Ложная игра, или Одинокие в толпе

Милена Фомина

Дорогой читатель!Рада, что могу поделиться с вами этой книгой! Надеюсь, на ее страницах вы найдете что-то важное для себя: быть может, это будут приключения или вдохновляющие пейзажи, а может, истории любви, после прочтения которых так верится, что счастье есть не только в романах. Возможно, вы найдете ответ или зададитесь вопросом, а может, и не одним. Надеюсь, вы найдете в этой книге что-то доброе, что согреет душу и поднимет настроение, что-то, от чего на одну улыбку в мире станет светлее.

Глава 2

Небо начинало готовиться к закату, со светлого лазурно-голубого переходя в такие же светлые и нежные персиковые тона. По этой чистой дали незримо плыли разводы облаков, словно огромные хвосты небесных рыб, они величаво и грациозно, поддаваясь течению воздушных масс, мягко извивались над морем, над миром.

— Ты знаешь дорогу? — растворяя витавшую в солёном воздухе тишину, прозвучал немного охрипший после долгого молчания женский голосок.

Почти у самого края борта стояли Грэгард и Таисия. Дул едва прохладный ветерок, с каждым мгновением всё меньше принося с собой запахи города. Девушка только недавно вышла из своей каюты, занимавшись ей почти весь день, но более того сидя уставившись в пространство, несмотря на выдавшийся довольно ясный день, пребывая словно в тумане сна. Голова казалась тяжёлой, и думалось, что вот-вот в окно подует свежий ветерок, нежно ворвавшийся с улиц сонного городка, вместе с первыми лучами будя девушку. Что вот-вот она откроет глаза и всё прояснится в утреннем свете её комнатушки.

–…мы давно знакомы с Дженком. Он много рассказывал об этом, — Таисия не помнила, говорил ли Грэгард что-либо до этой фразы или нет, но всё же не стала переспрашивать об этом. Ей показалось, что, услышав вопрос, он едва уловимо отвёл взгляд в сторону, выдыхая.

— А почему он сам не смог отправиться за механиком? — девушка обернулась к Грэгарду, не отпуская с него проницательного, недоверчивого и даже пристального взгляда.

— Послушай, — он повернулся к ней всем корпусом, прямо и открыто смотря ей в глаза, говоря теперь как-то более уверенно, не ускользая от ответа ни словами, ни взглядом, что и трудно было сказать про него когда-либо, — мы с ним, конечно, знакомы, и давно, но не до такого, чтобы рассказывать друг другу о каждом шаге, — и пускай его слова были наполнены чувствами и мыслями, они, как и прежде, звучали с лёгкой иронией и улыбкой. В нём не было злости и раздражения. Он будто всегда внутренне оставался спокойным, но сочувствующим не безразличным, даже если и не подавал на то вида.

«Но не сказал, что не виделся с ним вчера», — пронеслось в голове у Таисии.

Юноша вздохнул, едва ощутимо отстраняясь от девушки, снова устремляя взор на серую водную гладь, меняющую свои очертания, но смотря будто бы вовсе не на неё.

— Ты, конечно, думаешь, что это я вывел из строя ваш двигатель и теперь у всех на глазах нагло сбегаю из города. Но это не совсем так… — в его глазах грустью отразились блики мягкого света раннего летнего вечера, и теперь, казалось, именно они на мгновения стали центром его внимания.

Засмотревшись на волны, Таисия внимала словам Грэгарда. Но через некоторое время её осенило.

— Что? — она резко развернулась, но юноши уже не было рядом. Её тихий за перекатами морской дали голос возмущением и неожиданностью осознания вырвался громким воскликом.

«Не совсем?!»

Тем временем Грэгард уже увлечённо обменивался фразами с матросами, лишь подмигнув девушке, заметив её недоумевающий и тревожный взгляд, переполненный негодованием.

Уже в молчании, смиряя высшую степень возмущения глубокими и участившимися вдохами, Таисия вновь обернулась к плещущимся за кормой волнам, к дали, необъятным просторам, уходящим в тёплый ясный и свежий своими ароматами и прикосновениями вечер. Показалось, что юноша мягко улыбнулся, нежно смотря на неё…

* * *

Смеркалось, в водной глади небо разводами рисовало затухающий в ясной синеве ранней ночи, сияющий тысячами невесомых и ещё едва заметных звёзд вечер. На палубе только недавно зажгли свечи, тем не менее оставляя многие каюты в туманном безмолвии наступающих сумерек. В коридорах судна приятно пахло просмолённым деревом, средь непостижимых разуму просторов стихий напоминая о чём-то тёплом и уютном, сделанном руками человека, о чём-то земном и родном, о чём-то светлом и духовном, что витало в этих ароматах. Напоминая о том, как много люди могут сделать руками, но прежде всего сердцами.

Волны размеренно ударяли о борта судна, но здесь почему-то совсем не возникало чувства страха находиться посреди безлюдной пустыни моря. Наоборот, казалось, что всё оно было наполнено этим теплом, этой непоколебимой силой людского духа.

Таисия, окутанная пеленой своих мыслей и усталостью, прошла мимо Грэгарда и стоявшего рядом с ним молодого человека. Не успев заранее увернуться в довольно узком коридоре, чуть ли не сбив плечом первого, она поспешила в свою каюту. Когда где-то вдали стихли звуки шагов и глухо ударилась дверь, молодой человек с лёгкой тревогой и взволнованностью перевёл взгляд на Грэгарда, всё ещё повёрнутого в сторону, куда недавно направлялась девушка, но, чуть склонив голову, смотревшего куда-то в пространство чувств и мыслей.

— Какая-то она у тебя странная, — заверил молодой человек, выводя из задумчивости своего приятеля, который, переменившись в выражении лица, деловито кивнул другу, призывая последовать за ним.

Пожав плечами, юноша вслед за Грэгардом направился вперёд по коридору. Он был невысокого роста, подтянут и мускулист. Его светлые волосы вились лёгкими волнами, а походка, да и все прочие манеры были какими-то нагловатыми и самодовольными, расхлябанными, хотя его взгляд и речи часто были совсем не такими, по крайней мере по своему смысловому наполнению.

И только когда они оказались в каюте, освещённой тусклым светом подсвечника с несколькими свечами, а Грэгард, пропуская друга, плотно закрыл дверь, он произнёс: «Во-первых, не у меня, а во-вторых, на себя посмотри».

Грэгард почти сразу продолжил движение к небольшому столу, на котором шумно разложил карту.

— Два сапога… Км… Кх… — с хрипотцой и как бы невзначай начал оставшийся у двери юноша, нарочно закашлявшийся на последних несказанных словах.

По каюте пробежались смешки ещё двух парней, сидевших сбоку.

— Помнишь, ты спрашивал, куда мы идём? — конечно, услышав прозвучавшую реплику и последующие за ней насмешки, Грэгард продолжил уже более спокойно, будто и вовсе ничего не было. Он говорил так же твёрдо.

В ответ молодой человек промолчал, хотя, по-видимому, этот вопрос и прозвучал как риторический.

— Сюда, — Грэгард ткнул в ближайший довольно крупный город на их пути.

Молодой человек подошёл чуть ближе, вытягивая голову, чтобы посмотреть на точку, находящуюся под указательным пальцем приятеля. У юноши была весьма длинная шея, впрочем, она казалась вполне лаконичной при удлинённом овале лица, скорее, прямоугольной формы. Но не успел он и приглядеться, как Грэгард вскочил, в два шага подойдя к оторопевшему парню, выкуривающему всё это время сигару, которая уже через несколько мгновений оказалась вышвырнутой через окно в морскую гладь.

— Сколько можно просить не дымить в каюте? — с полушутливыми интонациями рявкнул Грэгард, после плюхаясь на скрипящие механизмы спального места, завязывая руки в узел перед грудью.

Остальные переглянулись, а вошедший вместе с Грэгардом молодой человек, закатив глаза, покрутил пальцем у виска так, что всем остальным едва ли удалось сдержать смех, всё же вырвавшийся резкими, порой озвученными голосами приятелей выдохами. И хотя молодой человек особо не украсил данное движение мимикой, в его исполнении оно прозвучало крайне подходяще к ситуации, живо и смешливо.

— Одну оставь… — в тишине полусонной каюты раздался голос Грэгарда, охрипший после короткого, но такого глубокого, словно временного омута беспамятства сна.

За бортом всё так же размеренно шумели волны, убаюкивая размеренным тактом. Кормовые огни отражениями качались на волнах, то и дело вспыхивая в синей бирюзе водной глади. Молодой человек, выкуривавший сегодня сигару, по просьбе приятеля задул только две свечи, лёгкий дымок которых, освещённый оставшимся огоньком, вскоре растаял в тёплом дыхании погрузившейся в полутень каюты.

Вскоре, стараясь не шуметь особенно сильно и не тревожить тихие посапывания, впрочем, не всех уснувших приятелей, Грэгард вновь сел за стол, замерев так на некоторое время — то ли в дрёме мыслей, то ли ещё досыпая так неожиданно прервавшиеся для него минуты сна, начавшие свой отсчёт не менее внезапно.

Тёплый огонёк поддавался лёгким отголоскам дыхания юноши, долетавшим до свечи уже прохладными прикосновениями. Трепыхающийся свет каждое мгновение плавно сменял очертания теней, то будто бы притухая, а то словно разгораясь сильнее. Он казался настолько хрупким, будто мог погаснуть в любую секунду. Грэгард выдохнул чуть сильнее. Огонёк наклонился, после только ярче освещая каюту и одиноко мерцая на подсвечнике. После этого дуновения он будто ещё сильнее укоренился на фитильке, желаннее прорезая ночную синь.

Юноша удивился стойкости хрупкого огонька, коря себя за содеянное, хотя в глубине души и знал, верил, что он не погаснет. Он просто не мог.

Пошарив рукой в ящиках под столом, выполнявших с одной стороны своеобразную ножку, Грэгард обнаружил небольшую записную книжку, прошитую кожей. На нескольких первых страницах скорой рукой были набросаны некоторые расчёты. Юноша перелистнул их вместе с последующей пустой страницей, а на вновь образовавшейся свободной «первой» слева в верхнем углу написал дату, а ниже: «Первый день на судне».

Он не знал, зачем это делает, тем более, признаться, никогда не понимал тех, которые ведут дневники. Он хотел было написать об этом, но то ли нечаянно, а быть может нарочно поставил небольшую, даже аккуратную и красивую кляксу. Такую, какой, кажется, и должна быть та самая настоящая из них. Но что-то в ней было не столь идеальное, от чего она казалась ещё милей и родней. Она словно обозначала собой недосказанные мысли и чувства юноши.

Тяжело выдыхая, Грэгард потёр руками лицо, вскоре как-то обречённо и вместе с тем обнадёживающе устало посмотрел на раскрытую книжицу.

Если поначалу ему казалось, что ещё не все присутствующие в каюте уснули, нехотя став сонно-любопытными свидетелями его начинания, то сейчас его почему-то не покидало ощущение, что все уже провалились в сладкую дрёму.

Показалось, что за окном светает. Грэгард закрыл блокнот, убирая его на прежнее место, но чуть по-иному, а затем потушил свечу.

В погрузившейся в свет ночи каюте незанавешенное окно казалось светлее. Смотря в небесную даль, юноша подошёл к нему. Поднеся стоящие ранее всё на том же столе и довольно громко, как показалось в чуткой тишине посвистывающих дыханий, идущие часы к холодному, леденящему свежестью прохлады свету, проникающему сквозь стекло, он обнаружил, что стрелки лишь недавно миновали полуночную отметку. Хотя, как по внутренним ощущениям после сна, так и по необычайно светлой ночи, казалось, что вот-вот горизонт начнёт проясняться, а сменившийся ветер направит судно к новому рассвету. Не думая, что уже уснёт, Грэгард прилёг, но вскоре незаметно погрузился в трепет дрёмы, унося недавно повисшие на сердце грузность и духоту. Не пролежав так и минуты, юноша встал и тихо вышел из каюты.

А за окном действительно начало проясняться этой удивительно короткой и светлой ночью раннего лета.

* * *

Сегодня ночью сон никак не накрывал девушку своим плотным, мягким одеялом. Она постоянно ворочалась, даже сквозь обрывчатую дрёму чувствуя каждое своё движение. А ненадолго провалившись в уже нежданную глубину сна, Таисия проснулась посреди ночи, больше и не пытаясь снова заснуть. Хоть стрелки часов только недавно приблизились к полночной отметке, на небе уже заметно светало.

Девушка села на кровать. Каюту окутывал лёгкий туман холодного света с каждой минутой всё большое проясняющегося дня. В щёлку приоткрытого окна завывал небольшой сквознячок, наполняя помещение прохладой летнего рассвета и тысячами невидимых капель моря, повисших в воздухе далеко вокруг за обозримые горизонты. Таисия думала о доме, о маме, о переплетениях нитей и новых узорах, находя схожими переплетения людских судеб в полотне жизни, об этом невесомом и ласковом рассвете, в который, несмотря на всё произошедшее, несмотря на всё грядущее, ей почему-то стало так тепло и спокойно как никогда раньше. Ещё она думала о Грэгарде…

Неизвестно, сколько бы времени она провела, сидя на кровати, но вскоре, смешавшись воедино с мыслями и воспоминаниями, её вновь окутала пелена на этот раз сладкой дрёмы. Каюта наполнялась всё ещё бледным светом наступающего дня.

Когда поутру раздался осторожный и тихий, но вместе с тем уверенный стук в дверь, Таисия уже проснулась, вновь сидя на кровати, погружённая уже скорее в нежный трепет наполняющего не только помещение, но и сердце рассвета. Недавно она смотрела в окно на небо, меняющееся светлой дымкой облаков, едва подсвеченных в желтоватые оттенки. Будто чувствуя, что он постучит, девушка отвела взгляд.

Размеренно шумели волны, а звуки природы и сонного судна были так полны и ненавязчивы, что сейчас не хотелось никаких слов, способных лишь разрушить эту тонкую и изящную, хрупкую материю тишины, нежно звенящую и играющую ведомую лишь душе мелодию. Девушка продолжала спокойно сидеть, опустив взгляд в сторону от двери, мягко и незаметно улыбаясь, также незаметно для себя обратившись всем телом в ту сторону.

Уже не так громко, но вопросительно повышая тональность на последней ноте, прозвучала пара стуков.

Таисия мягко улыбнулась, вновь посмотрев в сторону двери. Казалось, что таким способом Грэгард переговаривался с ней, словно зная, что она не спит. Ей захотелось подойти и ответить ему на том же получувственном языке перестукиваний. И она почему-то знала, что он поймёт её, не нарушит эту тишину словами, не войдёт, а, быть может, ответит что-то, вновь постучав по двери. Но вместо этого улыбка вскоре исчезла с лица девушки, и, подобрав ноги под себя, как только это было возможно, она легла, почти до макушки укрываясь одеялом.

* * *

Когда Таисия открыла глаза, за окном уже вовсю разгорался день, приближая полдневное время.

Сладко потянувшись, она встала с кровати, по привычке застелив её, пересиливая тягость этих движений, ещё окутанных негой дрёмы. Поблёскивая, по помещению разлетелись пылинки, кружась в своём незримом танце, подвластном дыханиям и ветрам.

Осторожно сев на кровати, хотя скорее хотелось плюхнуться на её мягкие пружины и глубоко вздохнуть, она провела так ещё немного времени, переводя дыхание после сна.

Нежно скрипнув, дверь мягко отворилась, пропуская девушку. Не оборачиваясь, она прикрыла её.

— Ну ты и дрыхнешь! — неожиданно раздался в меру звонкий и уже давно растерявший остатки дрёмы голос юноши.

Грэгард стоял, облокотившись на стену у двери, как раз в той стороне, которая ускользнула от внимания Таисии. Резко вдохнув, девушка молниеносно обернулась.

— Что ты здесь делаешь? — напуганная неожиданностью услышать чей-либо голос, а тем более увидеть здесь юношу, с непроизвольным вызовом спросила она.

— Караулю тебя, — прямо отозвался Грэгард, снова улыбаясь и подходя чуть ближе.

Таисия неспеша начала движение.

— Тебе совсем делать нечего? — оборачиваясь через плечо, да и ступая чуть развернувшись к юноше, немного успокоившись и придя в себя, она вновь обратилась к Грэгарду, а её голос прозвучал с лёгкими игривыми нотками.

Движения стали более раскованными, как, впрочем, и сама девушка, кажется, вновь вернулась в прежнее и такое непривычное, немного пьянящее состояние душевного тепла. Однако пока что-то тревожило её. Быть может, эта непривычная обстановка, ещё не установившийся распорядок, какая-то чистота и свобода от заготовленных фраз и предписанных движений, которые пускай и придумала сама она, но которые проходили через каждый день, гурьбой наполняя их. Размеренный ход судна, море и небо, наполненные солёной влагой ароматов лета и тепла смолянистых досок внутренней обшивки парусника, казалось, сами собой навевали подобное состояние тепла и спокойствия, внутренней гармонии, создавая особую, думается, не столь передаваемую на бумаге, сколь чувствуемую сердцем атмосферу.

— Почему же нечем? — юноша, по обыкновению улыбаясь, с хитринкой взглянул на девушку, нарочито опуская голову и как бы снизу заглядывая ей в глаза, — я занят очень важным делом, — распрямился он, следуя чуть сбоку от Таисии, всё обращённой вполоборота к нему, — я бы даже сказал — миссией… сопровождать единственную, — он сделал особый акцент на этом слове, — на судне и, между прочим, очень красивую девушку.

Он говорил медленно, будучи всем своим видом, каждой ноткой голоса довольным как мартовский кот.

— Охранять её от непонятных… — на последнем слове он ещё больше замедлил речь, оборачиваясь на проходящего мимо моряка, как в подтверждение его слов вывернувшегося на девушку, чуть ли не раздражённо заглядывая за спину Грэгарда, который смерил его таким ощущающимся кожей взглядом, что тот, лишь как-то оскорблённо причмокнув, продолжил идти куда шёл, больше не оборачиваясь.

— Хотя, — юноша как ни в чём не бывало снова возвратился к разговору, — очень даже и понятных… кхм… мужчин, — последнее словно прозвучало особенно интонировано, если не сказать язвительно.

— Может тогда ты собираешься караулить меня и всю ночь? — не заметив всего произошедшего, Таисия продолжала скептически вести диалог, но всё же с лёгкой улыбкой она покосилась на юношу.

Однако в ответ раздалась лишь многозначительная пауза. Казалось, что Грэгард вновь поднёс руку к кончику носа, от чего девушку осенила явная догадка, что он уже и стоял у её комнаты с самой ночи, а точнее, с самого раннего часа, когда сев на кровать, она почувствовала тепло и спокойствие, смогла погрузиться в долгожданную сладость дрёмы…

— Всё-таки это я затащил тебя на судно и теперь несу за тебя ответственность, — продолжил он, возвращаясь к прервавшемуся для девушки лёгкой пеленой какой-то мечтательной задумчивости разговору.

Едва заметная улыбка тотчас же исчезла с лица Таисии, сменяясь суровостью и напряжением высшей степени несогласия и протеста.

— Вообще-то я сама вызвалась плыть с вами, — возмущённо отчеканила она, едва приостановившись.

— Ну разве ты могла остаться, думая, что я нагло удираю из города?.. — мягко, но с неизменной улыбочкой произнёс Грэгард с выражением. Он уже совсем остановился, смотря на девушку.

От возмущения и осознания того, о чём он говорил, Таисия только и успела открыть рот, вдыхая, сбавляя пыл эмоций для последующих фраз, как Грэгард шире распахнул дверь столовой, к которой они так незаметно подошли.

* * *

Как только отворилась дверь, вся команда, уже начавшая обеденную трапезу и о чём-то оживлённо переговаривавшаяся, смолкла, погружая помещение в тишину дыханий, изучающих взглядов и неразличимых ухом перешёптываний.

— Кхм… — звучно начал сидевший спиной к двери по узкой стороне довольно длинного стола мужчина, оборачиваясь к паре, — садитесь, располагайтесь, — он по-хозяйски указал на свободные места, которые разделяли несколько моряков. Проходя мимо пригласившего их к столу мужчины и уважительно кивнув ему в знак благодарности, девушка обратила внимание на его костюм. Кажется, это был капитан судна.

Большую часть помещения столовой занимал сам массивный стол, с двух сторон к которому были придвинуты скамейки без спинок, чтобы можно было с лёгкостью переступить через них, занимая своё место за столом.

Встав за спиной одного из матросов, сидевшего рядом со свободным местом, Грэгард звучно пробил хрипотцу голоса, немного откашливаясь, смотря на макушку сидящего. Поняв недвусмысленный намёк, тот встал, как-то немного раздражённо и скептически вздохнув, хлопнул по плечу сидевшего рядом приятеля. Так, когда двое сместились на одно место влево, освобождая для пары два свободных рядом, через некоторое время девушка переступила скамью, присаживаясь на ещё нагретое место. Кто-то покосился на неё через плечо, на что юноша нарочито громко выдохнул, лишь закатив глаза, вскоре садясь и тем ограждая Таисию от скверных взглядов.

— Ну, вообще, — продолжил кто-то прервавшийся появлением пары разговор, — женщина на судне… сами знаете, — понизив недовольно тон и вместе с тем как-то обречённо выдыхая, возвестил чей-то довольно молодой, почти лишённый хрипотцы голос.

Таисия опустила глаза, тяжело сглотнув, смачивая сухое горло.

— Знаем, — по-свойски, дожёвывая пищу, с вызовом отозвался капитан.

Проглотив и причмокнув, он продолжил:

— Дело в том, что… — отложив столовые приборы, он положил локти на стол, разводя их в разные стороны, опираясь на них, подался вперёд и посмотрел на молодого мужчину, недавно возобновившего разговор средь перестукивания ложек по тарелкам, лёгкого чавканья и иных звуков, свойственных подобным местам, тем более в преимущественно мужской компании. Признаться, в целом обстановка была довольно культурная и сдержанная, а быть может, и выдержанная. — …у нас уже есть одна, — капитан многозначительно кивнул, опуская голову и взглядом разговаривая с молодым человеком, который, прочитав его, отвернулся, продолжая трапезничать уже без особого аппетита. — А что дамой меньше, что дамой больше… Тут уж… без разницы, — вновь причмокнув, продекламировал капитан, облокачиваясь на спинку своего единственного в помещении стула, щедро иллюстрируя речь взмахами рук. Приподнимая плечи, он развёл руками.

Все усмехнулись, вскоре продолжая более раскованно, если не сказать весело, брякать ложками, а в помещении будто стало легче дышать, будто растаяли ещё недавно повисшие напряжение и скованность.

— А кто она? — вырвалось у Таисии, которая и сама порядком опешила от неожиданной смелости.

Грэгард тоже в удивлении и мимолётном недоумении обернулся на девушку, но вскоре, вновь улыбаясь, продолжил обед.

— О-о-о… — мечтательно протянул мужчина, закрыв глаза и вместе с тем чуть приподняв брови. Он явно оживился, будто так и ждал услышать этот вопрос, — она прекрасна! — восторженно, как первые строки поэмы, произнёс он. Сейчас в движениях и манерах капитана было что-то необычное и, быть может, оттого немного странное. Он будто специально перебарщивал с вполне привычными и обычными для него движениями, утрируя их амплитуды и играя интонациями речи.

— Нежна, — он снова прикрыл глаза, сделав плавное движение рукой, словно попробовал что-то изысканное и очень вкусное, тающее во рту едва уловимым послевкусием, — но с характером… — уже более отрывисто и возвращаясь к привычной манере, добавил мужчина, интригующим взглядом обращаясь к девушке и, казалось, к каждому присутствующему.

— Как и подобает каждой Женщине, — последнее слово он особенно акцентировал, а распрямившись в плечах, насколько мог грациозно провёл в воздухе линию, выводя отдалённо напоминающий контур силуэта и поднимая голову соразмерно тому, как опускал руку.

Кто-то снова хихикнул, чуть ли не подавившись супом, многие просто улыбнулись, тая или не скрывая своей реакции. А кто-то так и продолжил трапезничать, не обращая особого внимания на происходящее или не подавая виду, единицы и вовсе скорчили кислые лица так, будто вместо бульона черпали неразбавленный сок лимона. Грэгард, всё это время внимательно наблюдавший за капитаном, сидел уже скорее с озадаченным, если не сказать с немного растерянным видом. Опустив взгляд на тарелку, а затем переводя его на почти полное блюдо Таисии, юноша вздохнул.

— Потом сами увидите, — улыбнулся капитан. Шмыгнув носом, он продолжил обед.

Хотя сам мужчина по всей видимости был человеком лёгким в общении, об этой незнакомке он говорил особенно. Вообще, если бы не костюм, по его манерам, да и комплекции — довольно коренастый, среднего роста, почти что в меру упитанный и с животиком — казалось, будто он всю жизнь проработал коком.

Осторожно сделав несколько глотков уже остывшего супа, девушка, чуть опустив голову, невольно остановила взгляд, устремляя его в неопределённую точку на столе. Лёгкая улыбка сошла с её лица. Таисия вспомнила о недавних словах Грэгарда. Ей стало почти невыносимо находиться здесь. Он специально подстроил всё это… А она повелась. Но зачем?..

— И всё-таки я согласен с Клицем, — размыто и как будто где-то вдалеке раздался чей-то голос. Таисия уже почти не слышала его и последующих фраз, не зная толком, прозвучало ли что-либо после них или нет. Уже не обращая ни малейшего внимания на это, она как во сне поднялась из-за стола и, буркнув что-то, покинула помещение.

Повисла во многом изумлённая и неловкая тишина.

— Доигрались? — вырвалось у капитана, — обидели девушку, ка-ва-ле-ры, — спаясничал он по слогам, — молодцы, что и говорить…

Взволнованно проводив девушку взглядом, Грэгард уже не обращал внимания на последовавшие слова. Он словно понял, что причина вовсе не в находившихся здесь моряках. Немедля он поспешил ей вслед.

— Молодцы, — менее интонировано, медленно, не столько разгорячённо, сколько раздосадовано, сквозь вновь окутавшую помещение тишину произнёс капитан.

После паузы, на автомате возвратившись к трапезе, мужчина импульсивно, но не бросая, отложил столовые приборы. Эмоционально отмахнувшись от сидящих за столом, он пробубнил себе под нос, судя по всему, нечто неприятное по отношению к собравшимся, вскоре отворачиваясь от них, выдыхая и завязывая руки у груди.

* * *

— Стой! Тая! — юноша бежал по коридору, не замедляя шаг, даже когда увидел Таисию, — послушай, я… — немного запыхавшись, скорее больше от волнения, чем от бега, вымолвил он, останавливаясь рядом.

— Я хочу побыть одна, — отрезала та, чуть замедлив ускоренный шаг.

Положительно угукнув, Грэгард всё же продолжил следовать за ней.

Пройдя ещё немного, девушка резко обернулась и посмотрела на него. Их взгляды соприкоснулись. Сейчас её глаза были так близко, как, казалось, никогда раньше, и от того у юноши вновь пробежали мурашки. Так же, как и тогда, ещё в городе… Она смотрела с каким-то нежным укором, который, впрочем, сейчас был не так уж нежен, как однажды, но от того не менее манящ. Сердце девушки забилось ещё сильнее, и на мгновение она отвела взгляд.

— Я тоже, — вырвалось у юноши, и он почти неуловимо дёрнул плечами, а когда Таисия удивлённо обернулась, казалось, что прежняя улыбка заиграла на устах Грэгарда, а рука коснулась кончика носа.

— Одна — это значит наедине с собой, — уже на ходу, не оборачиваясь, произнесла девушка нарочно замедленно и с какими-то учительскими, строгими нотками раздражённости, но и с теми, которые читаются, когда уходит грусть и кажется, что теперь уже хочется улыбнуться, тем не менее не позволяя себе и мысли о том.

— Я тоже, — повторил Грэгард без ноток смущения, наоборот, даже с лёгким ироничным раздражением, подражающим ей, — хочу побыть наедине… — произнёс он уже мягко и нежно, но всё так же уверенно, — с тобой.

Думалось, что после прозвучавшей фразы Таисия вновь обернётся к нему, скользнув на мгновение задержавшимся взглядом, но они уже вышли на палубу, обдуваемую солёным ветром, в ту же секунду развеявшим грузность и затхлость прежних мыслей и обид.

Где-то вдалеке кружили чайки. Помимо просторов водной глади, судно, более последних, окружали просторы небесные. Насыщенно лазурно-голубые и чуть разбелённые к горизонту, такие глубокие и лишь такие, которые бывают летом. Такие, по которым сейчас в лёгкой и едва тревожной безмятежности плыли белоснежные облака, плыли лёгкими разводами, словно сошедшими с пера самой Природы.

Таисия подошла к борту, закрывая глаза, предаваясь морскому ветру и лучам солнца, Природе, миру… Это было так странно и необычно для неё, будто впервые за долгое время она касается их так близко. Будто впервые вот так на «ты» слышит их, ощущает, чувствует… как шумит и посвистывает ветер, как греют лучи, как дышит влагой волна, порой долетая до рук и лица невесомыми брызгами, каждый из которых, казалось, является частицей и целым всего моря. Может быть, она, действительно, впервые останавливается именно и только для них? Для того чтобы их ощутить, почувствовать.

Грэгард остановился у противоположного борта, видимо, тоже глядя по сторонам и вглубь себя, вдыхая этот воздух, единый своими запахами и прикосновениями для всех, кто только вышел бы в эти минуты на палубу, но, согревшись в груди, в толще чувств, эти ароматы становились такими особенными для каждого.

— Скажи мне правду, — глубоко вдыхая, будто вместе с тем пытаясь запомнить, сохранить эти ароматы и ощущения, эти мгновения, чуть выкрикнула сквозь шум перекатов волн девушка, не оборачиваясь, уже и не надеясь, что он услышит. Но через небольшую и такую растянувшуюся для неё шумом моря и всплесками волн, такую бездонную и полную звуков и чувств паузу раздался его голос. Снова как спасение, как мелодия посреди всеобщего шума и гула. Таисия незаметно для себя тихо выдохнула.

— Ты правда хочешь её услышать?..

Она молчала. Быть может, где-то в глубине души не желая. Быть может, будучи пока не готова услышать её, воспринять. И уж точно она не была готова поверить в неё. По крайней мере в ту, которую больше всего боялась услышать, и в ту, в которую больше всего хотела бы верить.

Девушка глубоко вздохнула. Она продолжала так стоять, а на сердце отчего-то стало так легко и тепло. Теперь ей казалось, что он услышит, даже если она скажет совсем тихо, почти шёпотом, одним дыханием, одними губами. И не так был важен сам его ответ, сколько его наличие. Как, впрочем, не столь был важен и её вопрос, сколь его звучание. Главное, они услышали друг друга. Главное, они нашли друг друга.

* * *

Они ещё долго стояли так. И хотя их разделяло всё расстояние палубы, обоим казалось, что находятся близко друг к другу, чувствуя тепло каждого. Так близко, будто похолодевший ветер касался их гораздо дальше. Вскоре день стал сменяться вечером, а на небе всё таяли предзакатные пейзажи, которые уже были незаметны для Грэгарда и Таисии, смотрящих на них сквозь полноту чувств, будто и окрашивающих сегодня небо в такие цвета, будто и касающихся порывами этого ветра.

Опомнившись, Грэгард едва заметно дёрнулся, осмотревшись по сторонам. Отзвенел закат, повиснув капельками морской воды, окрашенной в пастельные и угасающие на небосводе тона, ложась сияющими звёздами на волны, на борта судна, будто неся его вперёд, увешанное свежей росой. Ему казалось, что он давно стоит здесь один, а обернувшись, Грэгард понял, что эти догадки лишь подтвердились.

Глубоко вздохнув, ненадолго возвращаясь в прежние мысли, Грэгард побрёл обратно в столовую, где должно быть уже накрыли к ужину, хотя сейчас он вряд ли смог бы съесть что-либо.

Хмуро войдя в помещение, он занял первое попавшееся свободное место. Ему почему-то думалось, что Таисия не придёт сюда.

— А где?.. — спросил капитан, водя рукой в пространстве, указывая рядом с юношей, на что последний только дёрнул плечами, продолжая смотреть в одну точку.

Мужчина сделал продолжительный вздох, напрягая подбородок.

Когда вся команда собралась за столом, многие стали молчаливо переглядываться, нехотя начиная трапезу, в большинстве случаев опуская взгляды, увидев пустующее место девушки и её тарелку с остывающими угощениями, а также уловив общее настроение, настроение Грэгарда.

— Я пока отнесу… — тихо вымолвил он, вставая из-за стола с порцией Таисии, и, казалось, что после этого чаще и звучнее застукали ложки оставшихся в помещении столовой.

* * *

За окном доцветали краски ушедшего за горизонт солнца, но на судне ещё не зажгли огни, из-за чего в коридорах было темно как ночью.

Таисия сидела на поскрипывающей кровати, по обыкновению заплетая вечером косу. Она смотрела куда-то в пространство мелькающих в воздухе пылинок, поблёскивающих под тёплым светом зажжённой свечи. Девушка думала о доме, о маме… Мысленно представляя, что сейчас сидит в своей комнате, а за стенкой готовится ко сну уставшая после рабочего дня женщина. Таисия смотрела на играющий огонёк, представляя мерцание своей прежней свечи.

Почему бы тогда ей просто не подойти к маме и не обнять перед сном. Хотя даже эти тёплые, щемящие грудь чувства сейчас были не менее теплы, чем иногда бывают «запланированные», переходящие в своеобразный ритуал, а не моментальное выражение чувств, объятия. Сейчас она чувствовала, ощущала её куда ближе, чем находясь с ней в соседней комнате.

Забытьё мыслей прервал чей-то пристальный взгляд, точнее, безудержное и даже более чем настораживающее ощущение того, что на девушку кто-то уже довольно долго безотрывно смотрит. Затаив дыхание, Таисия медленно обернулась в сторону дверного проёма. Сердце бешено заколотилось, а затем будто на мгновение и вовсе замерло, когда всё тело вздрогнуло от неожиданности и секундного ужаса. Из чёрного проёма не затворённой до конца двери на неё уставились два светящихся глаза, и, прежде чем рациональные мысли взяли верх над испугом, в голове пронеслась куча неосознанных, но вводящих во временный шок оторопелости предположений.

— Мр-няу, — деловито растянуто раздался чей-то голосок, а через несколько мгновений тёплый свет каюты осветил лоснящуюся пепельную шёрстку потёршейся о косяк кошки, которая теперь села, так же внимательно смотря на Таисию, но уже в обозримом для последней месте.

Облегчённо, но всё же ещё отрывисто выдохнув, девушка разглядывала вошедшую особу. Её шерсть была средней длины, особенно распушаясь на светлой грудке, панталонах и хвосте. Переливающиеся серебром ушки направлялись в сторону Таисии, однако одно из них едва заметно то и дело поворачивалось в сторону коридора, оставляя подконтрольной, казалось, всю обстановку, царящую на судне.

Понаблюдав ещё немного за незнакомкой, кошка вальяжно зевнула, от чего длинные белые усы на время веером переместились вперёд, а на фоне розового ротика обнажились длинные клычки. Причмокнув, она медленно направилась к Таисии. Лапки без преувеличения и оспаривания этого факта со стороны любого из находящихся на борту хозяйки судна темнели книзу, переходя дымчатыми оттенками к пушистым «тапочкам».

Усевшись рядом с кроватью, кошка ещё раз, но уже более тихо и менее продолжительно, мяукнула, смотря на гостью. Её голос был немного пискляв, что несколько капризными и своенравными нотками только подчёркивало аристократическое происхождение дамы. От края её зелёно-жёлтых, подведённых тёмными, а после контрастно светлыми шерстинками глазок отходили две аккуратные более тёмные, чем основной цвет кошки, полоски. Такие же шерстинки неоднородного по всей длине, но тёмно-пепельного к кончикам цвета создавали едва различимые полоски и на лапках. И тем не менее обобщённое определение «серая и полосатая» было неуместным и попросту оскорбительным для этой особы, которая ловко запрыгнула на кровать, буркнув что-то во время прыжка.

Таисия порядком опешила от такой уверенности и в определённом смысле стремительности действий новой соседки, точнее, это именно девушка была новой соседкой.

Обладательница шершавого коричневого и обведённого более тёмным по краям изящного носика на спешила готовиться ко сну. Она осторожно приближалась к Таисии, знакомясь с ней, обнюхивая её. Девушка в свою очередь так же аккуратно, чтобы не спугнуть настороженную, но вместе с тем внутренне спокойную кошечку, поднесла руку к пушистой головке, от чего своенравная красавица наклонилась, уходя от прикосновения, немного подавшись назад. Но обнюхивая через некоторое время руку Таисии, она коснулась своим тёплым и сухим носиком кончика её пальца, а вскоре девушка уже смогла погладить особу по головке, точнее ей было позволено это сделать. И, кажется, на мгновение кошка прикрыла глазки от удовольствия, хотя даже употреблённое слово звучит как-то невежливо и грубо по отношению к этому удивительному созданию, если только не будет написано с большой буквы.

* * *

Из приоткрытой каюты доносился приглушённый свет, растворяя темень коридора на многие метры, чему несказанно обрадовался шедший с ужином и налитой до самых краёв чашкой чая юноша.

Войдя в покои, предварительно постучав, проявляя мастерство эквилибристики с удерживанием тарелки со столовыми приборами и кружки, Грэгард так и застыл, не веря своим глазам. На кровати сидела девушка, укрыв ноги накидкой, а рядом с ней, облокотившись на неё и вальяжно вытянув лапы, лежала серая кошка, с нагловатым прищуром смотря на потревожившего её сон юношу, который, улыбнувшись, посмотрел на Таисию.

Глаза пушистой незнакомки округлились, а зрачки сузились, наблюдая за бесцеремонностью и невоспитанностью вошедшего человека. Последний тем временем прошёл чуть дальше, положив ужин на стоящий рядом с кроватью стул, в последний момент всё же немного разливая душистый чай.

— Пф, — чихнув, дёрнула головой пепельная особа, спрыгивая на пол и с возмущённым видом шествуя к выходу, деловито и важно подняв хвост.

Грэгард проводил её долгим взглядом, а когда дама удалилась, приоткрыл дверь ещё больше, выглядывая в коридор, где на небольшом расстоянии от каюты остановилась кошка.

— Извините, — немного язвительно, но тем не менее добродушно подшутил юноша, умильно улыбаясь вслед прекрасной особе, которая лишь на мгновение повела ухом в сторону доносящихся звуков. Однако она всё же осталась сидеть посреди прохода коридора, нервно подёргивая хвостиком.

— Н-да, — покачал головой Грэгард, возвращаясь в каюту, — интересно, как её зовут, — он обернулся к Таисии, которая, едва наклонив голову, смотрела на него с лёгкой улыбкой и укором.

Юноша снова улыбнулся, опуская взгляд.

— Может, Тася? — уже без тени улыбки на лице, но с игривым блеском в глазах вымолвил он, на что девушка отвела взгляд, выдыхая.

— У неё наверняка уже есть своё имя, — произнесла девушка, усаживаясь удобнее.

Он улыбнулся, по привычке касаясь кончика носа.

Позже, как-то тяжело выдохнув, Грэгард, оставляя в выражении лёгкую и, казалось, извечно присущую ему шутливость, сел на подхватившуюся табуретку.

— Что?.. — удивлённо и встревоженно спросила девушка, когда он будто что-то хотел сказать, но не стал, устремляя куда-то в сторону такой странный для него отдалённостью, немного уставший, но всё же полный дум и чувств, полный души взгляд.

— Нет, ничего. Просто… — не договорив, повышая интонации, юноша остановил на ней вскоре вновь скользнувший куда-то в сторону взгляд, — просто, — понизив тон, закончил он.

— Ты ешь, — обернувшись уже в дверях, постарался улыбнуться Грэгард. Оканчивая разговор на этой более позитивной ноте, всё же не сгладившей недосказанность и тишину повисших немного вязких приходящей дрёмой мыслей, он тихо покинул каюту, в которой остался лёгкий шлейф его запаха, казавшийся Таисии таким знакомым и приятным, что она глубоко вдохнула, прикрывая глаза.

* * *

В столовой все уже начали расходиться. Грэгард, оставаясь немного понурым и грустным в своей задумчивости, сел на прежнее место, не обращая внимания на происходящее вокруг. Он сидел, смотря в пустоту и вместе с тем в глубину своих мыслей и чувств, которые будто не удерживались в нём, не вмещались в его грудь, вырываясь невидимыми наружу, и казалось, что рядом сидящие могли почувствовать их, услышать… Почувствовать его настоящего.

Вскоре в помещении остались только двое: он и капитан, терпеливо дожидавшийся, пока остальные не спеша закончат трапезу. Грэгард, видя это, тем не менее продолжал также сидеть, безотрывно погружённый уже в немые, даже для разума, думы, текущие порой куда более правдивыми потоками где-то в сердце.

— Сегодня ваш приятель передал мне курс нашего следования, — начал капитан, сперва даже не глядя на юношу, — вы точно знаете, куда нам надо идти? — спросил он, чуть понизив голос и подавшись вперёд, смотря молодому человеку в глаза проницательно и внимательно, немного изучающе, с вдумчивым любопытством.

— Да, — уверенно ответил Грэгард, вскоре открыто и серьёзно взглянув на мужчину, — но я не знаю, где найти мастера, — уверил он, после чего усмехнулся капитан, а юноша горько улыбнулся, вновь не отнимая взгляд от неопределённой точки на столе. Привстав, капитан как-то одобрительно пару раз хлопнул Грэгарда по плечу, продолжая смеяться.

И хотя было видно, что у мужчины осталось немало вопросов, после ответа юноши он стал заметно менее настороженным и сдержанным, продолжая разговор в более свойской и дружеской манере, которая была так привычна для него. Он словно почувствовал молодого человека, того настоящего, чьи чувства и мысли в те мгновения не были сокрыты под вуалью социальных игр, домыслов и предубеждений.

— Ладно. Вижу, ты парень хороший, а ежели что, тебе самому отвечать… Посему знай, что мы с командой пойдём куда скажешь.

В ответ Грэгард только кивнул с едва заметной улыбкой благодарности и опустил взгляд, продолжая смотреть куда-то дальше казавшихся обычными вещей…

Погружённым в себя юношей всё вокруг сейчас воспринималось наполненным чувств и воспоминаний, но больше чувств, которые актуализировал весь мир, каждый предмет и даже определённое освещение, будто воспроизводящие в его памяти конкретные переживания, вместе с тем наполняясь для него и настоящими чувствами, мыслями, создаваемой в нём атмосферой этих минут. Несмотря на происходящее, эти чувства всегда были какими-то тёплыми, своими, наполняющими душу, а быть может, и проясняющими её для сознания, как бы открывающими заслонку её кокона. Социально-психологического кокона души, сформированного стихийно, но не без нашего участия, не без нашей ответственности. Хотя существуют и такие механизмы адаптации, которые порой могут лишь сделать более толстыми стенки этого панциря, заглушить внутренний голос. Это просто есть и некоторых своих проявлениях как наша бессознательная защита, что ни в коей мере при избыточности своей не может служить оправданием душевной чёрствости.

— Мы тоже однажды за мастером одним шли, — кажется, уже продолжил недавно начатый рассказ капитан.

За окнами шумело море, величественно, как живое, оно плескалось волнами, ударяющимися о прочные и такие хрупкие перед его мощью борта идущего судна. Море чем-то схоже с людьми. Смотря на простирающуюся гладь, не всегда можно представить его невероятную силу, порой не постижимую разуму, но лишь сердцу, от чего захватывает дух. Эта сила пускай иногда и одухотворённых в людском представлении водных масс, а человек… Кажется, его внутренняя сила другой природы, способная быть куда сильнее… И сильна она своей Любовью. Любовью, думается, лишь с которой мы истинно можем воплощать дар творения, которой соединяются сердца, окутывая ею весь мир. Любовью, которая, кажется, первозданно сильнее всего дурного. И даже определять её через силу представляется неправильным. Она есть смысл, есть суть.

Конец ознакомительного фрагмента.