Счастливая женщина. Вдохновение любить

Мила Стояновская

Молодая учительница с двумя маленькими детьми, скрываясь от притеснений мужа и родственников, тайно уезжает в далекий северный край, и в влюбляется в тихую спокойную жизнь на новом месте. Она очарована красотами севера и его людьми. Найдет ли она свое счастье? Как сложится ее дальнейшая судьба? Стоит только догадываться, какие трудности поджидают ее на жизненном пути.

Глава 7

Между тем наступил октябрь. Тёплая осень со своими волшебными красками, голубым, как льдинка небо и последними погожими деньками, была на исходе. В конце октября начались затяжные холодные дожди, стали пустеть от листвы парки и скверы города.

Однажды уже поздненько вечером Вадим пришёл к Тане и категорически заявил:

— В общем всё. Или завтра подаём заявление или расстаёмся.

Таня растерялась:

— Я не могу так сразу. Мне надо подумать, — сказала она.

— Сколько ещё можно думать? Уже полгода думаешь, — возразил Вадим, — ну, хорошо. Сейчас выйдем, прогуляемся, ты ещё десять минут думаешь, и пойдем, скажем моим родителям, что мы женимся.

Они вышли на улицу, где было ветрено, и моросил мелкий дождь. Вадим крепко держал Таню за руку. Прогуливаясь, он каждую минуту спрашивал у неё:

— Ну что, надумала?

— Ну, я не знаю, — ответила Таня — ну, вот какая семья у нас будет?

— Вот такая советская семья у нас будет, — показал он поднятый вверх большой палец.

— Но я ведь ничего не умею, готовить, например, — возразила она ему.

— Я тебя всему научу, я умею, — он обнял её за плечи и ободряюще улыбнулся.

— Так ведь дети должны быть, если замуж… — растерялась Татьяна.

— Конечно, и дети обязательно будут, — твёрдо сказал он, став вдруг серьёзным.

— Но, как же? А вдруг я родить не смогу? — спросила Таня.

Вадим быстро и осторожно провёл рукой по её груди, Таня ойкнула.

— Вот видишь, «малина» уже давно поспела, сможешь, — заверил её Вадим.

— Какая малина? — растерянно сказала Таня, — Октябрь уж заканчивается.

— Это я тебе потом объясню, — торопил её Вадим.

— Ну, послушай, — всё ещё сопротивлялась Таня, — ну, вот какой из тебя муж?

— Да, нормальным я мужем буду, может даже хорошим, — хитро улыбался Вадим, заглядывая ей в лицо, — ну что, надумала?

— Ой, я ничего не знаю, ничего не умею, какая из меня жена, — опять попыталась возразить Таня.

— Нормальная жена из тебя получится, — убеждал Вадим, — ну, что, надумала, наконец?

— Я счастливой хочу быть, — тихо сказала Таня.

— Счастливой? Ну, это само собой! Ну, чего ты, а? — торопил Вадим.

Что-то внутри Тани сопротивлялось, было какое-то предчувствие, предостерегающее не совершать этого шага. Но она прогнала эту мысль, не дав ей укрепиться в горячем мозгу, не понимая, хочет ли она связать свою жизнь с Вадимом? Радости, о которой она читала в книгах, возникающей в такие моменты, в душе не было.

Продолжая беседу в том же духе, он тихонечко, не выпуская Таниной руки, вёл её в сторону своего дома. Дойдя до подъезда, мягко проговорил, взяв в свои ладони обе её руки.

— Ну, Танюш, полчаса уже думаешь. Пойдём к моим, скажем, что мы с тобой поженимся, пока они ещё спать не легли. Хватит уже нам вот так ходить, я тебя очень люблю и больше не хочу расставаться с тобой каждый вечер. Я хочу, чтобы ты всегда была рядом. Ну, пойдём?

Они поднялись по лестнице на четвёртый этаж. Дверь открыла Вера Петровна. Она была в ночной рубашке, родители Вадима готовились ко сну. Быстро сняв обувь и взяв Таню за руку, Вадим провёл её прямо в родительскую спальню, усадил на диван, стоявший против родительской кровати. Сам сел рядом с Таней, крепко прижал её руку к дивану, видимо, предполагая дальнейшие события. И торжественно объявил:

— Страшно как-то и совсем нет ощущения счастья. А ведь должно же быть! Почему? — размышляла она.

— Мама и папа, мы с Таней завтра идём подавать заявление в ЗАГС. А вы, пожалуйста, засылайте сватов к родителям Тани или что там ещё….

Дальше началось то, чего Татьяна ожидала меньше всего, точнее совсем не ожидала. Вера Петровна, воздев руки вверх, вдруг нараспев запричитала, как плакальщица на похоронах:

— Ой, Вадик, да что же ты делаешь? Ведь ещё не нагулялся, не пожил вволю для себя, а уже хомут себе на шею надеваешь? Да она ведь даже ещё не работает! — со взрыдыванием приговаривала мать Вадима так, как будто, Тани здесь вовсе не было, да и недостойна она здесь вообще быть, — ей ведь ещё долго учиться. Копейки же в дом не будет приносить, такой хомут, сынок, подумай, — с подвыванием голосила она, раскачиваясь из стороны в сторону, упорно совсем не замечая Таню.

Отец Вадима сидел рядом с ней на кровати в нижнем белье, виновато поглядывал в сторону молодых и только приговаривал:

— Ну, хватит, Верока, перестань.

Вера Петровна голосила минут пять или больше, но это неприятное время показалось Татьяне вечностью. Ей хотелось встать и бежать куда подальше, но Вадим удерживал её, крепко прижимая её руку к дивану. Он шептал ей:

— Не обращай внимания, она сейчас успокоится.

Наконец, устав от причитаний, Вера Петровна и впрямь затихла совсем. И тогда сын объявил своим родителям:

— Вопрос решённый, я женюсь, хотите вы того или нет.

На следующий день Вадим явился к Тане и стал поторапливать её скорее собираться, ведь через полчаса открывался ЗАГС.

— Не забудь паспорт, а лучше дай его мне, потеряешь ещё, — вдруг заволновался он.

Заявление заполняла Таня под диктовку Вадима, он весь сиял от радости, был очень оживлён, суетясь возле неё. Таня растерянно оглядывалась, стесняясь чего-то.

Бракосочетание назначили на 30 декабря, так решили оба. В этом году выпадало целых три дня выходных в Новогодние праздники. Это было очень удобно: никому с работы отпрашиваться не придётся. И можно спокойно веселиться все эти три дня. Гуляй себе! Вадим откровенно ликовал, Таня была намного сдержаннее, её одолевали мысли о том, что может ждать её с такой свекровью.

До свадьбы оставалось больше двух месяцев, а через неделю после подачи заявления, Таню пришли сватать родители и родственники Вадима.

Сваты, пройдя предварительные церемонии типа: «У вас товар, а у нас купец», ну, и тому подобное, перезнакомились и уселись за стол. Они дружно принялись за угощение, обсуждая, между тем как лучше обустроить свадьбу. Обсудили: где и как будет проходить гуляние, сколько предполагается гостей с каждой стороны и так далее. Вадим и Таня сидели во главе стола, взявшись за руки. Всё вроде бы было спокойно и по-деловому. И тут неожиданно мать Вадима высказалась:

— Уж, прямо и не знаю, брать вашу Татьяну или нет? Невеста то с душком, — сказала она, презрительно поджав губы.

Вероятно, она имела в виду, что Таня отдалась Вадиму до свадьбы. И как она об этом узнала? Тане показалось: никто не понял, к чему это было сказано. Но слова эти очень не понравились родителям Тани.

Обидевшись, мама Татьяны даже хотела выпроводить гостей сразу же вон, но взглянув на дочь и будущего зятя, поняла, что разлучить этих двух молодых людей, пожалуй, будет не под силу никому. Вадим и Таня, сидели, взявшись за руки, склонив друг к другу головы, совершенно безучастные ко всему происходящему, они ничего не видели и не слышали, что было рядом с ними, полностью поглощённые только друг другом — такие голубки. И Мария Николаевна сделала вид, что ничего обидного не слышала.

Свадьбу было решено играть три дня: первый день отдавали молодежи, так как у обоих было много друзей, и два дня предполагалось отвести для родных, которых тоже было немало, особенно со стороны жениха. Всё как планировали жених с невестой. Платье для невесты заказали у портнихи, знакомой Веры Петровны, из очень красивой ткани необычной фактуры и белизны, которую она же и принесла с работы. Если бы Тане самой пришлось искать ткань на платье, ей бы не в жизнь не найти такой.

Вера Петровна работала на складе в одном из крупных магазинов города, в её руках был весь дефицит. По этой причине она водила дружбу с очень полезными людьми, которых у неё было множество и практически во всех сферах.

Главным критерием в жизни Веры Петровны был её принцип: «чтобы все завидовали». Исходя из этого, и свадьба должна была пройти на таком уровне. Невесту следовало принарядить соответственно, чтобы все родственники и многочисленные гости обзавидовались. А о женихе вообще в этом смысле не было и речи. Ему полагалось выглядеть ничуть не хуже Муслима Магомаева, очень популярного в те годы советского певца.

В хлопотах время летело быстро, Вадим и Таня, так же, как и взрослые были озабочены подготовкой к свадьбе. Сразу после работы Вадим бежал к Тане, чтобы обсудить, что ещё необходимо сделать для веселой и интересной свадьбы.

Однажды Вадим пришёл к Тане, какой — то напряженный, даже злой, спросил после тяжелого молчания:

— Может нам не жениться?

Таня такого вопроса не ожидала, удивилась.

— Вчера только с ума сходил, так срочно хотел окольцеваться, а сегодня такие вопросы… странно как-то, — подумала она, но вида не подала, спокойно ответила:

— Ну, давай.

Конечно, ей не понравилась такая перемена в настроении Вадима, тогда она даже не догадывалась, не чувствовала «откуда ветер дует». Спрашивать ни о чем не стала, подумала:

— Захочет, сам всё объяснит.

Вадим неожиданно переменил настроение, услышав ответ Тани, однако заметил, что она помрачнела, поспешил её успокоить:

— Ну что ты, я глупость сказал, на самом деле я жду не дождусь, когда мы, наконец, поженимся.

А тут ещё Танина мама вдруг стала просить её:

— Танюша, зачем ты за него идёшь? Местные все злые, жадные. Разве ты не видишь, какая у него мать? Трудно тебе будет доченька, ой как трудно.

— Ну что ты, мама, я же не с ней жить буду, а с Вадимом. Он меня в обиду не даст, — сказала она вслух, а про себя подумала, — Ах, мамочка! Ничего-то ты не знаешь… Пролетела непутёвая дочка твоя. Куда же теперь на попятную? — сожалела Таня о своём опрометчивом поступке, — Но он-то вроде не отказывается жениться, наоборот, меня уговаривает.

— Да, если бы я не видела, как он тебя любит, то никогда бы не разрешила тебе идти замуж за него. Как хотелось мне его родню ещё со сватовства выгнать вон, — продолжала Мария Николаевна.

Не зря говорят «любовь слепа». Таня ничего не видела, да и видеть не хотела, она чувствовала, что любима и нежилась в ласковых объятиях своей любви. И к тому же теперь она уже не представляла в роли своего будущего мужа кого-то другого, ведь она стала женщиной, и Вадим был её первым мужчиной. Вот только опять проявила свою натуру Вера Петровна, как-то спросив у обоих.

— Гостям что показывать будем? Простынь-то с кровью должна быть.

Татьяна вспыхнула от стыда и опустила глаза. А Вадим тут же осадил мать.

— Мама! Таня порядочная девушка, и не смей такие глупости про неё говорить! Что мы, в прошлом веке живём? Бред какой, простынью перед гостями трясти…

— Ну, конечно, порядочная… А только так положено! — злобно выкрикнула Вера Петровна.

— Танечка, ты внимания на неё не обращай. Сама не понимает, что говорит, — успокаивал Вадим, расплакавшуюся Татьяну.

Она рыдала и корила себя за то, что не удержалась тогда, отдавшись Вадиму.

— Зачем я это сделала? Вообще, всё зачем? О чём я думала тогда? Что же натворила я, непутёвая… — не могла она остановиться.

Вадим успокаивал её, как мог.

Глупая. Она тогда ещё не понимала, что такая натура, какая была у Веры Петровны, всегда найдёт оправдание своим словам и поступкам. И всегда сможет очернить любого, вставшего на её пути. Она об этом ничего не знала и людей таких ей ещё встречать в жизни не приходилось…