Просто смешные рассказы

Михаил Коломенский, 2021

Ряд необычных случаев, рассказанных от первого лица, причём так, что читатель сразу же, с первых строк, ощущает себя рассказчиком. Возникает эффект раздвоения: для рассказчика случай драматичен, у читателя он вызывает смех. Это нормально. Жизнь – смесь парадоксов и совмещение несовместимого. Держите эту книжку под рукой – она всегда поднимет вам настроение. У неё есть нечастое ныне свойство: её хочется перечитывать.

рассказ ёрника

Пьяненький помятый мужичок — то есть я — подсел за столик к лабухам:

— Ребята… я тут — покурю при вас… Можно?

Июльский полдень, море, столики под тентами, двое неспешно тянут пиво.

Посмотрели. Не ответили.

Что они лабухи, я сначала не знал. Но сразу же — по разговору. Удача. Народ отзывчивый, живой. Разомлевшие были, да всё же. Купаться в жару ещё скучней.

Закурил, слегка теряя равновесие.

— Я извиняюсь… А вот хочу спросить… Я на вас смотрю — вот кто вы? Не могу понять.

Поморщились.

— А ты кто?

— Да я… в общем, тут… Ну… сами понимаете. А вы?

— А мы тут пиво пьём. — И снова отвернулись.

Я ненадолго задумался.

— Не, ну я имел в виду… ну… по профессии. Вы такие… творческие!..

В ожидании ответа я замер в неподвижности и вылупил глаза. И для верности ещё и стал их переводить — с одного на другого.

Один был насмешлив. Или смешлив. От пива оторвался:

— До-ре-ми-до-рé-до… — пропел, пожмурился, опять за пиво.

Второй оказался злобным и без фантазии:

— Ты покурить пришёл? Ну, и кури.

Очень плохо. Очень неправильно. Лабухи en masse демократичны. Но личностное часто берёт верх над социальным — и в том числе и тогда, когда лучше не брать.

— О! — запоздало оживился я и потерял равновесие так, что чуть не упал со стула. — Вы… это… музыканты?.. У меня друг был…музыкант. Как он играл!.. я вам скажу… Он все ноты знал. Вот все, какие есть… все их знал! Спрашивает: «А ты знаешь, сколько всего нот?» Ну, откуда? Откуда мне знать?..

Я был в искренней растерянности.

Злобный покивал — с удовлетворением. Смешливый гыгыкнул. Господи, как же мало людям надо.

— Ну, и вот: сколько? Это я его спрашиваю. «Восемьдесят восемь! Всех вообще! И все представлены на рояле. На пианино — нет, не хватает места… А на рояле — да». Я говорю: «Так что: рояль, получается, — Гитлер?»

Смешливый встрепенулся. Злобный прищурился.

— Ну, он не врубился, я объясняю: восемьдесят восемь — это число Гитлера. А он не знал… Случайность? А? Вот скажите: случайность?

Я вперился в них.

— Случайность, — кивнул смешливый.

Я тоже кивнул и снисходительно поулыбался:

— Это типа шутки… Совпадение, вне всего… Рояль ещё до Гитлера выпускали.

— Ты кури, кури, — напомнил злобный.

— Да. Спасибо. Извините, я так увлёкся… Забываю затягиваться. Так вот… Но как он играл! Вот где как только увидит чёрное с белым — сразу к нему. Ну, в смысле, инструмент. Он никогда не скажет — рояль, там… пианино… Инструмент! И сразу кидается, сядет, вот так вот голову повернёт: «Ария… номер пятнадцать!» И бабах по клавишам!..

Теперь хохотнул злобный. Смешливый — то ли восторг, то ли уже упоение. Про пиво забыли.

— И опять: «Ария номер…» Ну, какие там номера бывают? «Сорок девять!» И играет, пока не закончит. Потом: «Ария номер сто тридцать два!» И — тарарам, бам, бам, тарарам!.. Бам!.. Или так: пальцами быстро-быстро и… слегка. Ти-ли-ли-ли-ли-ли… А я рядом стою… — Я прерывисто вздохнул. — Как дурак, честное слово.

Заржали уже не сдерживаясь. Не опасаясь, что обижусь.

— Он играть мог — часами. Без перекура. Вы верите?

— Верим, верим, — дружно сделали серьёзные морды.

— И вот я слушаю, смотрю… и я не понимаю… — мой голос наполнился драматизмом. — Не понимаю… Как это он? Как он… это?..

Они уже давились хохотом. У смешливого выступили слёзы.

— Может, вы мне объясните… Ну, вот как? Простой парень… в гости ко мне приходил… Он же такой, как я… А аппликатура, б… — я не сдержал чувств и ругнулся. — Бузони отдыхает!

Я глядел на них в совершенном отчаянии. Я ждал ответа на мучительный вопрос.

Они молчали. И не шевелились.

Я встал, зажал окурок в кулаке и ушёл, пошатываясь.

Мне было совсем неинтересно, что эти двое будут потом рассказывать — потому что они сами были неинтересны. Были бы интересны, если б оказались иными. Я надеялся.

Но — опять попались не иные. Да что ж это такое! Куда ни ткнись — везде не иной. Сколько живу, а поговорить всё не с кем.