Кусочки мозаики. Почти документальные истории

Михаил Каншин

Как мозаика из разноцветных кусочков, жизнь каждого человека складывается из разнообразных событий, встреч, путешествий, маленьких и больших приключений, раскрашенных в памяти оставшимися после них впечатлениями и эмоциями. В этой книге представлены несколько таких «кусочков» из «мозаики» автора – почти документальных историй. Почему почти? Потому что это все-таки художественный текст, и, хотя он основан на реальных событиях, в нем автор иногда дает волю своей фантазии.

Неформат или Четыре дня в декабре

Чтобы сразу дать понять, чем обернулись для нас эти четыре дня в конце декабря 2008 года, проведенные в Академгородке под Новосибирском, приведу по памяти пару высказываний непосредственных участников. Не ручаюсь, конечно, за дословную точность, но все же…

Маргарита, жена Дрюни (Дрюня — это, вообще-то, главный виновник событий этих дней, но об этом чуть позже), часа в 2 ночи с субботы на воскресенье — завершение нашего третьего дня пребывания в Академе:

— Ребята, обратите внимание, до Нового года осталось всего четыре дня, вся страна уже вовсю готовится или даже уже празднует Новый год, а мы о нем даже и не вспомнили… Да и бог с ним! Я вот в новогоднюю ночь дождусь 12 часов, выпью шампанского под бой курантов и завалюсь спать! Просто потому, что новогоднее Чудо, которого все так ждут, уже произошло… И это Чудо — это вот эти три дня, проведенные вместе с вами — с нашими друзьями!

Примерно час спустя после слов Маргариты. Мы, здорово навеселе, возвращались к себе в гостиницу. Секарь убежал вперед — заскочить в работающий круглосуточно магазин, купить пива для достойного завершения вечера. Немного позади нас с Юриком шли чуть ли не в обнимку Гоня с Шурой, пьяно и весело горланя какую-то песню… В душе, постепенно успокаиваясь, плескалось море положительных эмоций, которое бурными волнами захлестнуло нас в эти дни…

Юрик (один из нас, один из «Гони-М») вдруг сказал:

— В эти дни все было настолько хорошо, что, скорее всего, так больше не будет никогда. Если завтра, нет, уже сегодня, — поправил он сам себя, — наш самолет грохнется — это будет замечательным концом «Гони-М»!

— Юрик! Бог с тобой! Что ты такое говоришь! Накаркаешь! — засмеялся я, внутренне соглашаясь с этим ощущением обреченности… Этот праздник подходит к концу, и его уже не вернуть… Такое больше уже не повторится… Где-то внутри светло и радостно-грустно (грусть вполне может быть радостной) продолжала звучать песня из «Обыкновенного чуда», которую спели буквально минут пятнадцать назад при расставании:

…

Начало вернуть невозможно, немыслимо.

И даже не думай, забудь…

…

Да-да, господа, не авось, не когда-нибудь,

А вовсе уже никогда…

…

Ах, как это мило, очень хорошо.

Было и уплыло, было и прошло.

Так что такое было? Что же такое произошло в эти дни под Новосибирском, в Академгородке?

Тремя днями ранее…

…Ставший уже противным женский голос в который раз объявил по аэропорту:

— Вылет рейса 0173 авиакомпании S7, Москва — Новосибирск, откладывается из-за неготовности самолета. Дополнительная информация ожидается через полчаса. Авиакомпания приносит извинения за доставляемые неудобства.

Эти извинения, произнесенные уже не раз и не два, стали восприниматься как издевка. Было около часа ночи. Мы томились в Домодедово с восьми вечера, и сколько это будет еще продолжаться, было неизвестно.

Воспользуюсь этим моментом и, пока мы в ожидании рейса то полуспим, то пробавляемся пивом, то ведем заторможенные разговоры в ночном опустевшем аэропорту, представлю нас тем, кто с нами незнаком.

Кто такие «мы»?

Экскурс в историю

Мы — это пятеро уже далеко не молодых мужиков, широко известных в узком кругу наших друзей и поклонников как группа «Гони-М». И направляемся мы на пятидесятилетний юбилей нашего друга Дрюни, который пригласил нас и оплатил всю нашу четырехдневную поездку. (Увы, следует честно признаться, иначе эта поездка вряд ли бы состоялась — большинству из нас ее было бы трудно потянуть финансово.)

«Гони-М». Странное название, не правда ли? А пошло оно с того момента, когда сорок лет назад кто-то в шутку так назвал четверых студентов третьего курса ФАКИ — факультета аэрофизики и космических исследований (чтобы быть более точным, Гоня был в то время на втором курсе), которые решили петь вместе и вполне успешно выступили на традиционном концерте «Физтех-песни». Тогда, во второй половине 70-х, повсюду на дискотеках гремела группа «Бони-М». А самой колоритной и сладкоголосой личностью в сложившемся студенческом квартете, а в будущем и неформальным художественным руководителем нашей группы, был Игорь К., более известный среди своих как Гоня. Вот кто-то и скаламбурил: «Бони-М» — «Гони-М». Вполне логично, не так ли? Так и пошло — группа Гони стала группой «Гони-М», что можно было при желании интерпретировать как группа «Гоня и Мужики».

К нам приклеилось именно это шутливое название, хотя на самом-то деле изначально группа называлась по фамилии Андрея Б. (он же Дрюня), который был тем центром кристаллизации, вокруг которого и сложился наш маленький коллектив, притянув к себе остальных парней с хорошими голосами, хоть в какой-то мере умеющих (надо честно признаться — в очень малой, за исключением Гони, конечно), а главное — желающих петь.

Стоит сразу сказать, эта способность Дрюни быть центром притяжения плюс его колоссальная пробивная энергия сохранились и приумножились на протяжении последующих тридцати лет. И вот тридцать лет спустя группа «Гони-М» (уже в версии 3) летит к нему на пятидесятилетние, на юбилей к человеку, который, благодаря этой своей способности собирать вокруг себя талантливых и дельных людей, благодаря своей неисчерпаемой энергии, которая переполняет его и выплескивается, но не в пустоту, а на окружающих его людей, перетекает в них, заражает и заряжает их, организовал и воплотил в жизнь Дело. Именно Дело с большой буквы. Но о нем позже… А сейчас вернемся к нашей предыстории.

Итак, группа «Гони-М», версия 1.

Андрей Б. Дрюня. Кое-что я о нем уже сказал, а чтобы вы могли лучше себе его представить внешне, скажу, что это мавр! В тот момент, когда он душит Дездемону. Яростная чернявая цыганская физиономия! Только эта ярость добрая. Это энергия! Низкий, чуть с хрипотцой и часто такой же яростный голос.

Игорь К. Гоня. Единственный из нас с хорошим музыкальным образованием и, как мне кажется, абсолютным музыкальным слухом. Во многом благодаря ему в наших песнях такие красивые расклады на голоса. Высокий чистый голос. При этом — детская круглая очкастая физиономия. Она же сохранилась и в пятьдесят — этакий вечный мальчик, большую часть своей деятельности посвятивший космическим станциям (мы же все-таки выпускники факультета аэрофизики и космических исследований), а сейчас работающий в области интернет-технологий.

Александр П. Шура. Как ни странно, хотя к большинству из нас еще со студенческих времен прилипла какая-нибудь кличка, к нему ничего не прилипло. Просто Шура. На мой взгляд, он почти не изменился за пролетевшие 30 лет. Такой же сухощавый и подтянутый. Приятный голос среднего диапазона. Его бесценный талант делать еще что-то руками очень пригодился в то время, когда мы оборудовали свою студию всякой мудреной музыкальной электроникой (плюс, конечно, Секарь. Секарь — он потому и секарь, что разбирается во всем, чем хочешь, и умеет делать все, за что ни возьмется).

Что еще накрепко связано с образом Шуры, сформировавшимся у меня, — это Звездный городок. Его родители были непосредственно связаны с космонавтикой, что, естественно, произвело на меня, поступившего на физтех из далекой российской глубинки, большое впечатление. Шура вырос в Звездном городке, был знаком со многими космонавтами. Там же, в Звездном, большой шумной компанией мы справили студенческую свадьбу Шуры и Натальи, нашей однокурсницы. Потом еще не раз бывали у него в гостях в Звездном, пели, репетировали, даже пробовали делать наши первые записи на его японский магнитофон.

Ну и я, ваш покорный слуга. Михаил К. Майк. Забавно, что одна часть моих друзей зовет меня на французский манер — Мишель. А вот на физтехе прилипло это англоязычное — Майк. Говорят, у меня неплохой голос, хорошо звучащий наверху. Наверное, это так, иначе меня давно бы выгнали за профнепригодностью, так как я абсолютно музыкально безграмотен и не имею врожденной способности петь на голоса. Те партии, которые достаются мне в Гониных мудреных раскладах, даются мне пОтом и кровью. Мужикам приходится запасаться терпением, чтобы дождаться того момента, когда Гоня вдолбит в меня на репетициях то, что нужно.

Таким образом, в нашем распоряжении было четыре голоса и две гитары — на гитарах хорошо играли Гоня и Дрюня. Я и Шура, конечно, тоже бренчали немного, но именно бренчали.

Мы быстро поняли, что хотим не просто петь под гитару, а петь красиво, петь на голоса песни с красивой мелодией и красивыми словами, петь песни со смыслом и чувством. Это стало кредо «Гони-М». Оно остается в силе и по сей день.

Этим составом мы пели вплоть до окончания института. Выступали на «Физтех-песне», постепенно заслужив честь петь большинство песен из традчасти. Пели на множестве других концертов: нас приглашали в другие институты, на сборища КСП и в другие места, где поющий человек с гитарой был основной фигурой. Сразу скажу, что самыми впечатляющими были поездки на «День физика» в НГУ — в Академгородок. Физтех и НГУ, особенно физфак, как-то сразу сдружились между собой. И это, как будет видно из дальнейшего, имело большие последствия для некоторых из нас.

Окончен институт.

Дрюня уехал в Академгородок — сказались тесные связи с НГУ, c клубом «Квант». Сказалось влияние духа и той непередаваемой атмосферы научного творчества (и не только научного!) в Академе, которую мы все прочувствовали во время нескольких наших поездок.

Шура рванул с А. С. на Сахалин — дань романтике путешествий и увлечению физикой моря и океанологией.

Меня забросило в Киев — в Союзе микроэлектроника (да-да, не удивляйтесь, именно микроэлектроника. Судьба довольно прихотлива, и парнишка, закончивший факультет аэрофизики и космических исследований, оказался вдруг молодым специалистом по разработке программных средств для проектирования интегральных схем — чипов) была сосредоточена в довольно ограниченном количестве мест, и судьба выбрала именно Киев.

Гоня остался один — двигать вперед советскую космонавтику в подмосковном Калининграде, теперешнем Королеве, и… продолжать дело «Гони-М». Это, так сказать, «по факту». Как говорит сам Гоня, у него и в мыслях этого не было, это Секарь (см. ниже) подвигнул его на это.

После нескольких промежуточных вариантов наконец сложилось новое звучание «Гони-М». «Гони-М», версия 2. На этот раз это было трио. К Гоне примкнули Секарь и Вредный. Это был новый виток истории «Гони-М». Качественный скачок.

Андрей К. Секарь. Этот — наш, с физтеха. С ФУПМа — факультета управления и прикладной математики. Мы были знакомы с ним еще со времен «Гони-М» версии 1, участвовали вместе в концертах, где он выступал или сам по себе, или с кем-то. Низкий красивый глубокий голос. Наши басы. Бородатый былинный русский богатырь. Высочайший специалист в области радиолокации и специализированного ПО. В области музыкальной теории ему тоже палец в рот не клади. В обсуждениях и спорах Секаря и Гони как раз и рождались уникальные и красивейшие расклады по партиям наших песен.

Юрий А. Юрик. Подпольная кличка — Вредный (это тот самый случай, когда кличка совершенно не соответствует реальности, более того — противоположна ей). Единственный из нас не с физтеха. Московский педагогический институт. Что-то связанное с географией, биологией, природой. Некоторое время изучал птиц, ездил в экспедиции по всей стране, от пустынь Средней Азии до заполярной тундры, от Кавказских гор до сибирской глухомани.

И вот где-то в глубинах Сибири в одной из научных экспедиций (Секарь с Гоней в те времена в свои отпуска тоже забирались с сибирскую глушь, подальше от столичной цивилизации) пересеклись пути всех троих участников будущей «Гони-М» версии 2. Где-то там, в таежной глуши, они пели все вместе у костра и не могли не почувствовать, как гармонично в этом трио звучат их голоса. Чистые Гонины верха, глубокий бархатный низ Секаря и приятного тембра центровой голос Вредного, ведущего, как правило, основную мелодию.

Байки, которые рассказывали об этих таежных экспедициях Секарь, Юрик, Гоня на наших четвергах на Петровско-Разумовской (см. ниже), достойны особого внимания. Приключения в духе Мамина-Сибиряка, встречи с уникальными людьми (один Мика Тарковский — внук Арсения Тарковского и племянник автора «Зеркала», «Андрея Рублева», «Соляриса»… — чего стоит)… Но это совсем другая история, которая требует отдельного рассказа.

Славная история трио «Гони-М» («Гони-М», версия 2) занимает период примерно до середины девяностых. Если «Гони-М» версии 1 — это была все же студенческая самодеятельность, хоть и старавшаяся выйти на какой-то более высокий уровень (увы, для этого им просто не хватило времени), то «Гони-М» версии 2 на пике их формы — это были уже профессионалы. Не в том смысле, что пение стало их профессией. Нет. Все они по-прежнему работали в серьезных научных и научно-инженерных направлениях, и пение было лишь их хобби. Но исполнение ими песен достигло того уровня, когда можно было сказать: да, это мастера! Именно трио «Гони-М» снискало большую популярность среди слушателей. Это были три великолепно сочетавшихся голоса и три гитары. Все трое отлично владели инструментом и порой выдавали такие перлы виртуозной игры на гитаре, что слушатели просто замирали от удовольствия.

Во времена уже «Гони-М» версии 3, слушая их лучшие вещи, такие как «Аве Мария», «Черная птица», «Зеленоватые глаза», «Я смотрю на Москву», я понимал, что это трио вполне самодостаточно. Ах, как красиво они пели втроем! Какие вещи делали! Три ярких голоса, три полноценные гитары, огромный творческий потенциал и гибкость. Зачем им понадобились мы с Шурой? Это вызывало у меня недоумение, особенно в те моменты, когда в мою «тормозную» голову с трудом «вбивали» какой-то музыкальный ход в доставшейся мне партии. На это Секарь с Гоней неизменно отвечали, мол, пять голосов — это более богатое звучание, более широкие возможности делать красивые вещи на голоса. И мне приходилось стискивать зубы и терпеть те «мучения» и «пытки», которыми «истязал» меня Гоня…

Так или иначе, но где-то в середине девяностых трио «Гони-М» преобразилось в квинтет — «Гони-М», версия 3.

К тому времени Союз развалился, экономика рухнула, наука влачила жалкое существование. Я вернулся из Киева в Россию, быстро поняв, куда рулит хохлятская самостийность. Все мои интересы по работе были сосредоточены в Москве, вот мы с семьей сюда и перебрались — благо родители жены из Подмосковья. Шура со своим семейством тоже вернулся с Сахалина, где занятие наукой не оставляло возможности нормально жить и зарабатывать, да и здоровье их сына требовало сменить климат (что было, пожалуй, основной причиной). Так все мы вновь оказались в Москве. Все, кроме Дрюни, — он остался в Академе, своей энергией проламывать идиотизм 90-х.

И, конечно, мы не могли не встретиться. И, конечно, мы не могли не начать петь все вместе. И оказалось, что у нас это неплохо получается. И решили всерьез вновь заняться этим делом. Так образовалась группа «Гони-М», версия 3.

Лучшие времена «Гони-М» версии 3 — это времена Петровско-Разумовской. Там, вблизи станции метро «Петровско-Разумовская», была наша репетиционная база — недоремонтированная однокомнатная квартира с пошарпанными стенами без обоев, которую мы превратили в нечто вроде музыкальной студии для репетиций, а в дальнейшем, когда приступили к реализации идей звукозаписи (увы, так и не доведенной до конца), оборудовали ее очень неплохой звукозаписывающей аппаратурой, и она стала еще и студией звукозаписи. Мы старались собираться каждую неделю по четвергам часам к семи вечера, после работы. До одиннадцати — репетиция. А после одиннадцати… О, это было замечательное время! Варилась кастрюля пельменей, закупалось пиво и что-то вкусненькое к нему для баловства, и наши дружеские беседы затягивались далеко за полночь — часов до двух-трех ночи, охватывая широчайший спектр тем — от древней истории Руси до новейших проблем науки… Потом укладывались в спальники здесь же на полу, чтобы утром разбежаться по своим работам.

Это благословенное время продлилось до весны 2008, когда ту квартиру пришлось освободить. Мы стали бездомными скитальцами, приют которым дала родная Alma Mater. Но это было уже не то…

…Ну вот. Краткий экскурс в историю «Гони-М» подошел к концу, и очень кстати, так как наконец-то объявили посадку в самолет. Где-то после 3 часов ночи мы вылетели, проторчав в аэропорту семь часов с лишним.

День первый.

Продремав в самолете четыре часа с перерывом на обед, мы приземлились в Толмачево. Дрюня встретил нас двумя машинами. Радостная встреча! Я не видел его, наверное, лет шесть-семь. Точно не помню. Помню, что пересекались где-то на физтехе, кажется, на 20-летие окончания института. Он нисколько не изменился. Радостная толчея вокруг него — он один, а нас-то пятеро плюс С. Т. прямиком из Лондона, с которым, как оказалось, мы летели на одном самолете. С. Т. — это здешний, Н-ский, человек из компании друзей Дрюни, связанных с клубом «Квант». Здоровый такой мужик, с серьезно-смешливым выражением лица, сквозь крупные черты которого прорывалась наружу как будто с трудом сдерживаемая постоянная готовность смеяться и шутить.

Нами завладело радостно-возбужденно-приподнятое настроение, которое будет сопровождать нас все эти четыре дня…

Дрюня сразу привез нас в свою «контору» — слегка взбодриться, выпив по чашке кофе, коротенько показать свои владения (большую серьезную экскурсию он пообещал назавтра). Потом нас доставили в гостиницу, где мы могли немного отдохнуть и прийти в себя перед основным мероприятием сегодняшнего дня — нашим концертом.

Гостиницей оказалась очень хорошая большая квартира с тремя спальнями на шестерых человек, просторной гостиной и кухней, которая была предоставлена в наше распоряжение на эти четыре дня, хотя и под присмотром горничной, которая менялась каждые сутки.

Я принял душ и даже сумел немного отдохнуть в полудреме перед тем, как нас препроводили к месту нашего выступления. Под временный концертный зал было оборудовано помещение ангара со сводчатым бетонным потолком, в котором на следующей неделе будет монтироваться оборудование для водяной резки металла, полученное из Германии — новая технологическая задумка Дрюни.

На наших глазах, пока мы распевались и вспоминали кое-что из нашего репертуара, рабочие споро собрали сцену, привезли и смонтировали вполне профессиональное оборудование: микрофоны, усилители, микшерный пульт, телекамера… Ого, да тут все по-серьезному и на хорошем уровне! Дрюня — молодец!

Акустика оказалась вполне приличной, голоса звучали хорошо. Единственное, что вызывало беспокойство, — в этом импровизированном концертном зале было довольно прохладно, градусов 10—12, наверное, не больше… Как оказалось впоследствии, мое беспокойство было ненапрасным — ближе к концу второй части концерта голос у меня подсел и не тянул на высоких. Хорошо, что это произошло ближе к концу, и кажется, мне удалось, аккуратно переходя в самых высоких местах на фальцет, нормально допеть.

Концерт предполагалось сделать из двух частей. Первая часть — ностальгическая. Студенческие песни из традиционной части концертов «Физтех-песни». Вспомнить молодость, так сказать. Ну а тем, кто этого никогда не слышал, предполагается, будет интересно познакомиться со студенческим фольклором московского физтеха. Было только одно «но» — мы совершенно не готовили эту часть, надеясь на то, что прежние навыки вывезут — ведь «Физтех-песню» мы пели довольно часто в прошлом.

Однако начать решили с «Тополей». Помните эту песню в исполнении «Ореро»? Так вот, мы тоже поем ее на пять голосов, но в своей интерпретации. Гитара — Юрик. Начинает один Секарь. Постепенно к нему добавляется по одному голосу: Юрик, потом к ним выходит Шура, следом Гоня добавляет виртуозную верхнюю партию, кульминацией — мой выход, и звучание обретает лирическую мощь и наполненность… Кажется, в этот раз у нас это получилось неплохо.

Дальше физтеховские песни пошли по накатанной дорожке. Получалось вполне прилично, с допустимым уровнем лаж и небольших накладок. Первая часть концерта достигла своих целей — мы распелись, публика слегка разогрелась.

Послушать нас пришло не так уж много народа. Наверное, человек 100—150. Семья Дрюни, небольшой круг его друзей, тех, кто нас знал и раньше. А остальные — в основном сотрудники его фирмы, которые слабо представляли, куда они идут и что будут слушать. Тем интереснее было узнать и почувствовать их впечатление о нашем концерте по его завершении. Но об этом позже.

А в перерыве публика размялась легким фуршетом здесь же, в этом же зале, слегка подняв настроение закуской и напитками (в том числе вином и тем, что покрепче). Мы же ни-ни — перед выступлениями и во время самих выступлений у нас строгий сухой закон. Если его даже немного нарушить, то, конечно, настроение поднимается, энтузиазм повышается и кажется, что поешь прекрасно — ну прямо соловьем заливаешься! Чаще всего это впечатление очень обманчиво. Со стороны послушать — увы, не то. Зато после концерта выпить под хорошую закуску, снять напряжение — милое дело!

Началось второе отделение.

Первой была песня Берковского на слова Окуджавы «Круглы у радости глаза» (другие ее названия: «Черешневый кларнет», «В городском саду»). Начинаем мы ее с вступления, имитируя голосами звучание органа в прелюдии к токкате и фуге ре-минор Баха. Почти сразу почувствовалось, что «пошло»! Пелось легко и вдохновенно.

Потом была «Тишина» — одна из самых удачных наших многоголосых песен (наши и музыка, и слова). Была «Аве Мария» — моя любимая вещь в исполнении составом «Гони-М» версии 2 (трио). Мы с Шурой стояли в сторонке. Я слушал и краем глаза наблюдал за залом. Было видно, что публика балдеет…

Я слушал «Аве Мария» и жалел, что мужики не споют «Черную птицу». В моем восприятии эти две песни почему-то всегда стоят рядом, может быть, потому что они очень похоже на меня воздействуют… «Черная птица» — слова Левитанского, музыка «Гони-М» — Юрика, Секаря, Гони. Они, глупые, не понимают, что сделали шедевр, и относятся к ней несколько пренебрежительно. И не видят, как она нравится слушателям… И поэтому нечасто поют ее на концертах…

Потом была «Сьюзен». На мой взгляд, это та песня, где наиболее хорошо проявляется звучание наших голосов. Ах, этот Гоня! Ну паршивец, ну молодец! Какие партии расписал! У меня там есть пара мест, в которых не просто голос звучит на высокой ноте, а кажется, сама душа взлетает куда-то ввысь. И ведь при этом, что удивительно, звучат не отдельные голоса — Гони, Секаря, Юрика, Шуры, мой — не отдельные партии! Происходит не просто их сложение, они сливаются в нечто новое, гармоничное единое целое, заставляющее звучать что-то внутри, трогающее какие-то глубокие внутренние струны.

…Мне всегда хотелось встать в такие мгновения на место тех людей в зале, что слушают нас. Хотелось понять, чувствуют ли они что-то похожее… Получается ли у нас донести до них эту красоту?

…Похоже, что да, получается… иногда… И в этот раз, похоже, получилось… Наши голоса звучали в зале, замершем и впитывающем это волшебное «нечто», которое называется песней…

Песня кончалась, какое-то мгновение казалось, что последний аккорд висит в воздухе сам по себе… И после некоторой паузы (о! эта пауза многого стоит! она требовалась завороженной публике, чтобы слегка прийти в себя после магии песни) зал взрывался аплодисментами и криками «браво» и «бис»!

…Непривычно, но чертовски приятно… чувствовать такое явное проявление благодарности публики…

— Ребята, спасибо огромное! Ваш концерт — глоток свежего воздуха! Спасибо!

— Ну, мужики, вы даете! Хор Турецкого отдыхает!

— Я вообще-то не хотел идти на ваш концерт. Самодеятельность вызывает у меня зубную боль. Но теперь нисколько не жалею. Спасибо!

И опять про хор Турецкого (дался он им!):

— Я обожаю хор Турецкого и не думала, что могу получить такое же — нет, большее! — удовольствие от совершенно незнакомых и таких живых ребят.

— Думал, будут занудные бардовские песни под бренчание полурасстроенной гитары: искры костра, запах тайги и прочая мутотень. Неожиданно порадовали! Спасибо, мужики!

Это и многое другое в том же смысле говорили подходившие к нам в перерыве после второго отделения нашего концерта разные и совершенно незнакомые нам люди…

…Все! Основное мы отработали. Во втором отделении спели десятка два самых наших ударных песен. Теперь можно расслабиться. Откровенно говоря, я что-то озяб… Да и горло согреть теперь можно — от довольно низкой температуры голос подсел.

Коньячок плюс неплохая закуска, разговоры, обмен впечатлениями. Градус настроения повышался, душа и публика требовала продолжения концерта. Третье, неофициальное, отделение началось как-то спонтанно и затянулось до полуночи…

День второй.

На следующий день проснулись довольно поздно. Состояние организма было лучше, чем можно было бы ожидать после вчерашнего фуршета по окончании концерта и затянувшегося его продолжения уже в гостинице. Новая хозяйка-горничная накормила нас завтраком (омлет, сосиски, чай-кофе с печеньем-кексами), и — вперед! — Дрюня нас уже ждал с обещанной экскурсией по своему хозяйству.

А хозяйство у него было немалое. В девяностые, когда наука по всей стране разве что выживала, когда умные и активные головы перебирались за бугор — туда, где они были по-настоящему востребованы, — Дрюня, не собиравшийся «линять» из страны, избрал вполне логичный путь. Деньги он стал зарабатывать на коммерции и вкладывать их в свои разработки. Так куриные окорочка, пресловутые «ножки Буша», поддержали российскую науку и технику.

Если вкратце, то в настоящее время у него в работе два основных направления — уникальная охранная система и мобильные рентгеновские аппараты (и конечно, море идей, задумок, планов в различной стадии разработки). Не буду вдаваться в технические детали и приводить тактико-технические характеристики этих сложных и уникальных изделий, разработанных от нуля в Дрюниной фирме. Мало того что они спроектированы и разработаны, так еще Дрюня поставил и наладил их производство, ну и конечно, сбыт, продажу, поставки, сопровождение. Полный цикл.

Про эти свои детища Дрюня рассказывал с горящими глазами и гордостью за них. Ему было чем хвалиться! И что особенно впечатляет, это то, что все это рассматривается им не как конечная цель, а как стартовая площадка для новых проектов! О! Планы у него наполеоновские! И я очень даже верю, что они осуществятся. С Дрюниной-то энергией и пробивной силой!

Его собственные слова, сказанные шутливым тоном: «Я вообще вижу два типа руководителей: Вождь и Начальник. Вождь — это тиран. Когда нужно организовать атаку и пробить непробиваемую, казалось бы, стену. А вот хороший Начальник — это тот, который постепенно и методично сожрет все вокруг. Я точно знаю про себя, что я Вождь. А вот в заместителях у меня хороший Начальник. Так что я пробиваю стену крепости, а он затем методично ее занимает — дом за домом, улицу за улицей…»

О своих делах Дрюня мог распространяться до бесконечности, но… дела. Да и нам нужно было уже немного релакснуть перед собственно празднованием юбилея.

Торжество (напомню, что это был 50-летний юбилей Дрюни!) было организовано в красивом местечке — пансионате «Былина». И действительно — сказочное место. Ночной заснеженный лес, среди которого уютные корпуса и подсвеченные фонарями расчищенные от снега дорожки. Легкий по сибирским меркам морозец — 15 градусов. Пушистый хрустящий снег…

…Ну, про сервировку я не буду рассказывать. Это не очень интересно. Скажу лишь, что все было на высоком уровне. (Хотя, конечно, отличный стол очень способствовал установлению той особенной атмосферы праздника, которая нас почти сразу же захватила.)

Самое интересное — это гости.

Состав присутствующих. Сам юбиляр и его семья: жена Маргарита — организация этого вечера в основном ее заслуга, дочь Саша, очаровательная девушка, студентка, конечно же, физфака НГУ (а разве могло быть иначе?!), мама — замечательный человек, назвать ее старушкой даже язык не поворачивается.

Вторая группа гостей — ближайшие соратники по Делу. О них я знаю меньше всего, но не сомневаюсь — все это такие же замечательные люди, как и все, кого Дрюня собирает вокруг себя.

К третьей группе гостей отнесу нас — «Гони-М». Ну, с нами я вас уже немного познакомил, поэтому здесь скромно промолчу.

А вот оставшиеся (это не по значимости, а просто в порядке перечисления) — это друзья. О! Вот о них-то и хотелось бы рассказать поподробнее, но не уверен, смогу ли…

Нет, конечно, каждый из присутствующих на юбилее достоин отдельного рассказа. Уже одно то, что они приглашены к Дрюне на юбилей, говорит о многом. Но вот эта группа, которую я обозначил скромным словом «друзья» — они как раз и создали ту непередаваемую атмосферу веселья, искрящихся шуток, блестящего остроумия, в фокусе которой был Дрюня. И, пусть хоть и бледное, описание этой атмосферы мне хочется оставить на бумаге.

Друзья Дрюни — это в основном ребята примерно нашего возраста — выпускники НГУ и члены клуба «Квант». Чтобы вы могли представить себе, что такое клуб «Квант», вспомните игры КВН с участием новосибирской команды. Так вот — это все они! (Ну, не только они, конечно. Там участвовали и «БРД», и «Гея», и другие.) А здесь у Дрюни собрались лучшие из них. И на протяжении всего вечера можно было общаться с ними, слушать их, наблюдать за ними, за их сценками, миниатюрами…

Да! Я ж совсем забыл сказать, что у этого юбилея была своя культурная программа — гости не только поднимали тосты во здравие юбиляра, кушали водочку с коньячком и поглощали вкуснятину с богато сервированного стола, но друзья своими силами подарили ему персональный юмористический концерт.

Так вот… продолжу. На протяжении всего вечера общаясь с ними, слушая их, наблюдая за ними, за их сценками, миниатюрами, я понял, что они шутят, как дышат. Легко и естественно! Не задумываясь!

Пожалуй, так много и так от души я не хохотал ни разу в жизни! Ну мужики! Ну молодцы!

Пардон! Не только мужики, но женщины — их жены. Они не просто жены, этакое неизбежное приложение к мужьям. Они полноценные члены этой компании, «боевые подруги».

А какой зажигательный канкан дамы исполнили специально для юбиляра! Полный отпад! При повторе на бис они нарядили соответствующим образом троих мужиков и еще раз, уже вместе с ними, станцевали повторно — публика была в полном восторге! Так Гоня в ажурных артистических панталончиках поверх брюк стал здесь еще и звездой канкана!

Смех и шутки звучали не переставая. И ведь все это были не какие-то абстрактные шутки. Это все крутилось вокруг виновника торжества, человека, благодаря которому мы собрались все здесь. Как и все мы, Дрюня тихо балдел от удовольствия. Нет, он, конечно, смеялся вместе со всеми, принимал живое участие в празднике, с юмором и самоиронией отвечая на шуточки и подколы, впрямую направленные на него. Тихо — в том смысле, что хотя его персона и была центральной в этот вечер, но при этом не он сам поставил ее в центр, а его друзья. Не он сам забирал себе внимание, а его друзья высвечивали его направленным лучом (при этом и все остальные светились!). Чувствовалось, что его все это немного смущало, но и это смущение, и истинное удовольствие от происходящего он прячет где-то внутри. Но глаза-то все равно его выдавали.

Вечер был построен очень органично. Не забывали выпить, поднимая очередной тост (часто тоже превращавшийся в веселый панегирик), вкусно поесть, посмотреть очередную сценку-миниатюру. Отдышавшись от хохота, выпить еще раз. Потанцевать (это уже ближе к концу). Кстати, музыкальное сопровождение, подборка вещей тоже достойна всяческих похвал — все наше любимое.

Нам, «Гони-М», конечно, не удалось отсидеться «втихаря» — здесь же все были наши поклонники, и они, и сам юбиляр требовали, чтобы мы спели. Пели от души, радостно и вдохновенно.

В курилке продолжалось пиршество общения…

Со стороны на это, видимо, было забавно смотреть. Собрались люди, которые любят друг друга, которые получают удовольствие друг от друга, говорят друг другу всякие приятности… Улыбаются, смеются.

К. Н. (сейчас это большой человек на ТНТ — креативный продюсер канала, если я не ошибаюсь):

— Мужики! Я от вас балдею. Тащусь! Давайте мы вас запишем! Сделаем обалденную передачу с вами! Никаких проблем! Раз плюнуть!

Потом чуть помолчал и добавил:

— Только вот что я вам скажу… Ни хрена не получится! А почему? Да потому что вы неформат!

Хм… Я посмотрел на нас пятерых как бы со стороны. Н-да, вот уж действительно — неформат. Смешно даже представить нас на том телевидении, где царит попса, где штампованные, отформатированные «звездные» мальчики и девочки — форматные! — поют голосами, сделанными под копирку, поют песни, одинаково прилизанные и красивенькие.

Мне ужасно понравилось это определение — неформат. Как это точно сказано! Мы — неформат. Да и все присутствующие здесь — сплошной неформат! И я люблю их!

День третий.

Третий день состоял тоже из двух частей. Первая часть — в гости к Ване Л. Это еще один совершенно неформатный наш однокашник. Коренной сибиряк. Громадный, метра два ростом и, думаю, за сотню килограммов. Добродушный, слегка меланхоличный увалень. Но про него лучше всех может рассказать Шура — Ваня особенно тесно дружил именно с ним.

В этот раз Ваня был не совсем здоров и тем не менее организовал нам небольшую экскурсию по окрестностям Академгородка, проехали к морю — так они называют обширное водохранилище на Оби.

Стоял довольно крепкий мороз, усугубляемый ветром с открытых пространств водохранилища. А по его льду чуть вдалеке по заснеженной глади скользили на большой скорости лыжники (или они там на каких-то специальных сноубордах? — издалека не разглядеть), влекомые разноцветными яркими парашютами. Получалась довольно контрастная картинка: холодное заснеженное пространство, пронизанное студеным ветром, и по нему мчатся, как по курортно-южной морской глади, фигурки под по-летнему яркими и сочными парашютами. (О! Вспомнил, это называется «сноукайтинг». )

Потом посидели у Вани дома за чаепитием и неспешным разговором, сдобренным ароматом трубочного табака — трубку курил хозяин (ну чистый Хемингуэй, только без бороды, зато в свитере).

Вечером было продолжение вчерашнего банкета. Дрюня собрал еще раз своих друзей у себя в конторе. Доедали и допивали то, что осталось с шикарного застолья в «Былине». Рассказывать об этих посиделках — это значит повторяться, потому что дословно повторить все шутки невозможно, а передать атмосферу такого же дружеского веселья, смеха, шуток, песен и блестящего остроумия какими-то другими словами я не смогу. Уж извините…

Упомяну лишь один момент — женские байки на автомобильные темы, в основном обыгрывавшие мужское высокомерное мнение, что женщина и автомобиль — понятия несовместимые. Никогда не поддерживал этого мужского снобизма, но эта тема, «женщина и автомобиль», просто кладезь комических ситуаций, что нам и продемонстрировали наши дамы, рассказывая, как они получали права и объезжали своих четырехколесных железных коней. Опять хохотали до слез!

…О том, как закончился этот день, я уже написал в самом начале этого моего рассказа.

День четвертый.

Проснулись снова поздно. Я — с ощущением некоторой грусти от того, что наше время пребывания в Академгородке подходит к концу и что этот праздник, который Дрюня подарил нам, а мы — Дрюне, заканчивается.

Позавтракали.

Где-то часов в двенадцать к нам в гостиницу пришел Дрюня. Примечательный разговор случился в лоджии, куда мы все выходили покурить.

Но сначала небольшое отступление.

Идея сделать качественные записи исполнения наших песен возникала и возникает с постоянной периодичностью.

С одной стороны, нас подвигали на это наши друзья, знакомые с тем, что и как мы поем: «Мужики! Ну елки-палки! Что же у вас так мало хороших записей?! Где их найти? Сделайте, в конце концов!»

С другой стороны, нам самим было интересно, во-первых, чтобы кроме живых концертов еще осталось что-то материальное, зафиксированное на носителях, а во-вторых, было интересно послушать, как мы звучим, воспринимаемся со стороны. (Это любопытство было неистребимо, даже несмотря на то, что потом частенько бывало стыдно за наши «лажи». )

Те аплодисменты и слова признательности, которые дарили нам слушатели, всегда вызывали и вызывают у меня некоторое недоверие. Нет, я, конечно, вижу их искренность, но все же… мне все время кажется, они больше вызваны чем-то другим, не столько нашим песенным творчеством, а скорее просто добрым к нам отношением, дружеской поддержкой… Поэтому была интересна реакция совсем новых, не знакомых с нами слушателей.

Конечно, за немалую историю «Гони-М» кое-какие записи были сделаны. Например, юбилейный концерт «Физтех-песни» к 50-летию института и концерт с нашим участием к 20-летию «ТьМЫ» (студенческий театр миниатюр аэрофизиков). Наиболее удачной записью, пожалуй, была почти двухчасовая передача на Сергиево-Посадском телевидении («Нота Мы» — авторская программа нашего друга Володи С.). Кое-что из старых любительских записей ходит по интернету. Обнаружились даже старые оцифрованные видеозаписи «Гони-М» версии 2.

Но все это не очень нас удовлетворяло и лишь подпитывало желание сделать собственными силами свои записи. Сделать такое, что невозможно в условиях аренды профессиональной студии звукозаписи. Там мы неизбежно будем скованы, ограничены во времени и по деньгам, не сможем проявить все, на что способны.

И вот в какой-то момент мы решили сделать свою студию звукозаписи. Постепенно закупленная и собранная нами на Петровско-Разумовской аппаратура обрела законченный вид, и все было готово к записи… Были даже сделаны пробные черновые записи… Но…

Все подвисло. Все вещи вдруг показались нам сырыми, неотработанными. Мы понимали, что те мелкие лажи, шероховатости в исполнении, которые допустимы и вполне проходят на концертах, внося даже некоторый элемент своеобразного живого очарования, будучи зафиксированными в записи, будут сразу лезть в уши, резать слух. Этого мы допустить не могли.

Как следствие, мы снова завязли в репетициях… Мои робкие доводы, что можно идти постепенно, небольшими шагами, совмещать репетиции с записью, что позволило бы нам параллельно отрабатывать саму технологию записи, не были восприняты. А ведь можно было бы взять сначала наиболее отработанные песни, даже одну песню. Сделать ее. Пусть это займет месяц, два… Но довести ее до конца! И дальше переходить к следующей. Это позволило бы хоть как-то, пусть сначала медленно, но продвигаться вперед.

Нет… Воз и ныне там.

Складывается впечатление, что у нас просто образовался какой-то психологический барьер, через который мы не можем переступить…

А может быть, этого и вообще не стоит делать?

Возвращаюсь к разговору в лоджии нашей гостиницы. Дрюня высказал интересную теорию, а заодно и сделал заманчивое предложение.

Его теория объясняла силу воздействия нашего живого исполнения на слушателей. Согласно ей тембры наших голосов так взаимодействовали друг с другом в звучащем аккорде, что возбуждали наведенные звуковые гармоники частотой где-то в районе шести герц — внутренней резонансной частотой человеческого организма. Это порождало неосознанное воздействие на подкорку, причем такое, которое вызывало у слушателя сильную положительную эмоциональную реакцию. Этим объясняется то впечатление, которое испытывают слушатели на наших концертах. Этим же объясняется и то, что делать запись наших песен совершенно бессмысленно. Ни одна современная звукозаписывающая и звуковоспроизводящая аппаратура неспособна воспроизвести этот резонансный частотный диапазон, а следовательно, и эффект, производимый нашим живым пением.

Пожалуй, эта теория близка к истине. Но вот то, что из этого следует бессмысленность наших записей — с этим нельзя согласиться. Конечно, запись всегда слабее живого исполнения (даже если не учитывать эти шестигерцовые гармоники), но это же не приводит к отказу исполнителей записываться, а слушателей — слушать музыкальные записи.

Но, наверное, Дрюня прав в том, что нас слушать лучше живьем. И отталкиваясь от этого, он говорит:

— Мужики, я не буду повторять те комплименты, которыми вас и так тут уже завалили. Скажу лишь, что за то, чтобы глотнуть тот глоток свежего воздуха, который вы даете своими песнями, немало очень небедных людей готовы много отдать. Можно было бы организовать такие закрытые клубные концерты для избранных. Поставить все на серьезную основу. Только, если ступить на это дорожку, придется резко изменить свою жизнь. Здесь, в этой области, свои серьезные законы, которым придется подчиняться. Подумайте над этим. Я гарантирую вам успех и хорошие деньги. Но вам придется по-серьезному сосредоточиться на этом и отказаться от прежнего образа жизни. Готовы ли вы к этому?

Дрюня, как всегда, в своей манере берет быка за рога. А мы? Реакция меня удивила. Секарь, выслушав Дрюню, просто молча вышел с лоджии, где происходил разговор. Гоня с Шурой молча продолжали курить, никак не высказав своего отношения к предложению Дрюни. Лишь мы с Юриком как-то поддержали разговор и постарались высказать свою позицию.

Юрик высказался в том плане, что «эх, хотя бы лет 10 назад… Сейчас мы староваты для таких крутых жизненных поворотов».

Я высказался в том смысле, что Андрюша предлагает слишком радикальный ход. Рр-раз и отсечь все, чем мы сейчас занимаемся, и шашки наголо — вперед! Нас пятеро пятидесятилетних мужиков. Неужели он всерьез рассчитывает, что мы вот так все одновременно рубанем и ринемся в эту авантюру? Может, есть какой-то более мягкий путь? Может, запустить сначала этакий пробный шар, так сказать, «без отрыва от производства»? «Ты же знаешь, что мы всегда с готовностью откликаемся на предложения выступить с концертом, и если ничто не мешает — да с радостью!»

— Вы должны понять существенную разницу — вот этого «если ничто не мешает» в принципе не может быть! Концерт, если назначен, должен состояться при любых обстоятельствах!

— Да это понятно. Вообще-то, это укладывается в правила элементарных приличий: раз пообещали — нужно выполнять. Так что этим стращать нас не нужно. И если, скажем, первые три пробных концерта давать раз в месяц, то их вполне можно сделать до принятия каких-то кардинальных решений. А там видно будет… Я не думаю, что для их организации потребуются какие-то серьезные вложения, ну там в раскрутку, рекламу, оборудование… Ни раскрутки, ни рекламы, ни какого-то специального оборудования нам не нужно вообще! Так что в случае неудачи в любой момент можно расстаться полюбовно — никто никому ничего не будет должен…

— Ладно, мужики. Давайте так — вы подумайте, я подумаю. А потом, если вас это заинтересует, вы мне скажете.

На том и закончили этот разговор…

Что это было? Минутный порыв, который быстро забудется? Маниловщина? Дрюне это несвойственно… Все же мне непонятно полное отсутствие реакции у Секаря, Гони, Шуры. Не восприняли это всерьез? Сразу для себя решили, что это невозможно?

Самое забавное, что я, пожалуй, единственный из нас, у которого реально есть что терять (я, правда, не учитываю здесь присущую каждому из нас увлеченность и преданность работе). И тем не менее мы с Юриком хоть какой-то интерес проявили к Дрюниному предложению. Остальные фактически просто проигнорировали его… Ладно. Оставим. Пусть все отлежится некоторое время. А там посмотрим…

Завершилось наше пребывание в гостях у Дрюни небольшой экскурсией по Новосибирску — Ваня на своей машине заехал за нами пораньше, чтобы была пара-тройка часов перед отлетом.

Тепло распрощались с Дрюней со взаимными уверениями, что еще встретимся и не раз (Дрюня по делам своего бизнеса частенько бывает в столице), и вообще… будем в контакте.

Обнялись на дорожку и загрузились в Ванину машину.

Маленький нюанс: нас, как вы знаете, пятеро, и разместиться в машине мы не могли. Вышли из этого по-простому. Как в давние студенческие времена, Гоню загрузили в багажник — благо, багажник был как бы продолжением салона Ваниного внедорожника, и Гоне там было вполне комфортно — он вальяжно возлежал на чем-то мягком и потягивал пиво. Правда, завидев гаишников, ему командовали притвориться багажом, и Гоня сползал пониже, чтобы его не было видно снаружи.

Город Новосибирск особого впечатления не произвел — центр вполне современный, не хуже и не лучше других городов. Обь широка и скрыта подо льдом. В общем, нормальный крупный российский город.

Пообедали в забегаловке с уйгурской кухней. Несмотря на то что это была простая забегаловка, пообедали сытно и вкусно. Бешбармак, манты, чебуреки… Особенно впечатлили меня манты — мясная начинка была сочной, ароматной и вкусной — видимо, уйгуры знают в этом толк.

Собственно, на этом можно и закончить. В аэропорту зарегистрировались, посидели еще немного с Ваней в кафе — попили чайку, покурили, да и распрощались…

Наш рейс опять задержали, хотя и не так надолго, как в Москве, когда летели сюда — всего на час. Самолет взлетел и благополучно приземлился в предновогодней Москве (эффектного конца «Гони-М», слава богу, не случилось), вернув нас к столичной предпраздничной суете в ярких огнях и елочной мишуре.

Приближался Новый 2009 год…

С Новым годом!