«В порядке обязательном и добровольном». Опубликованные источники по истории государственного страхования в Нижегородской губернии в 20-х гг. ХХ в.

Михаил Калинин, 2021

В сборник включены публикации о становлении системы государственного страхования в Нижегородской губернии в 20-х гг. ХХ в., выходившие на страницах газет «Нижегородская коммуна», «Крестьянская газета» и в их приложениях. Опубликованные около сотни лет назад статьи и заметки на темы страхования являются ныне ценными источниками по истории сельского хозяйства, промышленности, торговли, транспорта, пожарного дела в бывшей губернии. Сборник выпущен к 100-летию Госстраха и адресован работникам страховых организаций, педагогам, студентам, сотрудникам пожарной охраны, исследователям, краеведам, людям, неравнодушным к прошлому своей Родины. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Введение. Из истории государственного страхования в Нижегородской губернии в 20-х гг. ХХ в. (по данным опубликованных источников)

От истоков

В число главных источников по истории государственного страхования входят публикации в периодических изданиях. Применительно к Госстраху Нижегородской губернии в период его становления в 20-х гг. ХХ в. счет таким статьям, очеркам и заметкам идет на сотни. Анализ публикаций, выходивших в свет на страницах главных губернских газет того времени — «Нижегородской коммуны» и «Крестьянской газеты» — позволяет нарисовать достаточно полную и объективную историческую картину. К тому же раскрашенную свидетельствами современников тех или иных событий.

Начало 20-х гг. минувшего века — это словно бы продолжение бунинских «окаянных дней». Это жуткий голод, свирепые болезни, девятый вал бандитизма, дикая инфляция, разруха на заводах и хаос в головах людей. Над истерзанной революциями и войнами Россией веяли студеные, леденящие душу и тело ветры безнадежности и отчаяния. Какая тут новая жизнь?! Какие ростки будущего?! Но они были! Были и упорно пробивались к свету назло обстоятельствам. Вот запустили домну, вот прошел поезд по восстановленному мосту, вот открылась школа, вот читальня… А вот и, как глоток воздуха для многих, долгожданная новая экономическая политика. И так месяц от месяца их все больше и больше, этих свидетельств новой жизни! Как раз на этой почве пророс, пробил себе дорогу и росток государственного страхования. Опять же вопреки всему: народному неверию, крестьянскому безденежью, деревенской малограмотности.

До революции страховое дело в Российской империи развивалось вполне успешно. Рынок страхования, в том числе в Нижегородской губернии, делили между собой акционерные страховые общества, учреждения обязательного и добровольного взаимного от огня страхования, различные отраслевые взаимные общества. В издании, посвященному 125-летию страхового надзора в России, исследовательница и коллекционер М. В. Моисеенко отмечает, что 17 акционерных страховых организаций в начале ХХ в. имели более 50 агентств в Нижнем Новгороде и губернии. Кроме этого, в селах и местах крестьянской оседлости проводили страховые операции конторы обязательного земского взаимного страхования от огня^[1]. Судя по значительному количеству страховых контор и агентств, думающие жители здешних сел и городов смысл в защите своего добра, несомненно, видели. После Октябрьской революции, в условиях нового миропорядка, такие домохозяева тоже находились.

Так, еще до организации Госстраха в некоторых местах губернии предпринимались попытки создания волостного коммунального страхования. По данным «Нижегородской коммуны», осенью 1921 г. вопрос об этом поднимался в Борской волости. «Основными принципами страхования, по мысли волисполкома, должны быть: взаимное несение убытков, причиняемых пожарами всеми членами коммунального страхования, обязательность для всех домовладельцев волости участвовать в страховании», — сообщала главная губернская газета в номере от 3 ноября. При этом капитал, гарантирующий выдачи премий погорельцам, составлялся из паевых взносов^[2].

Реклама кооперативного страхования от огня. 1922 г.

Важно подчеркнуть, что вопреки расхожему мнению, декретом от 6 октября 1921 г. «О государственном имущественном страховании» монополия Госстраха в стране не устанавливалась. Параллельно с государственным страхованием декрет предусматривал развитие кооперативного взаимного страхования. По данным профессора Е. В. Коломина, «кооперативным организациям предоставлялось право вместо обязательного государственного страхования проводить взаимное страхование собственного имущества от стихийных бедствий с правом самостоятельно устанавливать формы, виды страхования, тарифы. Кооперативы, не застраховавшие свое имущество во взаимном кооперативном страховом союзе, обязаны были страховать его в Госстрахе»^[3].

Интересно, что этот вид страхования сохранялся даже после утверждения в Советском Союзе монополии Госстраха, которая была закреплена «Положением о государственном страховании СССР» от 18 сентября 1925 г.

В Нижегородской губернии вплоть до момента ликвидации в 1930-х гг. кооперативное взаимное страхование осуществлялось Нижегородским губернским союзом производственных (кустарных и сельскохозяйственных) кооперативов. Союз действовал по доверенности Всероссийского кооперативного страхового союза (Коопстрахсоюз) и занимался страхованием имущества и товаров от огня.

Нижегородская губерния в 1920-х гг.: экономика, население, административно-территориальное деление

В начале ХХ в. Нижегородская губерния была ведущим торгово-промышленным районом Поволжья и, соответственно, притягательной для страховщиков. Здесь активно развивались судостроение, речной и железнодорожный транспорт, разнообразные кустарные промыслы, торговля, в том числе ярмарочная. Однако после Гражданской войны экономика края оказалась в крайне тяжелом положении. В 1920 г. объем промышленной продукции региона составил всего 23 % относительно 1913 г., посевные площади сократились на 29 %, количество рогатого скота — на 28 %^[4].

Существенный импульс развитию промышленности, сельского хозяйства и торговли придала введенная в марте 1921 г. новая экономическая политика (НЭП). Одним из ее символов стало открытие в 1922 г. после четырехлетнего перерыва Нижегородской ярмарки. Тогда же наметился подъем производства на крупнейшем Сормовском заводе, а в 1925 г. дала первый электрический ток строящаяся по плану ГОЭЛРО Балахнинская ГРЭС. В 1925–1926 гг. крупная промышленность Нижегородской губернии, как и грузооборот Нижегородской железнодорожной станции, превзошли довоенный уровень, однако в целом экономическое положение оставалось непростым. Характерными явлениями в городах и заводских центрах были безработица, задержки зарплаты, социальная неустроенность населения.

Несмотря на наличие крупных заводов и транспортных узлов, в начале 1920-х гг. большинство жителей Нижегородской губернии (82,4 %) составляли крестьяне и основой ее экономики являлось сельское хозяйство. После революций, войн и политики «военного коммунизма» положение дел в аграрном секторе оставалось тяжелым. Посевные площади сократились к началу голодного 1921 г. и составляли 66 % от уровня довоенного 1913 г.^[5] Состояние же «живого инвентаря» характеризовалось в местной прессе как катастрофическое. «Число безлошадных дворов достигло 48 %, а бескоровных 26 %», — сообщала в 1923 г. «Нижегородская коммуна»^[6]. Крайне низкой была обеспеченность деревни сельскохозяйственными орудиями и машинами. Невысокой оставалась и урожайность сельскохозяйственных культур. Экономическое оздоровление нижегородской деревни продвигалось медленно, при этом его темпы во многом зависели от урожайности в конкретном году. В таких условиях в конце 1920-х гг. в губернии началась коллективизация.

Согласно данным переписи населения, на 17 декабря 1926 г. по сравнению с 1920 г. численность населения Нижегородской губернии увеличилась на 366 тыс. чел. и достигла 2 млн 736 тыс. 819 чел. При этом 2 млн 297 тыс. 758 чел. проживали в селах и деревнях. На каждую 1000 мужчин в губернии приходилось 1156 женщин^[7].

Начиная с 1918 г. и в 1920-х годах внешние и внутренние административные границы в губернии не раз менялись. Согласно путеводителю по фондам Государственного архива Нижегородской области^[8] это выглядело следующим образом:

Наверное, вышеуказанные изменения можно назвать свидетельствами неоднозначности времени, исканий и многочисленных новаций Советской власти. По сути дела, такой же новацией было и внедрение в стране государственного страхования.

Первые шаги Нижгубстраха и его структура

Внедрение государственного страхования было делом непростым по разным причинам: организационным, кадровым, психологическим. Об этом прямо сообщалось в нижегородской прессе 1920-х гг.

Вот что писала, к примеру, «Нижегородская коммуна» через год после выхода в Советской России декрета «О государственном имущественном страховании»: «Страховая работа в Нижегородской губернии местным Госстрахом была начата в октябре 1921 г. при исключительно тяжелых условиях; прежний страховой аппарат был окончательно разрушен; документов, существовавших ранее страховых организаций, не сохранилось; не было ни средств, ни материалов. Приходилось строить все заново».

Полис обязательного страхования от огня. 1922 г.

Огромные опасения за судьбу страхового дела вызывали также пережитый губернией в 1921 г. экономический кризис, «граничивший с полной голодовкой», быстрое падение курса рубля и «утрата веры со стороны населения в страховое дело». [Док. № 10].

Отмечалось, что в период безвременья начала 1920-х гг. население отвыкло страховать свои постройки и недоверчиво отнеслось как к делу государственного страхования в целом, так и к участковой страховой агентуре в частности. «Важно было положить начало и надломить то неверие, которое было воспитано в населении в течение предшествующих 2–3 лет, — подчеркивали сотрудники Нижегородского страхового управления. — Путем убеждений в селениях на общих собраниях граждан стоило больших трудов внедрить в сознание населения о необходимости страховать свои постройки». [Док. № 8].

Никак не способствовала внедрению страхования и галопирующая инфляция. «При предложении застраховать постройки в государственном от огня страховании поселянин обыкновенно заявляет своему участковому страховому агенту: «На кое мне твоя страховка? Те 10 миллионов, за которые я тебе сегодня должен заплатить 350 тысяч рублей, через полгода, пожалуй, будут дешевле моих теперешних 350 тыс. руб. и я на твои 10 миллионов страховки после пожара, могущего быть у меня в конце лета, не сумею купить не только леса на срубы дома, а и жердей на крышу двора», — сообщалось в прессе тех лет. [Док. № 2].

С целью облегчить хождение денег в 1922-1923 гг. в стране дважды проводилась деноминация. Один рубль образца 1923 г. приравнивался к 1 млн рублей 1921 г. или 100 рублям образца 1922 г. Кроме того, была введена твердая валюта — золотой рубль (червонец), заменившая обесцененные совзнаки. Применительно к страховому делу это отвечало главной задаче: сделать страхование максимально дешевым и доступным.

Страховое управление в Нижегородской губернии «сорганизовалось» в 1921 г. «при Губфинотделе в количестве трех-четырех человек», а первая страховая операция была проведена 15 января 1922 г. Вначале было введено только огневое добровольное страхование недвижимости в сельских местностях и уездных городах Нижегородской губернии.

Управление располагалось по адресу: ул. Свердлова (ул. Большая Покровская), 27.

Несмотря на все перипетии, к осени «организационного» 1922 г. работа Госстраха приобрела необходимую устойчивость и стройность. В прессе сообщалось: «С этого момента начался приток страхований и средств в кассу страхового управления», который «окончательно убедил работающих в том, что страховому делу предстоит хорошее будущее». [Док. № 10].

К ноябрю через кассу Нижгубстраха прошла солидная сумма общих поступлений в 20 млн руб. (дензнаках 1922 г.). Благодаря этому Губстрах полностью оплатил убытки по 82 пожарам в сумме 963 735 руб., а также перевел в центральный Госстрах 15 млн руб. Подчеркивалось, что «Общие поступления страховых сборов (…) превысили всякие ожидания». [Док. № 10].

В этой связи нельзя не согласиться с мнением профессора, заведующей кафедрой «Страховое дело» Финансового университета при Правительстве Российской Федерации Л. А. Орланюк-Малицкой о том, что «В период плановой экономики с помощью страхования решались серьезные экономические задачи. (…). Страхование активно использовалось в период восстановления экономики (…)»^[9].

Реклама Госстраха. 1922 г.

По сообщению от 22 июля 1923 г., аппарат Губстраха обслуживали «42 ч. технич. персонала конторы и 87 участковых страховых агентов, среди них 27 агр. и 50 ветеринарных врачей, работающих по совместительству». Связь с уездами поддерживалась семью разъездными инспекторами. [Док. № 12].

В 1927 г. с целью приближения страховых участков к населению Губисполком утвердил проект Губстраха о разукрупнении страховых участков губернии с 60 до 114. [Док. № 46]. В тот же период сообщалось: «Новый штат страховых работников, утверждаемый в количестве 159 единиц, будет передан низовому советскому аппарату».

По архивным данным, на 1927–1928 гг. структура Нижегородского управления Госстраха была следующей: 1. Управляющий. 2. Секретариат. 3. Бухгалтерия. 4. Общая инспекция. 5. Огневая инспекция. 6. Операционная инспекция. 7. Сельскохозяйственная инспекция. 8. Транспортная ячейка. 9. Статистика. 10. Инспекция по личному страхованию. 11. Гарантийная инспекция. 12. Штатная акквизиция по личному страхованию.

Кадровый вопрос

К ноябрю 1922 г. в системе губернского Госстраха работало 75 человек, однако из числа страховых деятелей с дореволюционным стажем «в намеченных достижениях лучшего (…) не сомневались лишь немногие». [Док. № 10].

Одним из них являлся оценщик бывшего Русского страхового общества и Нижегородского страхового агентства Промбанка Павел Тимофеевич Зотов. Как отмечала М. В. Моисеенко, когда после революции в государстве стала создаваться единственная государственная страховая компания Госстрах, «профессия оценщика, освоенная до революции, пригодилась П. Т. Зотову, он поступил на службу в огневой отдел Нижгубстраха, где и закончил свою карьеру в конце 1920-х годов».

Какое-то время инспектором Госстраха трудился даже бывший председатель Нижегородской губернской земской управы П. А. Демидов (1858–1927), который, по свидетельству современников, являлся до революции носителем лучших земских традиций и принес немалую пользу нижегородцам. С 1923 г. Павел Аркадьевич работал в Нижгубплане и разработал Генеральный план коммунального хозяйства губернии^[10].

П. Т. Зотов с семьей

Удостоверение П. Т. Зотова

Страхование, как до революции, так и в первые годы Советской власти, было делом мужским. Согласно хранящемуся в ЦАНО списку сотрудников уездных агентств Госстраха за 1923–1924 гг., агентства возглавляли следующие работники: Богородское — П. К. Болотов, Починковское — Ф. Ф. Турухтанов, Красно-Баковское — М. Д. Брагин, Лысковское — М. И. Чернов, Городецкое — И. В. Елесин, Сормовское — П. Я. Ефимов, Семеновское — Н. Е. Шишкин, Канавинское — Р. Я. Шепте. Места заведующих в Павловском и Воскресенском уездах на тот момент были вакантными. Агентства в Ветлужском, Арзамасском, Сергачском, Лукояновском и Выксунском уездах находились в организационной стадии. Заведующие имелись только в Сергаче (И. А. Хвостов) и Лукоянове (В. А. Гоголев)^[11].

По данным на 1924 г., управляющим Нижегородской конторой Госстраха являлся Агеев, но по газетным статьям его инициалы установить не удалось. Встречаются публикации просто за подписью Агеев либо В. Агеев, в большинстве случаев С. Агеев. Имя, отчество руководителя не указывались даже в сообщении с сессии Губисполкома (август 1926 г.), где он выступал с докладом о положении дел в государственном страховании. Там он обозначен как «т. Агеев». В этом случае на помощь пришли архивные источники. Согласно предоставленному в ОГПУ полному списку сотрудников Нижегородской конторы госстрахования за 1926 г., ее управляющим был 33-летний выходец из крестьян, член ВКП(б) Семен Федорович Агеев^[12].

Как и в любой другой сфере, в страховом деле работали разные люди, и результаты их деятельности оценивались по-разному. Губернская пресса не раз отражала работу страховых агентов на своих страницах. Иногда со знаком плюс, но чаще со знаком минус.

В качестве положительного примера в 1926 г. «Нижегородская коммуна» отмечала работу авторитетного среди крестьян страхагента Борского участка Нижегородского уезда О. Я. Кузнецова. Он не только хорошо, доступно продвигал идеи страхования, но и помогал местным жителям практическими советами по полеводству и огородничеству. [Док. № 160].

Логотип «Нижегородской коммуны». 1923 г.

Логотип «Крестьянской газеты». 1924 г.

Что же касается отрицательных примеров, то они в основном были связаны с чванливостью, необязательностью и нерасторопностью некоторых участковых агентов, за что на них накладывались дисциплинарные взыскания. Не раз фиксировались и куда как более серьезные факты мошенничества, растрат, присвоения страховых сумм. Ряд агентов Госстраха попали под уголовное преследование. [Док. № 161, 162, 164].

Не случайно в сведениях о состоянии аппарата Нижегородской конторы госстрахования, подготовленных в июле 1925 г., отмечалась необходимость увольнений и перемещений ряда имеющихся работников, а также «прием новых страховых сотрудников для более рациональной и квалифицированной силы и возможной подготовки новых страхработников из пролетарской среды». На тот момент в штате было 65 человек, в том числе девять членов ВКП(б) и два комсомольца. По социальному положению выходцами их рабочих являлись только пять сотрудников. Остальные были выходцами из крестьян (22 человека) и из служащих (38 человек).^[13]

Агитация за Госстрах. Взаимодействие с общественными организациями

Огромная роль в пропаганде страхования принадлежала газетам, по сути, единственным общедоступным средствам массовой информации в 1920-х гг. Радио появилось во второй половине двадцатых и внедрялось постепенно.

При ведении агитации упор делался на то, что государственное страхование есть нечто прочное, создающееся в интересах населения, а не коммерческая затея, навеянная текущим моментом в целях наживы. «Среди нашего крестьянства в настоящее время требуется самая широкая пропаганда страхования движимости и товаров, — призывала «Нижегородская коммуна» в феврале 1922 года. — Сельские власти и агенты Государственного Страхования не преминут внедрить в самосознание сельского населения, что Советское Народное правительство ввело Государственное страхование не с целью получить барыши, как это делали частные акционерные страховые общества, развивающие такого рода страхования среди менее опасных в пожарном отношении городских местностей, а с единственною целью — поднять экономически хозяйственную жизнь страны, и в первую очередь обеспечить сельское хозяйство нашего крестьянина». [Док. № 1].

Противопоставление государственного страхования с дореволюционным не было случайным. Мужики относились к внедрению государственной страховки с немалой опаской. Поэтому пропаганда советского страхования строилась на культивировании исключительно редких случаев банкротств «царских страховщиков». Целью этого противопоставления было внедрение в сознание крестьян случаев обмана со стороны страховых компаний, которые изредка случались при прежней жизни. «Крестьянин думал, что это страхование частное, вроде бывшего акционерного общества «Русь», которое собрав во многих уездах нашей губернии с крестьян страховые сборы, было закрыто и прекратило выдачу страхового вознаграждения погорельцам», — поясняла главная губернская газета. [Док. № 8].

Почти все публикации 1920-х гг. носили разъяснительный и пропагандистский характер. Они отличались обстоятельностью, упором на действительное положение дел, содержали множество важных цифр и правильных слов, но им все же не хватало креатива и легкого журналистского слога. Публикации с мест, написанные на конкретных примерах понятным малограмотному мужику языком, встречались нечасто. В газетах отсутствуют данные о самодеятельных театральных постановках на тему страхования, как это было в других регионах страны, об использовании с этой целью плакатов и фильмов. В какой-то степени все эти недочеты компенсировалось публикацией большого числа коротеньких информационных сообщений, разъяснений в форме вопросов и ответов в рубрике «Крестьянский справочник», а также незатейливых рифм, стишков и картинок с характерными названиями: «Госстрах рубли с крестьян берет, а сотни погорельцам выдает», «Чтоб без хлеба не остаться, надо всем застраховаться», «Чтоб в беде не горевать, — надо все застраховать». Вот одно из агитационных стихотворений, опубликованное в «Крестьянской газете» 12 июня 1924 г.:

«Маша с Ваней поженились,

В новый дом переселились

Ваня хвастает избой

Под кирпичною трубой

— Вишь, крылечко расписное,

Вот окошечко резное,

А на ставеньках цветы намалеваны!

— А постройки сверх оклада застрахованы?

— Как же, глянь-ка на крылечко.

Видишь красную дощечку?»^[14]

Немало публикаций было направлено на разъяснение того, что страхование — это не налог, а добровольное страхование в дополнение к обязательному (окладному) — важная необходимость. Настолько важная, что о нем заботится само государство, снижая, к примеру, тарифы или полностью освобождая беднейшее крестьянство от уплаты по обязательному страхованию.

Страховая доска. Жесть. 13,3 × 26,5 см. 20-е гг. ХХ в. Из коллекции М. В. Моисеенко

«В нынешнем году страховые нормы по трем видам обязательного окладного страхования по сравнению с прошлым годом значительно повышены; страховые же платежи понижены, — писала «Крестьянская газета» в 1925 г. — Помимо подлежащих убытков Госстрах должен освободить беднейшее население от уплаты страховки, оставляя в то же время застрахованными их постройки. (…). Это освобождение выразится в сумме 58.000 рублей». [Док. № 21].

Как информировал Нижгубстрах, на средний крестьянский двор согласно нормам 1925 г. приходилось 150 руб., а страховые платежи составляли 1 руб. 40 к. со 100 р. [Док. № 25]. Для сравнения, в конце августа 1925 г. ржаная мука с крестьянских возов продавалась на базарах по цене до 1 руб. 35 коп. за пуд, пшеничная — до 2 руб. 25 коп. за пуд, говядина высшего сорта и сметана — до 20 коп. за фунт, куриные яйца — от 8 до 30 коп. за десяток, картофель — до 60 коп. за пуд, капуста — до 10 коп. за вилок, арбузы — до 30 коп. за шт. Но цены быстро менялись в обе стороны в зависимости от привоза и урожая.

Реклама Госстраха. 1924 г.

Любопытно смотрелись и статьи, в которых советская система страхования сравнивалась с прежней земской или акционерной. Естественно, аргументация сводилась к тому, что при новой системе страхование стало более выгодным. «Тарифы (платежи) Госстраха против бывш. земских тарифов ниже почти на половину, а страховое обеспечение на 100 проц. выше, — разъясняла в октябре 1925 г. «Крестьянская газета». И добавляла: — Нужда крестьянина — также нужда советской власти, ибо советская власть олицетворяет рабочих и крестьян, защищает их интересы». [Док. № 21].

Реклама Госстраха. 1926 г.

Чтобы приблизить страхование к народной массе, в 1920-х гг. в Нижегородской губернии активно обсуждался вопрос привлечения к этому делу активных членов профсоюзов, которые, с одной стороны, сами олицетворяли народ, а с другой, будучи деятельными людьми, могли бы легко доносить идеи государственного страхования своим товарищам по работе. Примерно такие же планы существовали в отношении взаимодействия Госстраха с ККОВами (крестьянскими комитетами общественной взаимопомощи). А вот идея передачи страховых функций волостным исполкомам (ВИК) в 1926 г. была однозначно отвергнута. Во-первых, страховую работу невозможно было вести правильно без соответствующей практики и надлежащего опыта. Во-вторых, сам по себе принцип организации страховой деятельности как по добровольному, так и обязательному страхованию носил «чисто хозяйственный характер, рассчитанный на самоокупаемость», что никак не соотносилось с задачами, стоявшими перед местными органами власти. [Док. № 37].

Никак не способствовали идее передачи страховых полномочий ВИКам примеры «вопиющей расхлябанности и отсутствия финансовой дисциплины» с их стороны. За этой фразой скрывались факты незаконного расходования ВИКами страховых сборов. «С подобными безобразными явлениями необходимо покончить самым решительным образом», — писал в марте 1928 г. руководитель Нижгубстраха С. Агеев. [Док. № 51, 56].

Не в меньшей, а может быть, и в большей степени, чем печатная агитация, укреплению веры в страхование способствовала незамедлительная и полная выдача вознаграждения за пожарные и прочие убытки пострадавшим страхователям. Эта мысль хорошо осознавалась руководством Нижгубстраха и проходила красной линией через все 1920-е гг..

Заинтересованность руководителей Госстраха в этом хорошо просматривалась в их желании наладить рабочее взаимодействие с корреспондентами сельских газет (селькорами). Как отмечал С. Агеев в номере «Крестьянской газеты» от 21 февраля 1925 г.: «Вполне понятно, в новом деле, каковым является государственное страхование, имеется целый ряд технических недочетов. Из-за них возникает недовольство и излишняя волокита, что, безусловно, не в интересах Госстраха и местного населения. Вот на что можно примерно указать: 1) беспричинная задержка агентами выдачи страхового вознаграждения пострадавшим; 2) возможность злоупотреблений в составлении подложных актов на падеж скота, как агентами, так и представителями сельсоветов, а также и со стороны самих граждан; 3) оторванность местных страховых работников от населения, грубое и чиновничье обращение с населением; 4) укрытие гражданами своего имущества от регистрации: построек, скота и т. п., с целью ускользнуть от страховых платежей и т. п. Подобных фактов можно бы привести еще целый ряд, но для примера достаточно и этого».

Страховая квитанция обязательного окладного страхования. 1926 г.

По мысли С. Агеева, «выявлением и устранением тех или иных ненормальностей на местах (…), селькоры, безусловно, могли бы сыграть большую роль в деле оздоровления страхового аппарата». [Док. № 20].

В наше время ценность газетных публикаций 20-х гг. ХХ столетия о государственном страховании возрастает, так как в них опубликован богатый статистический материал о состоянии экономики Нижегородской губернии, в том числе и по сельскому хозяйству.

Страхование от огня

Первоначальный упор на «огневое страхование» был вполне объясним. Пожары в Нижегородской губернии, как и в целом по России, носили катастрофический характер. По статистическим отчетам бывшего Нижегородского губернского земства, за период с 1903 по 1915 г. в уездах ежегодно в среднем сгорало 4120 жилых и 4376 холодных построек. И удивляться таким цифрам не приходится. В начале 1920-х гг. 52 % всех крестьянских построек в губернии были крыты соломой, 31,5 % — тесом и только 16,5 % имели железную кровлю. [Док. № 58].

Интересные данные о том, каким образом крестьяне сохраняли свое имущество от этой напасти, описаны в номере «Нижегородской коммуны» от 22 февраля 1922 г.: «(…) крестьяне многих сел и деревень с наступлением весны весь свой домашний скарб, за исключением только самого необходимого, (…) выносят из домов в особо приспособленные и сравнительно безопасные от пожара каменные и глинобитные кладовые, погреба и амбары, построенные отдельно от домов. Главную же свою ценность — хлеб в зерне и в муке — наш крестьянин никогда не хранит в жилых помещениях или вблизи их, всегда держит в своих амбарах, вдали от своих дворов, которые сплошь и рядом крыты у него соломой, а потому и весьма опасны в пожарном отношении».

В Нижегородской губернии государственное от огня страхование было введено постановлением Президиума Губисполкома от 17 января 1922 г. Оно делилось на добровольное и обязательное. В обязательном порядке страховалось, к примеру, государственное и муниципализированное имущество, переданное «в пользование на арендном праве и на иных основаниях частным владельцам, коллективам, кооперативам и прочим организациям».

Согласно постановлению Президиума Нижегородского Губисполкома от 23 марта 1922 г. таковое имущество необходимо было застраховать до 15 апреля. Лица и организации, не выполнившие этого требования, подлежали административной и судебной ответственности. [Док. № 57].

В 1920-х гг. данные о «горимости» в губернии печатались регулярно. Счет пожарам шел на тысячи, в некоторых населенных пунктах за раз сгорали десятки и сотни дворов (см. приложение № 5). К примеру, только за 10 месяцев 1926–1927 гг. в губернии произошло свыше 3 тысяч пожаров и огонь уничтожил до 6 тысяч домов. В качестве страхового вознаграждения Госстрах выплатил погорельцам около двух с половиной миллионов рублей. [Док. № 82].

Среди причин пожаров обычно назывались: неисправность печей и труб, усиленная топка, неосторожное обращение с огнем, шалость детей, сушка хлеба и льна, и даже «гонка самогона». Но на первое место зачастую выходили поджоги. Их были сотни. [Док. № 65, 69]. Стоит предположить, что они являлись не столько проявлением классовой борьбы в деревне, сколько следствием зависти, мстительности, пьянства и массового, неуемного хулиганства. Газеты тех лет буквально пестрели сообщениями о такого рода безобразиях. «В дер. Березове-Враге, Богоявленской вол., гр-н В. Л. Гоглев пьяный ходил по улице и кричал: «У меня дом дополнительно застрахован и бояться мне нечего, я сожгу его и всю деревню». Такие угрозы гр-не слышат от него не первый раз и очень обеспокоены», — рассказывала «Крестьянская газета» в номере от 16 июня 1926 г. «Поджоги — бич деревни, — прямо писала в 1927 г. «Нижегородская коммуна». По ее данным, в губернии из каждых ста пожаров 28 приходилось на поджог, а в Лукояновском и Сергачском уездах из 100 случаев на поджог падало от 40 до 50 пожаров. «Вообще поджог является одним из величайших зол нашей деревни, с которым необходимо вести серьезную борьбу», — считала газета. [Док. № 79].

Как обычно, на крестьян больше действовали не уговоры застраховать свое имущество, а правда жизни, порой весьма суровая. Показательной в этом смысле была заметка о пожаре в с. Таможникове Нижегородского уезда, опубликованная в «Крестьянской газете» 30 декабря 1925 г. под характерным названием «При страховке и пожар не так страшен»: «В селе Таможникове прошлой весной сгорело 12 домов. То же повторилось и весной нынешнего года. Все сгоревшие дома оказались застрахованными. Результаты страхования теперь налицо. Все пострадавшие получили страховку, и построили дома даже лучше прежних.

Бывшее раньше некоторое недоверие к добровольному страхованию среди населения, теперь полностью устранилось». [Док. № 70].

Необходимо отметить, что Нижгубстрах не только покрывал убытки от пожаров, но и занимался их профилактикой, так называемыми предупредительными мероприятиями. Среди такого рода мероприятий в различных публикациях назывались: приобретение за счет своих прибылей пожарного оборудования для экономически слабых городов, содержание разъездных монтеров по ремонту пожарного инвентаря в уездах, премирование лучших пожарных дружин и даже устройство в Нижнем Новгороде телефонной пожарной сигнализации. [Док. № 78, 83].

В 1927 г. Госстрах выделил внушительные средства на проведение 3-недельных пожарных курсов для начальников сельских пожарных дружин и пожарных старост. [Док. № 84].

К тому времени, по данным Губкоммунотдела, пожарная охрана в Нижегородской губернии «рисовалась» в таких цифрах: в 15 уездах имелось 14 пожарных команд численностью 450 чел. и 17 добровольно-пожарных дружин с количеством дружинников 876 чел. В 107 волостях губернии насчитывалось 1380 дружин, в которых состояло более 37 тыс. дружинников. На вооружении всех этих сил имелись 3344 пожарные машины. [Док. № 75]. Цифры впечатляют, но следует понимать, что в качестве машин в то время выступали главным образом ручные пожарные насосы на конной тяге, состояние которых, как и другого пожарного инвентаря, зачастую оставляло желать много лучшего. Не всегда на высоте находились и сами пожарные. [Док. № 80].

Реклама огнестойкого строительства. 1927 г.

Большие надежды современники возлагали на так называемое огнестойкое строительство. В 1923 г. в Москве, по сообщению «Крестьянской газеты», даже состоялся… суд над русской крестьянской избой, в ходе которого она была «осуждена, как малопригодная для жилья земледельца».

В 1924 г. при Нижгубземуправлении была организована должность специалиста по огнестойкому строительству. Проводились совещания, через газеты пропагандировался передовой опыт по сооружению такого рода построек: «Красный петух гуляет по старой деревне. Деревне построенной по-новому не страшен красный петух». Однако массового развития это направление в 1920-х гг. не получило. Сказывались как хроническое безденежье большей части сельских жителей, так и извечная недоверчивость крестьян к новым веяниям.

Страхование скота

Обязательное (окладное) и добровольное страхование сельскохозяйственных животных было введено в Нижегородской губернии с 1 января 1923 г. Оно рассматривалось как давно назревшая мера укрепления сельского хозяйства губернии.

«Живой инвентарь крестьян вследствие империалистической и гражданской войн, голода 1921 г., дошел до катастрофического состояния, угрожающего основам благосостояния сельского хозяйства губернии, — писала в феврале 1923 г. «Нижегородская коммуна». — По сравнению с 1917 годом количество лошадей по губернии с 312.998 упало до 223.345, рогатого скота с 510.203 до 407.222, свиней с 113.342 до 59.410». [Док. № 85].

Подрыв животноводства напрямую сказывался на питании населения и снабжении армии «конским составом», на внутренних транспортных возможностях и плодородии почвы.

«Обязательное страхование рогатого скота не есть какой-либо налог на крестьянина. Обязательное страхование скота — это самопомощь, — разъясняла газета. — Страхование есть одно из экономических мероприятий, укрепляющее крестьянское хозяйство и предотвращающее рост безлошадных и безкоровных хозяйств». [Док. № 80].

Несмотря на столь убедительные аргументы, крестьяне страховать скот не спешили. Пример тому — «картинка», нарисованная корреспондентом «Нижегородской коммуны» в марте 1925 г. с собрания в д. Безводной Красно-Баковского уезда.

«Приехал из волости председатель, собрал общее собрание крестьян и сделал доклад о необходимости страхования крестьян.

Поднялся крик, шум, гам, хоть с собрания беги.

— Как, за животину еще платить? Да этого и допрежь не было!

— Обдирать крестьянина хотите!

Больших трудов стоило председателю восстановить порядок. Когда поутихли, начал разъяснять выгоду страховки скота.

И слушать совсем не захотели, разошлись с собрания. Страховку уплатили очень немногие. (…)». [Док. № 89].

О том, что «крестьяне, в большинстве случаев, страховать скот идут неохотно» и зачастую, не желая платить страховые взносы, скрывают его, сообщалось в корреспонденции из того же уезда в мае 1926 г., то есть через три года после введения этого вида страхования. [Док. № 97].

Чтобы следить за поголовьем скота, страх-агенты каждые полгода обновляли регистрационные списки. «Дело страхования скота требует точного учета всего скота, достигшего страхового возраста для того, чтобы правильно построить тарифы (платежи), и чтобы точно учесть падеж скота с тем, чтобы своевременно принять надлежащие лечебные меры. Укрывать скот от регистрации невыгодно для Госстраха, а главным образом не выгодно самому крестьянину», — разъяснялось в прессе. [Док. № 94].

Как и в других случаях, в деле страхования скота на крестьян вновь лучше всего действовали не слова, а конкретные примеры из жизни. По данным газет, было немало фактов, когда в случае падежа скота незастраховавшие его мужики прибегали в сельсовет «вымаливать деньги», но им в выплатах с полным на то основанием отказывали: «Чтобы этого избегнуть, нужно было страховать скот до беды». В то же время застраховавшие скот крестьяне получали причитавшиеся им деньги «немедленно и бесспорно».

В целом по губернии данные по выплатам выглядели весьма внушительно. В 1925 г., например, по неполным сведениям Госстраха, в губернии пало 15 334 головы рогатого скота и 13 735 лошадей. За павший скот население получило 1 млн 314 тыс. 618 руб. страховки. [Док. № 96]. Страхование скота было для Госстраха делом убыточным.

Убыточность этого вида страхования, помимо большой смертности животных от болезней (особенно сибирской язвы), нападений хищников, пожаров и наводнений, увеличивалась по причине хронической страховой недоимки, а также ввиду неточного учета скота в регистрационных списках. Еще одним большим злом, влияющим на рост страховой убыточности, газеты называли злоупотребления страховыми случаями путем составления подложных актов на падеж скота.

«С злоупотреблениями должна вестись самая беспощадная борьба не только страховых органов и советской власти, но и непосредственно самим населением, — считали в Госстрахе. — Каждый сознательный крестьянин должен обратить на это самое серьезное внимание. (…). В дело борьбы со злоупотреблениями должно быть вовлечено широкое общественное мнение и весь актив деревни, — только таким путем возможно скорейшее их изжитие». [Док. № 103].

Как и в случае с огневым страхованием, в страховании скота Госстрах старался действовать наступательно, упреждая наступление негативных последствий. В 1927 г. с целью борьбы со смертностью животных из прибылей Госстраха было отпущено 4000 руб. на устройство по губернии показательных скотных дворов. Еще 1000 руб. направлялась на устройство показательных кузниц и 5000 руб. — на премирование сельских обществ и санитарных попечительств за устройство лучших могильников. [Док. № 105].

Интересно, что Госстрах выплачивал охотникам премии за убитых волков. По сведениям на февраль 1926 г., агенты государственного страхования на местах выдали им премию за 36 убитых хищников. В качестве доказательств трофеев охотники предоставляли сотрудникам Госстраха… волчьи уши. [Док. № 28].

Трудно сказать, насколько эффективной была профилактическая и поощрительная деятельность Госстраха, скорее всего, в 1927 г. благополучно совпали разные факторы, но как бы то ни было, по данным на ноябрь того далекого уже года падеж животных по губернии заметно сократился. [Док. № 106].

Страхование посевов

На протяжении веков безжалостными спутниками крестьян были не только пожары и падеж скота, но и неблагоприятные явления природы, особенно градобития. «Если еще можно бороться с такими бедствиями, как пожары и падеж скота, то совершенно немыслима борьба с градобитиями, — сообщалось в агитационных материалах Госстраха 1920-х гг. — Наука до сего времени не дала средства рассеять грозовую тучу, а прикрыть от нее посевы и нечего думать. Крестьянину приходится бессильно смотреть, как гибнут его труды, положенные на поле».

Этот факт не мог не обратить на себя внимания государства. Как следствие, Госстрахом были введены обязательное и добровольное страхование посевов. «Большой враг летом крестьянину град. В прошлом 1923 году от градобития пострадало 26.829 домохозяев, у которых повреждено 17.829,52 десятины озимых посевов и 4.737,38 десятин яровых посевов. За убытки уплачено вознаграждения 2.185.689 рублей совзнаками, — информировала в 1924 г. нижегородская «Крестьянская газета». — Все приведенные цифровые данные ярко говорят о том, как необходимо дальнейшее развитие дела Государственного Страхования для крестьянства и возражать против этого будет разве только самый несознательный человек, или же непримиримый враг Советской власти». [Док. № 13]. Неизвестно, сколько было в деревне врагов у Советской власти, но «несознательных» хозяев хватало. Известная поговорка «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится» носила в данном случае буквальный характер.

Масштабы градобитий в губернии были впечатляющими. Без ураганов с ливнями и градом не прошло ни одно лето, без них не обошелся ни один уезд, но особенно часто страдали от этого Лукояновский, Сергачский и Семеновский уезды. (См. приложение № 6).

В целом, по опубликованным данным, ущерб от градобитий по Нижегородской губернии выглядел следующим образом:

Брошюра Госстраха. Нижний Новгород. 1929 г.

Поскольку полис обязательного страхования покрывал ущерб только на треть, сотрудники Госстраха вели активную агитацию за страхование посевов по дополнительному тарифу. И делали это весьма убедительно, что называется, «с цифрами в руках». «Если принять во внимание, что обязательное страхование оплачивает приблизительно лишь третью часть действительно убытка, то окажется, что население понесло не возмещенного убытка от градобития в 1924 г. 258.808 руб., в 1925 г. — 534.734 руб. и в 1926 г. — 160.909 р.», — объясняли они крестьянам в 1926 г. [Док. № 119].

Как сообщалось, в 1927 г. в Нижегородской губернии было добровольно застраховано 30 тыс. десятин посевов на сумму свыше 1 млн руб. [Док. № 122].

Денежные выплаты позволяли сельским хозяевам приобретать зерно либо на пересев полей, либо для питания семей.

По данным за 1926 г., пострадавшие хозяева должны были заявлять о фактах градобития в страховые органы не позднее трех дней с момента побития посевов. Ранее сроки не устанавливались, что приводило к многомесячным задержкам выплат за понесенный ущерб. [Док. № 114]. Механизм оценки ущерба доводился до населения через публикацию информации в газетах, разъяснений на плакатах, размещавшихся в инспекциях Госстраха, и, конечно, через самих страхагентов.

Страхование жизни и от несчастных случаев

Разнообразные виды личного страхования постепенно начали вводиться с 1925 г. Первоначально Госстрахом было введено групповое страхование жизни (не менее десяти человек) рабочих и служащих, работающих в одном и том же учреждении или на предприятии. Затем стало внедряться страхование жизни сельских пожарных дружинников, кооперативных работников, сотрудников милиции, пассажиров, строительных рабочих и разъездных служащих… При этом Губстрах нес ответственность не только в случае их смерти или инвалидности от несчастных случаев, но и, как штрих времени, от бандитских нападений.

Подход к этому делу был гибким. Скажем, пассажирам от несчастных случаев можно было застраховаться на разные сроки, начиная от одного-двух дней. Виды транспорта тоже были разными: поезд, трамвай, речные и морские суда, автобусы, самолеты. [Док. № 130, 131, 133]. На выплату взносов по определенным видам страхования Госстрах предоставлял длительную рассрочку и приурочивал их к дням выдачи зарплаты. [Док. № 138].

Условия страхования изменялись, становились все более привлекательными для клиентов, вводились дополнительные риски и льготы. К примеру, с 1927 г. Госстрах не только брал на себя ответственность на случай смерти или постоянной инвалидности пожарных, полученной при исполнении ими служебных обязанностей, но и выплачивал от 1 до 3 руб. суточного пособия при временной потере трудоспособности, происшедшей вследствие несчастного случая. [Док. № 134].

По сообщению «Нижегородской коммуны» от 3 ноября 1926 г., за истекший операционный год Губстрах заключил 1687 страхований от несчастных случаев на 3 млн 332 тыс. руб. Убытков по этой отрасли страхования не было. [Док. № 132].

Первоначально в основном страховались жители городов и рабочих поселков. В дальнейшем страхование жизни и от несчастных случаев распространилось и на крестьян. «Страхованием интересуются как крестьяне, так, в особенности, сельские кустари, ремесленники и малообеспеченные, многосемейные кустари», — отмечалось в прессе.

Если в 1926 г. в губернии ежемесячно заключалось по 150 страхований жизни с ответственностью Госстраха в 90 тыс. руб., то в 1927 г. уже по 350 с ответственностью 190 тыс. руб. [Док. № 138]. К концу 1927 г. по сравнению с предыдущим годом число страхований выросло на 70 %. [Док. № 144].

Значительное влияние на рост числа застрахованных оказывали конкретные случаи страховых выплат пострадавшим или их наследникам в случае смерти. Госстрах использовал для этого публичные акции, выдавал деньги на рабочих местах, в присутствии большого числа потенциальных страхователей. По сообщениям современников, после таких мероприятий уже не страхагенты ходили за рабочими с предложением застраховать жизнь, а те сами ходили за страхагентами, «так как поняли, что Госстрах идет навстречу рабочим». [Док. № 142]. Активно применялись и различные льготы.

В 1928 г. работники промышленных предприятий в Сормово, Растяпино, Выксе имели возможность застраховаться прямо на заводах, в общежитиях и на квартирах. [Док. № 145].

Гарантийное страхование

«Сущность гарантийного страхования заключается в том, чтобы возмещать убытки, происшедшие от воли и действия служащих тех или иных органов, на ответственности которых находятся ценности — касса, товары и т. п. В русской практике такого страхования еще не было, — доходчиво разъясняла в 1926 г. своим читателям «Нижегородская коммуна». — Гарантийное страхование ставит перед собой задачу не только возмещения убытков, происшедших от страховых случаев или преступных действий отдельных служащих, но, главным образом, задачу вести упорную борьбу с преступными явлениями, — стремиться создать такие условия, при которых невозможно было бы злоупотреблять. Отсюда вытекает жесткость правил гарантийного страхования». Причем не только правил, но и отбора гарантийных служащих.

Отбор и прием были возложены на регистрационное бюро Госстраха. При этом рассматривалось как наличие у кандидатов соответствующей квалификации, так и благонадежности во всех отношениях. Отбор был жестким, его проходил только каждый второй претендент на место гарантийного служащего.

Гарантийное страхование было введено в Нижегородской губернии в 1925 г., и за первый месяц было заключено два страхования, во второй месяц — четыре, в третий — пять, в четвертый — 11, в пятый — 10 и в шестой месяц — пять. «На 1-е октября мы имеем 37 страхований, — сообщал руководитель Нижгубстраха Агеев. — В общем итоге страховая сумма достигает свыше 400 тысяч рублей, а страховая премия до 5000 руб.». Большие надежды возлагались им на заключение крупных страхований с заводом «Красное Сормово», Приокским горным округом, Госспиртом, «Красной Этной» и т. д. [Док. № 149].

На первоначальном этапе, в 1925–1926 гг., у госстраховского гарантийного страхования имелись конкуренты в лице так называемых артелей ответственного труда, что являлось следствием незначительных объемов страхования в этот период.

Декрет Совета Народных Комиссаров «О товариществах (артелях) ответственного труда» был принят в Советской России в 1921 г. «в целях урегулирования хранения товаров, денежных сумм и других ценностей и операций с ними путем передачи выполнения этих операций ответственным работникам, материально гарантирующим правильность их выполнения и сохранность ценностей». Согласно п. 1 декрета товарищества имели «целью отправление должностей и исполнение работ и поручений, связанных с приемом, хранением, выдачей, транспортированием и охраной товаров, денежных сумм, ценностей и других имуществ». Эти «поручения и работы» выполнялись «личным трудом его членов за круговою их порукою».

В 1926 г. на гарантийное страхование в Госстрах перешло Госпароходство (кассы и товары на складах), Губфинотдел, Губфо, уездные финорганы, Жиртрест, Нижпивотрест, банки и другие крупные структуры.

Как показала жизнь, к началу 1927 г. Нижгубстрах, будучи частью мощной государственной структуры, почти полностью перехватил клиентуру артелей. Поскольку у артелей ответственного труда особо больших капиталов не имелось, в случае значительных растрат они либо не могли возместить их совершенно, либо выплачивали в течение ряда лет. В отличие от них, при переходе на госстраховское гарантийное страхование хозяйственники «приобретали полную и немедленную гарантию на случай злоупотреблений и растрат». [Док. № 152].

Одна из статей на эту тему так и называлась «Государственное гарантийное страхование умерщвляет артели». Что в действительности и произошло. Артели ответственного труда в Нижегородской губернии стали быстро распадаться. Из существовавших шести таких организаций к февралю 1927 г. осталось только четыре. Причем две из них также находились на пути распада. [Док. № 152, 154].

Ул. Рождественская в Нижнем Новгороде. 2-я пол. 1920-х гг.

«Госстрах в настоящее время охватил гарантийным страхованием почти все предприятия, где раньше работников ответственного труда поставляли артели. Красноречивее всего об этом говорят цифры. За год Госстрах заключил 341 страхование с премией в 85.000 рублей. На работу послано 1440 гарантийных служащих», — констатировала в ноябре 1927 г. «Нижегородская коммуна». [Док. № 156].

Льготы и тарифная политика

«Госстрах, как учреждение государственное, работающее под руководством советской власти и коммунистической партии не может равнодушно смотреть на то, как безвозмездно дохнет скот у крестьянина, как опустошаются посевы градом и вследствие чего крестьянину грозит разорение, — писал на страницах «Крестьянской газеты» в 1925 г. руководитель Нижгубстраха Агеев. — Нужда крестьянина — также нужда советской власти, ибо советская власть олицетворяет рабочих и крестьян, защищает их интересы». [Док. № 25].

В 1920-х гг. Советское государство, будучи классовым по своей сути, сделало ставку на поддержку не основательных, предприимчивых, крепких хозяев, а беднейших масс деревни. На ниве государственного страхования поддержка эта выражалась внедрением для них различных льгот, в том числе по обязательному страхованию. Например, в виде полного или частичного освобождения бедноты от уплаты страховых платежей. Но их хозяйство при этом оставалось застрахованным.

В 1926 г. страховыми льготами пользовались те крестьяне, которые были полностью или частично освобождены от уплаты сельхозналога. В результате в среднем по Нижегородской губернии освобождалось до 7 % всех хозяйств, что составляло 27 285 хозяйств. С учетом дополнительного задания по освобождению от страховых платежей 10 % беднейших хозяйств, не попавших под общие основные льготы, с бедноты слагалась сумма до 195 тыс. руб. При этом дополнительные льготы распределялись по уездам в зависимости от их экономического состояния. [Док. № 29].

В том же году, выступая на сессии Губисполкома, руководитель Нижгубстраха Агеев докладывал, что: «По льготам освобождено беднейшего населения до 13 проц. хозяйств со сложением с них до 400.000 рублей. На 15 июля уже сложено 289.557 рублей». [Док. № 32].

В 1926/27 операционном году были также введены льготы для бедняков, в том числе для хозяйств красноармейцев, находящихся на военной службе, и для хозяйств пострадавших от различных стихийных бедствий. [Док. № 33].

Госстрах не отошел от этой практики и в 1927/28 операционном году. Тогда размер льгот по страховым платежам для населения Нижегородской губернии был установлен в размере 8,5 % от общей суммы начисленного оклада, что составило 205 тыс. руб. Льготы касались семей красноармейцев, переселенцев, инвалидов и беднейших крестьянских хозяйств. [Док. № 45]. До этого Госстрахом была сделана 20-процентная скидка при страховании движимости и строений жилтовариществ в городах.

В 1920-х гг., чтобы охватить страхованием как можно больше людей и сделать его действительно доступным, Госстрах не раз снижал тарифы страховых платежей по окладному (обязательному) страхованию. «Несмотря на краткость своей деятельности, Госстрах нашел возможным для Нижегородской губернии понизить с 1 октября 1924 г. окладной тариф. (…). Следует заметить, что этот тариф в два с лишком раза меньше бывшего земского», — информировала пресса в 1924 г. [Док. № 18]. «В нынешнем году страховые нормы по трем видам обязательного окладного страхования по сравнению с прошлым годом значительно повышены; страховые же платежи понижены», — писали газеты в 1925 г. [Док. № 21]. «Страховые нормы в настоящем году по губернии повышены на средний двор до 100 проц., на рогатый скот до 50 проц., на лошадей до 100 проц., и на поля до 100 проц., — сообщал в 1926 г. в докладе на сессии Губисполкома руководитель Нижгубстраха Агеев. — Одновременно с этим, тарифы подвергнуты значительному снижению: по огню более, чем на 100 проц., на лошадей на 25 проц., по рогатому скоту на 10 проц.». [Док. № 32].

К концу 1920-х гг. такая политика привела Госстрах к тому, что выплачиваемые им убытки зачастую не окупались взимаемыми страховыми взносами. Ввиду убыточности операций тарифы необходимо было поднимать. Тем более что экономическое состояние Госстраха подрывали недоимки. Но даже в этих условиях вводились новые виды страхования. В 1928 г., например, в газетах сообщалось, что Нижегородская контора Госстраха «приступила к проведению в жизнь новой страховой операции — страхования владельцев моторных экипажей (автомобилей, мотоциклетов, автобусов) от гражданской ответственности за смерть и телесные повреждения, причиненные прохожим, механикам, шофферам и пассажирам, находящимся в экипажах, а также за порчу и уничтожение имущества (включая сюда и домашних животных)». [Док. № 53].

Борьба с недоимками

Недоимки по обязательным страховым сборам были хроническими и масштабными. С одной стороны, они объяснялись бедностью сельского населения, с другой — глубинным недоверием к политике властей, привычкой жить по старинке, иногда с хитрецой, часто — с неискоренимой надеждой на авось.

Недоимки стали преследовать Нижгубстрах с первых лет его деятельности. По данным на июнь 1924 г., страховой оклад не оплатили около 40 % домохозяев. Как «крайне слабое» оценивалось поступление оклада в марте 1925 г., что «ставило Госстрах в тяжелое положение». О том, что недоимочность угрожала страхованию, говорилось и в 1926 г.: «В настоящем году в селениях собрано оклада до 1.746.175 руб., недоимки имеется 320.987 руб. то есть 37 проц.». [Док. № 32]. Недоимка расценивалась как большое зло, которое нарушало нормальный ход страховых операций и систему плановости, создавало перебои в практической работе и, как следствие, приводило к удорожанию страхования.

В 1926 г., согласно решению сессии Нижегородского Губисполкома, для ликвидации недоимок в губернии должны были приниматься все необходимые меры. «Должны быть собраны 100 проц. страховых сборов и недоимок, принимая во внимание благоприятный урожай текущего года», — сообщалось в материалах сессии. Однако снизить уровень недоимки не удалось и вскоре сумма недоимки по губернии превысила 700 тыс. рублей.

К концу 1920-х гг. информация о сборе платежей и состоянии недоимочности публиковалась в газетах подобно сводкам с полей или фронтов. «Страховые сборы занимают второе место после сельско-хозяйственного налога и имеют громадное значение в общем бюджете. В частности, по Нижегородской губернии в текущем операционном году начислено по обязательному окладному страхованию — 1.199.031 руб. и недоимки прежних лет 587.895 руб., а всего 2.786.926 руб., что составляет к с.-х. налогу около 60 проц.», — писала «Нижегородская правда» в марте 1927 г.

С раскладкой по годам ситуация выглядела следующим образом: в 1924/25 операционном году страхсборов было собрано 78,1 %, в 1925/26 г. — 79,9 %, а в 1926/27 г. к 1 марта по губернии «удалось собрать оклада и недоимки лишь около 53 проц.». [Док. № 43].

Удивительно большим был разброс по сбору оклада и недоимок по уездам. Если к марту 1927 г. в Балахнинском рабочем районе удалось собрать 81 % оклада и 98 % недоимок, то по Ветлужскому 42 и 15 процентов соответственно. «В двух уездах недоимка принимает хронический характер и если в ближайшие дни местные органы не примут самых решительных мер к сбору недоимок и оклада, то на будущий год недоимка превысит оклад нового операционного года», — с тревогой сообщала «Нижегородская коммуна». [Док. № 43]. Считалось, что причина плохого поступления средств кроется в слабой деятельности волисполкомов, сельсоветов и страховых агентов. [Док. № 49]. В 1928 г. за слабую работу по сбору страхплатежей приказом Губстраха от 9 февраля строгий выговор получили сразу девять страховых агентов и два уездных инспектора. [Док. № 55].

В отношении неплательщиков Госстрах пытался действовать «методом кнута и пряника». В качестве «пряника», как мы уже знаем, использовались льготы и снижение тарифов, в качества «кнута» — пени, взыскание денег через суд, опись и продажа имущества. [Док. № 18, 21, 32]. «Не стесняясь нужно прибегать к репрессивным мерам», — указывалось в одной из статей. [Док. № 40].

Так как страхование носило государственный характер, то слова и действия против него, а также недоимки по страховым сборам расценивались в некоторых публикациях как действия, направленные против новой власти. Тем более что среди должников было немало крепких хозяев. «Всякие возможные колебания, полумеры, оттягивания, могут подорвать начатое дело и дать возможность опять увильнуть недоимщику. В этом деле на помощь административным органам должно прийти общественное мнение самого населения, путем разоблачения недоимщиков на собраниях, сходах и т. п. Нужно помнить, что состоятельный недоимщик — враг страхового дела», — считал руководитель Нижгубстраха С. Агеев. [Док. № 40].

Как выяснилось в 1929 г., не лучше обстояли дела и в соседних с Нижегородской губернией территориях: Марийской и Вотской автономных областях (АО) и Чувашской АССР. Это стало известно после их вхождения в состав образованного 15 июля 1929 г. Нижегородского края. Первоначально его территория делилась (помимо национальных автономий) на семь округов, которые, в свою очередь, делились на районы. Но 23 июля 1930 г. все округа были упразднены, а их районы подчинены непосредственно краевым властям.

* * *

В целом в СССР 1930 г. ознаменовался проведением налоговой реформы. Тогда же в нашей стране была ликвидирована отлаженная система органов Госстраха. Все операции по внутреннему имущественному страхованию перешли к финансовым органам, а по личному, включая страхование жизни, к сберегательным кассам. Прекращалось и страхование имущества государственных предприятий. Их страховые взносы были включены в налог с оборота и стали одним из источников бюджетных ресурсов. Так жизнь перелистнула очередную страницу, чтобы через три года перелистнуть еще одну. Органы государственного страхования в Советском Союзе были восстановлены, Госстрах продолжил свою историю, но эта часть его летописи уже выходит за рамки нашего повествования.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Отрасль общественного благосостояния: Из истории российского страхования. XIX — ХХ вв. Каталог выставки к 125-летию страхового надзора в России. — Нижний Новгород: Волго-Вятское ГУ Банка России, 2019. С. 25–27, 42–43.

2

Нижегородская коммуна (далее — НК). 1921, 3 ноября.

3

Коломин Е. В. Вглядываясь в историю страхового дела. www.insur-info.ru

4

http://www.unn.runnet.ru/rus/volgovyt/nizhobl/istor.htm

5

Серебряков В. М., Белянцев Е. И. Восстановление народного хозяйства в Нижегородской губернии (1921-1925 гг.). — Горький, 1967. С. 4.

6

НК. 1923, 8 февраля.

7

НК. 1927, 19 января.

8

Государственный архив Нижегородской области. Путеводитель / Рук. кол. сост. А. Н. Голубинова; сост. Г. И. Браво-Животовская, Б. М. Пудалов. — Нижний Новгород, 2000. С. 700, 705, 706.

9

Государственное страхование в СССР. Каталог выставки документов и страховых досок из коллекции Марины Моисеенко. — Нижний Новгород, 2011. С. 6.

10

НК. 1927, 5 февраля.

11

ЦАНО. Ф. р-2373. Оп. 1. Д. 1. Л. 157.

12

ЦАНО. Ф. р-2373. Оп. 2. Д. 8. Л. 59.

13

ЦАНО. Ф. р-2373. Оп. 2. Д. 2. Л. 65.

14

«Красная дощечка» — страховая доска. Страховая доска — металлическая табличка, которая вручалась страховой компанией «Госстрах» хозяину застрахованного дома и размещалась на фасаде здания на видном месте. Цветовая гамма страховой доски: на красном фоне белые буквы «Государственное страхование от огня». Ассоциации от красного фона — «красная дощечка». Прим. автора.