Выбор. Уроки истории: повторение пройденного

Мирошин

Двадцатое столетие – век войн и революций, взлетов и падений Российской империи, России, Советского Союза, Российской Федерации. Как и миллионы граждан нашей страны, предки автора и он сам были свидетелями и участниками переломных этапов в жизни страны. Книга во многом носит автобиографический характер. Она составлены в виде 45 уроков истории, которые полезно помнить и знать всем людям нашей Родины. Книга будет интересна широкому читателю, всем интересующимся историей народа.

Урок девятый: Раскулачивание крестьян. Позиция Петра Мирошина. Статья Сталина. В Крайкоме ВКП (б). На учебу в КомВУЗ

Такова была ситуация, в которой приходилось работать Петру Мирошину. В один из вечеров он допоздна засиделся на работе, читал накопившиеся за последнее время документы. Взял из стопки писем первое, прочел: «Я был выселен из г. Сердобска. В настоящее время нахожусь под стражей. Взят был из кулацкого поселка, где осталась моя семья, состоящая из 4-х человек: жена и трое детей, имеющих возраст от 3 до 9 лет, и на пропитание не имеющих никаких средств. Меня выселили из Сердобска, а документы мои все изорвали…»⁵

Взял другое: «Прошу райисполком вернуть мне мой дом для вселения моей семьи, так как сейчас моя семья проживает во дворе, хорошо, что пока еще тепло. Прошу не отказать в моей просьбе…». К письму приложена опись имущества, конфискованного у так называемого кулака: «деревянный дом, крытый железом — 300 руб., двор в 3 звена — 15 руб., сундук — 3 руб., мучной ларь — 4 руб., кадушка — 1 руб., хомут пахотный — 2 руб., самовар — 5 руб., сарай.

Раскулачиванием руководили особые комиссии, созданные при сельсоветах и райисполкомах. Чтобы уйти от ответственности, должностные лица собирали крестьянские собрания, где принимались уже принятые в кабинетах решения о раскулачивании и выселении.

«Лишен избирательных прав, — читал Петр — как крупный арендатор и эксплуататор 2 человек постоянных, сезонных до 25 человек. Раскулачен. Изъято: дом, лошадь, корова, плуг, борона.

Выписка из протокола заседания Колышлейской районной особой комиссии: «Слушали: Заявление раскулаченного Серегина о восстановлении в избирательных правах. Постановили: Серегин раскулачен правильно. Крупный торговец скотом, мясом, арендатор земли, молотильная машина, сложный с/х инвентарь, машины. Расследованием по линии НКВД подтверждено. В восстановлении прав Серегину отказать».

Список подлежащих выселению согласно постановлению общего собрания села Белокаменка Телегинского района: 1) Ефим Иванович — 39 лет, глава семья; 2) Мария Михайловна — 38 лет, жена; 3) Серафима — 22 года, дочь; 4) Анастасия — 16 лет, дочь; 5) Яков — 20 лет, сын; 6) Клавдия — 12 лет, дочь; 7) Алексей — 6 лет, сын; 8) Анатолий — 9 лет, сын; 9) Александр — 3 года, сын.

Петр взял в руки сводку. Всего выслано по Пензенской губернии: семей — 811, человек — 3642, мужчин — 1057, женщин — 1244, детей — 1341.

Более других пострадали Чаадаевский, Башмаковский и Пензенский районы.

Все кулаки разделялись на четыре категории.

К первой относили участников контрреволюционных восстаний. Эти люди подлежали расстрелу.

Кулаками 2-й категории считались те, кто имел крепкое хозяйство и открыто выступал против коллективизации. Вот, например, что говорил по этому поводу житель села Богословка: «… теперь всему крестьянству наступил конец, а как мы будем жить дальше, это я и никто не знает. Советская власть у нас все отобрала: и скотину, и хлеб, а мы, как бараны, все согласились. Надо было бы прежде обдумать, а потом идти в колхоз. Что хорошего в колхозе?… Как было раньше при барщине, так и в колхозе. Советская власть нас до хорошего не доведет. Ее дело — только с крестьянина давай, последнюю шкуру дерут».

Кулаки 2-й категории подвергались раскулачиванию и выселению в отдаленные регионы страны. Сначала арестовывали и выселяли глав семейств, а потом, сразу после окончания конфискации имущества, и членов их семей. В тех же случаях, когда в составе этих семейств не было трудоспособных, они не выселялись, а оставались на месте до распоряжения районной особой комиссии.

Кулаки 3-й категории также арестовывались, причем они часто содержались под стражей на месте до окончания конфискации имущества. Высылка их в момент раскулачивания в распоряжение районной особой комиссии бывала только в случае активного сопротивления. Эти люди выселялись в кулацкие поселки в пределах своего края или района.

Кулаки 4-й категории не арестовывались. Конфискация имущества производилась в их присутствии. Однако в случае сопротивления они заключались под стражу на месте или направлялись в распоряжение районной особой комиссии.

Оставшиеся на местах до распоряжения районных особых комиссий семьи арестованных кулаков и кулаки 4-й категории с семьями из занимаемых домов выселялись. Жилье для них предоставлялось сельсоветами. Как правило, это были помещения, мало пригодные для проживания.

После конфискации собственности на оставляемое у кулаков минимальное необходимое имущество составлялась отдельная опись, которая прилагалась к препроводительным документам на высланных лиц.

Все конфискованное имущество и ценности разделялись на 4 категории: 1) мертвый и живой сельхозинвентарь, жилые и надворные постройки, посевы, семена и др.; 2) деньги, золото, серебро, облигации, векселя, драгоценные камни и другие ценности; 3) одежда, обувь, предметы домашнего обихода, продовольствие; 4) разное имущество, не подходящее к применению в сельском хозяйстве.

Имущество первой категории передавалось колхозу, второй — райисполкому, третьей — в фонд бедности, четвертой — райисполкому.

С железнодорожных станций Пенза-1, Пенза-3, Белинская, Пачелма, Симанщино, Башмаково, Лунино шли эшелоны с людьми. Отправляли пензенских крестьян в Казахстан, Сибирь, Карелию, Архангельскую область, на Беломоро-Балтийский канал. С ними выселялись жены, старики и дети.

Многое повидал Петр, занимаясь землеустройством колхозов и совхозов. На бюро и пленумах выступал против силовых методов принуждения крестьян вступать в колхозы, душить их непомерными налогами, изымать все до последнего зерно.

В начале марта 1930-го собрался пленум Пачелмского волостного комитета ВКП (б), слушали доклад первого секретаря Янцена о задачах коммунистов по выполнению постановления Политбюро ЦК ВКП (б) от 12 сентября 1929 г. «О ходе работ по сельхозналогу».

Политбюро ЦК ВКП (б) — говорил докладчик — констатировало совершенно неудовлетворительные результаты учетной кампании по сельхозналогу, выразившиеся: в значительном недоучете объектов обложения, в недообложении кулацких хозяйств в индивидуальном порядке, в привлечении к индивидуальному обложению сельскохозяйственным налогом отдельных середняцких хозяйств. Всё это классифицируется как показатель одного из характерных проявлений правого уклона на практике.

Политбюро ЦК ВКП (б) в связи с этим обязало нас с вами, товарищи, все партийные и советские органы немедленно принять самые решительные меры к исправлению создавшегося положения. Для чего срочно проверив результаты учетной кампании по сельскохозяйственному налогу, сконцентрировав внимание партийной и советской общественности на борьбе со злостными укрывателями объектов обложения, полностью применять по отношению к злостным укрывателям штрафную политику.

Сельскохозяйственный налог является в наших руках одним из важнейших инструментов для изменения социально-экономической структуры крестьянства: мы облагаем верхушку по принципу подоходной прогрессии, не давая возрастать… Ослабляя верхушечную часть деревни, мы поддерживаем и поднимаем крестьянские низы.

После нескольких выступивших слово взял Петр.

— Работая в земельном и финансовом отделах, и непосредственно сталкиваясь с крестьянином, — говорил он — я пришел к выводу, что у нас на этом фронте неблагополучно. После XV съезда поход на кулака задел основательно и не только задел, но изменил наш курс на советского середняка в деревне. Нет сомнения, что основная наша задача — коллективизация деревни, но мы еще не можем отбросить главного товаропроизводителя, а это наблюдается и в широких размерах.

Классовая политика, проводимая без тактического подхода к середняцкой массе — не мудрая политика, приводит к реакции как политически, так и экономически. Ты говоришь в докладе, Яков Моисеевич, что это замечено и есть соответствующие решения, исправляющие перегибы весеннего курса. На деле происходит примерно вот что: в вопросе поднятия товарности сельского хозяйства, по-моему, получается шаг вперед, два назад, не систематизированные отношения с середняком — дергают его и не дают спокойно и уверенно развивать хозяйство: самообложение, проводящееся методами продразверстки, дает тот же результат — переход на потребрельсы, а скачки сельхозналога приведут к тому же результату.

Говорю это из практических наблюдений по нашему и соседним уездам — массовый отказ от земель, даже надельных, сокращение продуктивного скота в угрожающих размерах, а с будущей весны неизбежное сокращение посевных площадей… Скачки сельхозналога примерно таковы: прошлый год на хозяйство падало 38—40 рублей, ныне 160—180… Недовольство принимает скверные формы — есть случаи, когда заслуженные красноармейцы из крестьян срывают с себя ордена Красного Знамени. Об этом следует подумать.

Я много езжу по деревням и селам, и разговариваю с людьми. В одном селе мне говорит мужик: «Разве сейчас можно расширять хозяйство? Да никак нельзя. Я в прошлом году платил 17 рублей, а в этом — 70 рублей. Нет, нужно всё продать и сделаться пролетарием». А в другой деревне выразили коллективное мнение: «Сталин думает, что крестьяне увеличат посев ярового, он в этом ошибается, так как Советская власть занимается обдирательством крестьян и не дает возможности развивать сельское хозяйство».

И еще: «Совсем задушили налогами, сеять много нельзя. Надо посевную площадь сократить и сделаться бедняками».

Или вот это: «Если так правительство поведет дело, то все богатые бросят хозяйство, нет выгоды его вести, задушили налогом». «Последний год живем середняками, сейчас нужно уничтожить хозяйство и заделаться бедняками».

— Ты, Петр Васильевич, откуда все это взял? Сам придумал? — возмутился Янцен.

— Нет, Яков Моисеевич — записал при беседах. Разрешите закончить. Я предлагаю, товарищи, устанавливать размер самообложения не произвольно, а в зависимости от других платежей и прежде всего сельхозналога. Метод разверстки принимает дрянь — дело. Надо исправить: и не одними статьями в газетах, а реальными мероприятиями, а какими — об этом следует позаботиться правительству.

— Товарищи, мы только что прослушали выступление Петра Мирошина — горячился Григорий Ухватов, тоже участник пленума. — В своем выступлении он разоблачил себя. У него отец середняк, вот он его и выгораживает. Понятно, что в его лице мы имеем дело с правым уклоном в наших рядах. Не место ему в составе комитета, да и в партии тоже. Я ему не доверяю!

— Разберемся — как-то недобро проронил первый секретарь райкома Янцен — если имеете факты, товарищ Ухватов, зайдите ко мне после заседания.

Ночью в окно тихонько постучали. Катя спросонья подошла к окну.

— Кто там?

— Петр Васильевич дома? Зови.

Петр на одной ноге запрыгал к окну. — Кто? Чего надо?

— Петр Васильевич, это я, Измайлов. Сквозь мутное стекло Петр разглядел второго секретаря райкома, такого же, как и он фронтовика, их взгляды во многом совпадали. — Зайди — кивнул ему головой.

— Вчера после пленума в кабинете у Янцена — простуженным голосом сипел Измайлов — было принято решение утром тебя арестовать за правый уклон. Спасаться тебе надо. Я дам подводу, садись в первый проходящий поезд, и уезжай. Там видно будет.

Впотьмах, не зажигая лампу, лихорадочно собрали узлы, кое-как одели сонных детей, и помчались на станцию.

— Куда мы теперь — с тревогой спрашивала Катя, держа на руках младшего сына, малолетнего Володара. Старшие спали «валетом» на деревянной полке вагона.

— В Рязани сойдем — ответил Петр — там живет мой однополчанин, Фролов Пашка, первое время перебъемся у него, а там посмотрим. — Поспи немного, намаялась.

Утром на остановке в Ряжске Петр заковылял к станционному киоску купить газету. На первой странице была напечатана статья Сталина «Головокружение от успехов». Петр читал, и не верил своим глазам: товарищ Сталин осуждал перегибы местных органов в колхозном строительстве, принудительные методы при создании колхозов, злоупотребления в проведении налогообложения, хлебозаготовок. Требовал разобраться и принять меры.

— Катюша, быстрее собирай детей, мы сходим. Ребята, — сказал старшим — хватайте свои вещи, и бегом из вагона.

— Что случилось, Петя?

— Случилось, Катя, случилось. Статья товарища Сталина в «Правде», вот, смотри… Мы возвращаемся. Нет, не в Пачелму, в Самару, в Средне-Волжский крайком партии поедем. Я там расскажу… Статья Сталина все меняет.

Внимательный и приветливый сотрудник крайкома ВКП (б), чем-то напоминавший дядю Ваню, большевика на Пачелмской железнодорожной станции, только в очках, выслушав Петра, попросил его изложить все сказанное на бумаге. Забрав листки, куда-то ушел, и вернулся часа через три.

— Петр Васильевич, я доложил ваше заявление секретарю крайкома товарищу Кудрявцеву. Он дал поручение проверить факты. Где ваша семья?

— На вокзале.

— Поезжайте домой, о принятом решении вас известят.

В мае 1930 года на пленуме райсовета, где присутствовал и тот товарищ из крайкома ВКП (б), Петра избрали председателем райисполкома. А в 1931 году крайком ВКП (б) направил Петра учиться в Ленинградский Коммунистический ВУЗ имени Сталина.

Примечания

5

См.: Ивницкий Н. А. Репрессивная политика советской власти в деревне (1928—1933 гг.)