Михаил Елизаров – прозаик, музыкант, лауреат премии «Русский Букер». Автор романов “Pasternak” и «Библиотекарь», сборников короткой прозы «Ногти» (шорт-лист Премии Андрея Белого) и «Мы вышли покурить на 17 лет» (шорт-лист и приз читательского голосования премии «НОС»). «Елизаров сам себе и направление, и критерии оценки, и бог, и царь, и герой. Он подчёркнуто парадоксален и агрессивно провокативен. Его лирический герой – нахал, красавец, культурист, но при этом беспомощен и беззащитен, как дитя. От брутальности до нежности у него один шаг, который он и делает постоянно, поэтому его непрерывно “ведёт и корчит”, выражаясь словами Н.С. Лескова. Каждый рассказ в сборнике по-своему хорош. Они про любовь, про измену, про одиночество, про путешествия и про безнадёжный опыт схватки с миром, который всё равно тебя победит» (Павел Басинский). Содержит нецензурную брань!
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Мы вышли покурить на 17 лет… предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Паяцы
Сердце изболелось, глядя на Марину Александровну и Вадима Рубеновича.
У летнего кинотеатра сцена фактически отсутствовала: только коротенький выступ, похожий на обиженную нижнюю губу — «кинотеатр вот-вот расплачется», — поэтому к этой выпяченной губе специально пристроили подмостки и две фанерных кулисы.
На Марине Александровне были тряпичные шорты на косой помочи, поверх родной причёски — зелёный поролоновый ирокез.
— Слушайте новости! Свежие огородные новости!.. — выкрикнула деланным мальчишеским голосом.
— Ах, зачем ты так шумишь, невоспитанный мальчишка?! — подхватил реплику Вадим Рубенович.
К подбородку он приладил седой козлиный локон, а на переносицу самодельное, из проволоки, пенсне. Халат и шапочка были поварские. Чтобы превратить их в одежды сказочного лекаря, на шапочке губной помадой нарисовали жирный крест.
— И где ты только вырос?..
— На грядке, синьор! Разве вы не узнали меня?! — Марина Александровна прибавила задора.
— О, конечно же узнал! — лукаво отозвался Вадим Рубенович, профессионально адресуя фразу зрителям. — Достаточно взглянуть на твою головку-луковку!..
Марина Александровна была Чиполлино, а Вадим Рубенович, стало быть, изображал Айболита. Это всё называлось «затейничество». Два сказочных персонажа в течение полутора часов занимались групповым развлечением отдыхающих малышей — песни, пляски, конкурсы с копеечными призами.
То есть: Вадим Рубенович, к примеру, играл на аккордеоне, а Марина Александровна пела игрушечным дискантом: «А-а-аблака-а-а, белогривые лоша-а-адки!..»
Главное, чтобы дети подхватили песню. Марина Александровна для этого делала такие приглашающие движения руками — мол, давайте, все вместе, хором: «А-а-аблака-а-а-а!..»
Или конкурс. Чтение стихов. Любых, кто что вспомнит. Искусство Марины Александровны заключалось в умении обнаружить потенциального добровольца, а потом заманить его на сцену…
В пионерском лагере «Дельфин» вместо настоящих малышей администрация согнала подростков. Бессовестных, шумных, омерзительного пыльно-копчёного цвета — июльская смена подходила к концу. Похожие на павианов, они по-собачьи улюлюкали и не желали участвовать и подпевать. Я смотрел на Марину Александровну и Вадима Рубеновича, испытывая чувство беспомощного стыда.
Я сошёлся с паяцами неделю назад. Приехал, изнурённый удушливым плацкартом. Крымский зной оглушил. Я снял втридорога комнату в крепких кулацких хоромах из песчаника. Панцирное ложе было продавлено и больше напоминало не кровать, а гамак. На полдня я забылся обезумевшим сном. Очнулся, вконец угоревший, поплёлся к морю.
Моё северное туловище под солнцем казалось мне даже не белым, а ливерно-сырым. Я застеснялся самого себя и побрёл искать укромное место. Вначале шёл через раскалённую толпу по набережной, мимо дышащих мясом и тестом лотков, мимо скрипучих причалов, мусорных баков, набитых выеденными арбузными черепами. Воздух от жары дрожал и звенел. Пахло водорослями, кипарисами, жареной осетриной и общественными уборными.
Наконец, асфальтовая тропа скатилась под гору, растворилась среди камней. В вышине, похожая на шахматную ладью, желтела античная руина. Рядом переливалось кварцевыми искрами зелёное пышное море.
— Эй! Молодой человек! Вы сгорели! — крикнула мне Марина Александровна. — Немедленно сюда! Тут за камнем тень!
Я пошёл на зов. Старался смотреть не на Марину Александровну, а вокруг. Всю её ладную фигурку покрывала высохшая глина цвета нежной патины. Миниатюрные грудки были размером с крышку от заварочного чайника. Низ живота заканчивался волнительной эспаньолкой. У керамических ног Марины Александровны сидел глиняный, как голем, худой и голый Вадим Рубенович — улыбался. Так мы познакомились.
Вадиму Рубеновичу было сорок лет, Марине Александровне — тридцать шесть. Жили они вместе восьмой год, но только в этом апреле расписались — молодожёны…
Вадим Рубенович, сколько себя помнил, работал в самодеятельности, Марина Александровна раньше отплясывала в народном коллективе. Подружились они здесь, на отдыхе, подумали и соорудили три программы: детскую, взрослую — всякие юмористические сценки, — и певческую — романсы, песни из репертуара Никитиных…
— Мишенька, я видел, как вы за нас переживали, — Вадим Рубенович поливал из рукомойника свою лысую, как пешка, смуглую голову. — Вам кажется, что мы оскорблены, унижены… Это неправда. Взгляните на ситуацию по-другому. Мы три месяца проводим на море, отдыхаем и при этом зарабатываем неплохие деньги… А на всяких оболтусов внимания не обращаем. Да, Мариш?..
Мы встречались на камнях каждое утро. Паяцы так потешались над моими плавками, что на второй день я отважился и снял их, плавки. Затем позволил Марине Александровне обмазать себя глиной, превратить в истукана.
— Мишулечка, — щедро восторгалась Марина Александровна. — Какое же у вас красивое тело! Аполлон! Аполлон!
— Вы тоже очень красивая, — хвалил я Марину Александровну. Стройные балетные ноги, пожалуй, выглядели излишне крепкими, громоздкими. Вообще, нижняя часть Марины Александровны была словно на размер больше верхней её половины. Но в целом она выглядела хорошо. Белозубая. Зелёные, цвета крыжовника, глаза.
Мне было двадцать два года, и немолодые паяцы взялись опекать меня. Подкармливали абрикосами, грушами, виноградом. Ночами провожали до калитки — я расточительно поселился рядом с морем, а они снимали где подешевле — экономили.
По утрам Вадим Рубенович уплывал на крабовую охоту, плескался среди подводных камней. А Марина Александровна нежно покрывала меня глиной. Поначалу только спину, но потом как-то случайно я подставил ей живот, поворачиваясь, точно горшок на гончарном круге.
Однажды, когда Вадим Рубенович, взбрыкнув ластами, надолго занырнул, она приложила к моему паху ладонь, полную жидкой глины, и прошептала каким-то оступившимся голосом: «И здесь тоже надо намазать…»
Я вздрогнул. Мы оба, как по команде, уставились на волны: не всплыл ли Вадим Рубенович. Над водой лишь парила одинокая чайка, похожая на матроску цесаревича.
Вечерами на набережной гремели дискотеки. После той распростёртой чайки Марина Александровна не позволяла мне знакомиться с ночными крымскими девочками — лёгкими, блестящими, как стрекозы. Стерегла меня, улучив мгновение, припадала к моему уху горячим от выпитой «Массандры» шёпотом: «Обожаю, обожаю тебя…»
Дома я укладывался в свой железный гамак, представлял Марину Александровну и облегчал себя рукой.
Мы изнывали. Вадим Рубенович погружался в пучину, я стремительно приникал к Марине Александровне, коротко впивался губами в её крошечную грудь, точно не целовал, а клевал. Или же мы жадно схлёстывались солёными горячими языками — ровно на протяжённость вдоха Вадима Рубеновича, едва успевая отпрянуть друг от друга, прежде чем над водой блеснёт на солнце стекло его маски. После каждого такого рваного поцелуя глиняный кокон в моём паху раскрывался, выдавая меня с потрохами…
В канун моего отъезда мы попались. Вадим Рубенович возвращался с охоты каким-то излишне торопливым брассом. Почти бегом подошёл к нам. Я быстро перевернулся вниз животом, чтобы скрыть вздыбленный бесстыжий потрох. Вадим Рубенович с высоты роста посмотрел мне в лицо, будто заглянул под кровать.
— Михаил, вы поступаете очень дурно! — резко сказал он.
— А что случилось? — недоумённая беспечность не удалась. Голос скрипел на зубах, словно каждое слово обваляли в песке.
— Вы сами всё прекрасно понимаете, — Вадим Рубенович даже не смерил, а точно взвесил меня презрительным взглядом и отбросил в сторону. — Марина, собирайся, мы уходим!
— Какая-то глупость… Недоразумение… Глупость… — бормотал я, чувствуя спёкшиеся от неловкости щёки. Марина Александровна молча набивала сумку. Вадим Рубенович, надев на руки ласты, похлопывал ими как ладошами — поторапливал.
Они ушли. Я маялся. Представлял, что там, за валунами, Вадим Рубенович, так и не снявший хлёсткие ласты, будто оскорблённый тюлень, отвешивает Марине Александровне злые пощёчины, а она покорно принимает их и не закрывает виноватого лица.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Мы вышли покурить на 17 лет… предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других