Книга демона

Михаил Кликин, 2008

Они не знакомы, хоть и занимаются общим делом. Гай – вольный путешественник, он молод и ищет работу. Тильт давно заточен в темнице, где под присмотром загадочных людей переписывает таинственную книгу. Встреча этих двоих предначертана так же, как была предначертана великая война и пришествие в мир людей бессмертного демона Драна. И предначертанное уже исполняется: племена дикарей жгут города, мертвецы встают из могил, древние чудовища пробуждаются ото сна… Судьбы двух писцов пересекутся за миг до того, как рухнет привычный им мир. И встреча их изменит многое.

Тильт. Испытание

У человека, склонившегося над пленниками, не было век, носа и части нижней губы. Он был совершенно лыс. Его красные больные глаза слезились; взгляд их был холоден и бездушен — будто глаза эти принадлежали слепой рептилии.

— Слишком дряхл, — проговорил страшный человек, глядя на бородатого, сморщенного лицом старика. — Уж лучше бы он был калекой. Денег за него ты не получишь.

Ферб досадливо крякнул, но возразить не решился.

— Остальные трое вроде бы в порядке.

Связанные писцы лежали рядком у переднего колеса повозки. Ферб сидел на оглобле, шаркал по клинку бруском-осёлком, — от этого зловещего звука по спинам пленников бежали мурашки. На козлах, на расстоянии протянутой руки от разбойника лежал арбалет.

Тильт уже понял, что помощи ждать неоткуда. Они находились на огромном пустыре, с трех сторон окруженном покосившимися дощатыми сараями. С четвертой стороны было море. О людях здесь мало что напоминало: останки заброшенных причалов обросли водорослями и зеленой слизью; разбитые лодки, завязшие в песке, походили на полуразложившиеся туши морских зверей. По грязному пляжу разгуливали вороны и чайки, с недовольством посматривая на вторгшихся в их владения чужаков.

Над сараями поднимался город: глухие стены каменных домов, слепые башни бедных храмов, закопченные трубы кузниц и винокурен. Это была старая часть Йельтера; место, которое местные жители называли Тупиком, а чужаки — Помойкой.

Это и была помойка — на пустырь свозили мусор со всего города, а в старых каменных домах селились отбросы.

— Ты обучен грамоте? — спросил страшный человек, присев на корточки перед худым мужичком. — Ты не очень-то похож на писца.

— Он писец, — поспешил ответить Ферб. — Я сам видел, как он писал письмо для какого-то жирного торгаша.

— Помолчи, — дернул плечом урод. — Я не тебя спрашиваю… Отвечай, почтенный мастер, — являешься ли ты таковым?

— Я Свут Тонкий из Аммлина, — дрожащим голосом проговорил пленник. — Грамоту я знаю, но не слишком. Умею читать и немного пишу, чужих языков не разумею, стилям разным не научен. Я конюший при харчевне «Золотой Глаз», и грамоту выучил сам. Но в гильдиях не состою, просто хозяин дозволил мне подрабатывать писанием, если я буду отдавать ему один медяк с трех.

Ферб ругнулся, сплюнул.

— Конюший, значит… — Страшный человек косо глянул на разбойника. — Хорошо… А ты кто?.. — Он подвинулся к белобрысому мальчишке, наклонился к нему низко, заглянул в глаза. — Знаешь ли ты грамоту, где учился, хорошо ли пишешь?

У паренька застучали зубы.

— Я… Я… — Он заикался, правая щека его дергалась. — Далька, сын Жарна… Из Дет… Детровиц… От… отец меня отдал… В у… услужение…

— Ты успокойся, Далька… — Человек с изуродованным лицом положил руку пареньку на лоб, провел указательным пальцем по носу, по губам, по подбородку. И, странное дело, мальчишка перестал заикаться. Взгляд его затуманился, а голос окреп.

— Отец отдал меня в услужение к Мелинее, ведьме из Таргооса. У нее я грамоте и обучился. Только ведьма выгнала меня, потому что… Ну… Как бы…

— Не смущайся, говори.

— Я ее снадобья таскал. И продавал знахарю знакомому. Она узнала — и выгнала меня. Потом я у знахаря работал, и там учился. Но он меня тоже выгнал.

— Почему?

— Ну… Как бы… Я тоже… Таскал у него разное. Порошок из тритонов. Плаценты сушеные. Отвар из корней цветка горолома… Разное таскал… И ведьме Мелинее продавал.

Ферб одобрительно хмыкнул.

— Хорошо ли пишешь?

— Я?.. Э-э… — Парнишка замешкался на секунду. — Не слишком хорошо. Совсем скверно. Умел раньше немного, а сейчас совсем разучился.

— А обучен ли арифметике, знаешь ли счет?

— Нет. Считаю на пальцах или палочками, в уме не могу, да и цифр не знаю.

— Врет он, — не выдержал Ферб, лязгнув точильным камнем о сталь клинка. — Точно говорю — врет.

— Врешь? — Жуткие глаза вперились парнишке в лицо.

— Не вру. Как есть говорю — не умею писать, читаю едва, перья только ломаю, а чернила на кляксы перевожу… Отпустите меня, а? Не нужен я вам. Только испорчу, если делать что поручите. Отпустите, дядя…

«Дядя» покачал головой, поднялся, отряхнулся. Заложив руки за спину, подняв лицо к небу, медленно прошелся перед пленниками. Он был одет в причудливого покроя длинное платье, которое больше подошло бы какой-нибудь богатой даме со странностями. Подошли бы даме и украшения, что были на человеке: два перстня, широкий браслет, жемчужное ожерелье. Единственное, что даме следовало бы снять, — это хрустальный череп на золотой цепи.

Череп размером с яблоко. Череп, внутри которого ворочалось и пульсировало, выбрасывая жгуты щупалец, черное маслянистое облачко.

Тильт, не отрываясь, смотрел на амулет. И отчего-то ему вспоминалось недавнее видение.

Бездна, полная горячего тумана.

Тень, глодающая камень, прогрызающая ход наверх.

Уходящие под землю скалы.

Кровь…

— Слишком стар, — сказал страшный человек, остановившись перед стариком-писцом. — Возможно, это настоящий мастер, но он слишком стар… Как тебя зовут?

— Халл из Елеса, — тихо сказал старик, слабыми глазами пытаясь разглядеть лицо вопрошающего.

— Было ли так, почтенный Халл, что ты угадывал неминуемое? Случалось ли тебе видеть картины прошлого и будущего?

— Только однажды, — помедлив, ответил старик. — Когда страшной смертью умер мой сын. Я знал, как это случилось… И еще один раз… Сегодня… Сейчас…

— Ты знаешь, что случится с тобой, не правда ли? Не просто догадываешься. А предчувствуешь. Знаешь.

— Да… — голос старика треснул. — Знаю… — Сиплый шепот был похож на последний вздох умирающего.

— Ты настоящий мастер, — сказал страшный человек и, сложив пальцы щепотью, коснулся ими сперва хрустального черепа, потом губ старого Халла, его горла и щек.

Тильт, скосив глаза и вывернув шею, наблюдал за происходящим. И не он один: Свут Тонкий и Далька, сын Жарна, испуганно смотрели на старика. Они уже видели то, чего пока не замечал Тильт.

Морщины на лице почтенного Халла медленно двигались. Его бурая тонкая кожа словно пыталась сползти с лица.

Старик коротко вскрикнул. И его открывшийся рот вдруг разорвался, разошелся широко. Провалился в глотку язык, похожий на огромного слизня. Смялись десны — будто могучий невидимка раздавил их кулаком.

Ужаснувшийся Тильт отвел взгляд. И заметил, что в глубине хрустального черепа, висящего на груди страшного человека, разгорается алый огонь.

Огонь? Или это светится кровь, невесть как туда попавшая?..

Тошнотворно чавкая, сминалась плоть. Хрустели, лопаясь, кости. Натужно скрипели выворачиваемые сухожилия.

И тихо, чуть слышно, скулили два человека, забрызганные чужой кровью. К ним и наклонился человек с изувеченным лицом.

— Халл был слишком стар, — сказал он Тонкому Свуту, полуграмотному конюшему из харчевни «Золотой Глаз». — У тебя же не достает мастерства. — Он тронул хрустальный череп. — Ты нам не нужен. — Он коснулся щепотью губ, горла и щек пленника. Провел ладонью по его вытаращенным глазам. И повторил:

— Ты нам не нужен.

— Я врал! — отчаянно завопил Далька, дергаясь, извиваясь всем телом и пытаясь отползти в сторону. — Я ничего не забыл! Я пишу по-нашему, по-исидски и по-двеннски! Изящно могу, поэтическим или простым стилем! Я стихи сочиняю! О, свет моих очей! Прелестная Аира! Я за твои глаза! Готов отдать полмира! Я учусь хорошо! Я всё могу выучить! Я считать могу даже по-аравейски! Даже множить обучен!

Лицо Свута Тонкого, конюшего из Аммлина, хлюпнув, провалилось внутрь черепа. И обезумевший Далька сорвался на визг:

— Я письмовник наизусть знаю! Мне особые секреты известны! Я могу любой узор скопировать! Виньетку! Любую! Одним росчерком!..

— Хорошо, — сказал страшный человек. Он медленно отвел назад руку и ударил Дальку тыльной стороной ладони. Белобрысая голова дернулась, глаза паренька закатились — он булькнул, дважды дернул связанными ногами и затих. Рассеченную перстнем скулу густо залила кровь.

— А как зовут тебя?

Тильт посмотрел в лишенные век глаза и внутренне содрогнулся. Хрустальный череп покачивался перед его лицом.

— Что ты умеешь? — Узловатые длинные пальцы сложились в щепоть. — Не слишком ли ты молод?

— Мне пятнадцать, — сказал Тильт, надеясь, что голос его дрожит не очень заметно. — Я почти уже три года работаю. В Оллесе работал, в Дареме, в монастыре матери Олы, что близ Гарды, потом в заведении почтенного Вана.

— Что умеешь ты, чего не умеет Далька из Детровиц?

Тильту похвастаться было нечем. Знал он только два языка, родной и исидский — его обычно использовали лекари и колдуны для описания разных снадобий или чар. Учил как-то двеннский алфавит, но так и не доучил. Изящным стилем в полной мере не владел, казался тот ему каким-то безжизненным, а значит не интересным. Памятью особой не отличался, потому не то что письмовника не знал наизусть, но и путался порой, с каким обращением к кому положено обращаться.

Потому Тильт просто сказал:

— Я не пишу дрянных стихов… И не ворую…

Ферб хмыкнул, загнал меч в ножны. Сказал весело:

— Он шустрый малый. Чуть было не сбежал. Из моих узлов выпутался. А прятался так, что и боги бы не отыскали. С саблей на меня бросался, бестолку, правда… Отчаянный.

— Проблемы нам не нужны, — сухо сказал страшный человек. И коснулся хрустального черепа.

Конец ознакомительного фрагмента.