Возвращение

Михаил Веллер

«А в Ленинграде шел снег. Вспушились голые ветви Александровского сада. Мягко выбелился ледок, стянувший сизые разводья Невы. Ударила петропавловская пушка, взметнув ворон из-под стен. – Ким приехал! Колпак Исаакия плыл. Медный всадник ссутулился под снежным клобуком. Несли елки…»

* * *

А в Ленинграде шел снег. Вспушились голые ветви Александровского сада. Мягко выбелился ледок, стянувший сизые разводья Невы. Ударила петропавловская пушка, взметнув ворон из-под стен.

— Ким приехал!

Колпак Исаакия плыл. Медный всадник ссутулился под снежным клобуком. Несли елки.

— Дьявол дери… Ким!

— Здор-рово! Ким! Бродяга! ух!

— Ну… здравствуй, Ким! старина…

— Кимка! Ах, чтоб те… Кимка, а!

— Салют, Ким. Салют.

— Ки-им?!

— Братцы: Ким!

Билеты спрашивали еще от остановки. Подъезд светился у Фонтанки. Высокие двери не поспевали в движении. Билетерши снисходили в причастности искусству. Программки порхали заповедно; шум предвкушал: сняв аплодисменты, двинулся занавес.

— За встречу!

— Ким! — твой приезд.

— Гип-гип, — р-ра!!

— Горька-а! Ну-ну-ну… — эть!

— Ха-ха-ха-ха-ха!

— Ти-ха!.. Ким, давай.

— И чтоб всегда таким цветущим!

— Позвольте мне себе позволить… э-э… от нашего… э-э…

— «Пр-риходишь… — привет!»

— Ну расскажи хоть, как ты там?

— Спой что-нибудь, Ким. Эй, дай гитару.

— Пойдем потанцуем!

Раскрывается свежее тепло анфилад, зеленая и призрачная нестеровская дымка, синие сарьяновские тени на горящем песке, взрывная белизна Грабаря, сиреневый парящий сумрак серовской балерины и предпраздничная скорбь Демона.

— Отлично выглядишь! здорово.

— Надолго теперь?

— Молоток. Завидую я тебе!..

— Ну ты даешь.

— Расскажи хоть поподробнее!

— Все такой же красивый.

— Что, серьезно?

— Одет прекрасно.

— Где? Ой, я хочу на него посмотреть!

Назавтра день был прозрачный, оттепель, влажные деревья мотались в синеве, капало с блестящих под солнцем крыш, девушки блестя глазами гуляли по набережным, и большой водой, фиалками и талым подмерзающим снегом пахли сумерки.

— Мощный мужик.

— Ну авантюряга!

— Вот живет человек так как надо!

— Не каждый так может, слушай.

— Этот своего всегда, в общем, добивался.

— Ким, ну идем!

— Значит, в восемь, Ким!

— Так жду тебя обязательно.

— Завтра-то свободен? всё, соберемся. Приходи, смотри!

— Так в субботу, Ким, мы на тебя рассчитываем.

— На дне рожденья-то будешь?

— Да давай Ким, не сомневайся, тебе там понравится!

В филармонии было душно, музыка звучала в барабанные перепонки, тихо вступили скрипки, нарастая, музыка прошла насквозь, захватила в мерцании и сполохах, и в отчаянии заламывала руки и падала женщина на угрюмом берегу, метались под тучами чайки, и накатилась, закрывая все в ярости, огненная волна, стены города рушились в черном дыму, гремел неотвратимо тяжкий солдатский шаг, но среди этого запел, защелкал невесть откуда уцелевший дрозд, и утренний ветер пробежал по высокой траве, березки затрепетали, в разрыве лазури с первым утренним лучом показался парус, он рос победно, и только пена кипела в прибрежных скалах.

Конец ознакомительного фрагмента.