Тайна Зеленой аллеи. Искра души

Михаил Волков

Действие книги происходит в городе Цитадель и его пригороде. Мир контрастов. Яркое социальное неравенство. Так почему бы здесь не появиться обезумевшему Вестнику смерти. Он пробуждает надежду в людях и забирает их искры жизни пока падшие легионы пробираются через разломы миров, чтобы погрузить Цитадель и пригород в Атомную зиму. Спасти всех сможет только ангел Апокалипсиса, но захочет ли он? Вас ждут алые реки, безжалостные маньяки, безумные ученые, кровожадные демоны и потерянная любовь. Книга содержит нецензурную брань.

Пролог

Неделя скитаний переросла в месяц поисков, похожий на один бесконечный день. Кажется, был четверг. Голубое небо на глазах исчезло за пеленой грозового фронта. Пока облака лаконично опоясывали черным покрывалом контуры горизонта, на вершине рыжего холма вспыхнула синим пламенем трансформаторная будка и заискрила голубой паутиною неуправляемых высоковольтных разрядов. Прохладный ветер ностальгировал по штормовым волнам и в предвкушении грядущей грозы раскачивал плантации из серых репейников и зарослей мохнатых верхушек темно-зеленого камыша. В воздухе запахло дождем.

Парень вздрогнул от треска ветки под ногами и с ужасом в глазах посмотрел на антропоморфный силуэт за спиной. Организм завершил сложный процесс биосинтеза с выбросом в кровь инъекции адреналина, интегрированного с другими гормонами в безоговорочную мобилизацию всех ресурсов по выносливости. Участилась одышка, поднялось артериальное давление, усилилась выработка молочной кислоты в икроножных и мышцах бедер, а частота сердечного ритма на пульсометре побила статистику личных рекордов по кардионагрузке. Ботинки с застрявшими в подошве кусочками известняка быстро скользили по влажной траве, оставленной в колее широкими протекторами колес тяжелого грузовика. Страх, как выстрел из крупнокалиберного Desert Eagle, притупил ощущение усталости. След от дорожной колеи долго вилял зигзагами крутых поворотов, а потом незаметно исчез под перинами травы на молодых оврагах. Преследователь отставал.

Монстр темноты тяжело задышал, сморщил наждачную бумагу из волосяных луковиц на холке и протяжно заскрипел неправильным прикусом не прикрытых губами зубов. На бесформенной шее, сдавленной строгим ошейником, раскрылись веером для конденсации влаги сетчатые волокна розовых мышц. Специфическим басом зверь назвал жертву по имени и прижался к земле, готовый к нападению, но путник скрылся за извилистой стеной из камыша.

Циферблат на запястье указал на 20 часов 00 минут. Промозглый ветер взбудоражил осенней прохладою парниковое тело. Первые капли дождя нерешительно сорвались с неба на обветренные щеки, губы, длинные ресницы и щетинистый подбородок, под которым затянулся шнурок капюшона влагозащитной куртки. Парень огляделся и остановился на развилке у вывески с черной надписью на бордовом фоне, заляпанном брызгами грязи: «Каран…» Рукав куртки протер продолжение слова, и липкие губы произнесли: «Карантин». Впереди показался заградительный пост, окруженный по периметру спиралью из самоловных браконьерских крючков и колючей проволоки. Дорогу к шлагбауму преграждал архитектурный бруствер. Белый луч зенитного прожектора с надзорной вышки дезориентировал внимание в пространстве, и чей-то мужской голос в приказной форме выкрикнул: «Стой!»

«Сейчас прогремит гром, а следом за ним выстрел винтореза. После чего свинцовый капсюль пролетит между полушариями головного мозга и с наслаждением разделит пополам мое богатое воображение», — подумал парень и замер, стараясь избежать сцены кровавого апофеоза.

— В поисках знакомого я приехал из пригорода, из поселка Зеленых аллей. Моего друга забрали на реабилитацию в медицинский центр доктора Брауна. Я могу от вас позвонить? — спросил путник, прикрывая ладонью глаза от яркого света.

В ответ прозвучало молчание. На фоне быстрого дыхания под шум моросящего дождя прошла первая минута, а за ней незаметно пролетела вторая, но кульминации венца событий не последовало.

— Так ты считаешь, что твой приятель здесь? — неожиданно спросил приближающийся хриплый голос.

— Мне кажется, я на верном пути.

— Кажется ему. Как же зовут его?

— Джек Мединсон! — громко и отчетливо, как команду на построении в годы армейской службы, прокричал парень сквозь свист усилившегося ветра.

— Слушай меня внимательно, незнакомец. Тут никого нет. Территория карантинная. Понимаешь? Вирус вызовет у тебя отторжение анатомических апгрейдов. Оглянись, вокруг зона отчуждения: ни связи, ни людей. Ни души. Вход воспрещен, — неохотно проговорил грубый голос, исходивший из-под острого капюшона длинного плаща.

Прицел взведенного карабина опустился и толкнул дулом парня в плечо.

— А теперь убирайся! — Молния осветила спину сутулого высокого человека с винтовкой наперевес. — Здесь ты никого не найдешь, — дополнил мужчина еле слышно, в тандеме с ударом грома, и глубоко вдохнул дым тлеющей сигареты. Дождь обрушился отвесной стеной вниз.

— У меня нет имплантаций. Мне нечего опасаться. Этого места нет на карте. Связь недоступна. Я долго шел. Мне нужно переждать грозу.

Не услышав ответа, парень зашлепал по лужам за сторожем, воспринимая немое молчание за вежливое согласие. Кирзовые сапоги уверенно месили липкую глину. Мужчина остановился и крикнул, не оборачиваясь:

— Сказано же, проваливай!

— Вы же тоже слышите, как стучит трелями дятел, но тут только пустоши из камыша и перекати-поле?

Тем временем в глубине сумерек зверь выполз из кустов можжевельника и жадно вдохнул с дорожного знака потожировые следы, смываемые дождем.

— Вы подумаете, что я спятил, но я видел его: тело из наростов моллюсков и китовых вшей вдыхает изморозь жабрами на спине, челюсти стучат металлическими спицами от холода, а по венам течет черная кровь. Я уйду утром, обещаю.

На удивление парня, эта информация не произвела никакого впечатления на нового знакомого.

Окна в комнате были закрыты на металлические ставни с решетками и амбарными замками. На антикварном столе спокойно томился огонек масляной лампы, и ее тусклый свет мягко ложился на красную пряжу у стен из дикого камня.

— Ты можешь сесть здесь, — пробурчал хозяин дома, указав пальцем с кривой фалангой на деревянный стул, а сам поднялся по лестнице на скрипучий чердак. Гость снял ветровку и проверил надежность засова входной двери.

— Вдоль дороги стоит указатель с надписью: «Станция Белый шум», как долго идти пешком? — но в ответ за окном только завыла буря. Проливной дождь уверенно застучал по крыше барабанной дробью. Веки налились свинцом и медленно заморгали. Свет лампады постепенно угасал в переливах задремавших глаз. Шум дождя затихал, как музыка в магнитоле, убавленная плавным энкодером, а ветер солировал в такт колыбельной Шуберта Аve Maria. Во сне все было размеренно, постоянно и спокойно. Сладкий запах цветущей фиолетовой акации в саду, теплые поцелуи, бархат кожи и нежные прикосновения ладоней улыбающейся девушки. Он ее кружит, а она смеется и искрит глубокими, как океан, голубыми, как ясное небо, глазами. Потом наступает тишина, но сон не заканчивается. Непреодолимую темноту разрезает тревожный свет из приоткрытой двери под истошный женский вопль, и вот она уже стонет сквозь заклеенный канцелярским скотчем рот, и бьется на полу кухни, истекая кровью, в судорогах связанных за спиною рук.

— Эй! Очнись. Очнись же, — торопливо проговорил сторож, расталкивая парня за плечи.

— Элизабет! — вскрикнул в ответ проснувшийся гость.

— Да, что ты орешь, недоумок? Тебе нужно уходить, быстро, тихо и прямо сейчас, — настойчиво дрожащим басом произнес хозяин сторожки. — Бери вот, это настойка корицы, ее масло поможет сбить зверя с пути.

— Настойка чего? Какой, на хуй, корицы?

— Вставай, вставай и убирайся прочь, иначе быть беде, проваливай, пока я сам тебя не прикончил, — сказал громким шепотом испуганный как дитя мужчина, не казавшийся уже таким грозным.

— Весомый аргумент. А который час? — сонный гость посмотрел на запястье, где стрелки твердо указывали на 06 часов 00 минут. — Вы правы, мне пора.

На улице заревел двигатель подъехавшего грузовика. После чего раздался хлопок навесной гранаты, и дверь вместе с тяжелыми засовами вырвало из стены. Кинематографично на входе без футажей и пресетов закружился столб густого песка от дикого камня, расщепленного ударной волной. Трое вооруженных автоматическими винтовками солдат в баллистических очках вбежали в освещенную виртуальной проекцией комнату. Конечности жертв трансфигурации были усилены подвижными блестящими экзоскелетами. Такие устройства все чаще появлялись на вооружении в армии мегаполиса Цитадель и охотно скупались любителями бюджетного апдейта с прилавков нелегального рынка. Костюм придавал скорость, динамику, подвижность, стабилизацию движения за счет платинового пневматического каркаса, а также увеличивал силу и повышал выносливость при преодолении длинных дистанций на пересеченных участках местности за счет прямого нейронного соединения с костным мозгом носителя.

Дым и пыль рассеялись. Металлические пальцы сдавили горло сторожа и прижали его к стене так, что ранты подошвы сапог сорок седьмого размера перестали касаться пола. Под слетевшим капюшоном плаща появилось квадратное, худощавое, вытянутое, смуглое, обветренное, небритое лицо, не по годам покрытое глубокими морщинами. Порог вальяжно переступил человек невысокого роста, в черном фартуке из свиной кожи и круглых тонированных очках на горбатой переносице. Мужчина, похожий на мясника из разделочного цеха, хрустнул перед собой переплет развернутой книги и вдохнул запах свежих чернил типографии через широкие ноздри длинного носа. Насытившись моментом «захвата Бастилии», незнакомец с выражением процитировал на латыни прочитанное:

— Сorpus enim negotium («Тело для дела»), — а потом педантично продолжил: — Феликс, а ты, смотрю, хорошо обжился тут. За дверь извини, конечно, накладка произошла».

— Все нормально, шеф, не стоит беспокоиться.

Мужчина поправил очки и заглянул в котел на печи.

— Пахнет вкусно.

— Перепелки, — выдавил сторож.

— Феликс, готовишь ты неплохо, а что со связью? Ты отвечаешь за безопасность на подступах к святая святых, а от тебя нет новостей, и мне приходится ехать к смотрителю станции самостоятельно.

— Молния все повырубала.

— Исправим. И тебя исправим, — не спеша произнес незнакомец. — Это кто?

— Турист заблудился и остался переждать грозу! — прохрипел сторожила, пытаясь разжать тонкие пальцы из титанового сплава.

— Это правда, молодой человек?

— Нет, неправда!

— Заткнись, недоумок! — Смотритель еле сдерживал своими могучими руками давление механической кисти на кадык.

— Продолжай!

— Я ищу своего знакомого по имени Джек, полное имя Джек Мединсон. Десять лет назад его упекли в клинику «Белый шум» для душевнобольных. Да, он был странным собеседником для ровесников, но совершенно безобидным человеком со своим взглядом на непостижимый мир, на свой собственный мир.

— Не убедил.

Под звук взведенного спускового механизма длинное блестящее дуло шестизарядной хорошо смазанной пушки из темноты воткнулось в потный лоб путнику.

— Не убивай его, — прохрипел сторож, — тот, кого ты ищешь, идет за ним.

— Отвечай, малец.

— Демон преисподней гнал меня около часа, потом отстал.

— Тот, что гремит во всех новостях? — Под пламенем бензиновой зажигалки старик улыбнулся, демонстрируя платиновые зубы и знакомые черты лица. За спиной прогремел выстрел, но не винтовки, а ее приклада о затылок, что выключило в сознании парня свет.

Цитадель

Современный индустриальный город напоминает нуар старой киноленты. Регресс нравственности превратил стаю в управляемое стадо, в загнанную жертву, вскормленную иллюзиями и порочной реальностью. Вентиляцию в путепроводах дыхания каменных джунглей перекрыли марлевой повязкой, но сердце целеустремленного индивида на пути к лиминальному порогу продолжало интенсивно разгонять по венам литры красной краски. Сохранение ясного разума, готового менять и меняться, на тернистом пути важнее всего преподносимого и есть желание. От переизбытка блага общество забыло о сохранении моральных ценностей. Ежедневно голос радиоротаций вещает о несанкционированных митингах и массовых беспорядках, а новостные ленты в медиапространстве пестрят резонансами криминальных сводок и компрометирующими видеороликами. Жестокость. Насилие. Цинизм. Сначала удивляешься адскому замесу, а потом перестаешь замечать, как властители коррупционной сети безукоризненно серфят по смешным преамбулам и липовым приговорам, глубоко закапывая ремесло почина инициатора очередного громкого расследования. Очевидные обвиняемые не несут справедливые наказания, а слуг добродетели награждают новым дисциплинарным подарком для полноценного осознания своей бюрократической ничтожности. Климат в обществе был переполнен политконфликтами, зависимостью от девальвации, массовым самобичеванием, неоправданными войнами, лишениями жизней молодых и старше, скорбями, невысыхаемыми слезами у обелисков, живыми языками пламени в вечную память поколения, исчерпавшего мораль. Поколения, где молодые тела гаснут в запрещенных аргументах, превращаются в стереотипы повседневности, не имеют отражения, не чувствуют боли, а со временем становятся частью надуманного, наболевшего социального эго, плюющего на ипостась. Образ отравленной современности умиленно улыбается, отказывается от решительных действий, выбирает невежество. Все новые и новые генетические программы для молодого поколения аккумулируют граммы удовольствия белого синдиката по кубу на брата; съемная хата; запах смрада и разврата; разбавляют в крови бич фармацевтики; разводят трипы от псевдоспортивных дорожек многообещающей пыльцы и высокоградусную жидкость с запрещенным табаком.

Исключительно просто быть невесомым,

С ветки вспорхнула, в сонную гладь,

Птица удачи внезапно больного

Ранена в крылья и не может летать,

Горячего воздуха хочется больше,

Пускает дорожку, обжигает в груди,

Пульсирует бит в область височную,

Потеря сознания, ты сбился с пути,

В плену удовольствия уже больше суток,

На спинку дивана упала рука.

Он плавал без действий, теряя рассудок,

От аналогии точной двойного щелчка,

Ракета дотлела, голова тяжелеет,

Ватные ноги тонут на месте,

Стук сердца замедленный в ужасе млеет,

Комната тел расслабляется вместе.

Песочные часы запущены и уже пульсируют крупицами времени в стеклянном резервуаре, пока черный змей незаметно крадется в сумерках заката в поисках жизненной силы, в поисках ядерной искры. Глупцы задохнулись слабостью своего непостоянства и погасили желания простым способом, способом заражения тела. Тут «свободная касса», тут открыт путь в классовую депрессию с элементами выживания. В воздухе все чаще веет ложью и провокациями. Пустышки бьются в лидеры и нагнетают в массы недовольство от противоречивых обещаний. Они как огненные шакалы скалятся, пускают пузыри пены неполноценности, уничтожают правду в закрытых стенах, созданных руками города в кавычках идеального.

Так много говорил о произведении. Ожидаешь увидеть созданный кистью бестселлер увенчанный? Ты ошибаешься. Здесь лишь мысли, томившиеся к пробуждению, небольшой сюжет и немного фантазии. Психологически уверенный, продолжай читать, не останавливайся, смоделируй события и погрузись в историю выдуманную.

Быстрый шаг привел тебя к пропасти из сухожилий органики и грязных тел. Они в агонии скалят зубы, рычат гортанями, извергают пену ярости и желчи. Котлован из предрассудков, примитивных желаний и телесных слабостей охраняют двуличные особи — дети высокомерия. Они злорадствуют и сжигают города, но костры разлетаются под ступней идущего к своей мечте индивида. Твой шаг перерастает в быстрый бег навстречу рассвету, которого нет.

Закат империи близок,

Пустые слова в обещания,

Утешьте, заветные мысли,

Простите, кого не прощали…

Друзья

Раннее утро выходного дня разбудило мальчика бликами теплого солнца из окна. В пригороде благоухала хвоя, спела черешня, пели жаворонки и на Мраморной реке вили гнезда журавли. На холмах за огородами тянулись рощи из можжевельников, зеленели клены и спели ягоды ежевики. Воздух был теплый, легкий, весенний, сладкий. Возле домов щебетали воробьи, играли дети, а на свежем зеленом газоне возле крон большого дуба нежился в лучах солнца и искрил дымчатым цветом шкуры упитанный усатый кот.

В поисках тишины год назад молодая семья Рициных переехала жить из индустриального города-мегаполиса Цитадель в пригород Зеленых аллей.

— Ким, иди завтракать! — сказала приятным голосом женщина, приоткрыв дверь в спальню.

— Я не хочу, меня уже ждут ребята на улице. — Мальчик нырнул в коридор мимо матери и побежал на кухню. Ему было около девяти.

— Только после того, как поешь.

— Ну хорошо, — он неохотно согласился и быстро прожевал кашу, выпил фруктовый сок, взял из хрустальной вазы два яблока и запихнул их не по размеру в карманы шорт. После чего принялся внимательно обыскивать рюкзак следопыта, подаренный на день рождения.

— Что-то потерял?

— А где лупа? — занимательно ответил мальчик.

— Для чего тебе асферическая линза? — приметливо посмотрела на него мать. Вильета была доброй, отзывчивой и умной женщиной. Она воспитывалась в строгой, интеллигентной семье. Интересы любознательного сына поддерживала, но не всегда одобряла, так как переживала за их повышенную энергичность и бесстрашный авантюризм.

— Буду выжигать по дереву.

— С Максом? — спросила Вильета и протянула сыну старую деревянную разделочную доску. После чего продолжила: — Только на ней все полеты фантазии. Я не хочу, чтобы твое творчество вышло за рамки пирографии и вытекло во что-то плачевное.

— Пиро… что?

— Искусство рисовать по дереву.

— Договорились. А Макс на летние каникулы уехал отдыхать на побережье.

Ким выбежал на улицу, где бренчали звонки от велосипедов, стучал футбольный мяч и прыгали кеды по расчерченным цветными мелками квадратам на асфальте. Дорога была тупиковой и непроездной, поэтому незнакомые автомобили сюда заезжали исключительно редко. Вильета настороженно посмотрела в окно на медленно отъезжающее от дома желтое старое такси с шашкой на матовой крыше, а потом перевела внимание на облезлую краску фасадной части соседнего здания, и непроизвольно суеверная натура с богатым воображением и бурной фантазией сконструировала в голове страшные образы мучеников на цепях в кровавых подвалах.

— Не опаздывай на обед! — послышался отдаляющийся голос матери за спиной выбегающего из дома мальчика. Время приближалось к полудню.

Поселок Зеленых аллей горел палитрой красок радуги. Благоухание акации, роз, лаванды и можжевельника разносилось по всему пригороду. Зеленая аллея начиналась от дома семей Мединсонов и Рициных и тянулась длинной артерией до центра Цитадели в самое ее сердце. Там рычали двигатели элитных автомобилей, сияли вывески дорогих ресторанов и витрин с одеждой от знаменитых кутюрье. Солнце источало обеденный жар. Почтальон шел вверх по улице и с интересом разглядывал на фонарных столбах объявления с одинаковыми фотографиями о пропаже ребенка.

— Детвора, где проживают Мединсоны? — спросил он.

— Их никогда нет дома, — отметил один из мальчишек, увлеченный счетом повторений набивания мяча.

— Семейка тронутых, — усмехнулся другой.

— Не слушайте его. Он сам тронутый, — Ким накинул петлю рыболовной лески на согнутую березовую ветку и кивнул длинной челкой на рядом стоящий дом с табличкой №22. Пока почтальон доставал квитанции по неоплаченным счетам, черноволосый мальчик с пастельными карандашами и акварельной бумагой под мышкою сконцентрированно прошел мимо матери в сторону большого дерева и уселся на зеленой лужайке.

— Привет, Джек.

— Привет, парни, — послышалось в ответ, и стержень карандаша в руках сосредоточенного художника уверенно заштриховал первые детали фасада дома, а потом и кованые плафоны фонарных столбов на длинной аллее, которую украсили пышные деревья, одетые в круглые шапки из больших листьев, дикие кустарники и витиеватые полевые цветы бабушки Розы. До конца своих счастливых дней миловидная старушка часами напролет облагораживала территорию, прилегающую к тротуару: поливала клумбы, стригла ветки и окучивала грядки. В правом верхнем углу картину завершала длинная каллиграфичная надпись: «Тайна Зеленой аллеи».

— Красиво получилось, как настоящая. Раскроешь тайну?

— Я еще сам не разгадал.

— А из лука хочешь стрельнуть? — Ким запустил под углом девяносто градусов стрелу в воздух.

— Нет, — собранно ответил Джек, перед тем как к ним подбежал мальчик постарше.

— Народ, погнали в поле запускать воздушного змея.

— Макс, когда ты приехал?

— Сегодня утром, держи.

— Ух ты, — Ким перевернул за спину свое первобытное орудие и принялся с особой внимательностью, профессионально рассматривать воздушный конверт.

— Пойдешь с нами? — спросил Макс, но Джек отрицательно помахал головой и нелепо почесал лоб, оставив на лице разводы от углей.

— Если надумаешь, то мы за твоим домом.

Через десять минут Ким вернулся за оставленным чехлом со стрелами, но художника уже не было на месте. На лужайке лежали забытые карандаши, угольки и альбом с рисунками. С интересом разглядывая картинки, Ким не спеша поднялся по ступенькам к двери дома Мединсонов. Последний лист альбома украшала панорама аллеи с хореографическим автографом. Творчество восхищало, а потом привело в ужас от реализма теней в совокупности с возникшими колебаниями в воздухе черных штрихов, деталей косичек и бантиков идущей навстречу незнакомцу маленькой девочки, но дверь резко открылась со свистом сквозняка.

— Что ты хочешь Ким?

Мальчик испуганно вскрикнул и захлопнул обложку альбома.

— Тетя Марина, я принес Джеку его альбом.

Босоногий художник вышел из темноты и благодарственно забрал свои артефакты. Дверь закрылась, и вверх по лестнице засеменили глухими стуками короткие шаги. Макс уже распутывал стропы на воздушном змее в ожидании попутного ветра, но в поле стоял штиль.

— Что, испугался Мединсонов? — улыбнулся он.

— Макс, ты не поверишь картина была как живая.

— Давай попросим его нарисовать торт со сливками и мороженым.

— Не веришь мне? Там шла маленькая девочка и смотрела на меня большими испуганными глазами.

— А потом?

— Потом появился высокий незнакомец, когда тетя Марина открыла дверь, и я закрыл альбом.

— Да тебе показалось, а вот мамаша и впрямь странная. У нас мало времени, побежали.

Макс всегда с энтузиазмом искал новые приключения. Кеды пробежали по скрипучему помосту под журчание быстрого ручья, пролезли через заросли можжевельника и фиолетовой лаванды, прошли через золотое поле хлебной ржи и вышли к крутому обрыву. Тут из-под завалов малахитового гранита начинала исток узенькая река, что петляла по равнине под густым зеленым одеялом склонившихся с противоположных берегов друг к другу деревьев, образовавших длинный зеленый коридор.

— Нам сюда нельзя, — произнес Ким, наступив подошвой на деревянный неустойчивый понтон.

— Но ведь наша история находится где-то здесь, на Мраморной реке.

— Тогда поплыли в открытую пасть морского дьявола.

С криками «На абордаж!» дети смело запрыгнули в плоскодонную лодку. Пока они увлеченно раскачивали борта куласа, старая веревка отвязалась от понтона и извилистой змеей поплыла по течению реки следом за юными «аргонавтами».

— Мы плывем!

— Плывем! — восторженно закричал Макс, и дети продолжили веселиться, пока деревья не сплели кроны в прохладную тень. Ребята замолчали и услышали, как в кустах щебечут птицы, а на кувшинках квакают лягушки. Яр берегов укрепляла паутина черных корней, напоминающих лапы гигантских пауков или склизкие щупальца огромного спрута. Чем дальше их уносила река, тем таинственнее становилось тихо, а верхушки крон деревьев все крепче переплетали густую заросль в морские узлы. Солнечные зайчики стреляли вразрез сквозь заросли зеленого потолка и замирали на поверхности темной воды. В лодке запахло сыростью.

— Ким, ты слышишь всплески?

— Да, и еще чей-то голос.

За поворотом реки эхом раздался крик о помощи:

— Помогите!

— Смотри, тут есть весло. Быстрее гребем, кто-то тонет.

Становилось темнее. Затихло переливное пение птиц. Вода стала черной, а лягушки замолчали в ожидании повторения трагедии.

— Помогите! — снова раздалось в глубине тоннеля реки, и маленькие ладошки стали интенсивно зачерпывать воду. Макс быстро греб веслом и менял положение на бортах, выравнивая по килю курс их «фрегата». Вдруг крик оборвался, а где-то рядом раздалось бульканье пузырьков. Лодка медленно дрейфовала по инерции вместе с плывущими ветками, тиной и листьями.

— Эй, тут кто-нибудь есть?

— Может, нам показалось?

— Одновременно двоим?

— Помогите!

Снова раздались всплески, и на поверхности воды появилась розовая футболка с принтом пони на спине. Лицо девочки было погружено в воду, а белые руки и длинные волосы качались в невесомости водной глади.

— Сейчас схвачу ее! — закряхтел Ким и попытался дотянуться до спины утопленницы.

— Нужно сделать искусственное дыхание. Запустить в ее легкие воздух, — Макс увлекался медициной и мечтал стать доктором.

— Ты-то откуда знаешь?

— В умной книжке видел.

Время остановилось. На глубине реки рыхлое дно застилал вязкий черный ил с горлышками стеклянных бутылок из-под газировки и вина. Здесь неразборчивый гул звонких детских голосов под писк давления глубины напоминал монотонный звук малолитражного мотора, идущего вдалеке кордона. Дети в панике кричали и торопились помочь утопающему, но было не разобрать, что Макс говорит под руку Киму. Маленькие каблуки башмачков коснулись стеблей длинных водорослей. Белые гетры были испачканы черным илом, а из тонких пальцев рук торчали длинные, неотесанные, волнообразной формы, ребристые, взбухшие серые ногти. На этом уровне реки голоса ребят звучали уже разборчиво, но приглушенно, будто они говорили в барабан бас-бочки.

— Не переживай, я тебя держу! — сказал Макс.

— Я практически дотянулся!

Шея девочки была тонкая, будто лебединая, подбородок острый, скулы приподняты. Ее синие потрескавшиеся губы расползлись в довольной улыбке гнилых зубов, а сморщенное, старое лицо замерло в предвкушении ужина, как будто застыло в гримасе под маской сатира, ожидающего своего выхода к зрителям на кульминационную часть театрального выступления.

— Я вот вспомнил, что на столбах висят объявления с большими буквами «Разыскивается», там на фото девочка в такой же яркой футболке, — испуганно забормотал мальчик.

— Пропала только она полгода назад, — ответил Макс. Рука спасателя застыла над воздушной пробкой под футболкой. Он с тревогой обернулся посмотреть на друга, что держался одной рукой за край лодки, а другой за его кожаный ремень из набора туриста. Под водой уже было разборчиво слышно голоса ребят, а улыбка девочки в сотнях пузырьков расползлась по озлобленному лицу еще шире. Круглые, непропорционально большие глаза открылись и захлопали длинными ресницами. Утопленница медленно развернулась и закричала нечеловеческим голосом: «Бу!» Мальчишки закричали и упали на четвереньки, а девочка захохотала грубым демоническим голосом. «Теперь я вожу!» — рычала она обмякшими связками маринованного тела. Ее вспухшие глаза превышали допустимые анатомические размеры, а вокруг расширенных зрачков сомкнулось кольцо из белой пелены. По дну лодки раздался скрежет неотесанных ногтей, и дети медленно отползли друг от друга. «Аргонавты» терпели категорическое фиаско. Тишина.

Корявые пальцы утопленницы с треском сжали деревянный каркас и молниеносным ударом руки пробили дырку в борту.

— Соскучились? — спросила девочка, изрыгая грязную воду. Круглый черный зрачок заглянул в пробоину.

— А я вас там вижу!

Обмякшее тело повисло на корме, и в воздухе повеяло смердящим запахом разложения и свежей урины. Не раздумывая, Макс подтянул к себе весло и со всей силы врезал по поднимающейся голове монстра, не дав ему договорить.

— Я очень голодна…

Нечеловеческий голос забурлил жидкостью в легких, когда скальп сорвало с макушки белого черепа. Ким учащенно задышал от повышенного уровня адреналина в крови. Оправдывая насилие во благо противодействия силам зла, он выхватил весло у Макса и с размаха ударил по руке утопленницы. Суставы лопнули, разбрызгивая гнойную жидкость, и обрубленные пальцы заползали по полу, как опарыши. Утопленница с визгом рухнула камнем назад в бурлящую воду. С отвращением Ким собрал в носовой платок ползающие по доскам пальцы и бросил их за борт. Остолбенелый взгляд наблюдал, как тонут в темной воде синие нитки ручной вышивки красивых инициалов. Рука утопленницы из глубины резко сжала платок, и сердце заколотилось еще сильнее.

— Нам не спрятаться! — заорал Макс.

Озлобленный демон глубины провалился башмачками в дно из ракушек, ила и водорослей, окутывающих его ноги. Утопленница побежала по кругу, жадно всасывая воду через порезы на теле. Закрутился водяной вихрь.

— Столько пузырьков на воде, — Ким испуганно посмотрел на Макса. — А еще у меня мокрые трусы.

— Подтяни привязанную веревку! — прокричал он в ответ. Ребята приближались к повороту реки, за которым заканчивался туннель из зеленого потолка и открывался вид на понтон у берега. Завихрение бурлящей воды закручивалось сильнее. Лодка остановилась и поплыла в обратном направлении к рукаву водоворота. Дети кричали:

— Быстрее, быстрее греби!

— Тяни, тяни веревку!

— Хочу, хочу поиграть! — вибрировал неистовый голос под водой.

Кулас крутился, как волчок, по контуру водоворота, готовый вот-вот перевернуться. Сверху захлопали крыльями вороны, и вниз посыпались хлопьями старые листья. В матовых простынях седой паутины на корнях деревьев зашипели ядовитые змеи с блестящей чешуей из черного глянца.

— Парни, я тут, кидайте мне веревку! — с края обрыва раздался звонкий голос растрепанного и не менее напуганного Джека.

— Вяжи ее к стреле и запускай!

Брызги воды из-под весла разлетались по лицу Макса.

— Я вожу! — снова забулькало под водой. Лодка быстро приближалась к центру бушующей круговерти. Стрела с силиконовой липучкой вместо охотничьего стержня вдавилась тупым основанием плотной пластмассы в тугую, как гитарная струна, тетиву лука.

— Торопитесь, быстрее, быстрее! Борьба со злом! — взмолвил молчаливый Джек и сжал веревку руками, упираясь спиной в связанный капроновый узел на дереве.

— Держись! — закричали дети, перед тем как канатная дорога натянулась. Лодка остановилась, и волны агрессивно застучали по килю, а детвора ловко переползла по веревке до края обрыва, где стоял Джек. Корма судна путешественников втянулась в круговорот водяного рукава и разлетелась на щепки. Воцарилась тишина. Дети взволнованно переглядывались между собой.

— Ничего себе поборолись со злом, — произнес Макс. — Это же была пропавшая девочка?

Дети молча утвердительно закивали головами.

— Ты же ее нарисовал? — испуганно спросил Ким.

— Я лишь срисовал ее с объявления на уличном столбе, а все остальное — это, наверное, ее воспоминания. Не знаю, как так вышло, — ответил Джек и достал из планшета альбом с рисунками. Картина «Зеленая аллея» задвигалась отрывками векторных изображений в штрихах. Девочка перешла поле и спустилась к реке. Потом, как в обратной перемотке черно-белого фильма, динамика аппликаций внезапно остановилась.

— Невероятно, как красиво, как кино.

— Как ты это делаешь?

— Не знаю, просто рисую.

— Она хотела нас сожрать.

— Она и сейчас не против.

— Бежим отсюда.

— Бежим, нужно рассказать об этом взрослым!

Когда водолазы подняли со дна реки останки девочки в целлофановом мешке, родственники потеряли Бетти во второй раз. Зареванных детей затаскали по кабинетам Криминального бюро: психологи, допросы, полиграфы. После чего дело об изнасиловании и преднамеренном убийстве с особой жестокостью покрылось слоем пыли в архивах Криминального бюро, как нераскрытое.