Красный волк. Проклятый остров

Мира Армант, 2023

«Красный волк» – дебютный роман Миры Армант. Молодой король объединённого королевства на острове Пэй оказывается вовлечен в странные и ужасающиеся события, переворачивающие всю его жизнь. Кто тому виной: огромный волк со шкурой красного цвета, являющийся ему во снах с самого детства, или загадочный молодой путник, который оказался могущественным колдуном? Захватывающий мир «Красного волка» увлечёт вас и не оставит лицом к лицу с устрашающей бездной иллюзий, одиночества, надежд и мифов, которых в реальной жизни развелось куда больше, чем в литературе – даже фантастической. Книга вырывает читателя из-под власти этих монстров, предлагая момент мыслительной остановки и преодоления темноты потока окружающей жизни.

Глава VI

— Ваше Высочество! — брат Гарри догнал принца Льенара в галерее ведущей в конюшни.

Услышав голос монаха, Льенар остановился в недоумении. Брат Гарри был взволнован, и это насторожило принца.

— Что случилось?

— У меня для вас приказ короля. Я должен передать его сейчас и ни минутой позже. Но нам нужно укромное место.

— Со мной только Морис, — недоумевал принц, — Ты же знаешь, у меня нет от него секретов.

Монах поклонился и продолжил:

— Вы правы, Ваше Высочество, тем более что через час это уже нельзя будет скрыть. Ваш отец, Его Величество король Фортресса Эдмунд Вильгемонт, приказывает: «Сын мой, бери всю конницу и в полном вооружении отправляйся в Глотчер. В Глотчере ты должен быть к завтрашнему закату, не позже. Завтра вечером ты получишь новый приказ от брата Гарри».

— Завтра к закату? Пока мы соберём конницу, пока до Глотчера… Нам придётся идти рысью всю дорогу… Морис, что происходит?

Морис выглядел не менее растерянным, чем сам принц.

— Я спрошу у отца… Я не в курсе.

— Не стоит терять время, — монах жестом остановил Мориса, — Хранитель ничего не скажет вам. Быстрее в дорогу. Пусть конница берёт подменных лошадей. На полпути, в Кавриане, вас ожидает трёхчасовой привал, смена лошадей и короткий сон. Торопитесь. Всё нужно делать быстро и по возможности скрытно.

* * *

Торжественная процессия наконец добралась до городских ворот столицы Эсбора — прибрежного города Рейма. Вдоль городских улиц толпились горожане, высыпавшие из домов поглазеть на короля Фортресса. Последний дружеский визит совершал дед Эдмунда. С тех пор эти два королевства постоянно враждовали, и войны между ними вспыхивали постоянно, изматывая и казну, и народ обоих королевств. Вековая вражда отражалась напряжённостью и недоверчивостью на лицах как простых людей, так и стражников, оцепивших улицы на пути следования Эдмунда. Не было ни приветственных криков, ни улыбок на лицах. Лишь конский топот, отражаясь от стен домов, нарушал повисшую тишину, в которой процессия добралась до ворот замка. Флаги обоих государств украшали башенки над въездом, трепеща в холодном ветре, дующем со стороны бухты.

* * *

Двенадцать кораблей без флагов бросили якоря у восточного берега острова Хус.

Четыреста всадников под предводительством наследного принца въехали в город Глотчер. Две тысячи пехотинцев без знамён шли маршем от Глотчера, и к закату они должны были пройти «Мост вдов». Во главе колонн на вороном коне, кутаясь в меха, ехал генерал Большого Шлема.

В замке города Рейм начинался пир по случаю визита короля соседнего государства. Пирующих разводили по их местам за столами согласно протоколу. Виночерпии уже вносили в зал бутыли с крепкими винами. Кухонные мальчики по двое несли целые запечённые тушки поросят на дубовых досках, медные подносы с разнообразной птицей, рыбу и овощи в корзинах. Проносить мечи в трапезный зал было разрешено только королям, остальные были обязаны явиться безоружными, за чем следили капитан дворцовой стражи и двое стражников, стоявших у входа. Засапожные ножи у гостей не изымались…

Зал, в котором должен был состояться пир, был огромным. Двенадцать колонн в три ряда подпирали высокий потолок наподобие корабельных мачт. По всему периметру зала шёл балкон, на котором расположились музыканты с причудливыми инструментами. Не меньше сотни факелов и несчётное количество свечей освещали расставленные по всему залу столы. Напротив входа находилось каменное возвышение, на которое вели семь ступеней. Там расположили стол для королей и приближённых особ. Стол был устлан сшитой по случаю скатертью из чередующихся голубых, белых, чёрных и жёлтых полос. Над столом водрузили два щита с гербами Фортресса и Эсбора: червлёный вздыбленный лев в рассечённом на лазурь и серебро щите и бегущий чёрный волк в золотом поле.

Зал наполнялся бородатыми гостями из Фортресса и местными гладковыбритыми светловолосыми мужчинами. Гул голосов нарастал. То здесь, то там слышался смех. Музыканты на балконе настраивали инструменты, устраивая полную какофонию.

Подчиняясь приказу короля, переданному через брата Лиама, двенадцать кораблей подняли якоря и вошли в длинный пролив ведущий в бухту Рейма. Огней на кораблях не зажгли. В это время пехота Фортресса перешла «Мост вдов» и двинулась на столицу Эсбора. А принц Льенар повёл кавалерию просёлочными дорогами, срезая путь через льды Эсборских рек.

Два гонца с дозорной башни у «Моста Вдов» поскакали в Рейм с донесением, что войска Фортресса пересекли границу. Никто им не препятствовал.

Пир шёл своим чередом. Вино текло рекой. Столы ломились от кулинарных изысков. Одним лишь видом можно было утолить голод и получить эстетическое наслаждение от разнообразия и великолепия оформления блюд. В трапезном зале стоял запах, противостоять которому было невозможно. Аромат вынуждал гостей постоянно что-то есть. Здесь были и запечённые языки фламинго, и верблюжьи пятки в лавандовом соусе, и маринованное в медовом вине мясо домашней свиньи, откормленной сушёными фигами. На длинных блюдах из ржаного хлеба вытянулись молоки мурен; в узких высоких, расписанных причудливыми узорами чашах — павлиньи мозги, украшенные гребнями петухов; пышные, румяные пироги с разнообразными начинками; жареные карликовые куры и цапли, гусиные шеи с миндалём. Словно живые, возвышались на подносах дрофы, фаршированные кашей из пшена, молока и мёда, дрозды, чибисы, прочая дичь и многое, многое другое.

Музыканты с балконов проливали на пирующих то заводные, то печальные мелодии. Эсборцы славились своей музыкальностью, и сегодня они ещё раз доказывали, что это не пустые слова, услаждая слух публики балладами. А возбуждённые игривыми композициями слушатели едва сдерживали себя, чтобы не броситься в пляс.

Вино выплёскивалось из до краёв наполненных кубков, когда звучали тосты за здоровье монархов. Пили, не выпуская из рук чаш, за процветание королевств, за королевские династии, соблюдались и другие формальности. Однако за дружбу и мир никто чаши не поднимал. Переговоры были запланированы на следующий день. Только Эдмунд и два монаха знали, что никаких переговоров не будет. Всё закончится в ближайший час. Эдмунд первым поднялся с кубком в руках, чтобы произнести тост. Музыка осеклась и умолкла. Тут же все присутствующие повернулись к монаршему столу, и, увидев, что Эдмунд поднялся для речи, задвигали стульями и скамьями, пытаясь встать на ноги, некоторые уже делали это с трудом.

Эдмунд дождался полной тишины и начал. Он говорил медленно, но чётко и уверенно:

— Когда вчера утром мы пересекали реку по «Мосту вдов», я вспомнил, почему он так называется. — Эдмунд поднял вверх указательный палец, блеснув камнем на золотом массивном перстне. Это был сигнал для монахов. Они начали обходить гвардейцев, шёпотом призывая готовиться к резне, как только король закончит свою речь.

— Тогда, почти сто лет назад, — продолжал Эдмунд, — война затронула оба берега Ло, и фортресские и эсборские женщины устроили на этом мосту обмен. — Эдмунд опустил глаза и замолчал на несколько секунд. Гробовая тишина повисла в зале. — Это был страшный обмен! — снова заговорил он, — Обмен телами мужей и сыновей. Их меняли один к одному. За одно тело с южного берега давали одно тело с северного… Да, так страшно закончилась та битва между нашими народами, можно сказать, она закончилась торговлей телами наших дедов. Но это не всё! Страшно ещё и то, что тогда в Фортрессе остались тела эсборских воинов… Не хватило покойников. И теперь я хочу поднять этот кубок за торговлю. Чтобы «Мост вдов» сменил имя, пусть хоть на «Мост менял». Пусть этот мост объединит два наши королевства. Не может вражда длится вечно. Мы должны положить конец…

— Прекрасный тост, Эдмунд! — прервал речь короля Виктор. — Я только хотел уточнить насчёт вот этого «объединения»… — Улыбаясь, он тоже поднял вверх указательный палец.

И тут же с балкона послышался звон, перемежающийся со стуком — музыканты побросали свои инструменты, извлекли из-под одежд луки и, молниеносно приведя их в боевое состояние, выпустили несколько стрел в Эдмунда, но ни одна из них не достигла цели: короля прикрыл своим телом стоявший по левую руку от него капитан гвардии. Гвардейцы Фортресса, даже те, кого не успели предупредить монахи, достали оклсы и началась резня за столами. Когда, обнажив меч, Эдмунд высвободился из-под тела своего погибшего защитника, Виктор уже пропал из вида. Король Эсбора скрылся. Вдруг резкая боль пронзила грудь Эдмунда. Опустив голову, он увидел стрелу, которая насквозь пробила медальон Элеоноры, висевший у него на груди.

* * *

— Они думают, это прогулочка на лодочке! Чего там сложного?! — передразнивая кого-то, ворчал Адмирал. Он давно, отпихнув рулевых, сам схватился за румпель. — Лот! — устрашающе шипел он кому-то невидимому на форштевне корабля.

— Двенадцать — шипели в ответ из темноты, — Песок и ил.

— Ночью! Без лоцмана! Да раз плюнуть! Лот!

— Одиннадцать! Песок и ил.

Лиам пристроился недалеко от румпеля на бочке. Он спокойно поглядывал вперёд, реагируя улыбкой на ворчание Адмирала. Наконец не выдержал:

— Адмирал!

Тот не ответил.

— Роберт! — снова позвал адмирала Лиам.

— Чёрт подери! Лиам! Что?! — раздражённо ответил Адмирал.

— Во-первых, не поминай при мне нечистого!

— Лот!

— Девять! — ответили из темноты, — Песок!

— А, во-вторых, не могу вспомнить, говорил я тебе или нет, что родом отсюда?

— Нет, Лиам, — Адмирал отклонил курс влево, подальше от появившейся из ночи скалы, — Ты говорил, что родом из задницы мира!

— Вот как… — Лиам ухмыльнулся, — Неважно. Роберт, я тут родился и вырос. Я рыбачил в этом заливе. Да-а. — мечтательно протянул монах, — Лет до двадцати где-то.

— Лот! Да что ты говоришь?

— Семь! Песок!

— Я знаю фарватер, Роб. — Лиам зевнул, — Тебе помочь?

— Лиам! Ты сукин сын, твою мать! Я, по-твоему, зря поил тебя всю дорогу? — рассмеялся Адмирал, — Иди отрабатывай!

— Не… — Лиам поплотнее завернулся в плащ, — Пока ты и сам справляешься. Но скоро приготовься брать круто влево. Там банка прямо по ходу, надо обогнуть. И задних как-то предупредить.

* * *

Монахи подхватили на руки упавшего Эдмунда и волоком затащили за стулья. Два гвардейца, сорвав со стен щиты с гербами двух королевств, прикрыли ими короля. Резня в пиршественном зале продолжалась. Фортресцы однозначно держали верх. Бой постепенно охватывал всю трапезную, и на балконах окровавленные сытые тела падали без чувств, сотрясая верхний ярус. Некоторые, круша балюстраду балкона, с безумным криком падали вниз, на накрытые столы, и здесь уже, среди копчёных козьих ног и трюфелей, испускали дух. Положив на лестницах с полдюжины воинов, фортрессцы всё же добрались до лучников. Почувствовав необратимость ближнего боя, лучники побросали луки и тоже достали оклсы. Но нет на острове Пэй лучших поножовщиков, чем фортрессцы. Исход резни был предрешён. В двери, закрытые изнутри на засов, ломилась стража, а по залу, поскальзываясь в лужах крови и на извергнутых из желудков полупереваренных массах, бродили гвардейцы Эдмунда. Спотыкаясь об опрокинутые стулья и яростно пиная их, они выискивали раненых соплеменников и по ходу добивали корчившихся раненых эсборцев. Не жалея никого, фортрессцы, кроша каблуками черепки посуды, вышагивали по залу.

— Где Виктор?! — хрипел Эдмунд, — Где этот подлец?!

Монахи переглядывались, но ответить им было нечего. Никто не видел, куда делся Виктор. Король Эсбора словно испарился.

— Капитан! — призывал Эдмунд, — Где капитан?!

— Капитан погиб, Ваше Величество! — проблеял один из монахов, — Защищая Вас, он принял смерть от стрел…

— Где десятники? Десятников ко мне!

— Ваше Величество! Ваше… Вам нельзя говорить! — монах в ужасе рассматривал стрелу, которая торчала из груди короля, пригвоздив к телу медальон. — Берегите силы.

— К чёрту! — Эдмунд бешено вращал глазами. — Корабли… Роберт… Высадили?! В бухте корабли?! Они должны взять… Если их ждут? Знал Виктор про корабли?! Знал? Могут! Могут ждать… Плохо… Льенар спешит! К закату завтра будет. Будет к закату. Льена-а-а-р! — протянул король и потерял сознание.

* * *

На палубах кораблей стояли вооружённые двуручными мечами и устрашающими секирами головорезы Глотчера, готовые ринуться на пирсы, чтобы резать всех, кто встретится на пути. Свет от порта Рейма уже отражался в белках их глаз. Играл отблесками на стали их оружия. Устрашающее горловое пение сначала тихо, но всё нарастая раскатывалось над бухтой, вырываясь с паром из утроб безжалостных наёмников. Их предводитель в накинутой на плечи шкуре медведя стоял на носу головного корабля, держа в руке древко с обвивающей его фигурой змея, глаза которого тускло мерцали зелёным светом.

— Жуткие ребята, — Лиам косился на змея.

— Хотя червячок симпатичный, — прошептал, подмигнув, Адмирал. — Я вот что думаю, Лиам… А не прогуляться ли и нам до замка?

Брат Лиам удивлённо уставился на Адмирала Роберта.

— У них, — Роберт кивнул на головорезов, — какой приказ? Брать город? А король в замке… В осаде… Получается, червячки наши будут брать в осаду осаждающих. Я так понимаю, потом все дружно будут чего-то ждать. Неважно, чего. Для меня приказов нет?

— Нет…

— Ну, вот… Раз приказов нет… Давай я своих водоплавающих возьму, по пять с корабля, и прогуляемся до замка. Поглядим, что к чему. Может, внутрь позовут… Очень не люблю, когда без меня за стол садятся. У них же там пир? А нас не позвали… А ты дорогу покажешь… Только такую, знаешь, тихими улочками… Чтоб с хулиганами не столкнуться. Я, знаешь, хулиганов жутко боюсь. — Роберт наигранно сжался под плащом, — Ты же местный! Покажешь ещё раз фарватер?

Корабль заскрежетал бортом по обледеневшим доскам пирса, и ещё на ходу с него повалили головорезы.

— В самом деле, — Лиам скорчил обиженную физиономию, — сидят там без нас… Найдётся для меня сабелька абордажная? А то я свою уж лет двадцать как утопил!

— Обижаешь, брат! Свою дам! Эй, макрели протухшие! — крикнул он матросам, — По пять добровольцев с корабля за мной!

* * *

Обжигающий холодный ветер пробирался под накидки, доспехи и поддоспешники всадников Фортресса, рысью мчащихся через звёздную ночь. Звон брони, конский храп и топот копыт будили спящие степи Эсбора. Впереди на белоснежном, как освещающая путь луна, жеребце скакал наследный принц Фортресса Льенар бок о бок со своим верным товарищем Морисом. Последний приказ, который они получили в Глотчере от брата Генри, гласил: «К закату следующего дня быть в Рейме. В бой не вступать, избегать мостов, идти кратчайшем путём через льды. Слушать брата Генри как меня самого».

Льенар не знал, что и думать. «Что произошло? Отец отправился на мирные переговоры и тут же вслед за собой отправил конницу». Переправляясь через льды Терби, Морис заметил и обратил его внимание на вереницу факелов, переходящих мост в двух-трёх милях западнее.

— Пехота! — только и сказал брат Генри, нагнав их.

«Неужели отец развязал новую войну? Почему сам при этом отправился в замок к врагу?». Льенар на скаку обернулся на Генри и наткнулся на холодный, как сама зима, взгляд монаха, облачённого в тяжёлые воинские доспехи. «Почему монах знает больше, чем я?».

— Это медальон покойной королевы Элеоноры. Она подарила его в день их первой встречи, — монах покачал головой, — Чудо, конечно… Если бы не медальон, стрела бы пронзила сердце. А так, не знаю даже… Может и достала всё же… Дышит, конечно. Но… Если сумку пробила…

— Какую, на хрен, сумку? — десятник, нависший над монахами, недоверчиво прищурился.

Монах вздохнул, прикрыл глаза на секунду и, обратив взор куда-то к потолку, спросил:

— Сын, мой! Ты никогда поросят не разделывал?

— Нет, ну почему, — шмыгнул носом десятник, — разделывал…

— Значит, видел поросячье сердце?

— И что?

— Ну, если видел, то мог заметить, что сердце как бы в плёнке. Вот это и есть сумка.

— Так то у поросят! — возмутился десятник, — Ты что ж короля с поросёнком равняешь?! Вот кретин!

Десятник развернулся на каблуках и зашагал к окнам. У окон стояли вооружённые трофейными луками гвардейцы, поглядывая на примыкающие улицы.

— Стрел сколько собрали? — зычно крикнул десятник, — Сотня есть?

— Две! Две сотни! — ответил один из лучников.

— Немного всё равно! Попусту не пускать. Только наверняка. Его Величество говорил о кораблях, о десанте, о подходе Льенара к закату. Это здорово, конечно… Но как знать, может, бредил?

Десятник прошёл к дверям, у которых возводились баррикады из столов и скамей.

— Ножки связывайте! — бросил он на ходу и пробормотал под нос: «Если подожгут, уже неважно…». — Ноэль! — позвал он, — Не нашли?

— Ни черта! — долговязый рыжий бородач вынырнул откуда-то из-под портьеры, — Нет… Но тут где-то у стола должен быть! Никто не видел! Представляешь? Ну как никто не видел, как целый король сбежал?! Да если б он в подпол провалился даже, кто-нибудь да увидел бы. Не мог он через весь зал куда-то рвануть! Здесь! Тут у стола где-то ход. Или под… — и Ноэль, упав на колени, полез под стол.

— Ищи, Ноэль! Ищи, чёрт тебя дери! Если он через него ушёл, он и вернуться через него может. — десятник уселся на стол, — И не один…

— Вилли! — позвал один из дежуривших у окон десятника и поманил его рукой.

— Что? — Десятник соскочил со стола как ошпаренный и рванул к окну.

— Слышишь? — лучник указал рукой куда-то за крыши в направлении бухты, — Там!

— Вроде крики?.. Да там бой!

Первое сопротивление головорезы из Глотчера встретили уже на выходе из порта в город. Отряд из сорока пикинёров городской стражи перегородил улицу в три ряда, выставив вперёд пики. Такой строй скорее всего остановил бы отряд лёгкой кавалерии, или тяжёлых, закованных в броню, неповоротливых мечников. Крестьян бы он напугал одним видом ощетинившихся пик и мощных мрачных доспехов с угрожающими изображениями клыкастых тварей. Но только не безумных наёмников Глотчера. Они смели пикинёров одним махом, ни на минуту не задумываясь. Вперёд выскочили здоровяки с двуручными мечами. Они рубили всё, что попадало под лезвие их оружия: выставленные пики разлетались в щепки, как тростник; вылетали из рук стражников искорёженные щиты; шлемы слетали с голов, а вслед за ними и сами источающие кровь головы с застывшим ужасом на лице. Не останавливаясь, головорезы прорвались сквозь ряды обезоруженных искалеченных пикинёров, втаптывая в кроваво-снежное месиво обезглавленные тела. За ними двигались воины с секирами и топорами. Добив подчистую весь отряд стражников, они закончили дело.

— Пока эти мясники делают заготовки, мы, ребята, пройдёмся, по задним дворам! — сказал адмирал Роберт, поправив перевязь абордажной сабли, которая так и норовила сползти куда-то за спину. — Веди нас, брат Лиам!

Перепрыгивая через изуродованные трупы пикинёров, отряд из полсотни моряков устремился в город, но тут же свернул, ведомый монахом, куда-то в узкий проулок.

— Генерал! Генерал Грегор! — остервенело хлеща коня, крикнул один из капитанов Грегора, пытавшийся его догнать.

— Тише, капитан. Коня пожалей! — спокойно ответил генерал, приостановившись.

— Ваша Милость! Дозор вернулся!

Грегор совсем остановил коня:

— Ну, что? Не тяни!

— Докладывают, что следующий мост, тот, что на реке Фрин, забаррикадирован. Разглядели около тридцати палаток. Крупных. Знаете, на десяток… которые у эсборцев. Костров семнадцать насчитали. Выходит, двести-триста бойцов. Точно видели двадцать лошадей под попонами, обозов нет. Думаю, гарнизон из крепости Гальбера подошёл.

Грегор спешился и, бросив поводья, пошёл в сторону придорожного кустарника. Капитан тоже спрыгнул с коня и поспешил за ним.

— Генерал…

— Да, погоди ты, капитан! — отмахнулся Грегор, — по нужде я.

Капитан закрутился на месте, подхватил поводья обеих лошадей и отвернулся к дороге. Через минуту Генерал забрал у него свою лошадь и повёл её под уздцы.

— Значит, вот что ты сделаешь, капитан. Слушай! Берёшь свой отряд. Сколько у тебя? Сотня? — капитан кивнул, — И встаёшь напротив их лагеря. Из обоза возьмёте палатки. Ну, сколько? Возьмите, сколько унесёте. Хоть каждому по палатке. К рассвету чтоб все стояли. Задача твоя простая. Создаёшь видимость, что у тебя там целая армия. Костров побольше. Пусть бойцы снуют туда-сюда. Возьми мой штандарт. Свои все разверни. Ещё из обоза возьми сигнальных. Развесь. Они все равно не поймут. Всё!

— А если полезут?

— Ну… Полезут! Во-первых, вряд ли. А во-вторых… — генерал на секунду задумался, он прищурился и повторил, — Ну, вряд ли… Вряд ли. А вообще, капитан, смотри по обстановке. Понимаешь, главное связать их передвижения. Пусть думают, что перед ними целая армия.

— Ясно! — капитан вскочил в седло и умчался в арьергард колонны к своему отряду.

Генерал Грегор, оглянувшись и не увидев подле себя посыльных, гаркнул:

— Какого чёрта! Посыльный!

Тут же рядом с ним появились трое молодых парней без доспехов на поджарых, быстроногих жеребцах.

— Один в авангард! Принять с дороги вправо! Строго на запад! Пошёл! — выпалил генерал.

Посыльный, поднимая фонтаны снега, рванул в голову колонны, передавать приказ.

— Один в обоз! — продолжал раздавать команды Грегор, — Капитану Беррону выдать всё, что потребует!

Второй посыльный, круто повернув коня, поскакал в хвост колонны.

— Ты с Берроном! Пошёл!

* * *

Гвардейцы толпились у окон, выглядывая из-за плеч друг друга, силясь разглядеть что-нибудь на улицах Рейма.

— Значит, не бред… — Вилли игриво взъерошил волосы Ноэлю, — Слышишь? Бой идёт! Десант высадили в бухте! Что делать будем? Здесь сидеть или навстречу идти?

— Здесь оставаться, — вмешался монах, — Наша задача — держать замок.

— Отче! Мы тут не замок держим! Мы заперты в зале. Замок держат эсборцы.

— Бой на улицах отвлечёт их. Им придётся на стены встать, чтоб десант не ворвался. И тогда мы выйдем и захватим замок изнутри.

— Угу. Мило. Вот этим! — Вилли показал оклс в запёкшейся крови.

— Тем более! Куда ты навстречу собрался? — Ноэль криво ухмыльнулся. — Сиди уж! Жди, пока вытащат.

— Чёрт!

— Вилли! — позвал дежуривший у дверей гвардеец, — Кажется, началось! Чуешь?!

Вилли принюхался.

— Жгут дверь? — десятник направился к дверям.

— Вряд ли. Запах не из-за двери.

— Здесь! — закричал кто-то из угла зала, — Здесь! Смотрите, дым!

Из щелей между плитами пола сочились тонкие голубоватые струйки дыма.

— Твою же мать! Вот твари! — Вилли в сердцах с грохотом прибил струи дыма кулаком к полу, — Снизу жгут! Выкуривают! Скоро запрыгаем на этом полу, как пескари на жаровне!

— Раньше задохнёмся, — Ноэль оторвал кусок полосатой скатерти с монаршего стола, вылил на него полбутыли вина, слегка выжал ткань и намотал на лицо. — Делай как я! Ход надо искать! Виктор как-то ведь сбежал!

Вилли подошёл к монахам, уложившим бесчувственное тело короля на стол:

— Ну, и втянул ты нас, Ваше Величество! Эй, Ваше Величество! Втянул ты нас, говорю! — он посмотрел на стрелу, торчащую из груди короля, и обратился к монахам, — Может, достать? Я могу… Или давайте обломаем хоть? Нет? Чего она торчит-то?

— Опасно, Вилли. Тронешь и можешь убить! — монах сокрушённо покачал головой.

— Не будет же он со стрелой ходить? Тут или туда, — и он показал пальцем на небо, — или сюда. Тряпку на лицо положите. Сейчас тут дышать нечем будет. Эй! Ваше Величество! — он осторожно потряс короля за плечо, — Эй! Ну, понятно…

* * *

Пыхтя и сопя, пуская из ртов и носов клубы пара, моряки пробирались по мрачным закоулкам и дворам к замку, оставляя широкие улицы и площади в стороне. Опережая отряд футов на пятьдесят, заглядывая за углы, крался брат Лиам. Время от времени до них доносились крики спешившейся городской стражи, которая отправилась на подмогу товарищам. Вдруг из-за угла появился небольшой отряд улан. Он пересёк дорогу морякам на одном из перекрёстков. Однако Лиам вовремя их заметил и приказал затаиться. Моряки вжались в стены домов и замерли, растворившись в темноте. Уланы проскакали мимо, не обратив на них внимания. Наконец монах присел у одного из домов на корточки и жестом позвал всех к себе.

— За этим углом, — уверенным шёпотом сказал он, — выход на площадь у южной стены. Она просматривается отовсюду, но! У этой стены есть для нас подарочек. Несколько камней выпали, а кое-где выступают. Опытной макаке не составит труда забраться по ней.

— Генри, — адмирал толкнул в бок одного из моряков, — верёвки!

Генри снял со спины мешок и вытряхнул на снег три мотка верёвки.

— Ну, друзья, — с усмешкой проговорил Адмирал, поглядывая на лица моряков, — По кабакам хвалиться вы все герои! Кто хвастался, что он лучше макаки по вантам ходит?

— Я! — выпалил один жилистый морячок и встал, скидывая полушубок, — Я пойду! — и протянул руку за верёвками, — Какая высота?

— Двадцать один фут ровно, — уверенно ответил Лиам, — Первый кирпич на высоте восьми футов. Двое должны подсадить.

Два мускулистых высоких моряка, похожие как две капли воды, молча встали.

— О! — рассмеялся кто-то из моряков, — Они тебя и так на стену закинут!

— Пошли, — один из здоровяков положил свою огромную руку на плечо «макаки».

— Погоди, — остановил моряков Лиам. Он подошёл к углу дома и, с осторожностью заглянув за него, скомандовал, — Теперь давай!

* * *

— Надо выходить, Вилли! — кашляя в пропитанную вином тряпку, сказал Ноэль, — Скоро уже и пол провалится!

— Ты лаз нашёл?

Ноэль отрицательно покачал головой.

— Гляньте! Гляньте! — закричал смотрящий у окна, тыкая кривым пальцем в темноту.

На серой замызганной замковой стене они увидели освещённую луной фигуру. Фигура суетилась в непонятных движениях и напоминала испуганную ящерицу, пытающуюся преодолеть преграду незамеченной.

— Что он делает? Не пойму… — Ноэль, щурясь, вглядывался в ночь сквозь валящий снизу дым.

— Верёвки крепит, — Вилли коротко свистнул.

Человек на стене замер и присел, оглядываясь по сторонам. Вилли из просвета окна неистово замахал ему руками. «Макака», заметив его сигналы, помахал ему в ответ. Тут же на стене появилась ещё одна фигура, затем ещё и ещё. Моряки по верёвкам забирались на стену.

— Так! — Вилли с улыбкой до ушей жестами приказал всем отойти от окна. — Так! Слушай меня! Парни идут сюда на выручку. Отвлечём на себя! Убираем баррикаду, открываем двери, пускаем стрелы в проём и коридор. Они потянутся сюда, завяжем бой, парни ударят в спину. Вырвемся! Вырвемся и к воротам пойдём. Ноэль, возьми пятерых, охраняйте Эдмунда! Носилки делайте!

* * *

Генерал Грегор успешно обошёл мост на реке Фрин и снова вышел на дорогу. На рассвете колонну пехоты нагнал посыльный, отправленный им с капитаном Берроном. Он пристроился чуть позади генерала:

— Ваша Милость! Капитан Беррон выполнил порученное задание.

Генерал удовлетворённо кивнул.

— Ваша Милость! Там не триста воинов, как донесли дозорные.

— А сколько? — почти безразлично обронил Генерал.

— Около двух тысяч пехоты. Кавалерия — около двух сотен. Скрываются в лесу. Может, больше…

Генерал остановил коня. Обернулся на посыльного: в глазах его читалась растерянность.

— Воин! Ты ничего не напутал?

— Нет, Ваша Милость. Я нарвался на них, когда обошёл мост с востока. Хотел через лес… Встретил разъезд, ушёл от них ещё восточнее и выскочил прямо на лагерь. Еле ушёл! Погнались за мной, да я, как заяц — петлю сделал и на запад двинул. Рыцари там тоже были. При полном… Видал пять палаток со щитами гербовыми. Сержанты у кухонь крутятся. Значит, рыцари с копьями своими пришли.

— Ясно, ясно. — Грегор в задумчивости уставился на освещённый первыми лучами восходящего солнца горизонт. — Только бы Льенар проскочил… — сказал он как будто сам себе. — Так! Коня смени. И ко мне!

Посыльный ускакал в обоз, а Грегор двинулся шагом, бормоча под нос:

— М-да… Этого мы не предусмотрели. Не ждали… Не ждали. Значит, готовились они сами к нам топать. Да мы опередили чуток. Теперь я у них в тылу. А между ними и «Мостом вдов» несчастный Беррон с сотней пехотинцев корчит из себя целую армию. Почему они стоят? Почему не идут на север? Может… просто ночёвка? И сейчас они уже гонят моего Беррона по степи? Или гибнет он там героически? Повернуть? Ударить в спину? Продолжить идти в Рейм? Тогда, если они узнают, что к Рейму подходит армия, бросят всё и пойдут за мной? Или, наоборот, ринутся к нам опустошать Фортресс?

Проехав в задумчивости ещё сотню футов шагом, Грегор остановился.

— Говорил я вам!? — закричал он озабоченно во весь голос, — Говорил!

Проходившие мимо копейщики остановились и уставились на генерала, который поднялся в стременах и грозил кулаком то на север, то на юг.

— Влипли, вашу мамашу! Мы… туды-растуды! Влипли! Этот там! Тот к нему летит! Кораблики плывут! Оставили дом… Вот что делать?! — Генерал взмахнул в отчаянии руками и рухнул в седло так, что у коня дрогнули копыта. — Ну?! — гаркнул он глазеющим на него с открытыми ртами копейщикам, — Чего встали? Рты раззявили! — копейщики нервно переглянулись, — Обратно пошли! Воевать будем…

* * *

Моряки ворвались в замок через центральный вход и ринулись по лестницам на второй этаж, туда, где находился пиршественный зал. Неожиданная атака застала осаждающих врасплох, они так были увлечены и так наслаждались поджогом помещений под залом, что многие оставили своё оружие в стороне. В то же время двери зала распахнулись и со свистом полетели стрелы. Они стремительно поражали цель — ранили и убивали осаждающих. Такой натиск с двух сторон эсборцы не выдержали. Они поднимали руки и падали на колени перед нападавшими, пытаясь сдаться, но бородачи с севера со взглядом, полным безразличия, а некоторые даже с жестокостью и ненавистью во взоре, наотмашь рубили головы и насквозь пронзали спины склонившихся перед ними. А если кто-то вдруг пытался оказать хоть какое-то сопротивление, оставляли истекать кровью без рук и без ног.

— Кто главный? — кричал Вилли, протискиваясь сквозь толпу радостно обнимающихся моряков и гвардейцев, — Главный кто?!

— Сынок! — позвал его адмирал, — Я здесь! Где Эдмунд?

— О! Ваша Милость!

— Брось! Просто адмирал. На море экономят слова. Где Эдмунд?

— Он при смерти!

— Сынок, прошу, не шути так!

Длинная седеющая борода адмирала затряслась.

— Стрела прям в сердце, — Вилли ткнул себя в грудь большим пальцем, — Вон, — он мотнул головой в сторону, — Несут на носилках. Говорят, если б не медальон, прям бы на месте… Того… А так…Без сознания он… Какие тут шутки!

Лиам бросился к монахам, которые несли носилки, и, отстранив одного, схватил одну из ручек.

— Адмирал! — продолжил Вилли, — Мы вооружимся трофейным и попробуем взять ворота. А вы со своими ребятами посмотрите, что творится в донжоне. Хорошо бы захватить его. Да, и ещё вот что… Чёртов Виктор бежал каким-то тайным ходом. Уж не там ли он?

— В таком случае, он там и заперся. Ты же знаешь, донжон нахрапом не взять…

— Посмотрите там, а мы бросимся на ворота и стены. А что там за десант? Это вы?

— Полтысячи Глотчерских змей!

Вилли присвистнул.

— Пропал Рейм! Ой-ой… Хорошо, что они с нами, а не с ними… Даже не знаю, пускать ли их в замок, если попросятся, — и Вилли, заржав во всё горло, побежал к воротам, увлекая за собой вооружившихся трофеями гвардейцев.

Это кровавое утро Рейм запомнит навсегда. Наёмники Глотчера не знают пощады. К полудню город полыхал одним большим пожаром. Горело всё, и всё обращалось в пепел. Повсюду валялись изувеченные трупы городских стражников и простых горожан. Они застыли в причудливых позах, прихваченные морозцем. Заледеневшие их лица были спокойны от того, что их предсмертные мучения наконец-то закончились. Брусчатка улиц стала скользкой от замёрзшей крови. Городские стены и все ворота были захвачены. Замок полностью принадлежал фортрессцам. Донжон оказался пуст, если не считать десятка стражников, застигнутых врасплох и отправленных к праотцам. Виктор Прозорливый бесследно исчез. Ни поиски, ни пристрастные допросы пленных придворных и стражников не дали результата.

Раненого Эдмунда уложили в покоях Виктора в донжоне. Монахи хлопотали вокруг него, беспрестанно меняя мокрые тряпки на лбу. Они никак не могли решить, что делать со стрелой, торчащей из груди короля. Все попытки привести Эдмунда в сознание были тщетны.

— Ну, что, Лиам? — в дверь заглянул Адмирал, — Нет?

Монах покачал головой:

— Подожди, Роб. Я выйду.

Адмирал вышел на лестницу и сел на ступеньки, прислонив косматую голову к стене. Через пару мгновений он задремал. Разбудил его брат Лиам, присевший рядом:

— На, Роб, выпей! — монах протянул ему оплетённую бутылку. — Своими силами не обойдёмся. Тут лекарь нужен. Иначе никак. Может, поищите в городе?

— Какой там! — оторвавшись от бутыли, прохрипел Адмирал. — Наши червячки даже детей не жалели. Я был в городе… — он махнул рукой и ещё приложился к вину, — Мясники, одним словом. Хранителя Эсбора подвесили за ногу на дереве, представляешь? Поймали его где-то у ворот, он в женском платье, хотел сбежать. Можно сказать, червячки около часа не замечали, что он не баба. Да… Где-то час не замечали, по очереди. Им, похоже, вообще всё равно… А потом заметили, и вот… Значит, за ногу подвесили, за одну. А к другой пару коней привязали и стеганули хорошенько. Теперь у Эсбора, можно сказать, два Хранителя. Вернее, две половины. Одна на дереве, а другая до сих пор по городу мотается за конями. Да, кстати, — вдруг оживился адмирал, — Ко мне тут подошла одна старуха… И ты знаешь, что интересно? Она сама дряхлая такая, невзрачная, в потёртом каком-то одеянии, но чистая, а пахло от неё фиалками! А я почему ещё удивился: зимой фиалками… Да и странно, как она осталась жива при такой резне. — Роберт пожал плечами. — Не знаю, может, цветочница… Так вот, — Роберт достал из-за пазухи расшитый жемчугом кисет, — Дала она вот это и сказала, голос у неё совершенно молодой, как у девочки пятнадцати лет, прям льётся–переливается. Удивительно, бывает же такое — у дряхлой старухи такой молодой голос! Так вот, говорит она: «Спящий проснётся, только вдохнёт».

— На! — он протянул кисет Лиаму. — А ещё она добавила: «Но только на час…».

— Вот так, да? — хмыкнув, Лиам осторожно взял кисет из рук адмирала. — Фиалками, говоришь? И плащ серый? Чистенький такой, да?

— Да-да. — невозмутимо ответил Роберт, медленно вставая, — Очень чистый. Необычная, такая старушка, знаешь ли… Я пойду, Лиам. Мне надо поспать. Мне уже не тридцать.

— Постой же! — уже в спину сказал монах, — Роб! Я рад, что меня тебе навязали.

— Увидимся! — Адмирал кивнул монаху, слегка улыбнувшись, и отсалютовал бутылкой, — Надо ещё запасы пополнить. Ты же должен вывести флот в море, лоцман! Старая ты портовая мидия!

Хихикая и напевая «Старая мидия в порту живёт…», Адмирал устало поковылял вниз.

— На час… — вспоминая слова старухи и в задумчивости крутя кисет в пальцах, бормотал Лиам, — Всего на час. И когда же этот час? Есть ли у нас час? Говер, Отец моих отцов и всего, что имеет сердце! Глаз Твой да зрит на нас непрестанно. Длань Твоя да сбережёт нас от дорог, не к Тебе ведущих! Направь на путь верный, прямой. Вручаю тебе всего себя!

Кряхтя, поднялся он со ступеней и, спрятав кисет за кушаком, вернулся к братьям.

* * *

Генерал Грегор вывел своё войско через лес прямо в лагерь обескураженных эсборцев. Не ожидая удара с юга, все дозоры эсборцы выставили с севера. Полный разгром трёхтысячного войска, подкреплённого пятнадцатью рыцарскими копьями, будут вспоминать в песнях ещё триста лет, как в печальных эсборских, так и в бахвальных фортресских. А лес, где произошла эта битва, с тех пор получил название «Лес Грегора».

Проведя в сёдлах почти двое суток, продрогшая кавалерия Фортресса приближалась к городским стенам Рейма. При её появлении в окрестных городках и деревнях люди прятались по домам, с грохотом закрывая ставни. Но Льенар проводил свой отряд через них, не останавливаясь. Он так торопился к отцу, что прибыл ещё до заката. Остановив коней на холме в миле от ворот Рейма, всадники вглядывались в городской пейзаж.

— Льенар, — наклонившись со своего коня, сказал Морис, — Я не уверен, но мне кажется, над воротами бело-голубое знамя…

— Вижу, вижу!

Льенар почувствовал, как к горлу подступает ком.

— Вижу, Морис. А ещё вижу дым. Много дыма. Похоже, город горит.

— Ваше Высочество! — монах указывал рукой вперёд, — Там всадник.

От городских ворот к ним во весь опор мчался наездник в голубом плаще.

— Вперёд! — скомандовал Льенар и рванул с места.

Через несколько минут они были рядом.

— Ваше Высочество! — спрыгнув на ходу с коня и неуклюже поклонившись, поприветствовал Льенара всадник, когда они встретились. — Рейм взят! Поторопитесь! Король Эдмунд ранен! Он в замке!

Льенар переменился в лице. Напряжённость сменилась тревогой. Пришпорив коня так, что с боков взмыленного животного потекла кровь, он устремился к воротам.

Проскакав галопом по пылающим улицам Рейма, Льенар влетел во двор замка. Приветственные крики со стен, бряцание оружием нисколько не впечатлили его. В растерянности он стоял посреди двора, вглядываясь в окна.

— Сюда! — услышал он голос сверху.

Из узкого окошка донжона высовывалась рука. Кто-то махал ему.

— Сюда, Ваше Высочество!

Взбежав по узкой винтовой лестнице, на которой двое не разойдутся, Льенар ворвался в открытую дверь бывших покоев Виктора. Лиам остановил принца за плечи. Тот хотел было вырваться, но монах крепко его удерживал.

— Ваше Высочество! Ради Говера! Спокойно!

— Пусти! — принц посмотрел на Лиама взглядом, который, по его мнению, должен был поставить наглеца на место.

— Я отпущу сейчас! Только послушайте! Король без сознания, в груди стрела. Не трясти, не дёргать. Очень аккуратно. Ладно?

— Всё плохо? — принц смягчился.

Лиам погладил его по плечу.

— Плохо, — монах потряс головой, — Плохо, но не сделайте хуже!

И он отпустил Льенара. Тот на непослушных ногах подошёл к отцу и опустился на край кровати, вглядываясь в бледное лицо родителя. Так сидел пару минут, потом оглянулся на Лиама.

— Без сознания почти сутки, — сказал монах, подойдя ближе, — Последнее, что от него слышали — это Ваше имя. Он очень ждал Вас.

— Не говори об отце в прошедшем времени, — принц строго посмотрел на монаха.

— Ваше Высочество, выйдем на лестницу.

— Говори тут.

Лиам, поколебавшись несколько секунд, стукнул два раза каблуком по полу. В ту же секунду два других монаха вышли за дверь, закрыв её за собой. Один спустился немного вниз по ступенькам, другой поднялся вверх с таким расчётом, чтобы не подпустить никого к двери и самим не слышать разговора. Лиам проверил окно и подошёл к принцу. Опустившись перед ним на колени, он привлёк голову принца к своей так, что его губы оказались у самого уха Льенара, и накрыл их обоих своим просторным голубым капюшоном. Так, скрытые тяжёлым, пропахшим потом и пылью капюшоном Лиама, под бдительной охраной двух монахов они проговорили почти до заката. Наконец монах скинул с их голов капюшон и, постанывая, поднялся с колен. На левой смуглой щеке его расплылось красноватое пятно, на бледном лице Льенара такой же краснотой выделялась правая щека. Монах отошёл в угол и в изнеможении сел на скамью, вытянув ноги. Льенар смотрел на него, не сводя глаз. В руке принц держал расшитый жемчугом кисет.

— Он может умереть в любую секунду, — Лиам постучал себя пальцем в грудь, — Если бы не медальон вашей матушки, это случилось бы мгновенно.

Льенар обречённо взглянул на кисет.

— Ты побудешь со мной?

— Как пожелаете, Ваше Высочество, — Лиам встал и поклонился.

Льенар распустил узелок на кисете, но вдруг замер в нерешительности.

— Подождите, — Лиам подошёл к постели, — Я подержу ему руки, чтобы он не схватился за стрелу. Давайте.

Принц поднёс раскрытый кисет к ноздрям Эдмунда. Единственный факел, горевший в изголовье, затрещал и тут же потух, погрузив комнату в темноту. Лишь полоса лунного света из узкого окна-бойницы лежала на каменном полу. Прислушиваясь к дыханию отца, Льенар приблизился к его лицу. Вдох, трепещущий, как свеча на ветру. Тишина. Ожидание. Выдох. Короткий и сильный. Словно морская волна, ласкающая песчаный берег, дыхание отца касалось лица принца. Снова дрожащий вдох. И тишина…

— Как я рад, что ты здесь, — вдруг в темноте раздался голос Эдмунда. Он казался совершенно обычным, будто не лежал он при смерти, не терял сознания на сутки, — Лиам, можешь отпустить!

— Отец, я здесь… Я здесь, — зашептал Льенар почти на ухо королю.

— Да, да, Льенар, ты здесь, а я должен уйти. Лиам! Не нужно света!

Монах уже было взял факел, чтобы зажечь его, но тут же вернул его на место.

— Я оставлял тебе Фортресс на две недели, но, как видишь, он теперь твой навсегда. Эсбор теперь тоже твой. Лиам! Утром проведите церемонию! Король Фортресса и Эсбора теперь — Льенар! — Эдмунд улыбнулся, — Прости, мальчик мой, что не успел навести тут порядок. Но ты справишься. Я знаю, и я верю в тебя. Ты обязательно справишься! Никому не доверяй, кроме братства. Ещё один человек предан мне был. Это Чарлиз. Но дни его сочтены. Надеюсь, Морис скоро займёт его место, и так же, как отец его был верен мне, он будет верен трону Фортресса, а теперь ещё и Эсбора. Прости, если уделял тебе недостаточно внимания в детстве, я всего лишь хотел сделать из тебя настоящего мужчину…

Рука Эдмунда легла на ладонь Льенара. Она была холодна. Никогда он не держал в своей руке холодную руку отца. Его большие, надёжные руки всегда были тёплыми. Когда он гладил его по голове в детстве, когда жал его руку в юности. И пахли эти руки по-особенному, пахли любовью и заботой. Руки самого близкого для него человека. Сейчас же, здесь, в темноте эсборского замка, рука, которая коснулась его ладони, была холодна и слаба.

— Твоя мать и сёстры заждались меня. — продолжил Эдмунд. — Я уже вижу их силуэты где-то там, вдалеке. — Лиам! — позвал король, — Убери стрелу.

— Но, Ваше Величество! Нет…Я не могу.

— Не бойся, Лиам! У меня ещё есть время. Я хочу, чтобы ты с братьями переодел меня в рясу и принял наконец в братство.

— Я… Не в праве. Только Веко…

— Лиам! Завтра утром ты узнаешь от гонца, что Веко умер на рассвете. Теперь ты — Веко, и я верю в тебя. Давай! Вынь стрелу и позови братьев. Льенар, ты должен уйти. Встретимся по ту сторону зарниц. Прощай, сын!

Эдмунд убрал свою руку из руки сына, и Льенар робко повиновался. Он медленно пятился к выходу, пытаясь рассмотреть лицо отца. Но слёзы размывали очертания и без того терявшегося во мраке лика.

— Прощай, отец.