Пустошь. Нулевой круг

Михаил Игнатов, 2020

Мир Древних пал в яростном огне… На месте великих городов лишь руины, что исчезают под песком… Но даже здесь есть место жизни и надежде. Вот только пришедшие сюда ценят лишь только силу. Еще недавно он смотрел на всех сверху вниз, наслаждаясь детством… А сейчас – изгой и вокруг лишь желающие унизить. Убийца, что лишил тебя всего, усмехается в лицо. Сверстники не упустят шанса ударить в спину тому, кого считают слабаком. Но так ли это? Что, если сила и месть – единственные его желания? Сколько нужно этой силы, чтобы отомстить за смерть отца и увидеть как стекленеют глаза напротив? И запомнят ли урок остальные, что уже сжимают руки на оружии?

Глава 7

Солнце жарит просто немилосердно — середина сухого сезона, а в этих руинах негде спрятаться, пока оно стоит так высоко. Разве что лечь навзничь в совсем короткую тень у стены. Обычно жители деревни не носят головных уборов, разве что некоторые охотники, уходя далеко в пустоши, иногда обматывают лицо платком от пыли. Но те же караванщики покрывают схожим, но более длинным платком не только лицо, но и голову. А жители других селений, я видел, даже носят особые шляпы из рафии.

Пожалуй, мне тоже нужно подумать о платке или шляпе. Возможно, дело привычки, но я просто чувствую, как мозги варятся на солнцепёке, скоро закипят и выплеснутся через уши. Может быть, Тукто легче переносит этот палящий зной, но с моим темным волосом это настоящее испытание. А ведь у дяди Ди волосы вообще чёрные!

— Эй, Тукто! — окликнул я появившегося наконец внизу пацана.

Тот было закрутил светлой, почти белой, как у всех в его семье, головой, но всё же сумел заметить меня. В восхищении присвистнул:

— Вот это ты забрался!

— К делу, — кратко ответил я, в последний раз оглядываясь над выступом стены на виднеющуюся вдали деревню. Никого нет в этих раскалённых руинах. И это отлично.

— Как скажешь, Леград, вот корни, — парень бросил себе под ноги сначала большой, затем маленький мешочек, — вот красная сыромять. Твоя очередь.

— Хорошо. — Я показал пальцем, чтобы он не ошибся: — Обернись влево. Видишь второй этаж, треугольное окно?

— Вижу, — кивнул Тукто, бросив короткий взгляд на нужное окно и снова повернувшись ко мне.

— Тебе туда. — Я снова ткнул пальцем. — Лезь.

— Я надеюсь, ты не задумал такую глупость, как обман?

Тукто недоверчиво нахмурился, пытаясь сделать во мне дырку взглядом голубых глаз. Они сейчас особенно выделяются на тёмном загорелом лице, покрытом пылью. Сам я наверняка выгляжу не лучше, разве что глаза серые, как у мамы.

Слишком он разговорчивый стал, с утра таких вопросов не было.

— Нет, лезь давай, — буркнул я, начиная спускаться.

За последний месяц, минувший со дня экзекуции, я осознал, что такое по-настоящему голодать. Не стоит и вспоминать моё старое нытьё о житье впроголодь. Только теперь я понял, что такое хотеть жрать. Постоянно, с самого утра и до ночи, когда ворочаешься на шкурах, пытаясь уснуть под сосущее чувство голода в животе. О подкормке от дяди Ди тоже пришлось забыть — только паёк от деревни за общинные работы. Но, даже выполнив две нормы на огородах, я получал едва ли половину старой порции мясного корня или, что вообще выглядело насмешкой, тыквы.

Тыквы! Это же почти трава, годная лишь для того, чтобы, набив живот, заглушить голод. Её неплохо добавлять в мясную похлёбку. Но получить от пустой тыквенной болтушки силы на целый рабочий день или для роста? Где же взять хотя бы сладкое зерно или семена драконьей травы? То же самое касалось и мамы. Лейла так и вовсе, если это была смена Скирто или Шиго, оставалась без еды. Они легко придумывали, за что лишить пайки мелкую девчонку, которую уже шатало ветром.

Вчера я подсмотрел, как мама сдавала с утра лепёшки и ругалась с Кари и Ракотом. Снова тыква. Мне показалось, что ещё слово, и она кинется на них и примется бить. Судя по тому, как подался назад Ракот, так показалось не только мне.

Нужно было как-то выкручиваться. От отчаяния я был готов взяться за ловлю мелких ящериц и кузнечиков, которые в избытке сновали вокруг деревни. Останавливало только воспоминание о рассказах отца. Это бесполезно, потому что на ловлю такой скудной добычи сил уходит больше, чем получишь, когда её съешь. Кроме как взяться за поиск настоящего мяса, в голову ничего не приходило.

Я опасался, что Виргл надумает снять меня с камня, но, похоже, само Небо приглядывало за мной. Наоборот, меня вообще перестали ставить на другие работы. Отменилась помощь кожевнику, складу, пастуху, я забыл, что такое просушка трав и дерьма джейров, вылавливание скудных рыбёшек, которые были настолько глупы, что рискнули появиться в нашей реке, я не подметал площадь и не толок мел, не полировал рога, не мазал глиной стены и не поправлял крыши. Мне не поручали ни одной из десятков работ по деревне. Меня не брали в походы на пустошь за камышом, рогозом или драконьей травой. Только вёдра и камень.

Возможно, Виргл хотел вымотать меня одиночеством и тяжёлой работой. Но я уже был в состоянии полить весь огород сам и не устать. Если, конечно, накануне хоть что-то ел. И у меня была семья. Мой нежный светлый цветочек Лейла. Так что назначение: «На камень!» — я воспринимал как подарок. И учинял допрос Рату, когда попадал вместе с ним на работы, — он многое знал о своей мечте. Я вспоминал все истории, которые слышал от отца и дяди Ди. Донимал разговорами обессиленную маму.

И всё это в поисках крупиц знаний о пустоши и об охоте. Увидеть самого дядю Ди было почти невозможно. Никто из охотников, получивших плетей, больше не оставался в одиночестве. Они группой, в которой обязательно было доверенное лицо Кардо, с утра уходили в пустыню. Группой они возвращались ближе к темноте. В ближайшие месяцы никто не пронесёт в деревню неучтённый кусок мяса. Так что заиметь наставника мне не суждено.

Следующим этапом моего плана стало создание оружия. Тут очень пригодился тот шип, который я обнаружил у моста. Да, он каменный и им нельзя резать, ведь у него нет острых боковых граней. Но зато он прочнее, чем любой железный охотничий нож, и его кончик сужался до невероятной игольной остроты. Эта длинная каменная игла словно была создана для того, чтобы превратиться в моё первое боевое оружие.

Так я пришёл к сделке с Тукто. Если Ракота я ненавидел лишь чуть меньше, чем Кардо, Паурита, Виргла, Скирто и Шиго, то к Порто я был равнодушен. Да, я помнил помои, но помнил и его отказ называть меня дарсом и на равных с остальными членами шайки участвовать в забаве. А с его братом тем более легко иметь дело. Он чувствовал за спиной поддержку старшего и был нагловат в разговорах со взрослыми. Но никогда не использовал имя брата, не обижал мелких и не задирал нос. Поэтому я лелеял надежду, что, будучи связан со мной общим делом, он не выдаст меня из-за пустяка. Сегодня была первая, достаточно безобидная проверка.

Я хотел чуть подкормить сестру с мамой и достать ремни для рукояти своего будущего оружия. Я не верил, что верный друг детства Кардо живёт впроголодь, как остальные селяне. И знал, что Тукто достаточно красноречив, чтобы заболтать дурака Ма, и достаточно умён, чтобы не лезть к жадному Газилу, о чем я прямо ему и сказал. Осталось придумать, чем купить его помощь. Вряд ли здесь подошёл бы камень, как для Рата. К счастью, на верхних необследованных этажах руин я находил не только их.

На вершине Чёрной горы вьют гнезда огромные хищные птицы. Добыть такую считается в нашей деревне большой удачей. У неё даже имя есть, пусть совсем простое, Раух, а не привычное для пустыни Дробитель Костей, Красный Иглистый Волк и прочее, как обычно именуют зверей, добравшихся до силы. Имя Раух заслужил за то, что кости его по прочности превосходят любой простой металл, хотя он даже не Зверь, идущий к Небу, и тем более не Монстр. Эти кости полностью уходят в дело, превращаясь в инструмент и оружие. Говорят, они так прочны потому, что Раух питается обломками руин Древних. И в доказательство своих слов уверяют, что в желудках добытых птиц были целые пригоршни мелких камней. На этих птиц устраивают засады, подкладывая приманку. Никто и никогда не находил просто мёртвого Рауха. Я стал первым.

Не знаю, что с ним случилось, — настигла старость, враг или нежданная болезнь. Важно то, что умер этот Раух не там, где лежат кости его мёртвых соплеменников, а на самой верхотуре одинокой руины, что торчит, как палец, направленный в небо, в пяти тысячах вдохов от деревни вниз по течению. Он лежал там на солнце долгие годы, оставив после себя только костяк, обтянутый кое-где клочками кожи. И ждал меня.

Иногда, задумываясь о жизни, я начинаю видеть вокруг себя испытания и награды Неба. Возможно, мне нужно меньше читать трактаты мудрецов, которые в былые времена торговцы рады были всучить маме за полновесное серебро. Возможно. Но эти кости никто не мог найти, кроме меня — достаточно сильного, чтобы забраться по отвесной стене на такую высоту, достаточно ловкого, чтобы пройти по узкому гребню, и при этом ещё совсем неширокого в плечах, чтобы протиснуться в лаз, ведущий на последнюю площадку. Поневоле начинаешь задумываться о странностях.

Именно эти кости, восторженно вопя, пытался сломать Тукто, пока я торопливо пережёвывал корень и проверял содержимое малого мешочка. То, что нужно. Куски обработанной сыромятной кожи красной антилопы. Всевозможных размеров. Сложно точно понять, для чего она. Мне достаточно соврать о замене шнуровки на мокасинах, починке креплений циновок и прочего. Мало ли для чего в хозяйстве пригодится кожа?

— Э-гей! — Передо мной свалился костяк птицы. Впрочем, как-то так и я его спускал с Пальца, экономя силы. — Отличная сделка! Он гораздо больше, чем я ожидал. Не жалеешь, что продешевил? Столько костей — за сущую мелочь?

— Ничуть, главное, чтобы Виргл не узнал, больше я ни о чем жалеть не буду, — вновь я высказал то же самое, что и утром. Лучше на первой сделке узнать, что он не держит язык за зубами. Возможно, в будущем мне понадобятся более серьёзные вещи. — Он обрадуется поводу повалять меня в песке.

— Да… — посмурнел Тукто, резко перестав веселиться. — Боюсь, если бы не брат, мне бы тоже пришлось худо.

— И отец, — напомнил я, с интересом глядя на него. К чему он ведёт?

— Да, и отец… — Тукто помялся и продолжил: — Мне жаль, что так вышло с твоей матерью.

— Ты о чем? — отмахнулся я от его сочувствия. — Многих наказали в тот день.

— Я видел, что Паурит ничего не вынес из вашего дома.

— Что?! И ты… — И тут я замолчал, внезапно осознав в деталях то, что произошло, и то, что он видел.

Это было как вспышка — мгновенное озарение.

Наш дом крайний, правильнее было бы начать осмотр с него, но Паурит медлил. Они уже обошли половину деревенских домов, когда он принялся за наш. Чего он ждал? Он ждал удобного случая, когда у кого-нибудь найдут то, что можно легко подкинуть другому человеку. Изначально Паурит, возможно, и не планировал ничего такого. Но мама изрядно задела его гордость, дав ему по рукам. А что происходило перед моими глазами?

Ракот принёс травы Кари. Огромную кучу трав, из которых незаметно нужно взять всего один кустик. И Тукто видел не только пустые руки Паурита, но и то, у кого он взял эту проклятую траву. Могу ли я требовать, чтобы этот пацан обвинял своего отца перед всей деревней? Чудо, что он вообще сожалеет о случившемся и заговорил об этом. Все же они с братом не в отца, хотя внешне — вылитый он. Я глядел в голубые, как у Ракота, глаза. Избить его за унижение матери? Он-то здесь при чем? Уронить своё достоинство и стать похожим на Виргла? Никогда!

— Я понял, Тукто, я понял. Ты хороший парень. Мне тоже жаль, — перебил я его ничего не значащими фразами, когда он открыл рот, чтобы что-то сказать. А затем ритуально закончил разговор. Будто один из нас — странствующий торговец, подводящий итог торгу. Я не хотел сейчас беседовать, мне нужно было побыть одному. — Хорошая мена!

— Хорошая мена, — согласился пацан, не отводя от меня грустных, выцветших в едва уловимую синь, глаз.

Я уходил не оглядываясь. Мне почему-то казалось, что он так и стоит на месте, смотря мне в спину. Наверное, тяжело видеть, как твой отец совершает явную подлость. Мне кажется, Тукто никогда не будет считаться приближенным нового вождя. И, конечно, не проболтается о нашей сделке. Мне нечего сейчас ему сказать. Я не хочу кричать о несбыточной справедливости и ронять пустые слова. Никто за нас не заступится.

Я выбрал для себя путь силы и Возвышения, чтобы вырваться из этой пустоши. А перед этим отомстить за нанесённые обиды. Через год Тукто начнёт свой путь Возвышения. Я могу только дать ему пару советов чуть позже, чтобы повысить его шансы и отплатить за правду и неподдельное сочувствие в голубых глазах, в которых нет холодного презрения его отца. Ведь мой талант оказался совсем неплох, как и выбранный путь Возвышения. Путь, на котором, как выяснилось, есть не только три Преграды.

С тех пор как я увидел беспричинное унижение мамы, стало труднее заниматься развитием меридианов. Наверное, во мне слишком много ненависти. Странно. Я всегда считал, что очень отходчив и легко забываю обиды. Даже получая тумаки от Виргла, я кипел гневом день-два, а затем мне уже было сложно вызвать в себе такие же яркие чувства, как в момент унижения. Я затухал, словно фитиль без масла. Но теперь всё иначе.

Даже в тысячный раз, поднимаясь с вёдрами и привычно представляя, как в меня втягиваются синие нити и меридианы ярко пульсируют в такт ударам сердца, я вдруг ловил себя на том, что не помню, как из головы исчезли эти образы. А вместо них раздаётся свист плети и снова болит щека от песка. Так было раньше.

Но сегодня я понял, что моя ненависть… нет, не утихает, а преобразуется во что-то другое, даже более сильное, яркое. Мои воспоминания, пропитанные ненавистью ко всему посёлку и отдельным людям, словно сжимались в острый клинок, направленный сейчас лишь на одно лицо. Я бы назвал это предвкушением крови. И оно совсем не мешало моему Возвышению, а словно подталкивало его.

«Паурит, ты бы видел, какой отличный кинжал я собираюсь сделать!» — разговаривал я сам с собой, преисполненный радости и ярости. Мой отец был хорошим кузнецом. Пусть я молокосос, который ничему не успел научиться, но тут невелика работа. От отца остались рецепты и инструменты, но они без практики и учителя почти бесполезны. Почти. Даже простое чтение поведало мне про виды кинжалов, мечей и копий. В своем воображении я вижу, во что может превратиться эта каменная игла. В отличный четырёхгранный кинжал рондель.

Я стащил у тощего Котила из пристройки у загона два хороших обрезка копыт. Что поделать, видимо, родители отца в чем-то правы — я сын своей матери. И теперь терпеливо, по чуть-чуть, делал в них отверстия. В итоге дыра в заготовке навершия кинжала получилась слегка великовата, но это не страшно.

Насадив роговые пластины на каменную иглу, я плотно обмотал рукоять между ними тонким ремешком, а после добавил куски потолще на тупой конец, чтобы зафиксировать навершие, и под эфес. Теперь полдня на солнце — и высохшая кожа зажмёт копыта намертво. С сомнением оглядел свою кривую поделку: кинжал совсем не похож на тот идеал, что горел в моем воображении, но забрать жизнь у Паурита он сумеет.

«Подожди-подожди», — осадил я сам себя. Ведь всё начиналось с желания самостоятельно добыть мясо. Как за минувшие два дня это незаметно для меня превратилось в кинжал для Паурита? Странные и пугающие ощущения. Будто моя жажда крови обрела жизнь и стала существовать отдельно, влияя на поступки.

Решительно тряхнув головой, я снова принялся рассуждать.

Пусть так. Одно другому не мешает. Чтобы самому добыть какую-нибудь юркую ящерицу или квыргала, нужно внимательно проследить, куда уходят команды деревенских охотников, и пойти в другую сторону. Хорошо, что теперь нет одиночек, которые бродят туда-сюда и тоже вылавливают мелочь в ближайшей округе. Только команды, только дальние походы на крупных животных.

Джейры по-прежнему под запретом, коз я вряд ли найду, поэтому беда поджидает их старших родственников. Я с любовью потрогал рукоять кинжала. Ведь с них можно получить не только мясо, но и ценные рога, копыта и шкуры. Охотники сейчас добывают голубую и красную антилопу, мечерога и большого бородача.

И не только. Не только.

Ведь жадность Кардо так велика, а все так напуганы, что охотники уже два раза ходили на ночного пересмешника. Стайный хищник с вонючим мясом, но очень ценной шкурой, когтями, зубами и сердцем. Эти охотники — глупцы, ищущие смерти. Ведь именно среди хищников чаще всего встречаются Звери. Те, кто встал на путь Возвышения, схожий с человеческим. Но это не важно, это их выбор.

А важно то, что если Паурит окажется в команде охотников на пересмешника, то у меня будут все шансы осуществить свою месть. То, что я слышал вечером у костров, где обрабатывали шкуры, вселяет надежду.

Виргл, надеюсь, ты решишь сгноить меня на камнях.

Я взвесил в руке мешок с мясным корнем. Пожалуй, ближайшую неделю я даже половину нормы не буду сдавать, порадую своего главного врага, пусть думает, что его план сработал. Ведь он и знать и не знает, что теперь планы вынашиваю я.