Главное правило реальности – не запутаться в своих иллюзиях

Милена Коффи, 2022

Оставшись без всего и продав свой дом, две сестры решают отправиться в Нью-Йорк: большой город дарит иллюзию свободы, благодаря которой можно стать кем угодно, ничего при этом не имея. Но, стоя на вокзальной платформе в ожидании поезда до сияющего мегаполиса, они едва ли догадываются, что ждет их на новом месте. Смогут ли героини забыть жуткое происшествие, из-за которого им пришлось уехать? Или же все снова закончится кошмарной трагедией? Особенно, если одна из сестёр больше не вернётся домой… Комментарий Редакции: Чем дальше в лес, тем злее волки – чем глубже в текст, тем сложнее оторваться! Гармония шипящего триллера и паутинистого детектива – залог фонтанирующего интереса, который неисчерпаем сам по себе.

Глава III

В тот момент, когда гусеница решила, что жизнь окончена, она превратилась в бабочку^[4]

Самые умные люди, как и самые сильные, находят счастье в том, где другие нашли бы только катастрофу: в лабиринте, в суровости по отношению к себе и другим, в трудностях. Они наслаждаются властью над собой: для них аскетизм становится второй натурой, необходимостью, инстинктом.

Ницше

Я проснулась раньше, нежели бы мне хотелось. Оттого, что в квартире было ужасно холодно, и к тому же Джулианна перетянула на себя все шерстяное одеяло. Зимнее холодное солнце освещало комнату тусклым светом. Его лучи не доходили до углов комнаты, оставляя их во мраке. Я выглянула в окно, солнце вставало где-то справа, на востоке, но его не было видно из-за снеговых белых туч. Большие хлопья вовсю засыпали тротуары и дороги, потому машин было немного, а те, что были, — ехали с включенными фарами. Ветер усиливался, и стекла дребезжали от резких порывов. Да и снега не убавлялось, что уже начинало представлять опасность как для водителей, так и для пешеходов. «И для жильцов наверняка», — подумала я, вспоминая, как часто обрывались электрические провода из-за метелей и нам по нескольку дней приходилось жить в доме со свечками и греться у старого, но верного камина. «Камин, точно», — вспомнила я и встала босыми ногами на мягкий ковер, бесшумно ступая в темный угол. Глаза постепенно привыкли к темноте, и я разглядела длинные спички для поджигания газовой горелки. Как только загорелся огонь — повеяло теплом, я поднесла руки ближе, чтобы их отогреть, а потом и вовсе села в старое кресло, стоявшее поблизости, и укуталась пледом, которым укрывалась всю ночь. Я придвинулась максимально близко, и тепло постепенно стало убаюкивать, плавно погружая меня в беспокойные грезы.

* * *

За окном так выло, что становилось жутко.

— Электричества снова нет. Все провода оборвал этот ветер, — заходя со двора в дом, прокомментировала Джули, струшивая с себя снег и протягивая мне дрова для затопки камина.

— Как там Джек? — спросила я, бросая сухие поленья в костер, а принесенные сестрой сложила рядом, чтоб они успели просохнуть. Джулианна села рядом на деревянный стул, протягивая руки ближе к огню, из которого летели искры и слышалось потрескивание.

— Спрятался в своей конуре. Вьюга его с ума сведет, как и всех нас.

— Мне страшно, — тихо сказала я. Это был единственный раз, когда мы говорили то, что чувствовали, не уходя от переживаний и не пряча их в недрах души.

Мне тоже, — так же тихо ответила сестра и подогнула под себя ноги. По ее задумчивому лицу прыгали желтовато-рыжие блики от огня, на высоких скулах выступил легкий румянец от тепла, светлые брови нависли над самыми глазами, а губы сжались.

— Нам нужно уехать скорее отсюда хоть куда-нибудь, — сказала я, подбрасывая дрова в огонь. Столп искр поднялся вверх, сильнее освещая комнату.

— Мы уедем, как только получим деньги за дом, а это уже совсем скоро. Буквально пару дней. Хорошо, что у нас согласились купить за такой короткий срок, — в ответ на это я саркастически согласилась.

— Ага, только мы отдаем дом чуть ли не даром.

— За его настоящую цену мы бы не за три недели все успели, а куда больше.

— Это правда.

Наступила тишина, слышалось только тиканье часов, вой метели за окном и хруст поленьев в камине.

— Какое сегодня число? — спросила сестра, чем застала меня врасплох. Я сразу попыталась вспомнить что-то, от чего можно оттолкнуться и посчитать дни. Но не могла. Все эти дни были такие бесцветные и как один похожие друг на друга, что их скорее хочется забыть. Что мой мозг и сделал. Потом я вспомнила, как на Рождество нам соседи принесли праздничные угощения и просили поужинать с ними, от чего мы благодарно отказались, потому как нужно было приводить дом в порядок, разбираться с документами по продаже, а вчера нам сказали, что зайдут посмотреть дом послезавтра, то бишь после Нового года.

— Сегодня тридцать первое декабря, — умозаключила я.

— Значит, с Новым годом, — сказала Джулианна и извиняющимся взглядом посмотрела на меня. Я кивнула ей в ответ и улыбнулась.

— Извини меня, — почти неслышно проговорила сестра. Я непонимающе посмотрела на нее. — Это из-за меня в маму выстрелили, я привлекла его внимание.

Я помотала головой, не желая этого слышать.

— Хватит, никто в этом не виноват, кроме тех, кто ее убил. А если уж так разбираться, то из-за меня ты пошевелилась. Но это все ложь. Никто не виноват, кроме того, кто нажал на курок, никто, Джули, запомни это.

— У каждого в шкафу висит три костюма, — вспомнила Джулианна любимую присказку матери и внимательно посмотрела на меня, — костюм палача, костюм леди и костюм монашки. И только от нас зависит, какой костюм мы выберем. Никогда особо не понимала, что это значит.

— Точно не знаю, но, кажется, я начинаю понимать.

Мы снова замолчали, и со двора послышался протяжный вой Джека.

— Мелисса, нам нужно что-то делать с Джеком.

— Мы можем завести его в дом, — пожала плечами я, не понимая, зачем задавать мне такой элементарный вопрос.

— Нет, ты не поняла. Мы уедем меньше чем через неделю, я надеюсь, но взять с собой мы его не можем.

— Почему это? — мои брови сдвинулись, и лицо приняло хмурый вид от той задачи, которую озвучила старшая сестра.

— Мы сами точно не знаем, куда поедем, и у нас нет столько денег, чтобы оплатить его перевозку и содержание там. Мы безработные.

— Нет, погоди… Но мы не можем оставить его здесь, его здесь некому оставить. Он на всех бросается, кроме нас.

— Да и к тому же он старый, его никуда не захотят брать, — печально сказала Джули. Я сжала кулаки.

— Надо что-то придумать! Придумать, чтобы…

— Чтобы что? — спросила сестра. — Чтобы он не ел и умер от горя, он и так все время ждет, когда вернется наша мама. Нет, он будет очень мучаться.

— А что ты предлагаешь?! Застрелить его?!

Сестра кивнула. Я почувствовала прилив ярости.

— Черт! Черт! Нет! — я вскочила и швырнула деревянную табуретку в стену, она разломалась и с грохотом упала на пол. — Мы должны взять его с собой! Должны!

Уголки губ Джулианны опустились, нижняя челюсть дрогнула, но она не проронила ни слезинки. Я стояла, сжимая и разжимая кулаки, сердце колотилось. После сломанной табуретки мне стало немного легче, но внутри все бунтовало от той несправедливости, которая с нами происходила, от той безвыходной ситуации, в которую мы попали.

— Джулианна, послушай, — попробовала спокойно говорить я, но в голосе еще скользила та резкость и злость. — Я думаю, есть хоть какие-нибудь способы не делать этого. Придумать что-то другое.

— Я много думала, — ее голос дрожал, но не было никаких слез. — Ты думаешь, я предложила первую попавшуюся мне идею? Нет. Это обдуманно, но у нас нет других способов. Успокойся и подумай сама.

Я попробовала успокоиться и стала рассуждать вслух.

— Можно усыпить, — предложила я.

— Не получится, — помотала головой Джули, — местных ветеринаров нет, а из города сюда ради такого никто ехать не будет, тем более все дороги занесло и у нас их тут нескоро очистят.

— Может, крысиный яд… Или его все-таки кто-то возьмет себе? — практически без надежды спросила я.

— Он будет мучаться от яда. Нет, не тешь себя надеждами, Мелисса, посмотри на всю эту ситуацию реально. У нас нет больше способов, а этот способ будет быстрым.

Я принесла из кухни стул и, сев на него, стала массировать виски, потому как от эмоций сильно разболелась голова.

— И кто это сделает? — мой голос дрогнул.

— Не знаю, — сипло ответила сестра и глотнула комок слез, который не давал ей говорить.

— Я не смогу это сделать, нет. Не смогу, — я закусила губу так больно, что из нее пошла кровь. Я пыталась успокоиться.

— Хорошо, значит, сделаю я, — она посмотрела на меня затуманенными от слез глазами и кивнула, давая понять «не волнуйся, все нормально, я сделаю это».

— Давай бросим монетку, — предложила я.

— Нет, — она помотала головой. — Если выпадет твоя сторона монеты, ты все равно не сможешь это сделать, ты слишком эмоциональна, если ты промахнешься и не попадешь в голову, то будет только хуже. Надо сделать это быстро и наверняка, чтобы он не страдал.

Я кивнула, мне незачем было спорить. На следующий день, после встречи с будущим хозяином нашего дома, мы отправились к охотнику Райану, живущему в паре кварталов от нас. От него несло виски и жареным мясом. Мы объяснили ему всю ситуацию, он почесал заросшую бороду и сказал:

— Что ж тут скажешь — дерьмово. Я бы вам помог, будь то кабан или курица, в общем-то, что мы едим. А так это, если убить, — грех получается.

Я печально вздохнула.

— Не для вас грех, конечно, — оправдался он, — у вас обстоятельства.

— Так что, дашь оружие? — сухо спросила Джулианна.

— Да, конечно, — кивнул он и протянул нам пистолет в кобуре. — Будьте осторожны.

Когда мы уже хотели выходить на мороз, он нас остановил и протянул бутылку ирландского виски.

— Я хранил ее для особо трудных дней, но чувствую, вам она нужнее, — его карие маленькие глаза выражали сочувствие. Мы взяли бутылку с собой. И напоследок он крикнул:

— Если сделаешь два глотка, руки не так сильно дрожать будут. И не смотри в глаза.

Весь этот день мы копали яму, делать это было непросто из-за снега, но к вечеру другого дня мы закончили. Чем ближе было время, тем меньше нам хотелось есть, спать и тем больше мы молчали.

— Завтра утром нам нужно все собрать, купить билет и уехать, желательно в тот же день, — сказала Джули, я ответила кивком, мне не нужно было этого говорить, я и так это знала.

Когда темные сумерки практически все поглотили, я увидела, как сестра открутила крышку у виски, которое стояло на кухонном столе. И сделала куда больше двух глотков. В это время я зарядила пистолет и вышла попрощаться с Джеком. Я понимала, что ей нужно было побыть пару минут наедине с собой. Джек встретил меня радостным лаем. Я опустилась коленями на снег, чтобы быть на уровне его глаз. И прижала его к себе, в носу невольно защекотало. Нельзя давать волю слезам, это можно сделать потом, когда все закончится. Он радостно облизывал мне лицо и преданно смотрел в глаза, я чувствовала руками тепло, обнимая его. Потом встала и туго привязала его к будке, чтобы он не мог сильно дергаться. Потрепала его по голове и отошла. Из дома вышла Джулианна. Она остановилась недалеко от Джека, который извивался от радости из-за появления второй его хозяйки.

— Джек, сидеть! — как можно тверже скомандовала я. Терьер послушно сел, не переставая задорно вилять хвостом.

Джулианна сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, закрыла глаза, снова открыла и прицелилась. Джек гавкнул, не понимая нашей игры с ним. Руки слегла дрожали, но она напряглась, еще раз прицелилась, задержала дыхание и нажала на курок. Послышалось взвизгивание и эхо от выстрела. Джули медленно опустила руки и, шаркая ногами, поплелась в дом, как будто выстрел забрал все силы, какие в ней были. Я отвязала Джека от будки, замотала его в старую простыню и отнесла в яму, которую мы вырыли. Закапывая его, я позволила себе плакать, потому что, войдя в дом, я должна была стать опорой сестре. Горячие слезы обжигали мне щеки на морозе, оставляя заледенелые дорожки на щеках. Потом я скинула весь кровавый снег и насыпала сверху чистый, притоптывая все. «Вот и конец, — подумала я. — От Джека осталась лишь будка и еще свежие следы лап на снегу».

Я вытерла слезы и вошла в дом.

Джулианна сидела в кресле около камина и пила виски. Когда я подошла к ней, она протянула мне бутылку, я взяла ее. Виски огнем разлилось по моему горлу и желудку, я отдала бутылку ей обратно.

— Сегодня я впервые в жизни пожалела, что меня научили стрелять, — сипло сказала Джули. Я кивнула в ответ и посмотрела на ее заплаканное пьяное лицо. Это первый раз за двадцать лет моей жизни, когда я увидела ее такой.

— Джули, он прожил хорошую жизнь, и самое главное, он не мучился.

— Мда уж, вот это оправдание за убийство, — и она разрыдалась.

Она плакала взахлеб и, заикаясь, произнесла то, что мучило ее больше всего:

— Я такая же убийца, как и те, что убили маму, — я пододвинулась к ней ближе и обняла ее. Огонь из камина отражался янтарным пламенем в бутылке виски.

— Не хочу даже слушать это! Джули, нам пришлось это сделать — и это то, что отделяет тебя от тех, кто убил маму. Ты не хотела этого делать, и мы искали способы избежать этого, а они нет.

Сестра посмотрела на меня яркими от слез голубыми глазами.

— Ты не считаешь меня убийцей?

— Нет, и никогда не буду считать, — твердо ответила я, выпуская сестру из своих объятий. — Я считаю тебя самым сильным человеком из всех, что я знала.

* * *

Я проснулась оттого, что мне было очень жарко. Хлопковая кофта стала мокрой насквозь. Встав с кресла, я огляделась: сестры не было, постель заправлена, и яркое солнце уже вовсю светило в окно. Теперь комната выглядела куда уютней. Я прислушалась — было слышно, как льется вода в душе. В кухне уже лежало несколько купленных пицц. Взглянув на часы, я поняла, что сейчас начало первого. Практически обед. Я выключила газовый камин — в квартире было достаточно тепло. Сев в кухне, я сонно засмотрелась в окно, в голове мысли еще были спутаны и туманны, но что я знала точно — это то, что мы с сестрой уже просто ненавидим этот снег. Из-за него создавалось чувство, что все то, от чего мы так хотели уехать, будет преследовать нас и здесь.

Примечания

4

Just when the caterpillar thought the world was over, it became a butterfly (англ. посл.).