Проблема Арабатской стрелки
Как-то раз меня осенила мысль: а что, если не стопом, стюпом, бухом и бупом ворваться в Крым, а тихо и медленно войти, например — через Арабатскую стрелку. Бредешь себе спокойно и величаво по Арабатской стрелке: слева — Азовское море, справа — Сиваш. Ступаешь мягко, босыми ногами по самой кромке воды, вяло пиная выброшенные морем бессмысленности, мирно беседуя, как древние греки, побухивая, а слева — вода и справа — тоже вода.
Всё это было бы очень похоже на картину знаменитого художника Поленова, которая называется — Христос на Геннисаретском озере.
Из Геническа я предложил выступить под видом туристов — с рюкзаками, в кроссовках, в тренировочных костюмах, даже в спортивных шапочках. По прибытии в Ленино — все это выбросить, зарыть или обменять на крымский вайн, переодеться как надо, и далее — как всегда.
Раз так, то и до Геническа мы доберемся цивильно — поездом, как настоящие люди: возьмем билеты, постели за рубль, закажем чай в стаканах с подстаканниками, даже наденем чистые домашние тапочки.
Насчет тапочек была здравая мысль: новые тапочки, купленные в Москве по файфу за пару, можно было обменять минимум на две трехлитровых банки в Геническе.
Вот так всегда: в жизни на самом деле происходит совсем не то, что мы думаем. Все думают, что мы в Москве, в магазине промтовары берем какие-то там тапочки, а на самом деле мы, в это же самое время — по мнению — в Геническе, берем хороший домашний вайн в образе тех же самых тапочек.
Стали считать и прикидывать. Я сказал:
— Придется нам взять с собой одеяло, потому что на Арабатской стрелке ночью холодно. Возьмем также ложки, котелок и прочее. Особенно важен запас воды. На Арабатской стрелке ведь нет никаких колодцев. Там вообще ничего нет.
Серега сказал:
— Одеяло — это лишний вес. Мы возьмем пленку, как Стас Питерский. Три на шесть метров. В пленку надышать можно, и там будет тепло.
Я сказал:
— В пленке, оттого что в ней надышать, изнутри выступит холодная роса, и не просто холодная роса, а холодная, вонючая и перегарная роса. Вот и проснемся мы — сам понимаешь, в каком колтуне и в каком вонизме. Да еще с бодуна.
Серега сказал:
— С какого еще бодуна, когда у нас всегда будет бух. Воскресли, бухнули, сделали Джуманияза, свернули пленку и дальше пошли. И ложек нам никаких не надо — лишний вес и объем. А пищу цеплять мы будем китайскими палочками.
Я сказал:
— Какая разница для лишнего веса или объема — ложки или китайские палочки?
Серега сказал:
— Большая разница. Ложки придется постоянно нести с собой, а китайские палочки можно наломать в кустах ивняка или тамариска, а потом выбросить. Опять же — костер с их помощью разводить, используя как лучины. Я думаю, что найдутся на Арабатской стрелке какие-нибудь низкорослые кусты — вереск там или дрок. Да и пищи нам никакой не надо, потому что бух и так имеет достаточно калорий.
Я сказал:
— Надо хоть каких-нибудь сухарей взять, на закусь. Они ведь легкие. Да и рыбу на худой конец можно поймать.
Серега сказал:
— Рыбу вряд ли, а вот собирательство — это реально. Мидии с сухарями, размоченными в воде. Кстати, о воде. Воды никакой брать тоже не будем — потому что там и так полно воды: слева море, а справа — Сиваш.
Я сказал:
— Но это же соленая вода, гнилая. По ней красноармейцы шли.
Серега сказал:
— А мы с собой опреснитель возьмем. Вместо того чтобы столько воды на себе тащить — лучше взять легкий, компактный опреснитель, твой или мой. Поставим его где-нибудь в углу костра, и пусть себе опресняет на холостом ходу.
Я сказал:
— Вот именно, что на холостом. А вещи в походе надо использовать со стопроцентным КПД. Так что, я предлагаю поставить бражку.
Серега сказал:
— Нет, такая идея не годится. Это уже вообще замкнутый круг. Мы не хотим брать воду, чтобы ее не тащить. Поэтому мы берем опреснитель. Но потом, по причине опреснителя, мы берем с собой бражку. И опять нам придется тащить — если не воду, то бражку. Хотя, конечно: без бражки с этим опреснителем мы будем выглядеть глупо.
Я сказал:
— Ты не понял суть. Я не предлагаю бражку тащить, а предлагаю ее поставить. Мы ворвемся не в Геническ, а сразу в Ленино. И поставим нашу бражку с другой стороны Арабатской стрелки. Зароем ее где-нибудь в теплый песок, обозначим ориентиры, нарисуем на бумажке план и отметим бражку крестиком. Затем вырвемся в Геническ, а дальше — по программе. А идти мы будем как раз недели две, медленно приближаясь к поспевающей бражке.
Серега сказал:
— А почему ты думаешь, что мы будем недели две идти? Длина Арабатской стрелки километров двести. Сколько мы будем в день проходить?
Я сказал:
— Думаю, что километров пять.
Серега сказал:
— Да нет, побольше. Километров, скорее, по шесть-семь. Получается, что мы будем идти примерно месяц. За это время бражка подохнет и превратится в уксус, а внутри бутыли заведутся страшные черные мухи-дрозофилы. Нет, не будем мы ставить никакой бражки. Тогда и опреснителя брать не будем. И вообще — никуда мы не пойдем.
Сказав так, Серега прокричал Нина и умер. Я же сидел еще долго, думая про Арабатскую стрелку.
Мысль поставить бражку была, разумеется, бессмысленной. Все дело как раз в том, что через Арабатскую стрелку мы хотели в Крым — именно войти. Но какой же это будет вход, если мы сначала войдем, поставим бражку, потом выйдем, потом опять войдем. Вот если бы бражку в конце Арабатской стрелки поставили другие руки. Поставили бы бражку, план с крестиком выслали нам в Геническ по почте до востребования, а сами поехали бы на две недели в Гурзуф, ожидая, когда поспеет бражка.
Я перебрал все возможные кандидатуры: Гарик Прайс, Эль Бобров, Бухарский, Ракинский, Стас Питерский, Еня Алини и друзья его, и даже сам Головня — нет, никто для этой миссии не годился.
Да и вообще, ставить бражку кем-то другим было бредовой идеей. Ведь необходимое условие этой постановки — встреча в день поспевания бражки. Но как вычислить этот день, если мы идем по Арабатской стрелке, а они едут в Ленино стопом и стюпом, бухом и бупом? И ведь дураку понятно, что приди какая-то из двух групп раньше хотя бы на несколько часов, то от этой бражки, сколько бы ее там ни было, ничего не останется.
Конец ознакомительного фрагмента.
