Благословляю сильный дождь под утро… Стихи

Михаил Жереш

Душевная поэзия о любви, жизни и принятии близкого человека. Искрометный юмор, нежная лирика и симпатичные признания в весеннем и осеннем стиле.

ЦИКЛ «СТРЕЛЯЛИ В АНГЕЛА»

Искал я райский сад

Как шел — не знаю сам!

Что было — не припомню!

Желаний пил бальзам,

Черпая его там,

Где храм стоит Господний.

Искал я райский сад.

Но нет! Не для услады!

А чтоб под блеск лампад,

Спросить:

«А что есть Ад,

Коль жизнь подобна Аду?»

Пускай бы тот мудрец,

Что ведал неземное,

Поведал мне конец,

Начало

И венец

Того, что за чертою.

Пускай бы рассказал

И пояснил такое,

Чего б я не видал,

Не слышал

И не знал

Об аде под Луною.

Неужто смерть ужасней

Той жизни, что ведём?

В предельно главной части

Людского неучастия

Во всём,

В чём мы живём?

А мне мудрец ответил:

«Ты сердце успокой.

Тревога — это ветер!

Укрылся,

Не заметил

И сохранил покой!

Страшнее, чем минувший,

Миг прожитый,

Греша,

Есть только то в грядущем,

Что видно вслед идущим —

Порочная душа!»

Отдайте власть дождю!

Отдайте власть дождю!

Пусть в ней он захлебнется!

Вечернюю зарю убьет и посмеётся.

Чуть морося во мгле,

Стекая с губ слюной,

Всех грешных на земле

Он оросит водой.

Дождь справедливый суд

Нам с ливнями устроит:

Виновных посекут,

Оболганных отмоют,

Пыл злобы охладит,

Зальет обиды пламень,

И всех нас удивит

Хорошими делами.

Дождю обман не нужен,

Он выгод не сулит —

По головам и трупам

К деньгам не побежит.

Пусть правит миром дождь,

Пусть нашу грязь смывает.

На нас он не похож —

И это подкупает.

С дождем придет любовь:

Под тихими струями

Быстрей густеет кровь,

Текущая из раны.

Под мокрою одеждой

Инстинкт тепла сильней,

И чаще бьется сердце

У девушки твоей.

Погасите свет в конце туннеля

Погасите свет в конце туннеля —

Призрачных надежд не нужен Бог.

Я пойду, в хорошее не веря,

Зная, что в дороге одинок.

На краю колодца или бездны

Мне никто на помощь не придет.

И рассчитывать на друга бесполезно:

Друг в туннель без света не пойдет.

В сумраке нескладно спотыкаясь,

Крест, залитый кровью, понесу.

Может, с ним я даже потеряюсь

И свою Голгофу не найду.

Пилигримов задевая боком,

Извиняясь вежливо в ответ,

Буду я казаться им пророком,

Ищущим высоких истин свет.

Ну, а если свой не видно палец,

Всё на слух, на ощупь в темноте,

Каждая из встреченных красавиц

Будет самою красивой на земле.

Тьма не разрешит быть суетливым,

Не заставит по счетам платить…

…Чтоб понять, легко ли быть счастливым,

Стоит свет в туннеле погасить.

У Христа за пазухой мне было хорошо

У Христа за пазухой мне было хорошо:

Место благодатное там себе нашел —

Фарисеи изгнаны манией руки,

Голосами славными поют ученики.

Все заботы брошены камнем в полынью,

С неба манна сыплется на голову мою.

Хлебом не обидели, балуют вином

И тепло за пазухой, как в дому родном.

Речи слышу умные — прорицает Бог.

Таинства учения я постичь не смог —

Не лежит к премудростям высшим естество,

Видно примитивное всё ж я существо!

…Дни в дорогах канули, растрясли меня,

Заскучал от отдыха, хочется огня.

А Учитель всуе снова хмурит бровь:

«Агнцы, верьте пастырю, главное — любовь!».

Про любовь запомнилась истина навек…

Но не благодарным создан человек —

У Христа за пазухой я в раздумьях весь:

«Как бы к Магдалене за пазуху залезть?!».

Любовь — не выпитая чаша

Любовь, не выпитая чаша,

Меня к себе влекла всегда —

Нет миража на свете краше,

Чем страсти белая волна.

Она шипит и вихрем вьется,

Колотит, щиплет и мычит,

Казалось, досыта напьется,

Но снова жаждою горит.

Облизан край. Смакуют губы,

Закат фанфарами звучит,

Последним отблеском на трубах

Побагровевший луч лежит…

И в тоже время, Вам признаюсь,

Манит, никчемного меня,

Из чаш не выпитых (я каюсь)

Бокал хорошего вина.

Вино колышется достойно

Стекло обходит вкруголя,

Оно по-взрослому пристойно

По-детски радует меня.

Облизан край. Смакуют губы,

Бутылка бульками звенит,

И с именем Святой Гертруды

В дорогу рифм поэт бежит.

Куда ж оглобли правим наши?

Чем сердце нежное залить:

Любовью из не спитой чаши

Или вином? И с ним забыть —

И торжество, и вдохновенье,

Идей порочных кутерьму,

Гостей непрошенных смятенье

И свод приличий на корню.

…С размахом русским мелочевку

Отставим. И по-царски льем:

На семь двенадцатых — любовью,

А остальное всё — вином!

Заколдованным зигзагом белый волос

Заколдованным зигзагом белый волос

С головы моей кудрявой соскользнул,

И проснувшийся внутри писклявый голос

Каждый пережитый год лизнул.

Он напомнил о несбывшихся надеждах,

О неровных и о правильных шагах

И о том, что на потрепанных одеждах

Бахромой свисает свежий липкий страх…

А бывало в светлом озаренье,

Шапки гор высоких были по плечу

И моря в своем неистовом волненье

Спешно кланялись двуострому мечу.

Я врагам кричал в запале: «Если только

С головы любимой волос упадет,

То не важно, как сильны вы и вас сколько, —

Всех на части моя ярость разорвет!».

И они, теней пугаясь, отступали.

Видя бегство их, я сердцем ликовал

И в гордыне, ничего не замечая,

Я не тех за недругов считал…

Со спины подкралось время незаметно,

Кистью белой покружило над главой,

Проредило гриву всласть рукою бледной

И рассыпалось морозной сединой.

С головы моей любимой уж не волос —

Много больше — убежали навсегда.

И талдычит беспрестанно тот же голос:

«Ярость, милый, не сожжет твои года!»

Пусть жизни белая река

Пусть жизни белая река,

Течет спокойно вдалеке.

Я душу черную врага

Сожму в ободранной руке.

Обсидианом нож сверкнул,

С утра сухим натертый перцем

И глаз испуганный моргнул

Увидев собственное сердце.

На камне крови бьёт ручей,

Ребра встопорщенная кость…

Ты был врагом земли ничьей,

Теперь — мой долгожданный гость.

Обескуражив ночи миг

Застыла в сферах тишина.

Мир окружающий затих

В преддверье сильного броска.

Впечатав сердце в серый диск,

Молитву возношу богам.

Луны задумчивый мениск

Кивает вслед моим словам.

Волшебный импульс получив,

Довольны Боги в вышине,

И могут, день еще прожив,

Купаться в проклятой реке.

Стреляли в ангела

Стреляли в ангела… В упор и против солнца.

Не так, чтоб с умыслом, а чтобы не скучать!

Давно не мытые заросшие оконца

Не смели краем сколотым дрожать.

Летели перья. И простреленные крылья

Свистящим взмахом издавали грусть.

Упавши ниц, хватал с дороги пыль я,

Чтобы не вспомнить это всё, когда очнусь.

Чтоб быть униженным и слабым, но безвинным,

Чтоб в мыслях не было, над ангелом склонясь,

Щипать перо и им набить перину,

Ткнуть кубок в рану, чтобы жидкость набралась…

Росток засохший человеческого смысла

Не ищут в джунглях практики гнилой.

Благая весть свернулась змейкой и закисла,

Стекая с уст его белёсою слюной…

Ах, бедный ангел… Приходя с любовью,

Уйди, простив, не рассуждая впрок:

Ведь люди будут греться твоей кровью

И на ступеньках в винный погребок.

Господь над телом колдовал

Великим замыслом согретый,

Господь над телом колдовал:

Его лепил он, как котлеты,

И, как колбасы, начинял.

Искре божественной внимая,

Он ведал таинство души

И, важность формы признавая,

Не знал, как оную найти.

«Душа! Как много в этом смысла…

Какую б форму ей придать?

Орех? Бутылка? Коромысло?

Икона? Нить? Кудряшек прядь?»

Советчики всегда в достатке,

Когда творишь один за всех —

Сам дьявол, скалясь вверх украдкой,

Пришел взглянуть и молвил:

«Грех… Такому сказочному телу

Не дать божественной души,

Чтобы она в нём шелестела,

Как на запруде камыши.

Чтоб свежий ветер набирала

И запасалась небом впрок…

Я думаю, душа Адама

Должна быть формой… как мешок!»

Уставший за день, без обеда,

Господь не усмотрел подвох:

«Мешок?! Занятно! А для света,

Тепла и веры он неплох!».

Души мешок удался Богу,

Прозрачной тканью воссияв.

И, жизни обретя дорогу,

Адам его с собою взял.

Но, небу душу открывая,

Не видел первый человек,

Как скверну чёрт в мешок бросает

Его бытья весь краткий век.

Так повелось: рождаясь с чистой

И непорочной душой,

Её грязним согласно списка,

Придуманного сатаной:

Шипят в клубке измены близким,

Мешки по полной наложив,

Слова большие с малым смыслом,

Гордыни мелкие ежи.

И род людской не изменится —

Смердят пороки и гроши…

…И охнет Бог и удивится,

Узрев все таинства души.

Открываю окна в душу

Открываю окна в душу:

Там темно, ни огонька…

Заглянуть во тьму я трушу

И войти — дрожит нога!

Мне казалось, не бывает

Абсолютной темноты.

Свет души не угасает,

Только меркнет до зари.

Рамы скрип немым вопросом:

Что с душой и что со мной?

Окна с матовым откосом

Отливают чернотой.

Может, злобит новолунье?

Может, в разуме дыра?

Или старая колдунья

Сердце мраком оплела?

Я в сомненьях, не решаюсь

Лезть мне в душу или нет?

Хоть родная, но, признаюсь,

С ней не знался много лет.

Оглянулся — бродит ветер,

Рвет собака кость в пыли,

Силуэтами в карете

Важно шествуют грехи.

Прокричит петух вдогонку.

Лезу в ночь — скрипит окно…

Да, в моей душе потёмки,

Но в миру совсем темно!

Года идут, крошится камень

Года идут, крошится камень,

Ветшает мебель и ковры.

И гаснет негасимый пламень,

Лучами обогретый, тает

До дна слой вечной мерзлоты.

Всё выпьет время! Всё, до точки!

Песок пустынь, глаза озер,

Ущелья, моховые кочки,

Дожди, весной на ветках почки,

И то, что не охватит взор.

Задумавшись, сгрызет былое

И настоящее потом,

Плохое, скучное, пустое,

Завистливое и больное —

Всё то, что породилось злом.

Всё спишет время… Без разбора,

И тем подарит мне покой,

За исключением такого,

Что не достойно разговора —

Пятна на совести людской!

Если б меня дьявол посетил…

Если б меня дьявол посетил,

Я бы меньше думал и жалел.

Он бы договор мне предложил,

Я бы ему душу заложил,

А взамен имел, чего хотел!

Если б меня дьякон посетил

В пятницу страстную вечерком,

Я бы ему стопочку налил,

Он бы мне грехи все отпустил…

И безгрешный спел бы я псалом.

Если бы ко мне пришла весна

Ветром мокрым и цветущим миндалём,

Пил бы воздух я и закрывал глаза…

Мне бы чудились амуров голоса

И что я сижу с тобой вдвоём.

Если бы остался я во тьме,

Заблудился в осени моей,

Сердце стуком объяснило б мне,

Почему так холодно спине —

Потому, что нет дороги к ней…

А сегодня (объяснить я не могу!),

Все пугающе смешалось, как салат:

Скромный дьявол прислонился к косяку,

Дьякон что-то прошипел мне на бегу,

И заметил, что он кум мне, а не сват.

Ветер мокрый гниль болотную несет.

Хныкают амуры про туше.

Твой миндаль духами отдает,

Осень песню радости поет,

И растут иголки на душе.

Поелозила по холоду рука

Поелозила по холоду рука,

Эхом стук вонзился в глубину,

Говорят, любовь согреть должна,

Но любовь не греет пустоту.

Пристально смотрю в бокал с вином,

Пальцы обнимают пузырьки,

Говорят, вино дает тепло,

Но вино не любит пустоты.

«Возлюбите ближнего», — вещал

Наш Господь, посватанный Кресту.

Но Господь в наивности не знал,

Что зовет любить нас пустоту.

За него наполню свой бокал,

Умереть без веры не хочу.

Правда, верить в пустоту не стал:

Ближнего я предпочел вину.

Зелено зеленое вино,

Пузырьки мерцают на стекле.

От вина рождается тепло,

А Любовь родится в пустоте.

Иконы пишутся без тени

Отрешенности вкусив по полной

И, как тряпку, выжав свою душу,

Я пишу твой образ на иконе,

И по доскам кисть с любовью кружит.

Проявились праведные лики:

В их кругу ты смотришься царицей.

С одобреньем солнечные блики

По поверхности порхают, словно птицы.

Золочу я нимбы и сандали,

Не жалею красок и тепла.

Чтобы про тебя не рассказали,

Ты Святою будешь для меня.

Лик закончен, в трепетном волненье,

Собираюсь тени наложить.

Но иконы пишутся без тени…

Как же мне теперь с тобою быть?

Перемазанные пальцы каменеют,

Вены темными буграми восстают…

На иконе будешь ты без тени —

Так каноны правило дают!

Только свет! От света ликам тесно.

Светом сам Рублев святых писал…

Но чтоб не было намеков неуместных,

Чашу с кровью я загрунтовал!

У меня не встреча с незнакомкой

У меня не встреча с незнакомкой

И не ожидание конца:

В полудреме над пустою стопкой

Жду себе тернового венца.

Не спешит он — заплутал в дороге

Или же ошибся головой:

Хоть он сделан под размер немногих,

Многие к нему идут толпой.

Кто до артефактов дюже падкий,

В храм войдет вечернею порой,

Снимет с головы венец украдкой

И укроет грязною полой.

Я, перипетий таких не зная,

Буду продолжать упорно ждать

И, венец терновый ожидая,

Как Христос, за истину страдать.

С чем сравнить щемящую истому,

Как унять непрошенную боль?

Боль разбавлю горечью я новой

И промолвлю: «Бог и есть Любовь».

Вот ответ! Я отодвинул стопку.

Ждать не буду колкого венца —

Совмещу я встречу с незнакомкой

С вечным ожиданием конца.

Слава Богу, все мы смертны

По законам мирозданья

Растворяется добро,

В наших душах в наказанье

Концентрируется зло.

Долгожители — злодеи

Груз неправедный несут,

Семена неправды сеют,

Злобу в долг другим дают.

Если б все мы были вечны,

Был бы страшен этот мир:

Дьявол властвовал беспечно,

Приглашая нас на пир.

Над народом вор глумится,

Всё беднее нищета,

Всё безжалостней убийцы

И хитрее шулера.

Слава Богу, все мы смертны,

И наградою за жизнь

Гроб сосновый другом верным

Будет долго нам служить.

По себе грустить не надо,

Плох ты был или хорош,

В двери Рая или Ада

Без заминки попадешь.

Может, ты искал забвенья

Иль спасения во лжи,

Смерть войдет без позволенья

Спросит: «Тапки одолжить?»

Был ты ангелом иль гадом?

Отравителем? Бомжом?

Смертный час наступит даром,

Список раньше утвержден.

Вот и кончились интриги,

Вековой вражды букет,

Черной зависти вериги

И вендетты злой ответ.

Рвутся цепи отношений.

Желчь не ускоряет кровь.

И не жаждет подношений

Извращенная любовь.

Сколько ненависти бурной —

Тихой сапой — на тот свет…

Станет чище мир подлунный,

Дольше будет жить поэт…

Люди, знайте: вы не вечны,

В том не надо мне пенять.

Верю я в добро, конечно,

А смерть… прошу подстраховать!

В руках любимого и камень кажется яблоком

В руках любимого и камень кажется яблоком.

(Восточная мудрость)

Отец учил, собрав народ,

Пусть первым бросит камень тот,

Кто среди нас и без греха…

Кто без греха? Так это я!

Теперь пытаюсь осознать,

Готов ли этот камень взять?

Не дрогнет ли моя рука

И бросит, не боясь греха?

Любовь воистину легка,

Когда она, как облака,

Плывет, гонимая весной,

Не торопясь, сама собой.

Моя любовь — сто тысяч мук,

Со вздохом каждый сердца стук

Растянут в вечности. И я —

Пятно на лике бытия.

Сомнений тучи. Не понять,

Что может женщина желать.

Но если я не муж её,

То брошу камень я в неё!

Дозрел. Сам камень я беру,

Его засуну под полу,

Иду решать вопрос один:

Так я любим иль не любим?

Пришел и камень достаю,

И очень грозно говорю…

Она в ответ: «Адам подрос,

Адам мне яблоко принес!».

И смотрит прямо мне в глаза,

А на щеке блестит слеза.

Рука разжалась. Я смущен…

А змей здесь вовсе не при чем!

О, Боже! Дай мне время на молитву

О, Боже! Дай мне время на молитву!

Я не имею ни секунды для неё.

Крутясь как белка, думаю про битвы,

А сердце разрывается моё.

Оно желает в тихом упоенье

Шептать слова, направленные ввысь,

И видеть возвращение прозренья

И то, как мысли нимбами зажглись.

Немного золота за век Христа намыто.

Среди трудов, начатых впопыхах

Лишь пара дней мной правильно прожита,

А остальные — суета и прах.

И знаю, что закончить нужно много

И время на роман ещё найти.

Всё время разбегаются дороги,

И как узнать, куда верней идти?

О, Боже! Не молю о благодати.

Не надо милостей — я скромно обойдусь.

Готов носить поношенное платье

И верно славить брошенную Русь.

Довольно головы, стеной пробитой,

Лишь одного прошу, пускаясь в путь:

О, Боже! Дай мне время на молитву…

А на роман, найду уж как-нибудь!

Вот снова чистый лист слетает в забытьи

Вот снова чистый лист слетает в забытьи.

И я, как будто чист, в непрошеной любви.

Тихонько расправляю уставшее плечо.

Смотрю печально в небо…, а небу всё равно!

Себя не называя… Да как ни назови —

Израненное сердце трепещется в груди.

На подвиг и на подлость толкает нас оно.

У неба нет эмоций… И небу хорошо!

А хочется, чтоб были, чтоб рано поутру

На чистую молитву откликнулось: «Ау!»

И тихим завыванием ответило на крик,

Но небо не ответит…, и я к тому привык!

Резьбой ложатся строчки на матовый экран.

Что было в мыслях грустных листу я передам.

Бумага всё прощает, а может, не простит:

Лист тоже ведь без сердца… Но он хоть не молчит!

Меня не нужно губкою тереть

Меня не нужно губкою тереть

И в средстве чистящем замачивать на день.

У антикваров цену та имеет медь,

Которая не только поседеть

От мудрости, но и позеленеть

Успела…

Меня не следует подолгу обжигать

Блестящим Солнцем бестолковых фраз.

Меня с собой возьмите только раз

К восходу в гости, чтобы поиграть

Рожденьем утра. С ним чтоб помолчать

Несмело…

Меня не надо на моих ловить

Ошибках многочисленных и явных.

Мне Боги даровали много, но средь главных

Был дар ошибку совершить.

И в исправленье находить

Забвенье…

А если с исправленьем не спешу

И в заблужденьи тверже чем гранит,

Мой добрый антиквар меня простит.

Ведь я об этом просто напишу:

Пока не исправляюсь — я живу

В стремленье…

Забытая любовь, что может быть скучнее

Забытая любовь… Что может быть скучнее!

Зеленоватый мох на трещинах коры

У головного мозга. Заботы поважнее

Закрасили по новой всю прелесть той поры.

Ещё в неровных вздохах последние страницы

Коротеньких историй из книги моих снов,

Но всё трудней цепляться за звуки и за лица…

И за угол уходит забытая любовь.

Рукой прикрою сердце — оно еще бунтует!

Оно стучать готово всем фактам вопреки.

Мне стало чуть теплее, как после поцелуя —

Быть может, я не умер для той своей любви?

Нет!

Гаснут отголоски взволнованных свиданий,

Подаренные вещи не хочется носить.

Забытая любовь… Что может быть желанней?

Когда есть время вспомнить,

А может быть, забыть…