Тысячу раз умереть

Михаил Дабар, 2021

Когда человек умирает, все его воспоминания и чувства уходят вместе с ним. Или нет? Эрлик Темиров, студент-медик из Санкт-Петербурга, знает, что нет. За свою жизнь он видел воспоминания многих людей, и все они были мертвы. Но свои способности он держал в тайне, пока с его братом не случилось несчастье. Почему это случилось и виновны ли те, кто предстал перед судом? На эти вопросы ему придется ответить, пройдя через испытания и трудности.

Глава 7

У нас все было хорошо. Через день я почти забыл о семействе Ремизовых. Через неделю уже не вспоминал. Рассказав все Кристине, я как будто сбросил с себя камень. Мы стали еще ближе. Не могу сказать, что наши отношения после этого как-то поменялись. Нет. Она не стала смотреть на меня по-другому, но периодически в ее речах проскальзывали намеки, а иногда и целые шутки о том, что я не такой как все. Ее любимая была про Джека Николсона. Вспоминая ту знаменитую сцену с дверью из фильма Стенли Кубрика «Сияние», Кристина говорила, что я бы сыграл эту роль намного лучше.

— Почему? — спросил я, когда она так пошутила первый раз.

— Потому что ты настоящий псих, Эри, а он его только играл.

А еще она любила шутить про меня как про детектива.

— Если бы я была писателем детективов и писала про сыщика, то ты бы никогда не стал героем моих романов.

— И что же я делаю не так?

— Книги толщиной в одну страницу очень плохо продаются, Эри.

Я не обижался на нее. Мне эти шутки даже нравились. К тому же она смеялась, когда шутила, а мне нравится ее смех.

Наша жизнь шла по обычному сценарию. Так жили и живут многие люди. Я учился, работал в морге сутки через трое, но это нисколько не мешало моему образованию. Кристина училась и в свободное от пар время рисовала комиксы. Ей даже удалось продать парочку, как раз про того самого работника морга, списанного с меня. Как только она их продала, работать над новыми, она стала еще усерднее. Иногда я заходил на кухню в два часа ночи, чтобы попить воды, а она сидела за столом и делала очередной набросок. Я ей никогда не мешал. У меня было на это две причины. Во-первых, карандаш в ягодицу — это очень больно. Во-вторых, у Кристины всегда был запасной карандаш, а ягодиц у всех людей ровно две. Это все шутки, конечно. На самом деле, она просила меня не мешать. Если Кристина хотела поработать ночью, значит так надо. Я это принял, как и она когда-то приняла мою особенность.

Семья моего отца сначала отнеслась к Кристине настороженно. Девушки в странной черной одежде обычным людям кажутся приверженцами какой-то субкультуры: начиная от готов и заканчивая сатанистами. Кристина не принадлежала ни к тем, ни к другим, ни к какому-то промежуточному варианту. Она любила черную одежду и мнение остальных ее не интересовало. Но как это объяснить моим родственникам, я даже не представлял.

Как выяснилось позже, переживал я зря. Когда мой отец понял, что Кристина не собирается снимать фильмы ужасов и приносить в жертву куриц, его настороженность пропала. Возможно, на него оказала влияние тетя Лина, я точно не знаю, а возможно, в пользу Кристины сказала ее осведомленность в древнегреческой мифологии. Когда речь за ужином пошла об олимпийских богах, никто не мог вставить ни слова в течение часа, пока эти двое не наговорились. Когда мы уходили, отец на прощание поднял большой палец вверх. Я расценил это как знак полного одобрения моего выбора.

Но больше отца Кристина приглянулась тете Лине. После смерти Марка она искала отдушину. Я мог с ней разговаривать, она мне отвечала, но меня не покидало ощущение, что мыслями она где-то в другом месте. С появлением Кристины все сильно изменилось. Тетя Лина стала намного отзывчивей, она даже учила Кристину готовить некоторые блюда. Они по несколько часов проводили на кухне вдвоем за готовкой и разговорами, а тот, кто пытался им помешать, мог схлопотать лопаткой по голове.

Мой отец был очень рад за меня.

— Надеюсь, ты не рассматриваешь ее, как временный вариант? — спросил он за одним из семейных ужинов, когда Кристина, тетя Лина и Ян понесли грязные тарелки на кухню.

Я с удивлением посмотрел на него.

— Временный?

— Кристина очень хорошая девушка и мне кажется, у вас все получится.

— Я тоже на это надеюсь, — кивнул я, потупившись в тарелку.

— Был у меня один друг, — сказал отец. — Он переехал в Москву, у него появилась девушка, но он всегда мне говорил, что она — временный вариант. Так сказать, ради секса.

В этот момент, я хотел зарыться в остатки торта в моей тарелке.

— В итоге, знаешь что? — продолжал отец. — Он женился на ней, и они до сих пор живут вместе.

— Это только подтверждает поговорку о том, что нет ничего более постоянного, чем временное, — сказал я, пытаясь увести тему разговора в другое русло.

— Нет, сынок, это подтверждает тот факт, что, если люди друг другу подходят, это сразу видно. Им суждено быть вместе.

— То есть, ты понял, что твой друг неправ сразу?

— А ты видел его? Он размером с приличный многоэтажный дом с таким пузом, что оно входит в дверной проем на два часа раньше него. А его жена ему под стать. Когда она меня обнимает, мне кажется, что у меня трещат все кости.

— Ты думаешь, что мы с Кристиной подходим друг другу? — спросил я.

В этот момент вернулись тетя Лина и Ян за новой порцией грязной посуды. Вместо ответа отец поднял большой палец. Я все понял.

— О чем разговариваете? — спросила тетя Лина.

— О русских поговорках, — ответил отец.

— Ты когда-нибудь можешь говорить не о работе?

— Могу, и сегодня именно такой день.

Сказав это, он мне подмигнул. Тетя Лина этого не заметила.

С моей матерью все было намного сложней. Она приезжала в октябре, когда учебный семестр был в самом разгаре. Про то, чтобы остановиться у отца, не было даже и речи. Гостиницу она тоже отмела сразу.

— Я собираюсь приехать проведать сына, а не отельные мини-бары, — ответила мама на мое предложение.

Я спорить не стал. Кристина отреагировала на ультиматум моей мамы спокойно.

— И что, ты даже не будешь убираться перед ее приездом? — спросил я.

— Зачем?

— Ну, так принято.

— У нас разве грязно?

— Нет, но…

— Значит, уборка не нужна.

Она действительно была не нужна. У нас дома всегда было чисто. Но я по какой-то неведомой для меня причине все равно переживал. Кристина же оставалась хладнокровной и независимой от чужого мнения. Как я и опасался, это моей маме и не понравилось.

— У этого салата очень странный вкус, — сказала моя мама за ужином.

— Странный? — переспросил я.

— Да. Он какой-то кислый. Не пропал случайно?

— Нет, мам, что ты. Мы его приготовили сегодня утром к твоему приезду.

— Это яблоки, — сказала Кристина. — Они дают такой вкус.

— Яблоки? В оливье?

— Да. Обычный оливье мне давно надоел, а яблоки придают ему необычной вкус.

— Понятно.

Это «понятно» от моей мамы звучало как «расстрелять» от Сталина. Вердикт вынесли, и изменить его было уже нельзя.

— Она же абсолютно не прислушивается к чужому мнению, — сказала мне мама, когда мы вышли погулять на улицу без Кристины, она осталась убирать и мыть посуду.

«Подышать свежим воздухом перед сном. Врачи советуют» — так моя мама мотивировала эту прогулку. На мой вопрос, с каких это пор она гуляет перед сном, она ответила, что с тех самых пор, как я уехал. Хотя я догадывался, что все это она выдумала ради разговора со мной наедине.

— Мам, ты ее еще не знаешь, — защищал я Кристину.

— Боже мой, оливье с яблоками. Это же ужасно.

— Мне нравится.

— Я никогда не делала ничего подобного. Есть классический рецепт оливье. В нем все идеально. Зачем что-то менять, если это идеально?

Я хотел ей сказать, что классический рецепт оливье вообще не похож на то, что мы едим сейчас, но решил не усугублять ситуацию. Я только пожал плечами.

— Ты собираешься всю жизнь есть кислое оливье?

— Я его вообще не очень люблю.

Скорее всего, мама истолковала мои слова так, словно я на ее стороне. Я это понял по ее взгляду и опровергать не стал.

Те три дня, что она провела у нас, мне показались худшими в моей жизни. Каждой клеткой своего тела, я ощущал напряжение, висевшее в квартире. Кристине же было плевать. Она делала то, что делала обычно. На второй день мама застала ее за работой ночью на кухне, а потом весь следующий день, я слушал, как это плохо не спать по ночам.

По моим ощущениям я был Фелиппом Пети, а моя мама и Кристина — полицейскими на двух башнях торгового центра. Куда бы я ни пошел, в любом случае меня ждали наручники и речь о моих правах. Поэтому я продолжал балансировать на тросе где-то посередине, рискуя сорваться с огромной высоты.

К счастью все это продолжалось недолго. На третий день моя мама сделала жалкую попытку повлиять на Кристинин борщ. Она всего лишь предложила добавить в него немного уксуса. Кристина всегда использовала лимон. Его-то она демонстративно туда и выдавила. По взгляду мамы я понял, что на ее глазах только что в жертву принесли маленького козленка. Она развернулась и ушла, а за ужином не сказала ни слова.

— Эта женщина тебе не подходит. Она вульгарная, дерзкая, и не уважает старших, — сказала она мне, когда мы сели в такси.

— Мам, тебе показалось.

Я тут же об этом пожалел. Добавив дров в огонь, я всю дорогу слушал, какой я плохой сын, а раз я плохой сын, то не мог найти нормальную девушку. Это продолжалось ровно до того момента, пока мама не отдала свой посадочный талон девушке на стойке перед зоной ожидания.

— Добрый день, — сказала работница аэропорта.

— Вот видишь, эта девушка намного лучше твоей Кристины. Она хотя бы со мной здоровается. К тому же еще и красивая, — шептала она мне, пока проверяли ее посадочный.

Девушка протянула ей паспорт и билет с печатью.

— Приятного полета.

— Спасибо.

Мама меня поцеловала и многозначительно кивнула в сторону девушки.

— Я люблю тебя, мам, — сказал я.

Мы обнялись. На обратном пути я позвонил отцу и рассказал о трехдневном пребывании мамы.

— Я даже удивлен, что она не закатила скандал, — сказал отец, выслушав. — Видимо, в твоей Кристине есть что-то такое, чего она испугалась. Поэтому, сынок, даже не думай прислушиваться к матери.

— Я и не собираюсь, пап.

— Вот и молодец. Она у тебя хорошая. И сильная, если смогла противостоять Маше. Любому мужчине нужна сильная женщина. Это я тебе говорю, как женатый человек. Никому не хочется иметь жену, которая только и делает, что ноет и не может самостоятельно решить ни одной своей проблемы. Так что Кристину не обижай.

— Если я это сделаю, то она меня выкинет в окно, а у нас квартира на пятом этаже.

— Будет больно, — подытожил отец.

— Не то слово.

Когда я вернулся домой, о моей матери мы даже не вспомнили. Кристина не интересовалась, что о ней подумали, я же не хотел эту тему затрагивать вообще. Меня все в ней устраивало, а мнение моей мамы — это ее личная проблема.

После того случая с Александром Ремизовым, я очень долго не прикасался к покойникам. Визит матери напомнил мне о людях с психическими расстройствами, и если я хочу им помочь, то должен заглядывать им в головы. Тем более, что на втором курсе у нас как раз начались лекции на тему психических заболеваний и их лечения. К нам в морг иногда привозили мертвецов из сумасшедших домов, но я всегда боялся заглядывать к ним в головы. Люди с травмированной психикой видят все не так, как обычные люди. Поэтому я понятия не имел к чему мне готовиться. Возможно я увидел бы монстров, несуществующих людей, вторжения инопланетян, а возможно их обычную жизнь без искажений. Я рассказал о своих мыслях Кристине.

— Если ты действительно хочешь помогать людям, то должен это сделать, как бы тебе не было страшно, — сказала она, выслушав.

— Ты так думаешь?

Кристина кивнула.

— Эри, у тебя уникальный дар и с его помощью ты сможешь помогать людям в самых запущенных случаях. Кстати, не все психически больные люди нищие, — она подмигнула.

— То есть я буду заниматься этим ради своего Говарда Хьюза?

— Не исключено, — она улыбнулась и легкой походкой отправилась на кухню рисовать.

— То есть, ты меня поддерживаешь?

— Конечно, глупенький, — крикнула Кристина с кухни. — Было бы глупо всю жизнь проработать в морге с такими талантами.

С этого самого разговора я стал ждать. Случай подвернулся довольно скоро. 28 ноября 2018 года в мое дежурство, к нам привезли шестидесяти пятилетнего мужчину, лечившегося в психиатрической больнице последние тридцать лет. Судя по записям в карточке, он страдал острой формой шизофрении. По поводу сути болезни в ней не было ничего, поэтому чего ждать от погружения я не представлял.

— Валентин Геннадьевич Марков, — прочитал я его имя.

Голые стены морга, выложенные плиткой, отразили звук моего голоса. Родился в Алма-Ате в 1954 году. Не женат, детей нет. Эта была вся информация из его посмертной карточки. Я сделал глубокий вдох и положил руку на его плечо. В тот же момент я стал им.