плите кипела большая кастрюля щей.

Мария встретила её словами:

— Ты, уж, извини нас хозяйка, что мы тут без тебя покомандовали. Бельё твоё выстирано, щи готовы, в духовке петух доходит.

— Ой, совсем забыла, я ж утюг не купила, дырявая голова… — ответила Ольга, в конец ошарашенная увиденным.

— Ну вот что, иди сюда — ответила Маша и подвела её к шкафу, открыла дверку. — Не так много и добра тут, всё перестирано и поглажено, пока Валя петуха щипала, я и управилась. Посуды у тебя маловато, принести пришлось кой чего. Вертать нам ничего не надо, считай, что это наш подарок тебе на новоселье.

В комнатах было чисто, от паутины не осталось и следа, полы были до блеска вымыты. На немой вопрос и удивлённый взгляд Ольги, осмотревшей комнату, Мария заявила:

— Это мужики порядок здесь мигом навели, видно в армии их научили, могут ведь, когда захотят. А дома кобели старые в жизни тряпку или веник в руки не возьмут. Это они для тебя так расстарались. С кухни донёсся голос Валентины:

— Ага, для неё расстарались, это они для себя, им не терпится за стол скорее сесть, да по стаканчику налить. Они что хочешь тебе сделают, лишь бы скорее. А скамейку с калиткой кто их заставил починить, они бы сейчас и крышу мигом перекрыли, коль надо. А, вот, что кобели старые, то верно ты сказала, Маша. Вон как перед новой соседкой хорохорятся, прям павлинами ходят. А ведь знают, что ничего на обломится…

Окно было настеж в комнате открыто, а Валентина специально громко изложила свой монолог, поэтому мужики, сидящие почти под окном, всё сказанное ей прекрасно слышали, затушили сигареты и вошли в дом.

— Это кто павлины, ты что несёшь такое, Валя, мы ж от души, — заявил Николай.

— Петухи они ободранные, а не павлины, — рассмеялась Мария.

— Ладно, раскудахтались, курицы — обрезал жену Иван, — лучше скажите: когда готово будет, копуши, третий час тут ковыряетесь, а всё без толку. Павли-ны, а вы чёж, тогда павы наши? — вставил Иван.

Все хором рассмеялись, явно шутка удалась.

— Да, ну вас клуши, смешно им…

— Всем за стол, а ты щи скорее тащи, Валентина.

Стол был уже сервирован солениями, рюмочками и прочей посудой, стоящей на белых льняных салфетках. В графинчиках были наливка, водка собственного производства и два консервированных компота из вишни и клубники.

Серёга с удовольствием навернул большую тарелку щей и навалился на приличный кусок запечённого в духовке петуха. С тех пор, как в Чечне начались боевые действия, они с матерью почти не видели мяса. Всю скотину, что у них была, до последней курицы, отобрали ваххабиты, сказав при этом, что поступили гуманно с ними, не перерезав им глотки. Питались в основном картошкой со своего огорода, да капустой с морковкой.

— Так, говоришь не дали житья вам чечены в доме родном? — спросила Валентина.

— Не лезь в душу человеку, придёт время, тогда всё и расскажет тебе Ольга — остановила соседку Мария.

Но Ольга, не обратив внимания на реплику ответила:

— Чеченцы — правильно, а не чечены. Но народ здесь ни при чём, виноват во всём Дудаев, он возомнил себя царьком и захватил со своим тейпом власть в республике. Большинство людей в Чечне против него были, но Ельцин и его окружение отнеслись к этому наплевательски, в итоге и начался полный беспредел местных баев в республике. Все должности получили люди из рода Дудаева, они одинаково обложили данью всех и русских, и нерусских. В республику стали со всего света стекаться отморозки ваххабиты, которых на службу нанимал к себе Дудаев, их руками расправлялся с непокорными. В декабре 1994 года Ельцин не выдержал, и совершил очередную глупость, бросив на Дудаева войска. Но с 1991 года, Дудаев успел так вооружиться, что смог оказать сильное сопротивление. В итоге погибло много невинных людей с обеих сторон. Грачёв — министр обороны России, оставил Дудаеву столько арсеналов, что можно было вооружить армию целого государства. Вот мы и бежали подальше от этой войны.

В комнате повисла тишина, все понимали сколько горя пришлось пережить этой женщине с её сыном. Понимали то, что натворили политики. Первой голос подала Валентина, она была постарше и пережила Великую Отечественную Войну. Она рассказала свою историю:

— В 42-м, когда немцы рвались к Сталинграду, нас детей и женщин эвакуировали в Узбекистан в Ташкент. Мне было около шести лет, но я прекрасно всё помню. Наш эшелон шёл под белыми флагами с красными крестами, в теплушках были только женщины, старики и дети, но фашистам было всё равно, они тогда господствовали в воздухе и наш эшелон их самолёты расстреливали из пулемётов, бомбили, но поезд шёл и не останавливался. Нам повезло, может, вояки такие попались, может наши прилетели, но бомбы в поезд не попали. Нам ведь ничего из товарных вагонов не видно было, только слышали взрывы вокруг, да как пули шлёпали по обшивке вагонов, да видели дырки от пуль. В первый раз поезд наш остановился только перед мостом через Волгу под Сызранью на второй день. В нашем вагоне все были живы, а вот из других вынесли много убитых, раненых. Убитых складывали прямо на землю в ряд, а раненых на носилках уносили и грузили в машины. Сколько? Не знаю, но много было раненых, стоны, плачь детский, а по снегу кровь кругом, больше часа разгружали, потом поезд сразу тронулся дальше.

В Ташкенте нас расселили по узбекским семьям, сами жители приходили к эшелонам и разбирали беженцев к себе. Мы попали в семью, где хозяйкой была женщина с четырьмя детьми, хозяин — отец её мужа — старик за семьдесят, муж её был на фронте. Мы четверо: я, два брата и мама. К чему я это говорю, им самим было есть нечего, а они нас приняли, приютили, накормили. Они узбеки, мы русские, но никто об этом и не думал, все только мечтали о том, как победить фашистов. Мы там прожили до 46-го года, муж хозяйки погиб, старик совсем занемог, мы вместе все переносили и голод, и холод. Мы дети с детьми той семьи так подружились, что как родные были, а хозяйка к нам, как к своим родным относилась. Вот такая была страна у нас, развалили сволочи.

— Всё, хватит о грустном, Николай, неси гармонь — заключила Мария Петровна.

— Вот и правильно, это по-нашему — поддержал жену Иван.

И забылись печали; гармонь да песни казацкие, что ещё нужно человеку для счастья? Рюмочка за здоровье, да рюмочка за неё — за любовь…